Loe raamatut: «ПОД ЗАПАХ ГНИЛЫХ МАНДАРИНОВ»

Андрей Старовойтов

ПОД ЗАПАХ ГНИЛЫХ МАНДАРИНОВ

история найденного смысла в размытости перспектив

2022г.

В этой истории отсутствуют выдуманные события и персонажи. Тем не менее, из уважения к людям, которые невольно стали героями книги, к памяти ушедших навсегда, а также к их семьям, многие имена и прозвища были сознательно изменены. Я желаю каждому оставшемуся в живых – все-таки найти свой единственный верный путь, а также – обрести гармонию с близкими и самими собой. Тем же, кого с нами, увы, больше нет – успокоения их вечных душ! Работая над книгой, я ни в коем случае не хотел никого обидеть, а старался беспристрастно передать события, которые происходили со мной и окружающими меня людьми. Я воспринимаю случившееся именно так, как описано на последующих страницах, но не претендую на то, чтобы мое мнение воспринималось истиной в последней инстанции. Каждый имеет право на свою точку зрения и собственную оценку произошедших событий.

Глава 1. Конец начала.

Ну, вот, теперь можно и написать немного о своей не столь длинной, но не слишком и короткой уже жизни, которая много-много раз могла стать несоизмеримо нынешнему положению вещей короче. Жизнь эта – совсем не пафосная биография великого деятеля одной из привлекательных сфер, заслуживающих восхищения и поклонения (типа Златана Ибрагимовича с его угонами велосипедов (да этот парень просто псих, с ним лучше не связываться)), не какая-то экстраординарная история выживания в нестандартной ситуации (типа "Жизнь Пи" или "Шантарам"), нет… Здесь все намного прозаичнее и будничнее, зато может быть где-то искреннее и совершенно точно реалистичнее и ближе для большинства жителей огромной страны. Хотя в плане реалистичности, тут уж даже глупо с чем-то сравнивать. Большинство "достижений" нормальному человеку не пришло бы в голову доносить до кого бы то ни было, а уж гордиться ими, так уж действительно – полная клиника. Да я и не горжусь вовсе…

Зачем я все это пишу? На то есть несколько причин:

1) у меня серьезные проблемы со здоровьем. Медицины в нашей стране сейчас не существует, поэтому сложно говорить с какой-то обоснованной долей уверенности, но я предполагаю, что у меня отказывают почки. Я лежу дома в кровати и мне особенно нечем заняться. Для чтения чего-то заставляющего шевелиться серое вещество сейчас нет ни сил, ни желания; все интересующие меня фильмы в приложухах на SMARTе я уже видел, поэтому мне ничего не остается, как придаться ностальгии и посмотреть на свою жизнь с высоты (а может со дна) прожитых лет;

2) я сам отец! Да-да! При том дважды отец! Хотя я такой молодой и веселый, модный и молодежный, но тем не менее я бы очень не хотел, чтобы мои дети столкнулись с тем, что пришлось испытать мне. Конечно, я не дурак и не "старперец", чтобы не осознавать того факта, что я не смогу закупорить их быт, вырастить в тепличных условиях и оградить от всех опасностей, которыми щедро одаривает своих обитателей окружающий мир. Но, вместе с этим, я бы хотел передать часть своего негативного опыта тем, кому только предстоит познакомиться со взрослой жизнью и сделать выбор в пользу того или иного вариантов пути развития. Если хоть одного человека мой пример убережет от лишних, создаваемых самим себе проблем, значит и я проделал свой путь не просто так;

3) а вообще, я как-то депрессивно начал, наверно из-за не очень хорошего самочувствия ноне! В жизни моей было много прикольного и веселого! Я встретил массу крутых неординарных людей, попал во множество анекдотических ситуаций, перепробовал очень много всяких крутых штук (и я сейчас не об изменяющих сознание препаратах (хотя и этого хватало с лихвой)), меня любили замечательные девушки, а я любил их, я испытал всю гамму эмоций – от бесконечной тоски (тот момент, когда я стоял на крыше высотки, скользя по обледеневшему склону крыши и лишь доля секунды с половиной граммами везения разделяли настоящий и загробный миры в моей истории) до истинного счастья!

Собственно, как-то так… Что-то особенно редактировать, за исключением грамматических ошибок, в этой рукописи я не буду. Она сложится из заметок-воспоминаний, лиц, которые вынесет на поверхность темного водоема лет, память, забавных и не очень фрагментов мозаики проб и ошибок повзрослевшего мужчины, в душе так и оставшегося тем самым мальчиком, который был в компании младше всех и мечтал, чтобы хоть одна девчонка обратила на него свое внимание…

Это не исповедь! Это чтиво! Это не призыв! Это возможность скоротать время! Это не трактат, а собственный жизненный опыт!

Итак, со вступлением вроде разделался… Теперь, с чего бы начать… А давайте не будем банальными и начнем с…

Глава 2. Через затяжку.

Я не помню когда я выкурил первую сигарету… Вроде это было лет в десять или что-то в этом роде. Довольно рано, но что уж поделать. Зато я точно помню когда я первый раз выпил "через затяжку"! Ну кто в детстве-юности не пил "через затяжку"? Ух, вот это лютая хрень! Пишу и даже сейчас интересно. Не проделывал подобного лет двадцать… А что, это правда вставляет?.. Вспомнил бы былое, если б не почки…

Ладно! Помню это было пиво! "Ячменный колос. Светлое". Тогда продавали такой пивас. Он считался самым "кошерным". Еще были "Золотой колос", "Таопин"… Чуть позже их все заменила "Балтика" различных номеров.

Я каждое лето с самого рождения тусовался в деревне у бабушки. Они с дедом не были деревенскими. Отнюдь! Это были очень образованные и интеллигентные люди. Бабушка – врач-хирург, дедушка – инженер, поработавший на высших руководящих должностях не одного и не двух предприятий не одной и не двух областей! К моему мало-мальски сознательному возрасту (когда я что-то начал понимать) они уже были пенсионерами. Приобретя на накопленное за трудовые годы себе дачный участок в красивом, более-менее удаленном от городе месте, под названием "Степанчиково" (в дореволюционное время – крупное процветающее село – на двести изб, ныне ни одного местного жителя, зато дачники "выкупили" живописность ландшафта и понастроили теремов не в пример канувшим в Лету боярам, но об этом позднее). Там была речка, лесок, достаточно земли под огороды и старый домик, который усилиями деда и дядьки превратился во вполне себе пригодный для жилья, по крайней мере в летний период. Хоть и насчитывал он всего две комнаты, да кухню, народу там собиралось в теплое время года довольно много. Как сейчас помню: дед, бабушка, мама (когда была в отпуске), я, старший брат, двоюродная сестра (тоже старшая), не говоря уже об ее родителях, которые правда заезжали ненадолго, проведать дочь. Как водится, в тесноте, да не в обиде. К тому же, дома все собирались в основном только спать и изредка пережидать непогоду.

Дедушка умер тем летом, а я в первый раз выпил через затяжку… Вот такие маркеры. Расстроила ли меня смерть близкого человека? Безусловно! Грустил ли я по деду! Да! Искренне грустил! Настолько, насколько может понимать и осознавать масштаб произошедшего двенадцатилетний пацан.

Это было первое лето наших тусовок с "плотинскими". Это было первое лето моей новой "взрослой" жизни, когда мы начали собираться ночами, когда в компании появились особи противоположного пола, когда мы стали в открытую материться и считать себя дико крутыми, выпивая бутылку пива или несколько стопок самогонки (да, мы их тогда считали и хвастались на утро кто больше осилил), а затем валяясь по придорожным репейникам и крапивам, выблевывая из себя драгоценную волшебную амброзию вместе с кусками огурцов, сорванных на ближайшем рандомном огороде. Да, мы были очень крутыми парнями! Круче нас были только киногерои с плакатов из журналов (Арни, Слай ЖКВД) и наши же "старшаки", которых мы, не в пример нынешнему поколению, боялись, как огня и уважали побольше родителей.

Я помню, как двое "старшаков" схватили меня на мосту, заломали руки, а третий прописал с ноги в лоб! Не сильно, так для профилактики, дабы не расслаблялся. Что интересно, и мысли у меня не возникло тогда кому-то пожаловаться, заплакать, начать угрожать карательными органами или нечто в этом роде… Да нет конечно! Неприятно, но жить можно! Никуда ты не денешься от этого.

Зато, не дай Бог, кто-то посторонний удумал бы сотворить со мной или моими друзьями-односельчанами подобное. Все "старшаки" поднялись бы в тот же вечер и наказали наглецов. А если бы силы противника превышали их, все равно бились бы до последнего, но ущемление своего просто так не оставили, приняв за личное оскорбление! И мы – малышня гордились тем, что были "своими" для таких серьезных крутых пацанов, которым в массе своей не было и двадцати лет. Много ли их осталось в живых? Очень надеюсь, что да, хоть и связь практически со всеми давным-давно утеряна…

Все их бабушки-дедушки много лет назад уже отошли в мир иной, а деревенские хибарки проданы за бесценок новым владельцам, сровняны с землей и на месте их стоят высокие красивые дачи, где совсем другие обитатели пишут свои жизненные истории…

Когда я узнал о смерти деда, так летел из соседней деревни на велосипеде, что думал расшибусь в клочья. Хотя нет, вообще тогда об этом не думал, просто хотел поскорее добраться до дома и поддержать бабушку. Друг мой деревенский, Коля, что на год старше меня, ни на сантиметр не отставал. А когда приехали, весь дом уже был наполнен соседями, которые приходили тогда помогать в беде не по просьбе, а по велению сердца.

Велосипед…

Как говорил раньше, тусить мы со своими Степанчиковскими парнями ходили через речку к новым друзьям-подругам. Это было не то, чтобы далеко, минут пятнадцать-двадцать средним шагом. Шли туда обычно всей гурьбой, а вот возвращался чаще всего я один, так как гулять меня отпускали часов до десяти (или до одиннадцати по особым праздникам), а остальных ребят дольше. Возвращаться одному было стремно, потому что по пути предстояло преодолеть сразу два препятствия. Первое – это плотинский мост, на который приезжала по вечерам отдыхать вся окрестная гопота из близлежащих деревень. Получить там по щам было плевым делом, а могли и пырнуть. Другой дороги до дома просто не существовало, поэтому, если издалека вырисовывались силуэты гуляющих там местных "колбасеров" на своих разбитых "Москвичах" и мотороллерах, то приходилось либо пережидать, когда они уедут за очередной порцией спиртного, либо бежать мимо них изо всех сил, не оглядываясь, в надежде, что никто не рванет вдогонку. Мы не были трусами, но по сравнению с сельскими тупорезами были просто детьми, которые при всем желании ничего не смогли бы противопоставить им. А этим дядям, залившим шары поганым пойлом, было абсолютно плевать на то, что перед ними двенадцатилетние пацаны. В основном прокатывало, но пару раз товарищи серьезно огребали – так, что поверженных уносили на руках. Потом были какие-то междеревенские разборки, но панацеей от вывернутых в обратную сторону носов это служило слабой!

Вторым препятствием на пути было сельское кладбище, через которое лежал путь к моему дому. Не между могил, конечно, но вдоль ветхой его оградки мне приходилось проходить с пугающей частотой. Казалось бы, должен привыкнуть, а хрена с два! Ребенок. Темнота. Тишина. Деревня. Поди привыкни! Столько страшных историй, рассказанных деревенскими у костра, не визуализировалось в моей бурной поэтической фантазии ни до, ни после…

А вот иногда мне было не страшно! И я готов был прописать "двоечку в лоб" любому дерзкому потустороннему духу, рискнувшему бы преградить мне дорогу во тьме. Мог я сломать об колено любой скелет, восставший из могилы с целью помешать мне добраться до родного крова! И знаете почему? Ну конечно, потому что бывал в те моменты не кисло накидан местным "кальвадосом" от тети Зины или дяди Васи.

В этот же раз я был вдвойне смел и горделив, так как дернул пивка "через затяжку". Мне помнится, я вообще не видел никакого кладбища и просто пер к дому на автопилоте, зигзагами. Черт меня дернул в тот день взять с собой велосипед. Я падал с него раз пятьдесят, а может и больше. Предпоследнее, что я помню – устал идти и тащить этот хренов велик. Сбоку кладбище. Под ногами щебеночная дорожка. Собираюсь с мыслями, запрыгиваю на седло и начинаю крутить педали. Свободное падение вниз лицом! Щебенка! Солоновато-сладостный вкус обволакивает весь рот. Пятая точка кверху, велосипед в кустах, голова в щебне! Этакий страус. Ух как же потом болело стесанное в мясо лицо… Но это потом!

Последнее, что помню: прокрался в дом, залез с головой под одеяло, чтобы не надышать перегаром в комнате, где уже спят мама и бабушка. Вертолеты. Икнул. Неудачно икнул. Обе женщины отмывают залившуюся в уши блевотину и клянут непутевого сопляка на чем свет стоит! Мне пофиг! Словно издалека, осознаю, что с утра будет совсем не пофиг! А сейчас норм.

А ведь дедушка умер недели две назад…

Глава 3. Битва на мосту.

"Рыжий" был по меркам Степанчиково весьма колоритным персонажем! Да, наверно, и не по деревенским мерилам тоже не затерялся бы нигде. Чувак приехал в поселок с пафосным названием "Гидроузел" в тринадцать лет, проведя все детство в столице. Не помню, что именно заставило его мать взять единственного отпрыска и сорваться с ним в Богом забытую пердь – то ли долги каким-то мутным людишкам, то ли желание керосинить подальше от городской движухи, то ли еще что-то такое, чего в том возрасте мне точно было не понять. В любом случае, какие-то причины у нее точно имелись, иначе сложно объяснить их переезд в населенный пункт, который даже на картах найти вряд ли получится.

Познакомились мы, когда Рыжему было шестнадцать, а мне или тринадцать, или четырнадцать. Я склоняюсь к первому варианту, но это не слишком важная подробность. Интересно то, как именно произошла наша первая встреча. Если честно, я этого вообще не помню, но Рыжий уверяет, что все было именно так.

Тусовали мы в то лето на берегу реки – с другой стороны моста, на территории плотинских. Костер, самогоночка, сигареточки – все как полагается. Деревенские вечера не отличались разнообразием, но скучать нам точно не приходилось!

И вот там оказался Рыжий. Вроде он знал плотинских. Это, собственно, и логично, ведь они все были из Гидроузла, а он жил там уже два или три года. Объясню, что такое Гидроузел: весь поселок состоит из пары двухэтажных домов, по два подъезда в каждом – всего тридцать две квартиры (не во всех из них жильцы), а вокруг ряды сараев, бань, кто на что горазд, в общем. Очень компактное поселение. Одна беседка на всех, один общий сад с яблоками. Местные "аборигены" всегда жили несколько удаленно от остальных деревень покрупнее и не очень радовались тому факту, что наша ватага стала нарушать их размеренный уклад жизни своими ежедневными визитами. Но, что поделать, в Гидроузле жили целых две девчонки, да и с пацанами мы сразу сдружились. Плюс самогон можно было купить практически в каждой квартире. Да, еще и у одного местного предпринимателя, державшего ряд "палаток" по окрестности, в Гремучем и в Красном Знамени, прямо в гараже находился склад продовольствия, которым заведовал его батя – элитный выпивоха дядя Вася. У дяди Васи всегда можно было купить сигарет, пивка и прочих ништяков, типа чупа-чупсов или мороженного. Все эти радости стоили несколько дороже, нежели в магазине, но огромным плюсом было то, что не надо тащиться за тридевять земель, и дядя Вася никогда не спрашивал наших паспортов, а с самого начала поверил в то, что все мы совершеннолетние и имеем право на любые покупки. Короче, Клондайк на минималках!

Придя на берег, к толпе веселых полудетей – полутинейджеров, аппетитно упарывающихся до поросячьего визга самодельным алкоголем, Рыжий притащил с собой двоюродного старшего брата, приехавшего погостить (скорее всего "отсидеться") из Москвы, а  так же друга этого самого брата. Были эти двое дюже хмурыми пацанами, лет по тридцать отроду и килограмм по сто двадцать живого веса. Вроде как, какие-то бандиты. Больше я ни того, ни другого в жизни не видел. Друга брата вынесем за скобки, а вот сам брат к Рыжему тоже больше не приезжал. Вероятнее всего, в который уже раз отправился надолго за решетку или еще дальше. Не знаю. Не суть.

Возвращаясь к вечеру знакомства с Рыжим, опять-таки с его слов, все они втроем не слабо обкололись "герычем". После этого им стало скучно и они пошли на голоса. Придя к нашему огоньку, все эти хмурые рожи сели чуть поодаль, уперли головы в ладони рук, локтями стоящих на коленях, и начали гонять свои неторопливые наркоманские мысли в головах. Но, не тут-то было, откуда ни возьмись, сзади появился я, в своем любимом неадекватном, от четырех стаканов косорыловки, состоянии, кубарем скатился с пригорка, запнувшись, упал на них, словно снег на голову, разрушив идиллию и сломав бедолагам кайф. От такой наглости все эти типчики, конечно, немного протрезвели, но остатки "прихода" калечить себе не стали и тихо ретировались в сторону дома.

Как говорилось ранее, двоих из этих новых ночных знакомых я больше в жизни не видел, а вот с Рыжим мы потихоньку сдружились. Сначала он очень всех напрягал своим подчеркнуто вычурным слэнгом и манерой наряжаться в лакированные туфли с белым пиджаком на деревенские посиделки у костра. Но основная причина всеобщего отторжения была не в манере одеваться и даже не в том, что девяносто девять процентов его историй невооруженным взглядом расценивались, как откровенная брехня. Нет. Я долго не мог понять почему так не любят его практически все вокруг. И понял намного позже, когда Рыжего уже давно в моей жизни не стало. А причина была банальна и проста. Просто Рыжий отличался от других! И дело было не в цвете волос (кстати, рыжих всегда недолюбливают). Конечно нет! Просто Рыжий всегда имел свою точку зрения и ни перед кем не тушевался ее озвучивать. Он пожил в столице и привез оттуда понимание музыкальных стилей, молодежных течений и моды, о которых мы на тот момент даже не слышали. Он понимал, что возраст, не подкрепленный какими-то весомыми заслугами, сам по себе не является причиной пиетета. И, самое главное, Рыжий никогда и ни перед кем не прогибался. Он не был физически развит, высок или жилист. Наоборот, он резко выделялся своей плюгавостью среди других деревенских (именно деревенских, с кем учился в сельской школе Гремучего). Но, он всегда позиционировал себя выше других. Рыжий так и не перестал считать себя москвичом, переехав в глушь. Корней в глубинке он так и не пустил, чем бесил деревенскую гопоту. Лицо и тело его покрывались все новыми и новыми шрамами, но Рыжий просто не мог иначе. Себя он так и не потерял и, забегая вперед прожив в деревне еще лет десять, окончив какую-то шарагу, вроде мясо-молочного училища, он все-таки вернулся назад в столицу. На этом следы его, для меня, окончательно затерялись и больше мы никогда не встречались.

Был у него один приятель из наших – степнчиковских, Валерик Точило, с забытой улицы. Нормальный паренек, со слегка протекающей крышей, но до поры до времени не буйный. Правда дерзкий и несговорчивый до безумия. Как что не по его, сразу в бутылку лезет. Ну, вот идут они как-то с Рыжим через плотину, из Гидроузла в Степанчиково. а на мосту, как всегда, толпа упитой гопоты из Красного Знамени, на этот раз. Красное Знамя это – совхоз, километрах в пяти от Степанчиково. Довольно крупный и народу там живет в разы больше. Местные в основном все бухают, а чего там еще делать? Между собой все передрались, скучно, вот и стали  по округе рассекать в поисках новых оппонентов. Детины здоровенные, все как на подбор – кровь на молоке. В основном все отслужившие уже – ВДВ, Чечня за спинами.

Мы бегом обычно через мост, а Рыжий с Точилом – парни авторитетные на селе, им бегать не с руки. Ну и прут они молча в Степанчиково. Очкуют, конечно, хоть и не признаются, но идут. Руки в карманы, глаза в асфальт вперили и шагают, авось да прокатит и не заметят их. Ан нет! Заметили:

– Э! Але! Ну-ка подь сюды, – слово за слово, подходят.

– Чокого? Кто такие? Местные? Кого знаете?

Ну наши, мол, да местные, всех знаем, а сами понимают, что тут уже знай – не знай, а драки не избежать. Эти обрыганы сюда только за этим и приперлись из своего "зажопинска".

– Как звать вас?

Наши молчат, в глаза не смотрят.

Здоровенный такой детина, Дима Фаустов, ВДВ-шник, Рыжего за шкибот хватает:

– Рыжий, тебя спрашиваю, как звать?

Тот взгляд поднимает, и не моргая в глаза прямо глядя, цедит сквозь зубы:

– Не рыжий, а Сергей Дмитриевич для тебя!

ВДВ-шник сперва немного опешил, но сразу же в себя пришел, обрадовался даже:

– О, – говорит, – совпадение какое! А меня Дмитрий Сергеевич, как раз! – и в бубен Рыжему, раз-второй, а другие толпой уже Точило пинают по почкам, в кустах.

Валерик рассказывал потом, что когда услышал это "Сергей Дмитриевич", у него, конечно, душа в пятки сразу прыгнула, но так весело на ней стало в тот момент, что аж пятки те защекотало. Он, конечно, понял, что сейчас их будут безбожно лупить, но выступил Серега ох как достойно. Будет что рассказать, если насмерть не забуцкают.

Короче, изметелили их нормально так – почки отбили, носы расковыряли, зубы не повыбивали, но поскалывали передние. Поджопников дали на ход ноги и наши герои дальше пошли в Степанчиково. Мост миновали и сидят умываются в реке, кровь сплевывают. Из темноты силуэт вырисовывается. Присмотрелись, Дядя Коля Жаворонок – наш местный алкаш деревенский, из мужиков. Думают, хоть бы этот стороной прошел. Фиг вам, заметил их, подходит. Мол, что да как? Кто обидел? Ну, парни нехотя рассказывают. Жаворонок в героизм, типа, охренели они что ли совсем, в нашей деревне наших хлопцев трогать! Пошли, мол, мстить сейчас буду за вас! Рыжий с Точилом не горят желанием! Дядя Коля орать! Ну, пошли, ладно…

Мост назад перешли. Жаворонок без разговор "мельницу" включает руками – троих за минуту в глубокий нокаут отправил. Фаустов с ним "раз на раз" вышел. Мужик его тоже забивать начал сперва, но тут у молодого, видимо, в голове ВДВ, Чечня и т.д. Какой-то немыслимый крик издает, и из стойки, с вертухи Жаворонку в "щи". Тот как стоял, так плашмя и упал без сознания! Рубаха на нем была, только пуговицы на ткани воротника остались висеть, словно галстук на голое тело надет. Рыжий с Валериком его за руки схватили и опять бежать на другую сторону моста. Ничего, очухался, даже вроде забыл что случилось и пошел дальше самогонку искать в своем "галстуке". Мы еще долго потом его за глаза "галстуком" звали, смешно же!

А Фаустова этого зарезали лет через пять в пьяной драке на кухне дома в его Красном Знамени.

А Дядя Коля Жаворонок года через два сел в свою шестерку кофейного цвета, приехал на пост ГАИ и говорит:

– Хочу заявление написать! У меня машину угнали!

ГАИ-шники:

– Хорошо! Какая марка/модель?

– Шестерка кофейная!

А сам в ней сидит! Они его вытащили. Скрутить смогли (он тогда ослабел уже сильно) и отправили в "дурку" его лечиться от белой горячки.

Там Колюху так пролечили, что вышел он овощем полнейшим, а через пару месяцев вновь "прикладываться стал". В общем, года не прожил и помер.

Глава 4. Что есть я?

Кто я? Что я? Нам всем рано или поздно приходит в голову этот вопрос, не так ли? Блин, да нет, не так! Мне вот, например, не приходил и не приходит… Это в фильмах, в книгах герои терзаются внутренними метаниями, пытаясь осознать смысл своего предназначения! Они бросаются из крайности в крайность в осмыслениях и переосмыслениях собственной значимости для истории. И в этом нет абсолютно ничего плохого! Ведь, искусство во многом тому и служит – поиску смыслу жизни, осмыслению истинных ценностей и прочим интеллектуально-духовным догматам. Но это  – искусство – язык аллюзий и аллегорий, метафор и гипербол! В реальной же жизни ничего этого нет. По крайней мере, в моей реальной жизни не происходило. Метаний и страданий, стремлений и полутонов, конечно, хватало, но они, как бы это правильно донести, не были духовными и высокопарными, а наоборот, скорее необдуманно-действенными, если существует такой термин. То есть, что я хочу донести, я  никогда не сидел и не раздумывал о жизни на предмет – кем я стал, кем я хочу стать, что будет со мной через год, пять лет и тому подобное. Более того, я даже о выборе профессии никогда не задумывался. Я просто просыпался каждый день, зачастую желая чтобы он поскорее закончился. У меня были какие-то увлечения, но серьезно чем-то я никогда не интересовался.

Родители мои развелись, когда мне только-только исполнилось шесть лет. Я не чувствовал себя по этой причине каким-то обделенным или ущербным. Наверняка, большинство моих одноклассников тоже росли в неполных семьях, но я этим как-то особенно не озадачивался. Просто, когда в одном из младших классов меня повели к школьному психологу, я упорно рассказывал ей о том, как мы живем дружной семьей – я, брат, мама и папа, все вместе и даже расписывал – кто за что отвечает в хозяйстве. Уже много позже до меня дошло, что я и попал-то к ней только по той причине, что рос не в полной семье. А еще намного позже мне довелось узнать, что неполные семьи являют собой особую группу риска для детей. Вот в таких рисковых условиях я рос и взрослел.

Мама моя растила меня одна. Отец не то, чтобы не хотел помогать, но мать всячески вычеркивала его из нашей жизни, а потом он видимо и сам, устав биться в закрытую дверь, смирился с этим и не перестал навязываться. Мама много работала. Она – участковый врач. По причине того, что ребенком я был капризным и балованным (родители же сражались на ранних этапах за пальму первенства моего благоволения), в ясли, а тем более в детский сад, я ходить отказался после двух попыток привода туда. Я выл, кричал, ныл, канючил, после чего мама бегом возвращалась за мной и уводила с собой. Так как, вести меня было особенно некуда, она брала меня с собой на прием в поликлинику или на обход вызовов по участку. Я за это время насмотрелся на больных бабушек-дедушек сполна. Конечно, я плохо помню то время, но в памяти навсегда осталось мамино чуткое отношение к каждому своему пациенту. Всех она знала по имени-отчеству и каждый норовил подольше порассказывать ей о своих личных проблемах: про соплячек – внучек непутевых и пятидесятилетних сыновей на выданье! Мама всех слушала и всем сопереживала, поэтому рабочие смены ее длились дольше других – зачастую до самой ночи.

В школу меня отдали с шести лет. Я был в классе семилетних самым младшим, что меня, опять-таки, не сильно беспокоило. Я довольно быстро влился в коллектив, несмотря на то, что ни одного человека там не знал, а многие уже были знакомы по яслям-садикам.

Забирала меня чаще всего из школы бабушка – мамина мама. Она также была врачом, только хирургом, но к тому времени уже вышла на пенсию и подрабатывала в приемной комиссии военного комиссариата. Если кто-то не знает чем занимается хирург в данном учреждении, то расскажу: он говорит призывникам снять трусы и смотрит все ли нормально с их писями, открывается ли головка члена и прочее. Короче, мне шестилетнему, бабушка покупала пакет кураги (как сейчас помню), сажала рядом с собой и разрешала рисовать пока она проводит осмотры. Мне было дико стыдно там находиться, а парням раздеваться перед каким-то краснеющим школотроном, жующим курагу и не знающим куда деть глаза от их междуножных змей.

А, вообще, бабушка была классная. Она никогда не ругалась, научила меня играть в карты, шахматы и шашки, разрешала рубиться в "Денди", хоть и боялась за посаженный кинескоп древнего телевизора ВЭПС, который они с дедом по-стариковски называли ВЕПС. В итоге их драгоценный ВЕПС переиграл и уничтожил мои глаза. Примерно в то время я начал терять зрение и к середине средней школы уже практически ничего не видел без очков. Надевал я их только на уроках, так как западло быть на переменах "очкариком – в жопе шариком", но передвигался я без очков, в основном вслепую, а товарищей различал, в большинстве своем, по силуэтам! Только к концу школы и уже позже, в институте, я забил на стеснение и начал носить очки на постоянной основе. По причине развившегося к тому времени алкоголизма, я довольно часто менял различные оправы. Но об этом потом…

А зачем я вообще пишу эту главу? Да просто потому, что за все время школы, за все десять лет, никому из родителей или просто родственников, которые всегда с радостью вписывались в мое воспитание, ни разу не пришла в голову мысль спросить меня – кем я хочу стать? Все так носились со мной, проявляли максимум ответственности, чтобы я не простыл, хорошо учился, позже старались оградить меня от тлетворного влияния друзей и улицы, что за всей этой суетой позабыли о том, что помимо деструктива существует и конструктив! Ни разу никто не задался вопросом моих интересов, стремлений, желаний. Всем было плевать на то кем я стану. Видимо настолько плевать, что и я как-то неосознанно решил, что это не так уж и важно. Я жил без мысли о том, что когда-то придет момент взросления, выбора жизненного пути… Наверно поэтому я и не получил интересующей меня профессии, не понял чем именно хочу заниматься в жизни, не отпускал детство намного дольше сверстников… Мне до сих пор постоянно кажется, что вокруг меня взрослые, а я ребенок, даже когда общаюсь теперь уже с младшими по возрасту людьми. Я и сейчас, будучи мужем и отцом, а по совместительству – сыном очень пожилых родителей, не вырос до конца…

Я начал с вопросов – задумывался ли я в детстве о том "кто есть я? или "что есть я?", "кем бы или чем бы хотел стать в этой жизни?", "какой путь избрать для себя, какую профессию?". Отвечаю – нет, не задумывался!

Задумываюсь ли теперь? Да, порой бывает… Вот только в жизни моей добавился вопрос, а ответов как не было, так и нет…

Глава 5. Дуст.

"Дуст" всегда был падок на разного рода увеселяющие средства. Чего он только не пробовал: от чифира до лосьона для бритья, от зубной пасты до гуталина. От всего этого он надеялся получить кайф, а в результате своих экспериментов получил не слабые проблемы со здоровьем, начавшиеся с элементарной дистонии (мотор начал барахлить с малых лет) и закончившиеся… Точнее вообще не закончившиеся, а только приумножающиеся.

Но обо всем по порядку. С Дустом у меня связано много забавных воспоминаний. Вообще, он был довольно комичным персонажем, со всеми этими своими самодельными наркотиками и алкоголизмом, но есть один момент связанный с ним, который остается в памяти любого человека.

Дуст раньше жил в Туле (поэтому на районе, где я гулял в юности его все называли "Туляк", а "Дустом" его прозвали мои одноклассники, точно уже не помню почему). Он неплохо учился и даже, вроде как, закончил школу с серебряной медалью. Но потом в его жизни произошла трагедия – умерла мама и Роман (так его звали на самом деле) был вынужден переехать к отцу в Нск. Его "папаша был хронический алкаш" (с) "Сектор газа" и собственной квартиры не имел, а проживал, в свои весьма почтенные годы, у мамы – бабушки Дуста – бывшей школьной учительницы на пенсии. Ох, сколько же крови они попьют этой несчастной старушке прежде, чем она "покинет этот говенный мир" (с) "Харли Дэвидсон и ковбой Мальборо"…