Covert nevtherworld. Бесконечность I. Катастрофы разума

С лица доктора Девье не сходила благостная улыбка. Вот так рождаются страшилки о докторах.

– Тогда вы можете полностью положиться на доктора Перрен, – сказал он, – к сожалению, я не смогу оказывать вам столько времени, сколько хотелось бы. Исследования, сами понимаете. Но не беспокойтесь, доктор Перрен будет полностью в вашем распоряжении.

Кристина встала и легко поклонилась.

– На большее я и не надеялась, – сказала она, вновь демонстрируя самурайское спокойствие.

Внутри же бушевал океан мыслей, который сворачивался в очень неприятный клубок, внутри которого было очень холодно и страшно. Пятнадцать девушек, похищенных по приказу своих женихов, официально считающихся мертвыми, похищенных и спрятанных здесь в клинике. Они подвергаются самым разнообразным экспериментам с сознанием. Зачем? Для чего? Кристину мучали очень дурные предчувствия.

* * *

Покровская сидела в одном из прибрежных кафе и, уткнувшись взглядом в колышущийся кофе, размышляла. Словно бы коричневый напиток мог ответить на все её вопросы. Информации стало чересчур много. Вновь надо было все рассортировывать. Итак, за разработкой препарата стоит Александр Верховский. Опуская все прочие моменты, Наташа не сомневалась в его таланте и способностях, однако где Верховский раздобыл финансовый капитал на продолжение исследований? А ещё скрытность. Откуда все это у молодого ученого? Для такого нужен спонсор. Это должна быть или крупная промышленная компания, или спецслужбы. Покровская почему-то склонялась ко второму варианту. Теперь Сабуров. То что он рассказал о маршрутах перевозок, наводило на самые печальные мысли, однако давало реальную зацепку. И все же тот страх, который засел в сознании Сабурова, эхом отдавался в её голове. Ведь она вторглась на территорию такого противника, который для достижения своей цели не остановится ни перед чем.

Она так и сидела в размышлениях, пока черт знает зачем не обратила внимание на столик сзади.

За ним, подле самого окна, сидели двое мужчин в плащах и темных кепках. Перед парочкой стояли наполовину пустые чашечки с кофе. Мужчины сидели и не мигая вперили свой взгляд в почти невидимый силуэт – голова и плечи, – маячивший на фоне перегородки из матового стекла, которая отгораживала место, где расположилась Покровская.

Наверное, этот взгляд и заставил её обернуться. В чём в чем, а в отсутствии чутья её никак нельзя было обвинить. Нужно сказать, без сомнения, что вид и застывшая поза этих двух парней производили самое неприятное впечатление на любого, даже самого отчаянного смельчака. Поэтому за ними никто не следил и старался не обращать внимания, только официант, опасливо озиравшийся по сторонам, ждал того момента, чтобы подойти рассчитать парочку, вероятно, рассуждая, за сколько он может убежать, если вдруг что.

Момент, к его нечаянной радости, представился довольно быстро. Парочка встала из-за столика и, недопив свои напитки, направилась в сторону Покровской.

Дождалась, называется.

Наташа встала из-за стала и вдруг в её спину уперлось что-то холодное и металлическое, а потом за спиной девушки раздался мягкий, но весьма доходчивый голос:

– Не двигаться, если жизнь дорога.

Покровская резко обернулась. Два дула ТТ уставились на неё, как два неподвижных серебристых глаза.

Лицо, которое держало оружие, было ему сродни. Спокойное и безэмоциональное. На нем нельзя было прочесть ни напряжения, ни волнения, лишь абсолютно равнодушный взгляд.

Кем могли быть её новоявленные кавалеры, Наташа не имела ни малейшего понятия. Ни на кого они работали. Ни что это значит вообще. Девушка решила выбросить все вопросы из головы и, расслабив мышцы, стала ждать развития событий.

– Руки за голову. – Вкрадчивый настойчивый голос выдавал уроженца юга, человека с берегов Понти́йского моря или с Кавказа. Голос соответствовал внешности мужчин – грубая пористая кожа, желто-коричневые лица. Возможно, они родом из Грузии или Армении. Мафия? Мозг Покровской заработал на полную мощность. Может быть, это Тополевич? Не превратилась ли она из охотника в добычу?

Вряд ли, решила она, если бы это был Тополевич, её бы просто убили. Надо просто успокоиться и выражать полное безразличие. Шансов-то все равно нет.

Наташа заложила руки за голову.

Один из мужчин отошел в сторону, так, чтобы расширить сектор обстрела, а его сообщник со знанием дела обыскал девушку сверху донизу – сначала по бокам, потом руки от плеч до запястий и ноги изнутри.

Девушку вывели из кафе и посадили в черный «Мерседес» Е-класса. Поездка была недолгой. До ближайшего съезда с набережной. После того как автомобиль затормозил на камнях набережной, «кавказцы» вышли из автомобиля и, пихнув девушку в сторону воды, стали ждать, не убирая оружие. Несколько секунд спустя раздался тихий гул мотора небольшого катера. Парни, словно отрепетированными движениями, синхронно стали закатывать брюки до колен и жестом показали Наташе сделать то же самое.

Девушка наклонилась, закатала джинсы так же, как они, и, пока возилась с кедами, зажала в руке перочинный ножик, который держала спрятанным в стельке, затем, повернувшись вполоборота в сторону лодки, которая уже достигла мели, переложила его в правый карман джинсов.

– Господа, – сказала она, – вы хотите пригласить меня на рыбалку? Предупреждаю, я таки больше люблю на блесну.

Шутку её не оценили, ответив обрывистой фразой:

«Вам назначена встреча!»

«Кавказец» первым забрался в лодку, за ним Покровская, затем последовали те двое, которые сидели в кафе, они же помогли завести мотор на корме. Рулевой, ничем не отличавшийся от простого рыбака, промышляющего в глубоких водах, развернул тупой нос катера, дал полный вперед, и они поплыли в северном направлении по ударяющим в корму волнам.

Наташа бросила взгляд на «охрану». Они сидели, сгорбившись на ветру, держа руки в карманах, настороженные, но как бы безразличные. Быстро таяла позади, пока не превратилась в золотистое свечение на горизонте цепочка огней – это был Кранцберг.

Её везли куда-то далеко от берега. Интересно, что все это может значить?

* * *

Лодка обогнула буй, сигнал которого звучал достаточно меланхолично, и, тарахтя, стала медленно двигаться на юг. На правом берегу показались веселые огоньки деревень со специально оборудованными причалами – рай для рыбаков. У Покровской мелькнула было мысль, что, когда они поднимутся чуть выше, можно попытаться растолкать своих «кавалеров» и прыгнуть в воду, пустившись вплавь. Ага, как же, дадут ей такую возможность. В голове сразу материализовалась картина, как она прыгает с катера, сразу начинают грохотать выстрелы, свист пуль и глубокое понимание в последней вспышке сознания, что она получила одну из этих пуль. Нет, она будет сохранять спокойствие. Терпение – это высшая добродетель.

К тому же она довольно-таки сильно замерзла и двинуться не могла. А ещё её обуревало любопытство. Всётаки было чертовски интересно – кому она понадобилась? Раз её не убили там, на набережной, и не утопили возле лодки, то определенно понадобилась.

Она думала об этом, когда водитель катера развернул лодку поперек течения и направил её в небольшую бухточку. В её конце чернел полуразрушенный деревянный пирс, импровизированным уступом выступающий от берега.

Едва катер приблизился к пирсу, в глаза ударил мощный фонарь. На нос катера упал канат, и кто-то невидимый подтянул судно к берегу.

Тот парень, что тыкал в Наташу пистолетом, выбрался из лодки первым. Затем вытолкали её саму. Двое из кафе почтительно козырнули и остались на катере. Катер сразу же дал задний ход и поплыл в обратном направлении. На пирсе их встретили ещё двое мужчин. Таких же непроницаемых и безмолвных. Они окружили Покровскую и повели по пыльной грунтовой дороге. Было очень темно, только метрах в ста от них между невысокими деревьями мерцал огонек. Когда Наташу подвели ближе, она увидела, что свет исходит от фонаря, качающегося на выцветшем от времени деревянном столбе. Сам столб стоял возле массивного складского помещения, которое в отличие от столба блестело и сверкало. Похоже, новое, а может быть, за ним просто добросовестно следили.

Её подвели ко входу, и возле двери она увидела несколько картонных коробок, на которых было написано – «Kranzberg–Novorossijsk. Kurica–indejka, «Agromir» 397694». Ничего пояснительного она в этом не увидела.

Они вошли. Внутри склада, слава богу, было тепло.

Девушку вели между рядов таких же картонных коробок, которые Наташа видела у двери. Вполне вероятно, камуфляж. Тут же валялись сложенные стульчики, видно было, что здесь только что играли в карты. Вероятно, они находились в помещении охраны. Один из сопровождающих прервал весьма нелюбезный тычок пистолетом.

– Не останавливаться, – посоветовали ей.

Девушка решила, что лучше не спорить, особенно, когда сзади трое крепких парней.

Покровскую подвели к массивной алюминиевой двери, за которой, наверное, скрывался еще один отсек в этом здании. Может быть, именно там её ждали ответы. Вероятно, там был главарь этой шайки.

Другого шанса может и не быть, решила Покровская. Правой рукой она уже сжимала рукоятку ножа в кармане. Внезапно выбросив вперед левую руку, она проскочила в дверь и одним резким движением захлопнула ее за собой, пригнулась, готовая метнуть нож, если что.

Сзади неё послышались крики, кто-то усиленно навалился на дверь, но Наташа держала дверь спиной, не давая открыть. Впереди неё за письменным столом сидел мужчина среднего возраста, даже не пытаясь защищаться.

– Хватит! – крикнул он.

Давление на дверь ослабло. Мужчина улыбнулся широкой и обаятельной улыбкой. Он поднялся из-за стола и медленно поднял руки.

– Не убивайте меня, госпожа Покровская, – медленно произнес он, – давайте вначале поговорим, а потом, если желание останется, можете попытаться. Меня зовут Александр Захаров. Мне передали вашу просьбу о встрече.

Покровская усмехнулась. Вот, значит, кто копает против Тополевича. Хотя кто ещё это мог быть? Она даже не была удивлена.

– Прошу прощения, что вас доставили сюда таким образом, – продолжал Захаров, – однако я боялся, что вы откажетесь, если услышите мое имя.

– Я не из пугливых, – сказала Наташа, убирая нож, – к тому же ваши люди были очень любезны.

Захаров улыбнулся.

– Я рад, – сказал он, наклоняясь к комлинку: – «Бакарди» со льдом для нашей гости, а мне виски с содовой. Покровская мысленно усмехнулась. Разговор намечался долгий.

– Обычно вы пьете херес, – заметила она вслух.

– Действительно, – сказал Захаров, – а что ещё вы обо мне знаете?

Он вышел из-за стола, невысокий, средних лет, с загоревшим лицом. На нем был один из тех темно-синих костюмов, какие из-за их удобства любили носить люди его стиля жизни. Двубортный, широкий в плечах и под мышками. Специально для ношения оружия? Мужчина протянул руку. Рука была твердой и сухой.

– Александр Захаров, – сказала Наташа, пожимая руку, – лидер Понти́йского союза – крупнейшей теневой организации Республики. Вас ещё называют королем контрабанды. Нелегальный ввоз сигарет, компьютерной техники, автомобилей, цифровое пиратство, однако ваш легальный бизнес намного обширнее: несколько полиграфических комбинатов, крупные предприятия агрокомплекса, производство птицы, если мне не изменяет память.

– Действительно, – подтвердил Захаров, – это сторона жизни мне больше нравится.

– Это естественное желание, – сказала Покровская, – чем ближе к закону, тем спокойнее.

– Любопытно слышать это из стана противника, – улыбнулся Захаров, – впрочем, не совсем противника, ведь наши дороги не пересекались, хотя сейчас звезды сошлись таким образом, что я должен установить с вами доверительные отношения, и сделать это я могу одним способом – вручить вам свою жизнь.

Покровская сохраняла спокойное лицо, вежливо слушая. Как все поворачивается, под неожиданным углом.

– Итак, это вы помогаете господину Сабурову в его действиях против Тополевича? – спросила она напрямик.

Захаров сдвинул брови.

– Прежде чем начать деловой разговор, – сказал он, – я бы хотел вас попросить кое о чём.

– Я слушаю.

– Когда вы найдете убийцу пропавших девочек, отдайте его мне, – проговорил мужчина.

Наташа была ошарашена.

– При всем уважении, – осторожно ответила она, – боюсь, эта просьба невыполнима. Он должен предстать перед судом.

Захаров фыркнул.

– Да делайте вы с ним что хотите, – сказал он, – но после всего отдайте его мне. Вас просит отец, потерявший детей.

Покровская чертыхнулась про себя. Вот идиотка, Захаров фамилия, значит – Софья Захарова…

– Это моя дочь, – как будто прочитал её мысли мужчина и протянул фотографию, – моя Сонечка.

– Но ведь она…

– Да, – бросил Захаров, – сирота. Я специально так сделал. Понимаете, у меня же не всегда спокойный бизнес. Поэтому она никогда не видела меня, только получала подарки на день рождения и другие праздники, ну и конечно, я оплачивал ей школу, она всегда была первой ученицей.

– Боюсь, вы нашли неудачное место, – заметила Покровская.

– Теперь я это понимаю, – сказал Захаров, – я хотел ей сказать правду на восемнадцать лет. Попытаться как-то объясниться, почему меня так долго не было в её жизни.

– А её мать?

Захаров тяжело вздохнул.

– Я был женат один раз, – сказал он, – мы познакомились на первом курсе. Встретились и полюбили друг друга. Она была очень романтичной особой. Результатом нашей любви был сын – Дмитрий. Дмитрий Сосновский.

– Ах вот оно что! – догадалась Покровская. – Значит, убитый пять лет назад Дмитрий Сосновский ваш сын.

– Ужасная история, – сказал Захаров, – потерять от одного убийцы двух детей. Дима взял фамилию матери.

Покровской стало жалко этого человека. Она понимала все бессилие, которое одолевало его, а ещё чувствовала его вновь открывшуюся жажду мести.

– Вот почему вы так откровенны, – проговорила она. Захаров кивнул.

– Мой сын, как и многие, имел свой бизнес, я не лез в его дела, но кое-чем помогал, и он постепенно поднялся на достаточную высоту, даже планировал жениться. Пять лет назад моего сына пригласили в некое оппозиционное движение в качестве инвестора.

– Фонд Тополевича? – спросила Покровская. Захаров кивнул.

– Мой сын отказался дать деньги, – сказал он, – и его убили. Никто киллера так и не нашёл, а я нашёл.

– Как!? – спросила Наташа. – Вы нашли? Захаров кивнул.

– Я похоронил сына и стал наводить справки, я узнал немного, но достаточно, чтобы понять одно: убийца и девушка моего сына один человек.

У Покровской глаза на лоб полезли. Ничего себе. Все круче и круче.

– Это уверенность? – спросила она.

– Факт, – сказал Захаров. – После смерти сына я нашел письмо от него, он хранил его в месте, которое я знал. Из него я понял, что мой сын, поняв смысл фонда, начал копать под них. Примерно в это же время он и познакомился с некой девушкой. Опережу ваш вопрос. Я ее никогда не видел и имени не знаю, сын говорил только, что они познакомились в Швейцарии. Мой сын был в гостях у моего знакомого английского адвоката Джеймса Чилуэлла.

Господи, подумала Наташа, ну почему всё вечно так пересекается? Нет, пусть бы касалось, но почему под такими острыми углами и загогулинами? Это кто же из них? Рыкова, Урусова, а может, Русакова или вообще Сабурова? Что, если Захаров её подозревает, поэтому и помогает её отцу, втирается в доверие, так сказать. Нет, даты не совпадают. А может быть, Захаров решил, что это Александра, поэтому взорвал её?

– Мой сын, – продолжал Захаров, – однажды увидел, как она встречается с заказчиком. Не знаю, был это прямой приказ или собственное решение, но она его убила.

На некоторое время в комнате воцарилась тишина.

– И всё это вы узнали из письма? – недоверчиво уточнила Наташа.

– Да, – кивнул Захаров, – вероятно, мой сын понимал, что его не оставят в живых, поэтому решил сообщить мне, если бы только он сказал мне лично… жена не выдержала этого и умерла, через год. Рак.

– И вы решили отомстить Тополевичу, – сказала Покровская, – вы узнали, что Сабуров копает против него, и решили помочь.

Захаров глотнул из бокала, освежая горло.

– Горе объединяет, не так ли? – сказал он. – После смерти сына я хотел одного: лишить их спокойствия и будущего. Да, я стал собирать на Тополевича компромат. Все эти пять лет собирал. Искал лазейки, перекрывал их. Вы можете подумать, что я сошел с ума, но для меня это стало смыслом жизни. Однако ничего не выходило, Тополевич как в воду канул после той истории. Никаких зацепок. Он построил огромную империю, и всё в рамках закона. Всё на легальные деньги. Ничего, чтобы можно было использовать в суде. Но вот недавно на меня вышла одна девушка. Она сообщила мне, что работала в компании Тополевича и хочет его сдать мне, сказала, что у нас с ней общая цель.

– И это была Эльмира Сабурова? – прямо спросила Наташа.

– Да, – кивнул Захаров, – это была Эльмира. Я даже не узнал её вначале, ведь я не имел дел с её отцом. А вот она моего сына знала, и знала, что с ним случилось. Эльмира рассказала свою историю, рассказала мне про клинику и про препарат. Ей нужны были мои связи и мои люди, чтобы продвинуться в своем расследовании, единственное о чём она просила, это не говорить отцу, я, естественно, не мог этого сделать, ибо понимал, что в противном случае девочку постигнет судьба моего сына, но я сделал всё, чтобы помочь ей.

– Понятно, – сказала Наташа, – дальше.

– У меня был один толковый парень, – продолжил Захаров, – года два назад он ушел к Тополевичу, просто тот платит больше. Я ему тоже кое-чего приплачиваю, чтобы быть в курсе его дел. Я вышел на него, и Игнат сказал мне, что Тополевич в своей клинике держит любовниц богатых и влиятельных людей нашей республики и шантажирует их этим.

– А что в этом такого? – спросила Покровская. – Что опасного в этих любовницах?

Захаров слабо улыбнулся.

– Эти любовницы несовершеннолетние, – сказал он.

– Ах вот оно что! – воскликнула Наташа. – Как же они к нему попали?

– Эти люди сами их туда и отправляли, – сказал Захаров, – предварительно подсаживая на известный вам препарат, а для всех они умирали. Последней жертвой стала…

– Ваша дочь, – закончила Наташа, – значит, вот почему напали на морг? И вы думаете, что она жива?

– Жива, – сказал Захаров, – простите, что не сказал об этом сразу, я хотел, чтобы вы поняли ситуацию. Здесь дело не в самих девочках, а в том, что Тополевич хочет раскрыть эту информацию на страницах западной печати и спровоцировать бунт. А сам он тогда станет лидером движения очищения. В этом и заключается смысл его «Лиги честности».

– А почему вы думаете, что ваша дочь жива?

– Потому что они написали мне письмо, – сказал Захаров, – пригрозили, что в случае, если я не передам имеющиеся у меня документы, а также Эльмиру Сабурову и её девочку, то мою девочку они убьют.

– Вы должны передать их им? – спросила Покровская.

– Хитрее, – мрачно бросил Захаров. – На завтра я пригласил Эльмиру и Марту к себе на дачу. Во время того, как они там будут, приедет милиция и найдет у Сабуровой наркотики, которые я подложил.

Наташа расхохоталась.

– Ах вот оно что, – сказала она, – а я-то гадала, зачем я так быстро вам понадобилась. Вы хотите, чтобы мы приехали на вашу дачу и сами забрали их.

Впервые за весь разговор лицо Захарова расплылось в улыбке. Наташа потягивала «Бакарди» и почтительно следила за выражением лица своего визави. Перед ней находился один из самых великих профессионалов, вне всякого сомнения. Надо же такое придумать. Ксюша такой трюк точно оценит.

– Вам это будет сделать куда как легче, – сказал он, – тем более что к этим людям у вас есть свои счеты.

Интересно только что сделать, задалась вопросом Наташа, вывезти с дачи это одно, а что делать с ними потом? Если Эльмиру приедет задерживать настоящая милиция, у них будут все бумаги на руках. Что она сможет сделать? Только тянуть время, валять дурака или… или увезти их под предлогом силового привода в главное управление розыска, для дальнейшего разбирательства, а раз так, то милиция должна ей оказывать содействие. Ну и попала она. Почему же ей все время так везет?

– Но вы же понимаете, что заказчика мы вам не отдадим, – сказала она в слух.

– Понимаю, – сказал Захаров, – мне много о вас рассказывали. Вы честная девушка и умная. Поступите, по совести. А я сутки подумаю, прав я, что вам это все рассказал, или нет.

Покровская незаметно улыбнулась. Лидер «Понти́йского союза» рассуждает о совести. Мир сошел с ума. Однозначно.

– Ну, поздно думать, – бросила девушка, – вы сказали, а я услышала.

Захаров вновь расплылся в улыбке. Кажется, он получил что хотел. Ещё бы ей выйти живой из всего этого, совсем было бы хорошо. Хотелось бы и здоровой, конечно, хотя бы физически.

– Следователь и есть следователь, – сказал Захаров, – я свяжусь с вами завтра, часов в двенадцать. В письме будет претензия на качество куриного мяса. Что-то вроде в полученной партии некоторые тушки второй свежести. Встречу с представителем фирмы необходимо провести там-то и тогда-то. Понятно? Вы же знаете эти трюки?

– Знаю, – сказала Покровская, – только я хотела бы узнать адрес дачи, чтобы, так сказать, подготовиться.

– А я уже не смог бы отказаться, – заметил Захаров, – вы умная. Я в вас не ошибся. Чтобы у вас не осталось сомнений, сообщу ещё кое-что. Тополевич прекратил поставку сюда греларозола. Игнат передал мне последние его маршрутные листы. Так вот теперь там не таблетки.

Покровская пожевала губу.

– А что? – спросила она.

– Оружие, – ответил Захаров, – много оружия. Винтовки, динамит, гранаты. Этот груз идет к нам из Южной Америки. Вот копия описи груза. Для служебного пользования, как говорится.

Покровская осторожно взяла лист из рук Захарова.

– Зачем он отправляет таблетки, это я могу понять, – сказала она, – но оружие ему здесь зачем?

Захаров покачал головой.

– Могу лишь сказать, что, по данным Игната, оружие останется здесь.

– Вооруженное восстание? – спросила Наташа. – Вы к этому ведете?

Захаров внимательно сдвинул брови.

– Вы сами всё поняли, – сказал он, – вы ещё можете все предотвратить, если живы останетесь, но учтите, я не знаю, кто за Тополевичем, но знаю, что эти люди задумали что-то такое, чего ещё наше государство не видывало. Они ведут очень крупную игру и не остановятся ни перед чем.

Покровской вновь стало холодно, и дело было не в погоде.

– Учту, – сказала она, стараясь выглядеть спокойной. Наташа окончательно запуталась в мыслях и мотивациях как своих, так и лиц, причастных к этому делу, но прекрасно понимала, что от ситуации отчетливо пахло бедой.

* * *

…Господи, Александр Владимирович. Я ведь не должна быть здесь. Я её видела сегодня и его тоже видела. Я не должна была видеть. Если об этом кто-нибудь узнает, я пропала, пожалуйста, заберите меня отсюда…

Это был тихий, испуганный голос Кати Кирсановой.

Ей было страшно.

Запись остановилась с громким щелчком.

– Ещё раз, – сухо попросила Авалова.

Техник щелкнул мышкой. Запись проигралась ещё раз, в такт ей прыгала звуковая осциллограмма, похожая на биение человеческого сердца.

Говорившая боялась. Не чего-то абстрактного, кого-то конкретного. В записи был не только голос, ещё какойто фоновый шум.

– Что это? – спросила Авалова. – Автомобили, дорога? Техник снова пощелкал клавишами.

– Похоже на раздвижную дверь, – заметил Рауш, – сначала звуки музыки, потом шипение. Возможно, она вышла куда-то из людного места.

– Клуб, про который говорил Верховский? Рауш пожал плечами.

– Если он вообще существует, – хмуро заметил оперативник.

Авалова сунула в рот орех.

– Он мне не врал, – сказала девушка, – по крайней мере не до конца врал. Она звонила ему, была напугана, смертельно напугана, но позвонила, значит, доверяла.

– Занеже доверие бывает обманчиво? – не унимался Рауш.

Авалова кивнула.

– Здесь согласна, – сказала она, – или это не значит, что он врал про клуб. В конце концов это ничего не значащая информация. Если мы туда и заявимся с ротой автоматчиков, что мы предъявим посетителям? Они ведь не на деньги играют.

Сидящий в кресле Мациевский расправил плечи.

– Так может, он нас таким образом уводит от следа? – спросил он. – Мол, занимайтесь, дорогие сыщики, этим клубом, а я буду громко смеяться.

Авалова усмехнулась.

– Нет, – твердо сказала она, – Кристина видела в клинике Тополевича Соню Захарову, а Верховский говорил, что одну из подруг Кирсановой разыграли в качестве лота, улавливаете?

Рауш бросил на напарницу недоверчивый взгляд.

– Думаете, что её отправили в Швейцарию? – спросил он. Авалова кивнула.

– Готова держать любое пари, – сказала она, – так и происходит.

– Ага, – задорно воскликнул Макс, – значит, здесьтаки Верховский соврал! Он-то говорил, что их отпускают, через месяц.

Авалова усмехнулась. Нелюбовь детектива к подозреваемому или к свидетелю – вещь страшная, потому что никогда не доводит до истины. Лично она всегда старалась быть выше таких эмоций.

– С чего бы это, а? – неприятно зазвучал внутренний голос. – С каких это пор ты стала такой либеральной?

Ксения дернула головой, прогоняя мысли.

– Возможно, – согласилась она, – или это пока не главное. В конце концов, Верховский мог этого и не знать.

– Ты сама-то в это веришь? – буркнул голос.

– А вот Кирсанова скорее всего узнала, – предположила Ксения, – узнала, а возможно и увидела, вот потому-то её и убили.

– Значит, паспорт и деньги – дезинформация? – спросил Мациевский.

Ксения пожала плечами.

– Не думала об этом, – честно сказала она, – но возможно, что так. Раньше я бы не согласилась с этим…

– Я говорил это с самого начала, – обиженно фыркнул Рауш.

– Но теперь, – продолжила Ксения, – пожалуй, стоит рассмотреть такую версию. Действительно, их могли подбросить, чтобы мы думали, что Кирсанова должна была уехать вместе с подругами.

– А на самом деле её просто убили, – сказал Рауш, – потому что она увидела лишнее. Но всё же не понимаю, как так может быть, чтобы человек был трупом, лежал в холодильнике, а потом ожил?

Ксения кивнула.

– На самом деле ничего странного в этом нет, – сказала она. – У спецслужб существуют специальные яды, которые позволяют ввести человека в состояние, близкое к смерти, а потом с помощью противоядия их оживляют. Нелегалов и перебежчиков иногда перевозят таким образом через границу.

– Адашев наверняка имел доступ к таким ядам, – заметил Мациевский, – он же был шефом СБР.

– Это не так важно, – сказала Ксения, – наш киллер итак достаточно подготовлен. Я увидела её сегодня и его тоже видела, о ком она говорит?

– Может быть, о подруге? – предположил Рауш. – Она где-то там её увидела.

– А почему у неё такой испуганный голос? – спросила Ксения. – И кто этот «он»? Она видела чью-то встречу. Встречу, которую видеть не должна была. Возможно, эта встреча и напугала её.

– А что, если она видела нашу «подругу»? – предположил Рауш. – Может быть, ей передали приказ нейтрализовать девочек, а Кирсанова это подслушала, вот и стала для них опасной.

– Возможно, – согласилась Ксения, – пожалуй, стоит посетить это скромное заведение, оно начинает меня сильно интересовать.

– Избавляться от девушек – это я еще понимаю, – сказал Мациевский. – Но зачем держать их живыми в этой клинике? Это необычно.

Авалова сдвинула брови.

– Все это необычно, – фыркнула девушка, – и мне от этого не по себе.

Воистину, все меняется, заключила она.

* * *

Кристину вновь вели по длинным белым коридорам в сопровождении доктора Перрен. Её желтые глаза всё время сканировали гостью, от чего у Кристины появилось ощущение, что она совершила какую-то оплошность при разговоре. Нет, вряд ли. Эти люди привыкли не церемониться с противником. Она была бы уже где-нибудь в подвале, если бы у сих господ возникли сомнения на её счет. Это была единственная успокаивающая мысль.

– Надеюсь, вы удовлетворены разговором? – спросила доктор Перрен.

– И разговором и вашими опытами. – Левонова изобразила освоенную ещё в дипломатическом интернате кроткую, небрежную улыбку – фирменное оружие любого дипломата, – правда я многого не спросила о научной деятельности.

– У вас будет такая возможность, – отозвалась доктор Перрен, – уверяю вас. Я рада, что вы останетесь с нами подольше.

В данных обстоятельствах это звучало как смертный приговор.

– Должна вам сказать, – продолжала доктор, – что мы редко распространяемся о своей работе. Вы же понимаете, что в таких специализированных областях науки более чем где-либо процветают алчность и зависть. К тому же многие жаждут украсть результаты наших прорывных исследований.

– Учитывая ваш прогресс, – это естественное желание, – сказала Кристина.

Некоторые из таких жаждущих даже идут рядом, усмехнулась девушка.

Её провели до самой двери в номер. Открыли панель и наконец оставили в одиночестве. Кристина облегченно выдохнула.

Соня, вдруг пронзила её мозг мысль, она здесь? Левонова стала вертеть головой в поисках соседки, та, на счастье, обнаружилась на собственной кровати, она лежала, уставив глаза в потолок.

Её чемодан и саквояж тоже были на месте, хотя Кристина была уверена, что они уже шарили в её вещах. Ну и пусть. Ничего интересного они там не обнаружат.

Интересно все-таки, а что она будет делать? Долго этих господ за нос водить не получится. Вызвать сюда Штильхарта? Исключено, второго шанса позвонить уже не будет, ведь телефон ей пришлось оставить у охраны, его тоже наверняка разбирают, правда, он местный и они в нём тоже ничего не найдут.

Самое лучшее, конечно, взять бы их сейчас за горло, высказать всё, что она о них думает и… и что дальше? Вряд ли это можно считать дипломатическим решением, а мысль сражаться со всей клиникой Кристине как-то не нравилась.

Решив вновь перевоплотиться в пациентку, девушка присела на свою кровать и мило улыбнулась Соне.

– Кто это всё придумал? – вопросила Левонова в пространство. – Игры, имитация самоубийств, зачем всё это?

– Мы так лечимся, – раздался голос её соседки, – избавляемся от страха смерти. Это психотерапия. Так доктор Девье сказал.

Психотерапия? Да, от такой психотерапии, может, и не помрешь, но свихнёшься точно.

– А ты сколько уже здесь? – для вида спросила Кристина.

– Недели две, – тихо сказала Соня, – меня сюда из казино доставили.

Это ещё что за вводные?

– Какого казино? – спросила Кристина как можно тише, чтобы не было слышно в микрофон.

– Ты не бойся, – сказала Соня, – они микрофоны отключают в это время. Думают, что мы в отключке. Есть такое казино для богатых, нас там разыгрывают. Отдают женихам. Они с нами месяц проводят, а потом отдают назад, но нас не отпускают, они нас сюда отправляют и лечат. Учат ненавидеть женихов, а я не хочу ненавидеть.

– А как вы попадаете в это казино? – спросила Кристина.

– Нас из школы привозят, – сказала Соня, она говорила очень спутанно и монотонно, – раз в месяц выбирают двух девушек. Вот сейчас выбрали меня и Дашку Терехину. Привезли в казино. Нам там поначалу нравилось. Одежду красивую давали. Мы с другими девчонками познакомились. А Катька всё нас отговаривала, говорила, что это плохо кончится.