Время не людей. Отклонения от нормы

Часть первая. Лес беглецов

Сиделка

Старинный заводной будильник дребезжал противно и утомительно долго. Зоя пожалела, что вчера до отказа завела пружину его звонка, но отключать не стала – ей ужасно не хотелось вытаскивать из-под одеяла руку. Вставать с лежанки тем более не хотелось.

И не только потому, что воздух в землянке за ночь основательно подостыл. Вчера, готовясь к охоте, Зоя обнаружила, что спусковой крючок ее стреломета треснул и может в любой момент развалиться. Сначала она просто заклеила трещину и для прочности обмотала место ремонта нитками, но из всей этой затеи ничего не вышло – крючок стал двигаться туго, да еще и зацеп стрелы не поднимал. А вернуть всё обратно уже не получилось. Пришлось его ломать и вытачивать новый. Провозилась Зоя с ним допоздна и в итоге не выспалась.

Но будильник жалеть не умел. Он добренчал отведенное ему время всё без остатка и только тогда умолк. Зоя начала было засыпать снова, но всё же переборола себя, рывком откинула одеяло и села. Расслабляться в их положении она не имела права. Следующая охота будет лишь послезавтра, а дома еды совсем не осталось. Только для Ника.

Дрожа от холода, Зоя быстро оделась, зажгла бензиновую горелку и поставила кипятиться воду в ковше. Взглянула на парализованного брата. Увидев, что Ник открыл глаза и скосил на нее взгляд, она улыбнулась и подняла спинку его инвалидной каталки. Затем включила ноутбук на столе и надела на брата «говорящую» кепку.

– Жлюокь, – тут же послышалось из динамика ноутбука.

– Ага, влево на одну букву, – Зоя поправила кепку. – А теперь?

– Добрут, – снова проговорил ноутбук.

– Другое дело. И тебе, Ники, доброе утро, – ответила Зоя, ласково глядя на брата.

Ник почти не способен был двигаться. Он мог только дышать, моргать и перемещать взгляд. Но Зоя придумала способ, как им общаться. Она повесила на стену кусок фанеры и нарисовала на нем клавиши компьютерной клавиатуры. Брат направлял на них взгляд, а видеокамера, закрепленная перед его глазами на козырьке кепки, фиксировала положение зрачков. Ноутбук переводил изображение глаз в слова, писал их на экране и произносил вслух. Зоя очень гордилась, что смогла сама разработать для этого компьютерную программу – для самоучки это немалое достижение.

Пока кипятилась вода, Зоя умылась под умывальником и влажной тряпицей протерла брату лицо. Потом достала из шкафа последний брикет паштета и тяжело вздохнула – придется Нику прожить на одной этой порции до вечера.

– Себе оста, – прозвучало из ноутбука.

– У меня еда есть, – ответила Зоя.

– Обма.

– Нет, не обманываю. Точно есть.

– Покаж.

– Сейчас. Тебе сначала сделаю и покажу.

Зоя размяла в тарелке паштет, залила его водой и размешала до жидкой кашицы. И, пока брат не успел ей что-то сказать, своим телом перекрыла ему клавиатуру на стене. Ник тут же задвигал глазами, стараясь по памяти выцеливать ими закрытые изображения букв.

– Люса кэв гер, – проговорил ноутбук – с точностью попадания Ник не справился.

– Когда я ем, я глух и нем, – назидательно ответила Зоя и повернула вбок козырек кепки.

Прием пищи был для Ника не очень приятным делом, поскольку глотать он не мог и кормить его приходилось через трубку. Да еще и задвигать ее почти в горло, чтобы он не захлебнулся. За много лет Зоя научилась делать это быстро, чтобы не сильно напрягать брата. Всего полминуты ей понадобилось, чтобы вложить трубку и залить в ее воронку паштетную кашицу.

Для такого способа питания этот продукт из города подходил лучше всего. Потому что вкус у него был так себе, скорее даже неприятный, и хорошо, что рецепторы языка его не ощущали. Но Зоя потчевала Ника и обычной едой, перетирая ее в жидкую пасту. И давала ему почувствовать ее вкус, положив немного на язык. Но этого, конечно, было мало, чтобы насладиться им сполна.

Однажды Зоя сглупила, спросив у брата, помнит ли он, как в детстве ел ложкой. Ник не ответил. Но слезы на его глазах и без слов сказали, как больно ему об этом вспоминать. Коротким оно было – его детское счастье.

С тех пор Зоя никогда не говорила Нику о прошлом и всё, что о нем напоминало в его незавидном настоящем, старалась скрыть. А приемы пищи сделать недолгими.

Покормив брата, Зоя убрала трубку и повернула кепку на его голове козырьком вперед.

– Глак рц, – тут же послышалось из ноутбука.

Зоя поправила камеру на козырьке.

– Обма ты голод, – наладил речь ноутбук.

Зоя не ответила. Налила воду в питьевой бачок, открыла зажим на торчащей из него капельнице и положила в рот брату ее наконечник. Теперь Ник не будет страдать от жажды, пока она охотится.

– Обма плох, – снова сообщил ноутбук.

– Ну, извини, – Зоя грустно вздохнула. – Просто я очень тебя люблю.

Она нежно погладила руку брата, лежащую на подлокотнике, прижалась к ней щекой. Ей вдруг показалось, что Ник шевельнул пальцем. Забыв, что пора идти на охоту, Зоя кинулась к шкафу, достала деревянную иглу и стала колоть ею палец Ника.

– Ники, ты ведь чувствуешь, да?! Ответь! Ведь чувствуешь?

– Нет, – послышалось из ноутбука.

– Ты просто забыл, как это, – продолжала настаивать Зоя, с надеждой глядя на брата. – Соберись, пожалуйста. Напрягись. Я точно знаю, что ты шевельнул пальцем.

– Показа.

– Нет, не показалось, ты шевельнул.

Несмотря на все отнекивания брата, Зоя продолжила тыкать иглой в его палец, пока не услышала за дверью:

– Эй, Дикая, ты на охоту идешь или нет? Все уже собрались, только тебя ждут.

Зоя узнала голос Дуплета – одного из охотников. Грустно вздохнув, она прекратила колоть брату палец и положила иглу обратно в шкаф.

– Не растра, – проговорил ноутбук.

– Попробую, – сказала Зоя и печально вздохнула.

– Дикая, так ты идешь? – послышалось за дверью.

– Сейчас приду. Одна минута.

Зоя быстро собралась для выхода в лес, поцеловала брата.

– Удач, – прозвучало из ноутбука.

– Она меня точно сегодня ждет, – улыбнулась Зоя. – У нас будет много-много еды.

Уже выходя за дверь, она обернулась и сказала:

– Не скучай, братик. Сочини к моему возвращению какой-нибудь очень красивый стих.

С тех пор, как Ник смог сообщать и записывать свои мысли в ноутбук, он стал сочинять стихи. И это у него неплохо получалось. Он и слушать их любил чуть ли не с рождения. Зоя помнила, как Ник с улыбкой замирал в кроватке, когда она читала ему книжку в стихах. Может быть с тех времен ей и нравилось читать ему вслух.

Когда отец сообщил Зое, что у нее родился брат, она поначалу расстроилась. Потому что хотела сестренку и уже очень давно. Но едва малыша привезли домой, и Зоя взглянула на него, как тут же о своей печали забыла. Братик ей понравился. Зое тогда было одиннадцать лет, но она еще вовсю играла с куклами, изображая их маму. А тут такая удача – можно было заботиться о настоящем ребенке.

И она заботилась. Баюкала брата, качая его на руках, кормила из бутылочки, играла с ним погремушкой, глядя, как он тянет к ней ручки и улыбается. Маме даже не нужно было просить Зою помочь в этих делах, да и в других тоже. Ей это нравилось.

Единственное, на что бы она не согласилась – поменять у брата испачканные памперсы. На ее счастье, мама всегда это делала сама. Но и без участия Зои ничего приятного для обоняния в этой процедуре не было и, когда пахучий период в жизни Ника закончился, она вздохнула с облегчением.

Возиться с братом ей не надоело и тогда, когда Ник уже сам ходил и говорил. Она рассказывала ему сказки, играла с ним в его детские игры и учила всему, что знала сама: лепить из пластилина цветы и складывать из бумаги разные фигурки, собирать пазлы и головоломку из шариков. И даже научила его читать.

А потом случилась беда. В шесть лет Ник попал под машину. Увидел на дороге воздушный шарик, вырвался из руки мамы и бросился за ним. Жизнь брату спасли, но, как оказалось, лишь затем, чтобы отнять ее позже. Врач в больнице сказал, что у Ника неоперабельные повреждения головного и спинного мозга и он останется полностью парализованным до конца жизни.

А этот конец должен был наступить очень скоро. Человек с отметкой «общественно непригоден» подлежал отправке в Центр милосердия на эвтаназию. Но отец за деньги уговорил врача указать в карте пациента другой диагноз, оформил отказ от лечения из-за отсутствия денег и забрал сына из больницы.

Начались тяжелые дни. Ника приходилось прятать от всех, чтобы никто не донес на немощного калеку в Облаг – так в народе называли Управление общественного благополучия. Больше они никого не приглашали к себе в гости, а когда являлись гости незваные, дальше порога не пускали или вообще дверь не открывали. Если же приходили те, кого нельзя было не впустить – полицейские, проводящие обход, или работники коммунальных служб с проверкой счетчиков, то брата прятали в шкафу.

Маме пришлось уволиться, чтобы за ним ухаживать, и отец вынужден был трудиться сразу на двух работах. К несчастью, тогда был кризис и везде платили очень мало. Поняв, что даже работая за двоих, он может обеспечить семье лишь полуголодную жизнь, отец связался с плохой компанией и попробовал добыть деньги другим путем. Но его поймали и посадили в тюрьму. Там он вскоре и умер, с кем-то повздорив.

Мама снова пошла работать, а брат остался на попечении Зои, только-только окончившей школу. Ей пришлось стать для Ника не только сиделкой, но еще и домашним школьным учителем, а на своей дальнейшей учебе поставить крест – при их безденежьи она не могла учиться даже заочно.

Выбраться из нищеты долго не получалось – работать дома, да еще и без профессии, предлагали только за очень смешные деньги. Но Зоя и этому была рада. Клеила какие-то коробочки, принимала заказы по смартону. И всё же решила учиться самостоятельно – нашла в интернете хороший учебник по программированию. Зоя посчитала эту профессию денежной и подходящей для работы на дому. И, как оказалось, не прогадала – через два года ее способности на этом поприще оценили и зарабатывать она стала намного больше.

А потом в их доме случился сильный пожар. Весь подъезд заволокло дымом и пожарные стали выводить жильцов на улицу, чтобы они не задохнулись. А у тех, кто на звонки и стуки не реагировал, просто выбивали дверь. Не хотели рисковать – вдруг кто-то всё же остался в квартире.

Мама тогда была на работе, и ее смартон всё время выдавал короткие гудки. Зоя растерялась, не зная, что делать – уйти и оставить Ника в задымленной квартире она не могла, но и раскрыть пожарным его плачевное состояние тоже не хотела. Потом сообразила, как решить эту проблему – велела брату притвориться спящим, стащила Ника с каталки и спрятала ее в шкаф. А когда пожарные постучали в дверь, встретила их с мокрыми глазами, будто плакала, и сказала, что братик ее упал в обморок от страха.

Они поверили и вынесли Ника на улицу. Но дальше ее обман не сработал. К ним подошел врач приехавшей скорой помощи и сразу определил, что Ник в сознании, только парализован. Так Зое и сказал. Но шепотом, чтобы лишь она слышала. А потом уже громко объявил, что у ее брата шок и что он сделает ему инъекцию успокоительного средства, после которого тот пару часов поспит. Вколол Нику укол физраствора и ушел к другим пострадавшим.

Вскоре примчалась на такси мама. Узнав, что врач обо всем догадался, она тут же вызвала другое такси и они поехали в старый домик за городом, оставшийся им от бабушки. Напрасно Зоя пыталась убедить маму, что врач не донесет на них за укрывательство Ника. Та ее не слушала. Вечером мама перевезла из квартиры нужные вещи и больше они там не появлялись.

На работе мама взяла отпуск за свой счет и следующие три дня они копали под полом погреб, куда потом и прятали Ника в случае опасности. К счастью, его не искали ни в эти три дня, ни потом. Видимо, тот врач скорой помощи на Ника в Облаг не донес. Но возвращаться в квартиру мама всё равно не решилась.

Через неделю она показала Зое врачебное заключение о смерти Ника от пневмонии и сказала, что получила его за очень большие деньги. А ей велела говорить, если кто спросит, что брат умер, потому что во время пожара простудился на улице.

После этого они спокойно прожили три года. А потом началась пандемия. Маму на работе под страхом увольнения заставили вакцинироваться, но вместо защиты от болезни уже на следующий день она получила температуру под сорок. А еще через три дня умерла в больнице.

И осталась Зоя с Ником одна. Ей пришлось делать то, что всегда делала только мама: массировать его тело, оберегая от пролежней, делать гимнастику для мышц, спасая от атрофии, убирать туалетный горшок из-под отверстия в кресле-каталке и даже мыть прямо на ней.

И хотя Зоя делала это, прикрыв тело брата простыней и стараясь касаться его только губкой, но Ник всё равно очень стеснялся. Он хоть и был парализован, но кровь у него куда надо приливала, и Зоя видела, как краснеют его лицо и уши. Она тоже стеснялась. Но постепенно и он, и она ко всему привыкли. Так и жили – вполне спокойно. Пока не случилась новая беда.

Восемь лет назад людей вдруг охватило странное помешательство. Зоя тогда покупала продукты в магазине. Внезапно все, кто там был, как по команде поставили корзины с товарами на пол и направились к выходу. Даже те, кто их уже оплатил. Кассирша, бросив кассу, тоже покинула магазин.

Удивленная и встревоженная Зоя вышла следом за ними и увидела странную картину. По улице молча шли люди, глядя перед собой неподвижным, почти не мигающим взглядом. Шагали они в одну сторону, в одном темпе и почему-то совсем не двигая руками. Их было много, гораздо больше, чем обычно. Казалось, что все жители поселка разом оставили свои дома.

В этой толпе всего несколько человек вели себя более-менее объяснимо – пытались выспросить, куда идут их домочадцы, и почему не обращают на них внимания. Пробовали даже их остановить, но безуспешно. Те были сильнее. Даже кто силой раньше не отличался. Зоя увидела, как хилый паренек легко разжал крепкие объятия своего отца и спокойно зашагал дальше.

Будто околдованные кем-то, люди шли на окраину поселка и садились в стоявшие там автобусы. Заполняли они их без толчеи, строго друг за другом. И когда погрузились все, автобусы уехали.

Ничего не понимая, Зоя вернулась домой. Включила телевизор – все каналы пестрели пустотой, прослушала радиостанции в смартоне – везде только шипение. И интернет пропал. Ожидая чего-то очень плохого, Зоя решила снова пойти в магазин и основательно запастить едой.

Оказалось, не ей первой пришла в голову эта мысль. У магазина какая-то старушка уже грузила в тележку продукты, вываливая их из доверху наполненных корзин. На Зою она взглянула сердито, узрев в ней соперника, готового лишить ее богатств, оставшихся в брошенном магазине.

Внутри уже орудовали два других ее конкурента – мужчина сурового вида и девочка-подросток. Они сгребали продукты с полок в большой мешок. Девочка встретила Зою странным вопросом:

– Ты пустоголовая?

– А что? – насторожилась Зоя.

– Так да или нет?

– Ну… да. И что дальше?

Девочка вздохнула и переключила внимание на мужчину.

– И она тоже. И бабка снаружи, и у соседей. Ты был прав, папа. Остались одни пустоголовые.

– Лучше бы я ошибался и ничего этого не случилось, – ответил ей отец.

– Чего не случилось? – спросила Зоя.

– Порабощения людей, – ответила девочка. – Ты что, не видела, как они уходили из поселка?

– Видела. Но не поняла зачем.

– Им приказали, – сказал мужчина. – Подчинили себе их сознание.

– Это как?

– Изменили программу их чипов.

– Разве это возможно? – удивленно воскликнула Зоя.

– Конечно. Я давно об этом предупреждал, а мне не верили.

– И кому это нужно?

– Мировому правительству, – сказал мужчина. – Скоро они и до нас доберутся. Насильно чипируют и будут уже приказывать всем.

Он взвалил на спину заполненный мешок, девочка взяла два пакета поменьше, и они направились к выходу. Возле двери мужчина обернулся.

– Мы уходим в лес. Советую и тебе где-нибудь спрятаться, пока в зомби не превратили.

Отец с дочерью ушли. А Зоя задумалась. Услышанное ею казалось фантастикой, но могло быть и правдой. Два года назад в продаже появились микрочипы, вживляемые прямо в голову. Настолько маленькие, что внедряли их через иглу инъектора – уколом в шею ниже затылка. Но несмотря на свою миниатюрность, они заменяли собой смартон, банковскую карту и какие угодно электронные ключи – от дома, от машины, от сейфа.

Стоило мысленно сказать «звонить» и назвать адресата, как чип тут же соединял его владельца с другим владельцем такого же чипа. И общаться они могли тоже мысленно. А если назвать денежную сумму, ее получателя и завершить эту мысленную фразу словом «оплатить», то пройдет платеж.

И замки чип так же просто открывал и закрывал.

В общем, удобные штуки. Молодежь на них запала почти поголовно, да и в старших возрастах эти чипы тоже нашли много поклонников. Хотя безразличных и сомневающихся среди них было больше. Кому-то в силу преклонного возраста уже ничего не хотелось, кого-то всё устраивало и без этих новинок, а кто-то боялся последствий для здоровья или просто боли от укола.

Были и убежденные противники, которые на каждом углу твердили, что чип в голове – это способ управлять людьми, средство подчинить их волю. Некоторые им верили.

Но реклама, на которую денег не пожалели, всё же сделала свое дело, и убедила большинство людей в безвредности чипов. Менее, чем за год, все, кто хотел, ими обзавелись. А дальше продажи встали, и цена на чипы сильно упала. Их даже продавали с рассрочкой на десять лет и без первого взноса. Но даже по бросовой цене многие чип себе так и не купили. В том числе и Зоя. Она помнила, что случилось с мамой, и больше не верила словам о безвредности чего-либо, на чем делали деньги. Вакцина это, чип или что-то еще.

Как раз таких упертых отказников «чиперы» из числа молодежи и прозвали «пустоголовыми». И выходило так, что только они не попали под власть тех, кто через чипы подчинил себе их владельцев. Если, конечно, верить словам этого мужчины и его дочери.

А поверить им пришлось уже вечером, когда в поселке появились первые беглецы из города. Они рассказывали странные истории, которые творились там в то же самое время, когда из поселка уходили его жители.

Прохожие на улицах города вдруг разом остановились и словно оцепенели. Машины и автобусы тоже прекратили движение. В этой неподвижной массе лишь немногие горожане остались прежними. Они растерянно глядели на других людей, замерших, будто каменные истуканы, спрашивали, что с ними случилось.

Но так продолжалось меньше минуты. А потом их стали хватать за руки, пытаясь удержать на месте. Причем делали это молча и без всяких эмоций. К счастью, хватали не цепко и не быстро, так что вырваться удавалось. Но на смену одним сразу же приходили другие и сил сопротивляться становилось всё меньше. Их спас быстрый бег. И еще то, как им казалось, что они не стали возвращаться домой, а сразу бежали из города.

Утром в поселок пришли и другие беглецы. Они покинули город ночью, когда улицы оказались совершенно пусты. А до темноты прятались от «ненормальных» в безлюдных местах. Были и те, кто смог незаметно вернуться в свои квартиры или вообще не выходил из них во время этого массового безумия. Они переждали там. Если, конечно, не было домочадцев, пытавшихся их схватить.

Многим пришлось и это пережить. Причем отбивались они не только от своих родных и близких, но и от соседей, вдруг вышедших им помочь на лестничные площадки. И даже от совсем посторонних людей с улицы, входивших подъезд. В общем, пробивались из дома с боем и прятались уже в другом месте.

А кто врагов в своей квартире не имел, видели в окна, что было на улице с теми, кому не повезло и кого держало уже множество рук. К пойманному сзади подходил человек с инъектором чипов и делал ему укол в шею. Тот сразу же прекращал вырываться, его отпускали, и он спокойно куда-то уходил.

После таких рассказов выяснилось, что все без исключения беглецы – «пустоголовые». И всем стало понятно, что причина сумасшествия кроется в чипах, превративших своих владельцев в зомби. Очень странных зомби, если судить о них по фильмам. Которые не кусают свои жертвы и не царапают их ногтями, а осторожно держат, словно боятся нанести вред. И не отвечают, если их ударишь.

Но странности эти не отменяли главного – все «чиперы» фактически стали безумными. Сбой в программе чипов явился тому причиной или чья-то злая воля – сейчас это было неважно. Беглецам нужно было решить, что делать дальше.

Одни считали, что зона сумасшествия ограничится городом, и стали занимать дома, оставленные жителями поселка. Другие говорили, что их и тут не оставят в покое. Что надо идти в лес и строить там лагерь, незаметный ни с воздуха, ни с земли. И таких было большинство. Они ушли на следующий день, забрав из брошенных домов всё, что могло пригодиться для жизни в лесу.

Для Зои не имело значения, кто из них прав – уйти она всё равно не могла. Но решила быть еще осторожнее и два дня вообще не выходила из дома. А утром третьего проснулась от громкого лая соседской собаки. Лай вскоре прекратился, захлебнувшись коротким скулежом.

Зоя вскочила с кровати и глянула в окно сквозь щель между шторами. Сердце ее сжалось от страха. По улице в одних трусах и тапочках шел ее сосед. Шел, как до этого уходили из поселка его чипированные жители – глядя только вперед и совсем не двигая руками. А к дому Зои приближались трое полицейских. Один из них нес небольшой серебристый чемоданчик, и руки у всех тоже неподвижно свисали вниз.

Зоя работала быстро – мамины тренировки не прошли даром. Пять секунд на то, чтобы приподнять каталку Ника полиспастом, подвешенным к турнику в проеме двери; еще пять – сдвинуть крышку погреба, замаскированную плитками ламината; восемь, чтобы спустить на каталке Ника; три – отцепить полиспаст и сбросить его в погреб и, наконец, еще девять секунд, чтобы кинуть туда свою одежду, спуститься самой и задвинуть крышку. Едва она это сделала, как в дверь позвонили.

Звонок беспрерывно трезвонил целую минуту, потом Зоя услышала звук разбитых окон, но внутрь дома никто не залез. Минут сорок после этого ничего не происходило. Слышалось только глухое тарахтенье какой-то машины и еще шум, будто вдалеке самосвал разгружал камни.

Звуки эти постепенно становились громче и, наконец, Зоя в ужасе поняла, что камни вываливают прямо на ее дом. Деревянное перекрытие пола над ней сильно тряхнуло, со стен погреба отвалились крупные куски земли. А шум стал удаляться.

Вылезти из погреба Зоя решилась, когда снаружи наступила полная тишина. Но приподнять его крышку не смогла – ее придавило чем-то тяжелым. К счастью, лопата, которой когда-то копали погреб, в нем и осталась. Зоя принялась рубить крышку лопатой и, провозившись более трех часов, всё же проделала в ее досках дыру, через которую вниз посыпались пыль и обломки кирпича. Зато крышку после этого удалось поднять.

Высунув наружу голову, Зоя поняла, что ее дом разрушен. Сохранилась лишь часть задней стены, на которую опирались остатки крыши. А когда поднялась наверх, увидела, что перестал существовать весь поселок – его дома превратились в руины. Видимо, их ломали ковшом экскаватора – Зоя заметила на земле и обломках стен борозды от его зубьев.

Она обошла развалины ближайших домов, где еще вчера жили люди, и, к счастью, мертвецов не обнаружила. Значит, здания рушили, когда людей из них уже увели. Вернее, они сами ушли после того, как им в голову вставили чип.

Зоя не понимала, зачем было разрушать пустой поселок. Единственное, что приходило на ум – чтобы некуда было вернуться тем, кто успел из него сбежать. Чтобы, помыкавшись в лесу, они сами явились в город получить свой чип и превратиться в безумцев.

Она не хотела такой судьбы ни себе, ни брату. Но найти новое жилье было негде. Зоя вернулась к своим развалинам, села на чудом сохранившуюся скамейку у входа и заплакала. Вспомнила папу и маму. Как бы ей помогла сейчас их помощь. Но их рядом не было и уже никогда не будет. С бедой придется справляться самой.

Зоя вытерла слезы и оглядела всё, что осталось от дома. Выход был один – соорудить жилище из того, что найдется на руинах поселка. Но в первую очередь ей предстояло поднять из погреба Ника – нельзя было даже на одну ночь оставлять его в холодной земляной яме.

Подвесить полиспаст уже было не к чему – стена с турником превратилась в груду обломков. Но Зоя нашла замену даже лучше. На лужайке одного из домов сохранились детские качели. Зоя отвинтила с них штанги с сиденьем, а трубчатую раму раскачала и повалила, выворотив из земли четыре вкопанные в нее ножки. Эта работа оказалась самой трудной, притащить раму и поставить ее над погребом уже было легче. А прицепить к ее перекладине полиспаст и вытащить Ника наверх труда совсем не составило.

До самого вечера и весь следующий день Зоя сооружала вокруг качелей и каталки Ника что-то похожее на хижину. Каркасом для нее послужила легкая пленочная теплица, наружными стенами стали поставленные в ряд двери и шкафы, которые Зоя для веса наполнила землей и битым кирпичом. Для обрешетки крыши пригодился штакетник ограды, поверх которого Зоя уложила куски кровельного картона и пластика.

В довершенье работы она накидала на свое творение щепки, обрывки обоев, обломки мебели, рваную одежду и прочую мелочь, посыпала всё кирпичной крошкой и битым стеклом. После этого ее жилище стало походить на большую кучу мусора. Зоя надеялась, что торчащие из нее ржавые гвозди, острые щепки и осколки стекла делают ее небезопасной для поисков чего-то полезного и ни зверь, ни человек не станут в ней копаться.

Началась новая жизнь. Во многом хуже прежней, но в чем-то и лучше. Теперь Ник уже не сидел всё время запертым в четырех стенах – Зоя ежедневно выкатывала его на свежий воздух. А по вечерам, если выдавался погожий день, они вместе глядели на закат.

И в еде не было недостатка – Зоя натаскала из развалин магазина целую гору продуктов питания и доверху наполнила ими погреб. А готовила на костре, устроив небольшой очаг в стороне от дома.

О том, что она будет делать, когда еда всё же закончится, Зоя почти не думала. Ее мысли больше занимала предстоящая зима. Она рассматривала разные варианты, из чего сделает печь для отопления их жилища, но пока стояли теплые дни, откладывала эту работу на потом.

Хотя трудилась Зоя теперь намного меньше. Зарабатывание денег за компьютером ушло в прошлое вместе с интернетом и электричеством, остались только хозяйственные дела и уход за братом. Зато свободного времени стало больше, и она подолгу читала ему вслух книги, найденные среди руин.

Так прошло больше месяца. Дни следовали своим чередом, похожие друг на друга, пока однажды еще одно событие не повернуло жизнь Зои и Ника в новое русло.

В то утро Зоя выкатила брата позагорать на еще неярком солнышке, а сама вскипятила на костре воду и занялась стиркой. Жизнь в безлюдном поселке расслабила ее, отучила быть начеку и каждую секунду ждать опасность. Уже много дней здесь звучала только ее речь и потому она жутко испугалась, когда услышала позади себя:

– Бог в помощь.

Зоя обернулась. У стены ее дома стоял странно одетый мужчина. На его плечах висела длинная камуфляжная накидка, куртка пестрела множеством карманов, а за спиной торчал сложенный пляжный зонт – драный и грязный.

– Вы откуда взялись, дачники? – спросил незнакомец.

Ошарашенная Зоя молчала.

– Язык что ли проглотили? Откуда вы?

– Мы здесь живем, – наконец, ответила Зоя.

– И много вас здесь живет?

– Двое.

– А это кто? – незнакомец указал на Ника.

– Мой брат.

– Брат, значит. И давно он такой?

– А что?

– Значит, давно, – голос у мужчины стал строгим. – Почему на эвтаназию не отправлен?

После этих слов удивление от встречи сменилось у Зои злостью.

– А ты кто такой, любопытный? Любимый доносчик Облага?

– Я сам из него. Еще вопросы есть?

– Есть. Ты там кто? Палач?

– Для здоровья полезней говорить «эвтанатор»… Нет. Я агент по выявлению.

– Ах, агент, – Зоя чуть не закипела от ярости. – По домам ходил, беспомощных вынюхивал.

– Я не вынюхивал, а исполнял закон. А вот ты его нарушила… Впрочем, – агент пробежался по Зое взглядом, – я могу об этом забыть. Если ты кое-что сделаешь.

– Что?

– Ну, например, приласкаешь меня, – агент усмехнулся. – А то, наверно, только брата гладишь.

Он двинулся к девушке, с вожделением улыбаясь. Недолго думая, Зоя схватила таз со стиркой и плеснула в агента мыльной водой. Тот успел отскочить и на секунду притворился сердитым:

– Ух ты, мы кусаемся.

Казалось, отпор его даже раззадорил, и он стал приближаться снова. Зоя схватила кусок доски с торчащими из нее гвоздями и заорала:

– Не подходи!

– Да ладно тебе, – агент снова усмехнулся. – Я ведь не твой брат. Тоже могу погладить.

– Ты урод! – Зоя кинулась на него, махая доской.

– Э-э-э, полегче! – негодяй отступил. – Да ты и впрямь дикая… Ничего, сейчас я тебя укрощу.

Агент вытащил из-под куртки пистолет и наставил на Ника. Теперь он говорил жестко:

– Урод не я, а он. Будешь ломаться – я его застрелю. И это будет по закону.

Зоя бросилась к брату и закрыла его собой.

– Сначала меня убьешь.

Агент презрительно скривился.

– Дура, сначала я тебя не убью, сначала я прострелю тебе ноги. А когда ты будешь лежать у колесиков своего братца, я вгоню ему третью пулю точно промеж глаз. Так что решай. Отдаешься мне по-хорошему, или…

И тут за его спиной появился высокий темнобородый мужчина. Тоже с драным зонтом на спине и в камуфляжной накидке. Он молнией подскочил к агенту, приставил к его шее нож и со зловещим спокойствием произнес:

– Тебе что, жены и любовницы не хватает? Так я им скажу об этом, пусть пожалеют.

– Смотри, как бы тебя не пожалели, – злобно прохрипел агент. – Лучше не мешай.

– А то что? На обратном пути меня в спину застрелишь? Тебя где потом самого искать? Забыл, какая у людей к тебе любовь? Ты им только повод дай ее проявить.

– Ладно, – сдался агент. – Ласки можно и отменить. Убери нож.

– Сперва ты хлопушку.

– Конечно, – агент сунул пистолет под куртку.

– Мудрое решение, – усмехнувшись, сказал бородач и вложил клинок в ножны на поясе.

Агент потер место на шее, куда упиралось острие ножа, и сердито произнес:

– Зря ты за эту дикарку вступился. Ее всё равно придется прикончить.

– Это почему?

– Забыл что ли? Егерь велел свидетелей не оставлять.

– Свидетелей чего?

– Она видела, что мы из Чертова леса пришли, и расскажет, если ее словят.

– Да ничего она не видела, – сказал бородач и тут до него дошло. – Вот же ты гад, а! Ты ведь специально сейчас про Чертов лес сказал. Чтобы она знала. А он ведь даже не рядом… Не дала тебе, так отомстить хочешь?