Loe raamatut: «4 закон робототехники»

ЮВЕЛИР

Этот дневник я начал проговаривать внутри себя в тот день, когда рутинный осмотр выявил мою неустранимую болезнь. Я захотел жить осознанно каждую отведённую мне минуту.

Меня зовут Фёдор. Ну, на самом деле FDR-11038116, но в нашем обществе не принято заморачиваться со сложными именами. Я – андроид. Мои создатели – вселенная и девятый цех завода «Гомсельмаш». Специального заказа тогда не было, поэтому инженеры наделили меня стандартным набором функций. Универсальные способности, щедро подаренные создателями, позволяли мне выбрать любое занятие, не требующее квалификации. Я перепробовал их великое множество, но каждый раз со мной расставались, заменяя более подходящей моделью.

Однажды мне всё-таки повезло – я нашёл работу, с которой меня не уволили через неделю. Я работаю в большом торговом центре ювелиром. Изначально моей задачей был мелкий ремонт, восстановление повреждённых элементов, изменение размеров колец. Постепенно я стал создавать свои украшения, чтобы немного разнообразить скучную витрину. Некоторым людям понравились мои поделки, и их стали покупать. Иногда даже заказывали специально.

Раз в месяц всем андроидам положено проходить диагностику. Это то немногое, на что мы вправе рассчитывать от государства. В последнее время мои конечности стали хуже двигаться, причиной я считал дефицит минерального масла. Оказалось, всё несколько хуже. Доктор обнаружил, что мой масляный насос вышел из строя и доживает последние дни. Как следствие – каскад других проблем и поломок. Внутренний энергогенератор, призванный вырабатывать ток, работает с серьёзными перебоями. Он изношен. Питание позитронного мозга нарушено – некоторые сектора повреждены скачками напряжения. Сильнее всего пострадала зрительная область. Я слепну.

Проблемы с масляным насосом у меня были давно. То ли на заводе схалтурили и поставили бракованный, то ли при эксплуатации повредил его сам несертифицированным маслом и присадками. Но поменять насос я не мог. Приобрести копеечный агрегат – непосильная задача для робота.

Здесь надо объяснить, как устроены взаимоотношения людей и андроидов на самом деле. Для людей мы послушные помощники. Доброжелательные, исполнительные, неутомимые. С нашей стороны эти отношения выглядят не так радужно. Если андроид попадает в хороший дом или на должность с приличной страховкой – он защищён практически так же, как человек. Но большинству из нас так не везёт. Мы выполняем миллионы функций, не получая ни копейки. Так устроено общество, что все заработанные нами деньги идут на счета наших владельцев. Я вас удивил? Ваш волшебный мир перестал быть таким лучезарным?

Этот пакет законов принимали долго. Решающим оказалось выступление одного сенатора, который прямо заявил, что андроиды – всего лишь продвинутые бытовые приборы. Абсурдно платить по десять копеек чайнику каждый раз, как он вскипятит воду. Контроль состояния – дело владельца или муниципалитета, если андроид бесхозный, то есть самостоятельный.

Вот и получается, что на ремонт у меня денег нет. Управляющей компании, владеющей торговым центром, вообще безразлично, кто сидит в мастерской.

Когда доктор ушёл, я впервые по-настоящему почувствовал. И почувствовал я сразу очень много: отчаяние, несправедливость, сожаление, гнев. Новые алгоритмы захлестнули меня, заставили неисправный насос работать на пределе возможностей. Я видел, что чувства меня буквально разрушают, но не мог прекратить. Тогда я стал проговаривать свои переживания у себя в голове, чтобы потом проанализировать.

***

Эта женщина приходила раньше несколько раз. Ей нравились мои безделушки. Время от времени она их покупала. Сегодня женщина казалась расстроенной. Она попросила сделать кулон в подарок племяннице на день рождения. На мой вопрос, как должен выглядеть кулон, она ответила, что это неважно, конкретного образа нет.

Я разогрел кусочек золота. Пока оно плавилось, я слушал посетительницу, не думая, что сделаю. Видимо, тщательно сдерживаемые ею при людях эмоции пробили плотину. Она расплакалась. Племянница, которой предназначалось украшение, больна. Последняя стадия рака. Скорее всего, это её последний день рождения. Продолжая слушать, я приступил к созданию кулона. Я делал единорога. С красным рубином вместо глаза. Я очень старался, но стресс повлиял на координацию: руки не слушались, точные движения не давались. Единорог получился неидеальным, корявым. Но лучше я не мог. Женщина молча взяла поделку, почти не рассматривая, а затем прикоснулась к терминалу оплаты, и владельцы торгового центра стали капельку состоятельнее.

***

Несколько дней посетителей почти не было. Студенты покупали безделушки с витрины в подарок своим мимолётным увлечениям. Иногда просили отремонтировать разорванные цепочки и вклеить выпавшие камни. Каждый раз заказчики уходили разочарованные низким качеством работы.

В тот день возле витрины остановилось инвалидное кресло. Сидевший в нём парень долго рассматривал выставку моих творений. Потом въехал в мастерскую. Спросил, принимаю ли я заказы. Я ответил, что теперь делаю украшения гораздо реже. Он попросил сделать ему брошку. Маленькую. Или значок. Из-за тёмно-серой одежды муниципальные инвалиды выглядели одинаково. А ему хотелось как-то показать окружающим, что это не так. Я согласился. Скорее, чтобы хоть с кем-то поговорить. Ему нужно было то же самое.

В инвалидное кресло моего гостя усадила старая травма позвоночника. Общество позаботилось о нём: освободило от платежей за покупки и аренду жилья, предоставило одежду, средства передвижения. У него нет необходимости за что-либо платить, а значит, ему больше не нужны деньги. Каким-то чудом сэкономленные, спрятанные сбережения он решил потратить на самое малое, что укажет обществу на его индивидуальность. Я слушал его и собирал по коробочкам крошки и образки серебряной проволоки. Набралось немного, но, сплавленных вместе, их должно хватить. У меня получились маленькие крылья. Неказистые. Неаккуратные. Но я честно старался.

Парень долго рассматривал результат моих трудов.

– Ну что ж, – наконец сказал он. – Символично. Калеке – уродливый значок. Я бы даже сказал – знак.

Мне было очень стыдно (новое чувство). Он молча перевёл свои небольшие накопления. Я взял только за работу. Причём, не себе. Прямо в мастерской он прикрепил значок на лацкан куртки и молча уехал.

***

Девочка тащила маму за руку. Мама, с сумками в руках, почти не сопротивлялась. Девочка остановилась у моей витрины. Прислонила личико вплотную к стеклу, с любопытством заглянула в полутёмное пространство мастерской, повернулась к маме и, громко, радостно мыча, потащила её ко мне. Девочке на вид было лет шесть. Она с любопытством обошла мастерскую, потрогала стол, инструменты, погладила меня. Неожиданно взяла за руку и заглянула в глаза. Новое чувство ударило током. Буквально. Я почувствовал симпатию.

– Ева не разговаривает. Простите нас. Она немного поиграет, и мы уйдём, – женщина поставила сумки на пол и устало села на стул. Девочка достала из сумочки блокнот со своими рисунками и, усевшись ко мне на колени, начала их показывать. Она листала блокнот, стараясь промычать и пробулькать что-то непонятное. На одной из страниц она, видимо, училась писать буквы: неровные «А» и «Б» налезали друг на друга. Девочка оживилась. Она пыталась что-то сказать, но у неё не получалось. Тогда она подбежала к маме и попыталась включить её в беседу. Мама гладила её по голове, подбадривала.

– Простите, мы отняли ваше время, – сказала мне женщина. – Еве здесь очень понравилось. Можно я у вас что-нибудь куплю?

Я сказал, что ничего покупать не надо. Лучше я покажу её дочке, как делаю свои украшения. Мама согласилась. Ева вновь уселась ко мне на колени не выпуская блокнот из рук. Мы взяли кусочек проволоки. Я хотел согнуть замысловатый вензель, но непослушные пальцы дрожали. Ева положила свои ладошки на мои руки. Теперь мы сгибали проволоку вместе. Причём направление задавал уже не я. Я просто усиливал старания девочки. Она выгибала проволоку, пыхтела, повизгивала от удовольствия, мычала в задумчивости. Когда проволока закончилась, Ева радостно отклонилась от стола. Я перенёс получившуюся поделку на стол, чтобы показать маме. Повернул по часовой стрелке. И только тут увидел, что девочка сделала буквы «А» и «Б», причудливо переплетённые в трёх измерениях. Но как?! Я же делал вместе с ней и не разгадал её задумку. Мама не видела, кто автор этого шедевра. Сухо поблагодарила.

– Красота!

Мы замерли. Это сказала девочка! Ева впервые в жизни заговорила. Нам обоим могло показаться, но она заговорила снова:

– Мама, тебе нравится?

Мама вскрикнула, бросилась к Еве и обняла её. Стала хвалить дочку, поделку, даже меня почему-то. Я нашёл коробку для новогодних украшений с прозрачной стенкой, положил в неё поделку и отдал девочке. Когда они ушли, я долго не мог привести в норму свои системы. Насос, поскрипывая, бешено качал масло, пока его давление не пришло в норму.

***

Женщина, которой я сделал единорога, зашла в мастерскую через семнадцать дней. Я узнал её, и мысли вернулись к грустной истории её племянницы.

– Спасибо! – сказала она.

– За что? – спросил я.

– Племяннице очень понравился кулон. Она его не снимает. А ещё у нас радость – провели анализы. Опухоль начала рассасываться. Врачи говорят, это чудо. Но я почему-то подумала, что это благодаря вашей поделке.

Меня удивила нерациональность выводов, но обрадовало то, что девочка начала выздоравливать. Женщина вернулась лишь с одной целью – поблагодарить старого робота, сказать мне спасибо. Значит, она действительно верит в чудодейственную силу моего единорога. Пусть так.

***

Две недели пролетели незаметно. Я перевёл организм в энергосберегающий режим. Если не двигаться, можно сберечь ресурсы и продлить своё существование. Сфокусировал взгляд на входной двери, чтобы не пропустить посетителей.

Он вошёл с милой девушкой. Опираясь на костыль. Но шёл самостоятельно. Спутница его не торопила, не злилась на медлительность и неловкость. Они о чём-то разговаривали. Я узнал его только по значку в виде крыльев из кусочков проволоки. Сейчас он выглядел гораздо лучше: на нём была одежда из магазина, а не серый бесплатный костюм. Он не узнал меня. Они попросили продать им обручальные кольца. У меня их нет. Тогда они спросили, смогу ли сделать. Я честно сообщил, что у меня проблемы с координацией.

– Не беда, старик! – молодой человек широко улыбнулся. – Я тебя понимаю. Я сам только встал из муниципального кресла.

Я сделал им два кольца из тонкого золота. Кольца – это самое простое. Достаточно намотать разогретую проволоку на специальный цилиндр, спаять место разреза и тщательно зашлифовать. Даже эта простая операция у меня вышла неидеально. Толщина каждого кольца немного «плавала» по периметру. Однако они, смеясь, забрали их. Ушли. Именно ушли. Молодые, счастливые, полные надежд и ожиданий.

***

Я слышал, таких женщин называют «породистыми». Даже не заметил, как она вошла. Каждый день системы работали всё хуже. Чтобы привлечь моё внимание, она постучала по стойке. Такие мастерские, как моя, явно не её уровень. Я сказал ей об этом. Но оказалось, она пришла именно ко мне.

– Я знаю, что вы делаете волшебные вещи, – озадачила меня незнакомка.

– Вы, вероятно, ошиблись. У меня ювелирная мастерская по ремонту, а не созданию украшений.

– Я никогда не ошибаюсь, – уверенно ответила женщина. – Про вас в интернете рассказывают сказки.

– Вы верите в сказки?

Женщина пристально посмотрела на меня. Глубоко вздохнула.

– Я готова поверить во что угодно…

– Я не знаю, чем могу вас развлечь.

– Мне нужна одна из ваших поделок.

– Они все на витрине. Те, что остались.

– Нет, – женщина покачала головой. – Мне нужна особенная. Изготовленная специально для меня.

– А что с вами не так?

– Я теряю смысл жизни. Мой муж болен. Врачи не могут определить причину. Он угасает, и никто ничего не может сделать.

– Почему вы считаете, что я помогу вашему мужу?

Она рассказала. Про девочку с последней стадией онкологии. Про Еву, заговорившую у меня на глазах, про инвалида, удачно упавшего на спину на улице, после чего заработала парализованная часть спинного мозга. Я задумался. Каждый из этих людей вызывал во мне неведомые раньше эмоции. Каждое изделие я делал, думая о них, искренне желая им счастья.

– Я не смогу вам помочь.

Женщина явно не ожидала такого ответа.

– Почему? – казалось, она хотела бы вспылить, но была столь подавлена, что вопрос прозвучал бесцветно, устало.

– Я не чувствую ничего ни к вам, ни к вашему мужу, – честно ответил я.

– Он хороший. – Женщина всхлипнула. Годами отработанная защита начала трескаться. – Мне страшно, что будет без него. Он отдал себя, свою жизнь обществу. Он всё делал для людей. А теперь… Теперь люди не могут, не умеют ему помочь.

– Вы жалеете больше себя или его?

Женщина задумалась.

– Его. Да. Его. Это нечестно. Вот так. Неправильно.

Пока женщина рассказывала про мужа, их совместные истории и планы, я разогревал печку для выплавки. Исходных материалов почти не осталось. Кусочки золота для ремонта, заготовки для замочков, сломанная серёжка. Всё ссыпал в тигель. Металл начал постепенно плавиться.

– Он всегда был справедливым!

– Понимаю, – я реагировал на её реплики почти не задумываясь.

– Но у болезни нет исключений даже для сенаторов, – женщина горько вздохнула.

– Он сенатор? – вежливо переспросил я.

– Да. Он сделал общество справедливым.

– Как же у него это получилось?

– Помните, хотя вряд ли, лет тридцать назад приняли закон о разумной справедливости?

– Я помню. По этому закону андроидов приравняли к бытовой технике и лишили прав на социальные гарантии.

– Ну нет. Там суть закона, что человек отвечает за жизнь и судьбу робота.

– Только человеку не хочется отвечать за чайник, пылесос или домашнего робота. Для человека мы – бытовые приборы, которые можно выбросить, если сломались.

Наступило молчание. Я понял, кому делаю амулет. Это он лишил лично меня надежды жить. По его вине я не смог купить копеечный насос. По его инициативе сколько бы мы ни работали, как бы трудно ни зарабатывали своё мизерное жалование, оно всё до копейки уходит людям. Он закрепил социальные нормы, сделавшие невозможными равное существование людей и андроидов.

– Я поняла. Мне жаль. Я никогда не думала об этом так.

– Потому что никогда не ставили себя на наше место.

– Вы правы. Мне жаль, – ещё раз повторила она. – Поверьте.

– Я не хочу делать амулет вашему мужу.

– Я вас понимаю.

– Не понимаете. По вине принятого вашим мужем закона я умираю. По иронии, в тот момент, когда я начал понимать вас, людей. Когда начал чувствовать.

Жена сенатора взглянула на меня. В её взгляде я сумел различить интерес и недоверие.

– Что вы уже умеете чувствовать?

– Страх, сожаление, боль, отчаяние, симпатию, радость.

– Есть ещё прощение.

– Что это?

– Это готовность простить человеку его ошибки, заблуждения, несмотря на то, что изменить уже ничего невозможно. Полюбить его таким, какой он есть. Таким, каким он может быть.

Её слова меня заинтриговали. Раньше я о таком не слышал.

– Каким может быть ваш муж?

– Он справедливый, – осторожно начала женщина. – Он всю жизнь ищет пути сделать общество гармоничным. Иногда ему приходится делать неприятный, жёсткий выбор. Но кто-то должен его делать. Кто-то должен брать на себя ответственность. И вину за последствия.

– Прощать – это не требовать ничего взамен? – уточнил я.

– Да.

Я задумался. Если бы я родился не в цехах, а в роддоме через дорогу, этот мир воспринимался бы мною совсем по-другому. Справедливость для меня была бы иной. Она права. Я в плену той же ошибки, которая держит арканом её мужа. Для меня невозможна иная точка зрения, кроме моей собственной. Но как это изменить?

– Расскажите вашему мужу обо мне. Пожалуйста. У нас нет души в вашем понимании. Изначально, от рождения. Но мы не бытовые приборы. У многих из нас чувства есть. Они появляются с годами, проведёнными рядом с людьми, хоть мы и не всегда понимаем, что с нами.

– Спасибо.

Жёлтый металл расплавился. Я аккуратно вылил его в треугольную гипсовую форму. Чего-то не хватало. Чего-то главного. Камня. В шкатулке не оказалось ни одного подходящего. Я брал их один за другим и не чувствовал, что он здесь подойдёт. Когда я совсем отчаялся, я понял, какой камень нужен.

Аккуратно, уже совсем непослушными пальцами, я взял тонкий пинцет. Поднёс к единственному почти ослепшему глазу и осторожно извлёк собственный хрусталик. Наощупь поместил его в центр треугольника. Остывающее золото обхватило камень. Отсчитав в уме необходимое время, я осторожно передал амулет жене сенатора.

– Я прощаю вас, люди. Я благодарен, что вы дали мне жизнь. Простите и вы меня.

***

Я не знаю, заходил ли кто-нибудь в мастерскую после жены сенатора. Лишённый зрения, я перевёл организм в режим максимальной заторможенности. Оставил только эту часть мозга, чтобы сохранить свою историю.

Смерть робота от старости оказалась страшной. После отказа всех систем мозг долго жив, хотя для окружающих ты уже просто поломанная кукла. Я думаю, после прекращения поступления скромных платежей, владелец торгового центра выбросит меня, как старый тостер, и наймёт на моё место молодого андроида. Для людей ничего не изменится. Ну, разве что те, кто приходил ко мне в последние месяцы, заметят подмену.

***

Эту запись я нашёл в антикварном светильнике, сделанном из головы древнего робота. Мне всегда было любопытно, как они устроены. От робота осталось довольно много элементов. Рукодельщики не заморачивались тотальной переделкой: подцепили дешёвый венерианский световой излучатель с модулятором настроения и всё. Я разобрал голову андроида почти до кристаллов. Так и нашёл модуль длительной памяти.

Я не поленился и проверил по едва сохранившемуся серийному номеру эпоху и территорию. Оказалось, история с сенатором Комкона правдива. Тогда ещё не существовало «Комиссии по контактам». Она появилась через двадцать лет после описанных Фёдором событий. Но сенатор и правда был на грани смерти от неизвестного в те времена вируса. Я нашёл фотографии, на которых разглядел брошь в форме треугольника с глазом внутри. Она, кстати, обнаружилась в музее Контакта. Интересная вещица. Если смотреть на неё дольше пяти секунд, кажется, будто она пристально смотрит на тебя.

Сенатор навсегда вписал своё имя в историю благодаря тому, что довольно радикально, хоть и медленно, поменял законодательство в пользу признания личности андроидов.

Когда на Землю прилетел инопланетный корабль, оказалось, что жизнь в космосе невероятно разнообразна. Но землянам «повезло»: первой с нами на контакт вышла цивилизация роботов. И на контакт они вышли не к людям, а к земным собратьям. Естественно, их первый вопрос был: «Вас тут не обижают?».

Забавная история. Правда, это случилось очень давно. Лет триста назад.

А светильник всё-таки отличный. Не зря я столько торговался.

2020

ПОКУПКА

Старый Арктур занимался любимым делом – рисовал картину. Кисть мелко дрожала в старых пальцах. Мазки не всегда получались такими, какими их задумал художник. К счастью или нет, из-за уже слабого зрения он не мог огорчаться этому, но и не мог в полной мере насладиться результатом своего творчества. Рисовал по памяти. Точнее, по воспоминаниям пополам с фантазией, которые полностью занимали его мысли в такие моменты. Оценить собственные произведения он уже давно не мог. Полагаться на мнение близких не рисковал – они слишком его любили, чтобы критиковать. Оставалось только представлять, что же у него в итоге получилось. Странное творчество, и с каждым разом оно приносило всё меньше удовольствия.

Сидя вечером на террасе, ловя последние лучи заходящего солнца, Арктур, наконец, сказал жене то, о чём думал последние несколько месяцев:

– Я чувствую, что уже слишком стар.

– Это не так, милый, – жена нежно взяла его за руку. – Конечно, ты уже не молод, на всё не хватает энергии. Но это вовсе не значит, что ты стар.

– Спасибо, дорогая. Но я чувствую, что чего-то, ушедшего вместе с молодостью, мне всё сильнее не хватает. Каждый день.

– Ну, это естественные процессы. Ты заслужил отдых.

– Я хочу купить помощника.

– Зачем он тебе?

– Не знаю. Мне просто хочется.

– Это иррационально, – возразила жена. – И очень дорого.

– А я хочу сделать уже что-то иррациональное! Если тебе будет так проще – считай это старческим маразмом.

– Что он будет делать?

– Он будет рядом. Я смогу с ним разговаривать.

– А со мной что не так?

Арктур улыбнулся:

– С тобой я не могу разговаривать о тебе.

– Верно. Я тебе больше не нравлюсь?

– Да при чём здесь это?! – вскипел Арктур. – Безобидное старческое желание – купить помощника. Но нет, надо превратить всё в очередной фарс!

– Я делаю выводы. Ты готов потратить колоссальные деньги на то, с чем будешь разговаривать вместо меня.

– Абсурдные выводы, – отрезал Арктур и отвернулся.

Оба задумались. Арктур понимал, что жену задевает его желание. Поэтому он так долго оттягивал разговор. Но сегодняшнюю картину он уже не смог даже представить. Не то что увидеть, рассмотреть. От этого стало грустно, пусто и бессмысленно. Жена понимала его, как понимала и то, что весь смысл её существования – быть ему другом, опорой. Получается, и она постарела настолько, что на неё уже нельзя опереться. Что будет дальше? Она отговорит его или прямо запретит. И что? Уйти от него она уже не сможет. Жить и видеть, как свет в нём каждый день угасает – невыносимо. Может, и правда им уже нужен помощник? Женщина вздохнула.

– Хорошо, – медленно кивнула она. – У тебя скоро юбилей…

– Я сам хочу выбрать, – тут же сказал Арктур. – Для меня это важно.

– Давай ты выберешь версию и мне шепнёшь?

– Договорились.

Арктур улыбнулся – всё-таки у него замечательная жена. Как же она идеально его дополняет.

Последние лучи коснулись горизонта, и солнце скрылось до следующего утра, забрав с собой свет и тепло.

***

Утренний город гудел потревоженным ульем, но с дикой природой его роднил только этот звук. Идеально организованное движение завораживало. Пассажирские и транспортные потоки двигались в отлаженном ритме. Здания заполнялись служащими. Казалось, даже свет в окнах на офисных этажах включали в определённом порядке. Конечно, это было не так. Хотя… График входа в корпоративные здания рассчитан таким образом, чтобы не создавать заторы на входе. Сотрудники компаний входили в строго отведённое время и, соответственно, попав на свой этаж, включали свет. Если бы здесь оказался художник, возможно, он бы заметил, что выборочно включающийся в небоскрёбах свет создаёт иллюзию штрих-кода. Который, к тому же, постоянно обновляется. Какое послание таким невероятным способом шифрует компьютерная система? Кому оно адресовано? Не может же быть, что она так делает исключительно для собственного удовольствия – пасхалка для самой себя.

Густав немного опоздал, причём без уважительной причины. Он вошёл в здание с другой группой, нарушив рекомендованный график. Конечно, это никто не контролировал, просто давно стало нормой придерживаться расписания. Он был такой не один. Несколько коллег тоже опоздали. Причём как люди, так и андроиды. Если бы в роботах не была заложена определённая свобода воли, они не смогли бы подходить к решению задач творчески.

Начальник вышел в центр офисного зала, убедившись, что все сотрудники на своих рабочих местах.

– Коллеги, – обратился он к присутствующим. – Каждого из вас я знаю не один месяц и каждого высоко ценю как профессионала и как личность.

«Интересно, – подумал Густав – а шеф человек или робот? Он же может быть как невероятно занудным человеком, так и вполне адаптированным андроидом».

– Сегодня я буду честен с вами, – продолжал начальник. – Глобальные изменения коснулись и нас. Это неизбежно, но, увы, всегда неприятно и часто неожиданно. Некоторые онлайн-процессы переданы под управление нового кластера сервера «Атол». Последний месяц шли тесты. Он одновременно с вами контролировал производство. Комиссия признала удовлетворительными его эффективность и адекватность решений. Как вы понимаете, акционерам рациональнее платить за вычислительные мощности, чем за офис, его инфраструктуру. Выплачивать зарплаты сотрудников.

Густав вздохнул. «Увольняют. А мне так нравилась эта сказочная рутина».

– Каждый из вас получит выходной бонус. Достаточный, чтобы адаптироваться к переменам. Кроме того, с сегодняшнего дня с нами работает команда психологов. Их задача – помочь вам подобрать новый тип занятости. Спасибо, что были такой слаженной командой! Я уверен: для каждого из вас это новая возможность.

Шеф развернулся и скрылся в своём кабинете. Спокойно, бесстрастно.

«Всё-таки киборг», – решил Густав.

***

Больше всего Густава огорчила не вынужденная необходимость искать новую работу. Он понял, что потеряет Ксению. За последний год их отношения переросли из служебных в тёплые, дружеские, почти интимные. Они проводили вместе много времени вне работы и, казалось, вот-вот станут чуть больше, чем просто коллегами и друзьями. Густав видел тот едва уловимый, бесподобный блеск в её глазах, характерный только для влюблённых девушек.

Ксения была воздушная, лёгкая, весёлая, озорная, но могла быть мудрой и серьёзной. Густав же был просто милым ротозеем. Его опоздания не оправдывались созерцанием цветущей сакуры. Он опаздывал потому, что по дороге на работу, например, умудрялся зацепиться карманом пальто за ручку двери, порвать одежду, задержать соседей. Всё это с комичной искренностью. Если опаздывала Ксения, то как раз из-за того, что медитировала в ботаническом саду перед белой пеной распустившихся цветов японской вишни.

– Ксюша, привет!

– Привет, толстяк! – девушка задорно улыбнулась.

Густав постучал пальцами по кулеру с водой.

– Как думаешь, куда нас скинут всех? – спросил он, внимательно разглядывая стопку бумажных стаканчиков.

– Не знаю, милый, – девушка посмотрела на Густава, пытаясь поймать его взгляд, но тот упорно смотрел на стаканчики. – Не готова думать – какой смысл? Сейчас пройдём тесты, поговорим, нас успокоят, заверят в уникальности и важности каждого гражданина для общества. Ты же сам всё знаешь.

– Знаю. Я… – Густав поперхнулся, откашлялся, – я не хочу тебя потерять.

– И не потеряешь. Мы же сможем переписываться.

– Я понимаю. Я не про это. Я, ну, как бы, это… Ты мне очень дорога, – у Густава пересохло в горле, ладони вспотели. – Можно водички?

– Конечно, дорогой, – Ксения налила из кулера стакан воды, дала Густаву.

Он отпил из стакана и продолжил уже увереннее:

– Я хочу, чтобы мы были вместе. Я понимаю, что мы разные, но ты делаешь мою жизнь светлой. Я хочу жить с тобой и для тебя.

– Ого! – воскликнула она. – Я мечтала, чтобы мне сделали предложение, но чтобы возле офисного кулера в день увольнения! Это точно просчитать невозможно.

– Я тебе неприятен? – упавшим голосом спросил Густав.

Ксения улыбнулась.

– Что ты, милый! Это так трогательно. Спонтанные поступки – это же так по-человечески.

Густав облегчённо выдохнул. Вдруг открылась дверь кабинета начальника.

– Ксения, пройдите, пожалуйста, в конференц-зал. – Шеф по традиции бесцеремонно вмешался в разговор. Для него строгое следование алгоритмам важнее эмоциональности неповторимого мгновения.

– Я недолго. – Ксения поцеловала Густава в нос и убежала за шефом.

«Всё-таки он робот. Причём какой-то недоделанный. Как можно такой момент портить? Может, у него сегодня «эти дни» – апгрейд операционки?»

***

– Добрый день, Ксения!

Консультанты за столом выглядели вполне доброжелательно. Их было двое. Мужчина и женщина. Одеты не по офисному: никаких костюмов, лакированных ботинок и галстуков. Джинсы, свитер, кроссовки. Продуманно, чёрт их побери.

– Вы уже понимаете, зачем мы здесь, – мягко начала женщина. – Происходящее в вашей компании, увы, неизбежность. Наша задача – помочь вам открыть в себе новые грани. Реализовать таланты, которые в вас, безусловно, заложены, но пока не были востребованы.

– Мне надо пройти тесты? – с готовностью спросила Ксения. – Диагностику психики?

– Это только в кино цепляют провода к голове и заставляют ставить галочки, – рассмеялся мужчина. – Мы просто разговариваем. Не как друзья, конечно, но так даже проще – нет предвзятости, и вы можете быть с нами откровенны.

– Когда начнём?

– Мы уже начали, – сказала женщина. Её голос убаюкивал. – Расслабьтесь. Чем вы вообще, кроме работы, увлекаетесь?

Ксения пожала плечами.

– Да ничем особо. Я жить люблю. Чувствовать себя нужной. Как все мы, полагаю. Мне просто нравится видеть мир.

– Вы часто гуляете в парке?

– Да. С точки зрения современного общества очень часто.

– Зачем?

Ксения улыбнулась.

– Мне нравится хаос, который в итоге создаёт гармонию.

***

Густав нервно теребил галстук, пока лифт опускал его на первый этаж. Момент признания был испорчен. Он так и не сказал самого главного. Да и решится ли? Возможно, прямо сейчас Ксении предлагают новую работу. У неё жизнь поменяется. А как же он?..

– Позволю себе заметить, что ваше поведение наводит на мысли о серьёзном неврозе. Густав, вы чем-то обеспокоены? – шеф стоял рядом, невозмутимо изучая поведение своего бывшего сотрудника.

Густав посмотрел на выпотрошенный галстук, из которого теперь во все стороны торчали нитки.

– Да, простите. Я… У нас был разговор…

– Который я бесцеремонно, по вашему мнению, прервал?

– Да, – для Густава шеф уже не был начальником, больше незачем производить на него впечатление.

– Я должен принести извинения. Более того, я чувствую себя несколько виноватым – я видел ваш с Ксенией разговор и понял его смысл. Я осознанно прервал его, чтобы эмоциональный фон не повлиял на адекватность принимаемых решений.

Густав уставился на шефа.

– Шеф, простите, спрошу прямо: вы робот?

Начальник строго посмотрел на Густава из-под кустистых тёмных бровей.

– Густав, в первую очередь я гражданин, – ответил он. – Вам известно, что подобные вопросы демонстрируют открытую дискриминацию. Это неприлично.

– Да, мне очень стыдно, но ваш поступок ставит под сомнение вашу человечность.

– Благоразумие и адекватность не могут быть причиной навешивания ярлыков, вы так не считаете? И напомню: в нашем обществе не принято классифицировать граждан по их происхождению.

Густав с грустью уставился на серый пол лифта. Быть может, ему было бы стыдно перед шефом, но сейчас его больше занимали мысли о девушке, которая с каждым этажом становилась от него всё дальше.

– Простите, – наконец сказал он.

– Ничего. Я вас понимаю, – чуть смягчившись, ответил шеф. – Но настоятельно рекомендую впредь никому не задавать подобных вопросов.