Красный блокчейн

Наконец, полицейские развели их в стороны и стали разбираться в претензиях один-на-один.

Полицейский рядом с богиней невозмутимо выслушал её крики, внимательно посмотрел на лежащего Хунбиша, потом ладонью сделал жест: вверх. Его подняли и поставили на ноги. Он не видел того, кто его держит: руки были заведены за спину и зафиксированы в положении, за которым начиналась боль.

– Этот? – полицейский обратился к богине.

– Ах ты долбаный албанец, – ткнула в него твёрдым пальцем богиня. – Купишь мне последний айфон, понял?

– Ладно, ладно, – отвёл её руку полицейский. – Разберёмся. Спокойно.

Богиня хотела что-то ещё сказать, но полицейский без промедлений потянул Хунбиша за собой.

– Айфон! – крикнула ему вслед богиня. – Сделаешь как надо, быстро!

Хунбиш начал было оборачиваться, чтобы дать понять, что услышал, но полицейский предотвратил манёвр и направил его вперёд.

– Ну-ну, – сказал он. – Спокойно.

Они подошли к патрульной машине с беззвучно крутящимися мигалками. Полицейский развернул его, обхлопал карманы. Вытащил паспорт, кошелёк, ключи, телефон. Раскрутил обратно, сфотографировал на телефон и усадил на пассажирское сиденье.

– По-русски понимаешь? – спросил он.

Хунбиш кивнул.

– Сиди тут, – сказал полицейский. – Не дёргайся. Не думай даже выйти. Ясно?

– Да, – сказал Хунбиш.

– Сиди, – сказал полицейский и размашисто хлопнул дверью.

* * *

Я изложил в древовидном порядке иерархически все чины, отмеченные внешними отличительными знаками, затем ранжировал должности и чины от главных к второстепенным. Не ограничиваясь этим, я обозначил их классы, номенклатуру, а также свойственные им почести и привилегии. К лицам вне классов, степеней и чинов относятся: патриарх Стамбула, кесарь, новелисим, куропалат, василеопатор, зоста патрикия, магистр, ректор, синкел, архиепископ Болгарии.

Клиторология. Филофей

* * *

004

Остаток ночи Хунбиш провёл на исцарапанной лавке в маленькой каморке. Было душно, и отдалённо угадывался сладкий бомжовский запах, который, похоже, впитался тут намертво, как бы камеру ни отмывали. От этого запаха желудок неожиданными сокращениями пытался выбраться наружу. Хунбиш пробовал лечь, но было слишком жёстко. Локоть и колено ныли.

В тёмном углу чернело что-то вроде влипшей намертво в пол ветоши. Одна стена была панорамно зарешечена, и он мог видеть профиль дежурного, сидящего перед стеклом приёмной. Дежурный ковырялся в телефоне, задумчиво улыбаясь. Иногда принимал звонки и что-то записывал в гроссбухе.

Видимо, забыться Хунбишу всё же удалось, потому что в линейном потоке воспоминаний случился ничем не заполненный промежуток, а потом он обнаружил, что дежурный гремит рядом с ним ключами.

– Что, прямо сюда? – спрашивал он у невидимого собеседника. – Тут только монгол. Хорошо. Но вообще, они же совсем… Да надо протокол, и родителям на руки. Или даже так. Не держать же тут… А, понятно. Ну хорошо.

Он с лязгом вскрыл дверь. Аккуратно ввёл внутрь две закутанные в большие махровые полотенца фигуры. Они были похожи на больших закуклившихся гусениц – с утолщением посередине и острыми конусами сверху и снизу. Или на муляжи сигар в масштабе из провинциального краеведческого музея.

– Так, девушки, – сказал он. – Сейчас за вами приедут ваши родители. Нужно подождать полчасика. Хорошо?

– В обезьянник нас? – капризно сказала одна куколка.

– Это не обезьянник, – примирительно сказал полицейский, – а изолятор временного содержания. В вашем случае – очень временного.

– Ты вообще знаешь, кто у неё отец?

– Догадываюсь, – ответил полицейский. – Вот именно он и попросил.

Он захлопнул дверь, тактично стараясь не греметь.

– Я рядом, – сказал он. – Если что, зовите.

Куколки завозились, пытаясь устроиться на второй лавке. Хунбиш сел по возможности прямо, положил ладони на колени и отвёл взгляд в сторону. Было похоже, что под безразмерными полотенцами девушки не одеты.

Разматывались они долго. Шмыгали, сопели, возились. Молча.

– Блин, теперь засохнут, и не расчешешь, – сказала наконец одна. Волосы у неё были выкрашены в синий цвет. – Пакля. О! А ты кто?

Она увидела Хунбиша.

– Здравствуйте, – сказал он.

– Сидишь тут?

Он виновато улыбнулся.

– А, так ты этот монгол?

Хунбиш кивнул.

– Прикинь, монгол, – толкнула она плечом подругу.

– Пффф, – неопределённо ответила та. Она сосредоточенно рассматривала свои ногти, поддевала под ними. – Вот же блин, обломила всё-таки. Когда вылезали.

Они посмотрели друг на друга и громко захохотали, нагибаясь и распрямляясь. Будто примериваясь, получится ли тут сделать простирание, достаточно ли места.

– Всё нормально? – крикнул со своего места дежурный. Ему никто не ответил.

Синеволосая перемотала полотенце так, чтобы лицо и плечи были открыты. У неё обнаружился правильный овал лица, чуть вздёрнутая верхняя губа и выделяющиеся скулы. «Красивая», – подумал Хунбиш.

– Чё смотришь? – спросила она. – За что взяли?

– Как? – не понял Хунбиш.

– Почему сидишь тут?

– Разбил телефон, – сказал он. – У богини.

Девушки опять переглянулись, выдержали паузу и покатились со смеху. У второй была короткая, под ёжик, стрижка и тату на шее – с каким-то символом. В завершающей фазе смеха, перед шумным вдохом, она отчётливо подхрюкивала.

– Ну я не могу, – стонала синеволосая. – Убейте меня. Мой живот.

– Я не специально, – на всякий случай уточнил Хунбиш. – И вообще, это лошадь всё.

– Чё лошадь? – задыхаясь переспросила девочка-ёжик и затряслась ещё сильнее. – Какая лошадь? Серьёзно?

Наконец они угомонились и обессиленно привалились друг на друга, закрыв глаза. Хунбиш видел, что полотенце у девочки-ёжика завернулось. Под ним была видна внутренняя часть бедра. Трусиков на ней не было. Кажется.

– Эээ! Пялиться хватит! – сказала она, не открывая глаз, а потом не торопясь запахнула ногу. Хунбиш смутился и стал смотреть на ветошь, в угол.

– Ну, давай, – потребовала синеволосая. – Чё за богиня, чё за лошадь?

– Да случайно, я же говорю, – начал было Хунбиш, но тут в приёмной случилось движение, дежурный шумно отодвинул свой стул, и перед решёткой появился крепко сбитый мужик. Шеи у него не было, совсем. Голова была инсталлирована непосредственно в плечи, и для того, чтобы поглядеть вбок, ему приходилось поворачиваться всем телом. Короткий рукав поло держался из последних сил: бицепс у посетителя был, наверное, массивнее, чем две ноги Хунбиша вместе.

Мужик молча посмотрел на всех – и на притихших подростков, и на Хунбиша, цыкнул и отвернулся.

– Вот что, лейтенант, – сказал он тихо дежурному. – Я их обоих заберу, ты там оформи как нужно.

– Вообще, только ближайшие родственники… – начал было дежурный, но крепыш прервал его ладонью.

Жест вышел, на взгляд Хунбиша, неожиданно интеллигентным и в то же время убедительным. Противостоять ему не было никакой возможности.

– Оформи, – повторил мужик. – Что там у них случилось?

И они двинулись к рабочему месту дежурного.

– Налили фейри в фонтан, – говорил едва слышно лейтенант, – разделись, стали купаться. Ну, пена, понятное дело. Приехал наряд, бросили бутылкой. Публика тут же. Несанкционированная. Всеобщее веселье. Музыка. Нарушение режима тишины и покоя. Санпин два – один – два…

– Попали? – остановился мужик.

– Что? – переспросил дежурный.

– Бутылкой. Попали в кого, спрашиваю?

– А. Нет, не попали.

– Вот и ладушки, – сказал крепыш. – Оформляй, я Ленку её родителям завезу. Напрямую. Всё в порядке будет. Хочешь – напиши, что её родители сами приехали, и ты им лично вернул. Всё, я в машине. Давай пиши и выводи. Вот паспорт. Держи. Нежнее только. Бумаги в машине тебе подпишу. Пять минут у тебя.

Он вышел. Хлопнула дверь. Девушки переглянулись. Лица их были серьёзны.

– Дааа, блин, – протянула светловолосая.

– И не говори, – согласилась красотка.

– На выход, девушки, – дежурный открыл дверь. – Давайте, мне ваши данные нужны для протокола.

– А можно тапочки? – намеренно противным голосом протянула красотка. – Бомжатник тут у вас, не пойду босиком.

Дежурный, не задумываясь, вытащил из кармана синие бахилы.

– Вот всё что есть. Маноло бутика нет.

– Чё? – захлебнулась красотка. – Бутика?

– Ну или как там его, – не растерялся полицейский. – Давайте, мув ю бади. Сами же слышали – пять минут. Надевайте.

– Бутика, – через прерывистые спазмы смеха выдавила она. – Маноло так его бутика.

Отсмеявшись, девчонки натянули бахилы и, не особенно усердно придерживая руками сползающие полотенца, нависли над столом. Хунбиш слышал, как они медленно, изменяя показания, явно издеваясь над лейтенантом, сообщают ему фамилии и адреса. Потом дверь хлопнула и всё стихло.

Проснулся Хунбиш опять от двери. Вздрогнул, сел красиво, и только потом огляделся. Вспомнил.

Дежурный с кем-то разговаривал. Это был уже другой человек. Тощий, но при этом круглолицый. Вытянутый, в роговых очках. Форма на нём висела, и он часто одёргивал рукава.

– Не могу я брать показания, – сердито говорил он в трубку. – Я дежурный. К Петренко пусть идёт. Ну, к Ахеджаковой тогда. А я что? Сейчас уже десять часов, сейчас начнётся. Как я обращения принимать буду? Там в клетке ещё один. С ночной ещё. Да чтоб…

Он с досадой грохнул телефоном.

– Ладно, давайте быстро, – сказал он посетителю. – Предварительно возьму, а детальные показания дадите позже. Когда кто-нибудь освободится. В тринадцать подойдёте в триста второй, к капитану Ахеджаковой. Без записи. У неё приём. Понятно? Громче говорите!

– Я предполагал, что по таким резонансным делам вы изыщете ресурс, – ответил дежурному невидимый голос.

– Какое ещё резонансное? Давайте по порядку. Ваша фамилия, паспортные данные. Прописка.

Голос ответил.

– Так. Теперь кратко и по существу.

Хунбиш подумал, что хостел оплачен только на одну ночь, и в двенадцать – а это значит, что уже через пару часов – с его вещами сделают непонятно что. Даже и не хостел, а – как там оно? Капсульный отель. На ресепшне прыщавый подросток с лоснящимися волосами долго рассматривал его паспорт и переспрашивал написание.

Капсулы были размещены в два этажа, и в свою ячейку ему было нужно подниматься по неудобной лестнице. Сидеть внутри не выходило – можно было только полулежать, подмяв подушку. В изголовье нашлись пара розеток, вытяжка и выключатель лампы. Рюкзак Хунбиш пристроил рядом с подушкой. На потолке висела ламинированная наклейка с паролем от вай-фая. Вход в ячейку закрывался запирающейся на ключ задвижкой.

Рядом с ресепшном находилась гардеробная, где можно было оставить уличную одежду и обувь. По причине тёплой погоды вешалки болтались пустыми. Наверное, туда рюкзак и вытащат, подумал он. Ничего особо ценного в рюкзаке у него не было, так, немного сменной одежды и кое-что по мелочи. Но всё равно вещи было жалко. Не унесли бы.

– Да, они ударили консьержа, – говорил голос в дежурке. Хунбиш прислушался. – Избили. Нет, сам не видел. Да не в этом дело, поймите вы наконец. Нет, не знаю. Да сконцентрируйтесь на главном, ради Бога. Безотносительно от того, ходил он снимать побои или нет. Вы вообще-то отдаёте себе отчёт, что это раритеты? Не просто раритеты, а имеющие отношение. Весьма непосредственное отношение к истории. Истории страны! Там от одной описи Русский музей кипятком бы всё оросил. Увидел бы если. И, главное, размеры компактные. Это ж не ваза эпохи Мин или какая-нибудь персидская там капитель колонны.

– Не отвлекайтесь, – прервал его дежурный.

– Да, – легко согласился тот. – Сейчас каждая минута дорога. Вы правы. Я и так пришёл не сразу, задержали меня. Эх, задержали, трейдеры недоделанные… Прайват банкстеры. С этой их токсичной кармой. Нужно же прямо по горячим следам! Вот сейчас!

– Разберёмся, гражданин, – привычно сказал дежурный. – Продолжайте по существу. Под запись.

– Да. Ценные вещи, дорогие вещи. Уникальные. Единственные в своём… Смотрите на камерах, приметы ведь должны быть какие-то. Не могли же они.

– Смотрим, – сказал дежурный. – Ещё что-то?

– Да вы поймите. Я ведь про то, что это народное достояние! В прямом смысле!

– Учтём, – заверил дежурный. – Ладно. Пока всё. Остальное доложите Ахеджаковой. С тринадцати в триста втором. Вот эти показания будут у неё на столе.

– А вы сейчас уже проводите следственные мероприятия по моему делу? – осведомился с подозрением голос. – В эту минуту?

– Проводим, – безапелляционно сказал дежурный. – Вот, держите. Пишите внизу… вот ручка, возьмите. Да, вот тут. Пишите. С моих слов записано верно. Верно. Да. Мной прочитано. Дата. Время. Десять двадцать… двадцать семь сейчас. Подпись. Да, вот здесь, ниже. Это ваше. Всё.

– Но как же… – начал было голос.

– Дело принято, – сказал дежурный. – Оно уже в работе. В тринадцать в триста вторую.

Зазвонил телефон, и дежурный, не снисходя до формального прощания, взял трубку.

* * *

Разного рода преступники, задержанные и посаженные в тюрьму, подвергаются удушению; когда же наступает срок, назначенный великим ханом для освобождения задержанных, что бывает каждые три года, то их отпускают, но при этом кладут им клеймо на одну щёку, чтобы после узнавать их.

Книга о разнообразии мира. Марко Поло

* * *

005

Приснилась мама.

Мама держала его между коленей. Руки её пахли светом и молоком. Она лениво ворошила его волосы. Каким-то образом, не видя её лица, Хунбиш знал, что она улыбается. Как обычно, своей немного отстранённой и мечтательной улыбкой.

– Такой большой гэр, – сказал он маме. – Почему?

Мама тихонько прикоснулась к его неровно стриженой макушке губами и вдохнула. Они сидели на чистом деревянном полу.

А дальше была вода, много воды. Изумрудной, прозрачной. Вода была расчерчена прямыми линиями, уходящими в горизонт. Она держалась совершенно ровно – ни волны, ни ряби.

Это было похоже на полуденный мираж – когда глаз обманывается и придумывает над землёй блестящую плоскость воды. Спасительной воды.

Но к ней невозможно дойти. Она передвигается по мере приближения к ней всё дальше и дальше – к горам, которые из-за этой серебряной плоскости кажутся подвешенными в воздухе.

Однако эта картинка точно не была миражом. Потому что в мираже не могут детально отражаться витые разноцветные башни, похожие на конусы мороженого и одновременно на кроны деревьев.

– Что это? – спросил он. – Где мы? Где паган? А тоон⁹?

Лист упал на поверхность воды, и от него побежала концентрическая рябь. Мама ничего не говорила.

– Как мне стать великим воином? – спросил Хунбиш.

Рука мамы остановилась. Потом накрыла куполом макушку.

– Ты станешь великим воином, – твёрдо сказала она. – Обещаю это тебе здесь, в Нуга-усан. Обещаю всем своим сердцем внутри и вечным небом снаружи. Верь мне и верь себе, гражданин Баавгайбаатар. Ты – мой медвежонок. Расти! Вырастай вольным и страшным. Сам выбирай свой путь. Слушай своё сердце. Сметай преграды. Исполняй долг.

– Я хочу быть первым в Улан-Баторе, – сказал он.

Мама промолчала.

– Мама, я хочу быть первым в Улан-Баторе, – повторил он, когда пауза стала нестерпимой. – Как хотел мой папа.

– Будь первым в Москве, но не в Улан-Баторе, – сказала мама. – Улан-Батор велик. Но величие его меркнет перед Москвой. Посмотри на Москву. Это величайший город из великих. Бери свой рюкзак. Седлай мотоцикл. Отправляйся за добычей. Твоя дорога уже готова для тебя, и она просто ждёт, когда ты сделаешь первый шаг.

Она замолчала. Хунбиш чувствовал, как молчание затягивает его туда, откуда очень сложно вернуться.

– Как я пойму, кто мой друг? – спросил Хунбиш. – Кого мне слушать? Кому верить?

– Ты поймёшь это внутри себя, – сказала непонятное мама. – Сердце отличит правду от неправды. Если ты не будешь мешать сердцу. Сделай усилие, и поверь сердцу. А дальше всё будет просто.

В тишине откуда-то издали доносился размеренный стук шагов. Хунбиш оглянулся, но никого не увидел.

– Где мы? – спросил он. Просто для того, чтобы хоть как-то заполнить тишину. – Что это?

– Эй, монгол! – сказала мама и указала вдаль, на зеркало воды. – Видишь отражение, вон там? Вглядись. Только не смотри прямо. Не пристально. А немного поверни глаза. Разведи их. Вот так.

На поверхности было лёгкое марево. Оно чуть раздвинулось. Поредело. Он увидел несколько фигур – силуэтами со спины. Они выглядели величественно. Это не было живой картинкой, а походило скорее на объёмную фотографию.

Ближе всего к нему располагался медведь. Он был – кажется – облачён в кожаные доспехи. Стоял медведь на задних лапах и был выше других фигур на две головы. Справа от медведя находился заросший седыми космами старик, рядом с которым перетаптывался восемью ногами конь с длинным выветренным черепом. В руке у старика был раскалённый добела лом. Слева стоял мужчина, держащий в руке большой пистолет с ребристым стволом, а по стволу, как индикация зарядки, плавно бежали ярко-голубые полоски. За медведем вроде бы была ещё одна фигура, но деталей её видно не было.

– Кто это? – спросил Хунбиш.

– Видишь? – сказала мама. – Теперь ты видишь? Это экран. Экран. Запомни: экран.

Мама бросила на пол колокольчик, и он покатился, звеня.

– Просыпайся, монгол, – сказала она гулким и волшебным голосом, а затем встряхнула его. – Просыпайся. Хватит спать.

– Ну что, выдрыхся? – спросил дежурный. – Вставай. Освобождаем жилплощадь. Тут новые жильцы на подходе.

Хунбиш встал. Он хотел было потянуться, чтобы размять затёкшие мышцы, но резко заболело колено.

– Вот, за ним иди, – показал дежурный на человека с обширной залысиной и в форменной рубашке с коротким рукавом.

Они поднялись на этаж выше и зашли в кабинет, где слева и справа стояли столы, заваленные бумагами. У дальней стены располагался смит-тренажёр с лежаком. Рядом возвышалась внушительная пирамида залитых чёрной резиной дисков к тренажёру. Было совершенно непонятно, каким образом всю эту конструкцию смогли протащить внутрь помещения.

– Садись, – полицейский показал на стул, и уселся напротив. Открыл ноутбук. – Так. Значит, гражданин Хунбиш Баавгайбаатар. Баавгайбаатар – это фамилия или имя?

– Это фамилия, – сказал Хунбиш.

– Ясно, – полицейский поставил у себя в бумагах какую-то закорючку. – Значит так, гражданин Баавгайбаатар. На вас есть устная жалоба гражданки Дакшиной. Она утверждает, что вы похитили и разбили её телефон. Марки айфон тринадцать. Хм. Похитили?

– Нет, – сказал Хунбиш.

– Или разбили? – продолжил, не обращая внимания, полицейский.

– Это всё лошадь, – сказал Хунбиш. – Она качнулась…

Полицейский, приготовившись было печатать, замер.

– Давай-ка по порядку, – попросил он.

Хунбиш рассказал. Про упряжь, про то, как хотел помочь, и как из-за лошади гражданка Дакшина О.О. уронила телефон. Сама.

– А вот она утверждает, – сказал полицейский, нажимая клавиши указательным пальцем, – что это вы вырвали телефон из её рук. И её показания подтверждаются тремя независимыми свидетелями.

– Врёт, – ответил Хунбиш, сам удивившись своей дерзости.

– Ха. Ра. Шо, – без каких-либо эмоций продолжил печатать полицейский. – Утверждаю, что телефон не выхватывал, к его разбиению непричастен. Так. Причиной разбиения послужило поведение лошади, непроизвольно взбрыкнувшей… нет… совершившей резкое телодвижение крупом и тем самым нарушившей равновесие гражданки Дакшиной О.О., вследствие чего вышеупомянутая гражданка Дакшина О.О. выронила держамый в руках… хм, почему подчёркивает? выронила… А! Выронила из рук телефон марки айфон тринадцать, вследствие чего данный телефон пришёл в полную непригодность и восстановлению не подлежит.

Полицейский отодвинулся назад, чтобы оглядеть своё творение с перспективы. Что-то вдумчиво исправил – по-прежнему издали, как художник, размещающий на готовой картине финальные мазки. Остался доволен. Отправил на печать.

– Вот, – протянул он ещё тёплый лист. – Прочитайте. Если записано верно, подпишите.

Хунбиш под диктовку подписал протокол.

– А что ты вообще в Москве делаешь? – спросил полицейский.

– Учусь, – ответил Хунбиш. – Ну то есть оформляюсь пока. Поступаю.

– Куда?

– В Дружбу народов. Это университет, – добавил Хунбиш, видя, что название не произвело на полицейского никакого впечатления.

– А факультет какой?

– Биология, – сказал Хунбиш. – Потом специализация по генетике.

– Ге. Не. Ти. Ке… – Полицейский что-то задумчиво нарисовал. – Долго в Москве?

– Я только вчера приехал, – ответил Хунбиш. – В капсульном отеле пока. А адрес я не помню. В телефоне адрес.

– Вчера? – Полицейский посмотрел на него. – Ну, что. Шустро. Молодец. Добро пожаловать в столицу. До Москвы на самолёте?

– Да. То есть не совсем. Я на мотоцикле доехал до Улан-Удэ. Там должен был переночевать. У родственника. Оставить ему мотоцикл. Но что-то там у него не получилось. Не смогли встретиться. Я мотоцикл отогнал куда мы раньше договорились. А сам заночевал в аэропорту, и потом уже прилетел. Из Улан-Удэ.

– Мотоцикл, говоришь, – полицейский задумчиво водил ручкой по блокноту. – Ма. Та. Цикл. Тебе не в Улан-Удэ надо было ехать.

– Почему? – просил Хунбиш.

– Не почему, а куда, – сказал полицейский. – По Чуйскому нужно было. До Горно-Алтайска. Самая красивая дорога в мире.

– В следующий раз так и поеду, – с чувством пообещал Хунбиш, и полицейский взглянул на него.

– Ладно, – сказал он. – Всё это лирика. Что мне с тобой делать?

– Выпустите меня, – попросил Хунбиш. – У меня уже оплаченное время в отеле закончилось. Вещи, боюсь, выбросят.

– Вещи боюсь выбросят, – всё так же задумчиво повторил полицейский. – Письменного заявления на тебя нет. Это с одной стороны. С другой стороны, подтверждающие свидетельские показания – есть. Но держать тебя на время следственных мероприятий мы тут у себя не будем. Да и какие следственные, если уж честно. Перспективы возбуждения дела – так себе. Призрачные. Может быть, гражданка Дакшина своё заявление отзовёт. Например. А скорее всего, просто дело не получит ход. Так что ступай пока на все четыре стороны. При необходимости мы тебя вызовем. По телефону и повесткой. Всё ясно?

Они спустились вниз, и дежурный выдал изъятые личные вещи. Хунбиш сразу взял телефон. Он был разряжен в ноль.

Июньское дневное солнце уже начало напитывать жаром асфальт. Деревьев рядом с отделением не было, и с дороги волнами беспрепятственно накатывала духота. В пустыне не бывает душно. В пустыне ты просто ощущаешь на коже жар, который вскоре начинает сводить тебя с ума. Духота – это город. Это асфальт. Это стены домов, иссушающие воздух рядом.

Рядом остановилась машина, из которой вышли двое и направились по ступеням в отделение. Прошли мимо. Лицо одного из них показалось Хунбишу знакомым. Он сделал несколько шагов вниз, обернулся. Тот человек задумчиво держал приоткрытую на себя дверь. Потом он снял чёрные очки, и посмотрел на Хунбиша.

Это был консьерж из переулка.

Хунбиш заставил себя безразлично развернуться. Он не спеша направился по улице к стоящему неподалёку киоску. В лопатки ему остро упёрся взгляд консьержа. Весомый такой взгляд. Непростой. Идти под таким давлением было непросто.

В киоске Хунбиш взял сразу три хот-дога и большую колу. Пристроился тут же на скамейке рядом. В несколько больших укусов покончил с хот-догами. К нему вразвалку подошли четыре голубя и стали пристально смотреть в лицо, одинаково наклонив головы вбок. Хунбиш показал им пустые руки, но это их не убедило. Хунбиш допил колу, купил ещё один хот-дог, и покрошил им булку. Они деловито, с достоинством принялись закидывать куски себе в клювы.

Что дальше? Первым делом, конечно, нужно было продлить отель. Потом – университет. Или… А ведь университет может и подождать. Есть ещё одно место, в котором нужно побывать. И чем раньше, тем лучше.

Краем глаза он увидел, как резко открылась дверь отделения, и из неё наружу выскочил консьерж. Завертел головой. Вслед за ним выбежал и его спутник. В руках он держал шляпу и активно ей жестикулировал, буквально тыкал в лицо консьержу. У него было овальное чисто выбритое лицо и седые волосы. Прямой нос с широкими крыльями. Роговые очки. Костюм на нём был на пару размеров больше, чем это необходимо. Хунбиш отодвинулся дальше по лавочке – так, чтобы его полностью заслонила большая мусорка у стены киоска.

Консьерж пробежался в обе стороны, сердито подмахивая себе правой рукой, и вернулся к знакомому. Они о чём-то переговорили, а потом направились обратно в отделение. У двери консьерж ещё постоял, внимательно сканируя пространство, и решительно зашёл внутрь. Хунбиш выждал минуту, выбросил пустую бутылку. Быстрым шагом направился к метро.

* * *

Увечьям и страданьям не подвергайся! Отправляйся, взлети, дитя моё! Волосики твоей груди сделаю сплошь золотыми! – сказала она. – С напастями и злыми духами не встречайся, дитя моё! Волосы на твоей голове я сделаю рассыпным золотом! – сказала она.

Золотоордынская рукопись на бересте

* * *

006

Люди эволюционируют. И намного быстрее, чем предполагает наука.

Биологи в качестве ставшего уже классическим примера быстрых изменений любят указывать на английских бабочек, затемнивших цвет своих крыльев из-за загрязнения. Они сменили окраску со светлой на тёмную, чтобы лучше прятаться на почерневших берёзах. Процесс занял несколько десятилетий. По меркам эволюции – мгновение.

Или вот слоны. Теперь они предпочитают рождаться без бивней. Во избежание. Ну а что тогда можно сказать о людях, развивших за несколько лет периферическое зрение такой силы, что теперь они научились одновременно не отрываться от телефона и спокойно видеть всё, что происходит вокруг.

– Я выезжаю, – сказал Хунбиш новой рецепционистке.

Он была одета с полным пренебрежением к своей верхней части тела – в бесформенный балахон неопределённой раскраски. Низ, однако, был затянут в йога-бриджи. Владельцу капсульного отеля имело бы смысл провести с ней беседу по поводу стиля. Девушка, не отрываясь от телефона, встала, чтобы дотянуться до вскипевшего чайника. Хунбиш посмотрел на неё и понял, что она совершенно чётко и однозначно обратила внимание на его взгляд.

– Вещи там, – кивнула она. – Тебя искали.

Выяснилось, что буквально несколько минут назад здесь был человек, очень похожий по описанию на консьержа.

– Что ему было надо? – спросил Хунбиш. – Он знал моё имя? Как он спросил?

Девушка улыбнулась, увидев что-то в телефоне, замерла на секунду, чтобы рассмотреть картинку, а потом продолжила стремительно двигать большим пальцем. «Как она успевает что-то понять в таком мельтешении», – с уважением подумал Хунбиш.

Начальная школа в лице классного руководителя смогла в своё время отрастить ему атавистическое преклонение перед любыми выделяющимися умениями. Неважно, какими. Важно, чтобы человек умел делать нечто особенное. Например, успевал просмотреть сто двадцать картинок в минуту. Самый быстрый пользователь соцсетей на диком севере.

Учительница при этом непостижимым образом умудрилась привить своим подопечным самоуничижительную скромность, если речь шла о собственных способностях. Никто, в итоге, не сомневался в гениальности окружающих, и все тайно считали себя полными бездарностями.

– Знал, – сказала она. – Спросил фамилию. Длинная такая. Много «а».

– Баавгайбаатар?

– Да, похоже, – согласилась девушка, отбрасывая что-то с экрана пальцем.

– Где тут у вас тусовочное место? – спросил он. – Там много людей. Пруд ещё есть. Квадратный.

– Не знаю, – сказала она. – Я не тусуюсь. Зачем?

– Можно, я заряжу немного телефон? – спросил он. – На кухне.

Девушка молча кивнула. Он была примерно его возраста, ну может быть, чуть старше. На год-два.

Иногда Хунбиш примеривал на себя на роль другого человека. Каково это – сидеть на ресепшне, видеть десятки разных людей ежедневно, разговаривать с ними, чем-то помогать, подсказывать? Наверное, он бы хорошо справился. Он бы старался – но не так, чтобы это было явно. Не суетился бы. Наоборот, делал бы вид занятого человека. Вот как она. А потом снисходил. Делал вежливое одолжение.

Когда они в одиннадцатом классе ездили на экскурсию в МГУ – в Монгольский Государственный Университет, и зашли в его библиотеку, Хунбиш отстал от экскурсии. На первом этаже, сразу после гардероба, был установлен стол. Наверное, за ним должен был сидеть консультант, который мог посоветовать, куда идти посетителям. Но за столом никого не было. Его одноклассники стайкой пошли за проводившей экскурсию библиотекаршей, а Хунбиш занял место консультанта.

Его несколько раз спросили о чём-то, и он уверенно направлял людей в разные стороны, не имея совершенно никакого представления о том, что он делает. Студенты принимали его советы серьёзно, несмотря на его возраст, но вот единственный спросивший его о чём-то преподаватель недоверчиво улыбался и переспрашивал.

Он не встречал людей взглядом, а наоборот, сделал независимый и немного утомлённый вид – сколько же вас здесь ходит, не напасёшься на всех ценных советов.

Ему удалось отправить в путешествие по библиотеке человек пять или, может быть, шесть, когда его экскурсия вернулась, и он со смехом приветствовал своих одноклассников. Как только стало понятно, что он успел по-настоящему поработать в настоящем заведении, все зашумели – восторженно, возмущённо, радостно, и библиотекарше пришлось повысить голос.

– Тихо! – сказала она. – Тишина! Успокоились! Вы, молодой человек, очень зря пропустили нашу экскурсию. На ней было много интересного.

Он смутился, но потом, смешавшись с одноклассниками, принял несколько уважительных хлопков по спине.

Хунбиш улыбнулся, подержав перед собой это воспоминание.

Телефон немного зарядился, и он вышел с кухни, прихватив свой рюкзак. Ему так и не удалось придумать, куда двигаться дальше. Он прошёл мимо улыбающейся в телефон рецепционистки. Она быстро набивала сообщение двумя пальцами.

– До свидания, – сказал он.

– Пока, – ответила она, продолжая улыбаться. – Эй, монгол. Патрики. Ты спрашивал про место. Это Патрики.

Эскалатор, как помощник Эрлик Хаана, полновластного хозяина ада, утянул его вниз. Хунбиш отчего-то ожидал увидеть на станции мусор и беспорядок – как это могло бы быть где-нибудь в подворотне вокзала. Но нет. Платформа метро радовала глаз чистотой и была похожа на музей. Если бы не прибывающие с рёвом каждые несколько минут составы, можно было бы подумать, что люди просто спешат перейти из одного выставочного зала в другой.

Ему приходилось ездить на поезде к дяде в Бон-Ундур, и ещё несколько раз в Улан-Батор: на три экскурсии с классом, и один раз с мамой, но там-то дорога была проложена по земле. По поверхности. В сливающихся с горизонтом песках. А тут – под землёй.

Он добрался с пересадкой до Пушкинской. Сверился с картой в телефоне и направился по правой стороне улицы. Миновал череду уличных кафешек, прошёл мимо деревьев, задевая листья. Деревья были установлены в огромные кадки с кусками коры сверху. Тень вскоре закончилась, и высокое белое солнце окатило его волной городской духоты.