Loe raamatut: «Правдивая история короля Якова», lehekülg 14
Дарина внимательно посмотрела на него, хотела что-то сказать, но тут её высокая прическа неожиданно покосилась, а потом развалилась, и её чудные пышные волосы рассыпались по плечам. У Илария даже дух захватило от этого зрелища. Дарина охнула и принялась торопливо восстанавливать разрушенную прическу. Не отрываясь от своего занятия, она рассеянно разглядывала всевозможные яства на столе:
– Ой, здесь уже муха пирует. Кыш! Странно. У нас никогда не было мух.
Наконец ей удалось совладать с непослушными волосами. Она посмотрела на Илария, который боялся даже дышать и впитывал в себя каждый её жест, стараясь упрятать эту бесконечно долгую минуту в глубины своей памяти как самый драгоценный подарок судьбы.
– Так значит, папа всё тебе рассказал насчёт завтрашнего дня? – спросила Дарина.
Иларий очнулся. Внутри него чуть слышно зашевелилась надежда: «Попроси».
– Да, – ответил юноша, – все очень подробно рассказал.
– Отлично, тогда увидимся завтра утром.
Иларий кивнул.
«Попроси, – раздался настойчивый голос внутри. – Сейчас она уйдёт!»
– А я шла к папе, – сказала Дарина, направляясь к двери, – и решила к тебе заглянуть на минутку.
Иларий снова кивнул.
«Попроси!!»
– Ну, до завтра, – и Дарина легко побежала по коридору.
Иларий смотрел ей вслед, стараясь запомнить каждое её движение.
«Дурак», – слабо пискнула внутри него надежда.
И умерла.
Время тянулось невыносимо медленно. Иларий не мог ни спать, ни есть. Ему все время казалось, что Арн идет за ним, и он постоянно бросал испуганный взгляд на дверь.
Не в силах оставаться в бездействии и в то же время не в состоянии чем-нибудь заняться, Иларий в конце концов вышел из комнаты – что его там держало? – и побрел по коридору. У него даже появилась мысль уйти подальше, затеряться в огромном бесконечном замке, чтобы Арн его не нашёл. И тут же сам посмеялся над этой мыслью: спрятаться в волшебном замке от волшебника, который знает его как свои пять пальцев. Или ещё смешнее: уйдёт, да и заблудится, Арн с Дариной уедут, замок останется заброшенным – и его кости найдут через сто лет какие-нибудь археологи.
Тем не менее, в свою комнату он не вернулся: какая разница, где умирать! Может, сгинуть в заколдованном замке приятнее, чем сгнить в тюрьме. И что за слово такое – сгнить? Почему относительно тюрьмы употребляют всегда именно это слово? Заживо гнить? Иларий содрогнулся. Нет, ему положительно не хотелось в тюрьму.
Он свернул в боковой коридор и тут услышал скрип. Иларий остановился, раздумывая, что ему делать: бежать или остаться. Но любопытство пересилило, и вскоре он увидел знакомое мохнатое создание, медленно двигавшееся в его сторону. Пушистик шел уверенно, видно было, что он не просто прогуливался, а искал Илария. Он остановился неподалеку и прошипел:
– Ссследуйте. Сссюда.
И развернувшись, поскрипел обратно.
Иларий постоял с минуту в раздумьи, а потом пошел за ним.
Пушистик, выйдя из коридора, повернул в сторону, противоположную покоям Илария – значит возвращать беглеца у него намерения не было. А потом пошли, естественно, бесконечные коридоры и лестницы – Иларий даже не пытался понять, куда его ведут. Скорость передвижения была очень медленной, шли они долго, и Иларий успел несколько раз решить покинуть своего провожатого и отказаться от этого решения. Всё же не похоже было, что путь их лежал к покоям Арна. Именно там его мог ждать Селен. Хотя кто знает.
Иларий раздумывал над этим, когда что-то неуловимо изменилось. Иларий остановился и огляделся. Всё было по-прежнему, но… воздух стал как будто свежее. Иларий поднял голову – и не поверил своим глазам: в конце очередного коридора, в который они зашли, была распахнутая дверь, и через неё внутрь лился живой дневной свет. Пушистик остановился и отошел к стене, словно пропуская Илария.
Но тот не спешил. Привыкнув в замке не верить своим глазам, он некоторое время зачарованно смотрел на это чудо, казавшееся соблазнительно реальным. Потом, решившись, осторожно двинулся вперед. Дверь не исчезала, и воздух становился всё свежее, вскоре он даже ощутил легкий ветерок. Иларий пошел быстрее. Потом ещё быстрее. И через минуту он выскочил на залитую солнцем городскую улицу.
И тут же задохнулся от сладкого воздуха и ослеп от яркого солнечного света. Он, действительно, вышел из замка. За то время, что он провел взаперти, весна успела разгуляться не на шутку и вот-вот должна была превратиться в лето. Иларий забыл, какое же это счастье, дышать чистым воздухом. Он выглядел, вероятно, как сумасшедший, и обязательно привлёк бы внимание горожан – а их на улице было немало, – но они, похоже, были уже увлечены чем-то другим.
Отдышавшись и привыкнув к свету, Иларий осмотрелся по сторонам. Улица бурлила, клокотала, как вырвавшаяся из-под контроля река. Людей на улице было очень много, необычно много. И все куда-то спешили, словно боялись опоздать. Людской поток стремился строго в одном направлении вдоль стены замка. Иларий, заинтригованный, направился туда же. Вскоре среди шума голосов он несколько раз ясно различил слова «Арн» и «Селен», и им овладело беспокойство: что-то случилось, и это было из ряда вон выходящим.
Людская волна вынесла его на небольшую площадь. C каждым шагом толпа становилась всё плотнее, и двигаться становилось всё труднее. Но тревога, поселившаяся в его сердце, подгоняла его вперёд, не позволяя останавливаться. Тонкий и ловкий, он с усилием, но неуклонно приближался туда, куда стремились все горожане. И наконец увидел.
Посреди площади был сооружен большой деревянный помост, на котором стоял массивный квадратный стол, накрытый длинной пурпурной скатертью из тяжелого бархата. По разным сторонам от стола стояли два высоких кресла. Но они были пустыми – видно, официальная часть уже закончилась. Арн с Селеном – это были, несомненно, они – стояли возле стола и смотрели друг на друга. И взгляды их вряд ли можно было назвать дружелюбными. По другую сторону от стола стояло несколько богато одетых мужчин. Некоторые из них держали в руках стопки бумаг. Все эти вельможи не спускали испуганных глаз с ворожеев. Помост окружала плотная цепь стражников.
Иларий протолкался как можно ближе к помосту и спросил толстого крестьянина с красным лицом:
– Что здесь случилось?
Тот пожал плечами:
– Власть меняется.
В разговор тут же вклинился тощий невысокий мужичонка с причёской, похожей на птичье гнездо:
– Щас будут отношения выяснять. Глянь, как зыркають. Прямо искры из глаз.
– Почему? Что произошло? – нетерпеливо крикнул Иларий.
– Арн с Селеном подписали бумагу о возвращении Якова Восемнадцатого, – раздался за его спиной густой бас. Но разглядеть говорящего не удалось – повернуться в толпе не было никакой возможности.
– Скрепили всё печатью королевской, – продолжал терпеливо объяснять бас. – Министры всё заверили, собрались уходить, а Селен вдруг говорит: объявляю Арна вне закона, и надобно ему идти со мной. A Арн набычился, не хочет идти. Я, говорит, собираюсь покинуть страну, и ты мне не указ. Не хочешь, говорит, по-мирному, давай, говорит, проверим, на чьей стороне сила. Вот так уже пять минут едят друг друга глазами.
– Так ему и надо, ворожею проклятому, – взвизгнула какая-то баба, и непонятно было, кого она имела в виду: Арна или Селена.
Сердце Илария упало. «Дарина!» – подумал он и стал оглядываться во все стороны. Но нигде её не увидел. Конечно, она осталась в замке. Зачем бы Арн притащил её.
Иларий сжал зубы, вдохнул так, что, казалось, похудел вдвое, и стал протискиваться к помосту. Ценой невероятных усилий и услышав много лестных пожеланий в свой адрес, он смог-таки подобраться почти к самой цепи стражников. Он с волнением следил за ворожеями. Атмосфера вокруг них так накалилась, что, казалось, вот-вот посыпятся искры.
«Арн, конечно, сильнее, – успокаивал себя Иларий. – Он не даст себя просто так убить. Он наверняка предполагал, что Селен выкинет что-то подобное. А может, он тут Отражением», – мелькнула вдруг у него мысль, и он стал пристально всматриваться, пытаясь найти какое-нибудь подтверждение своему предположению. Но ничего, конечно, не нашёл.
Зато заметил, как Арн чуть кивнул Селену – и вмиг всё поменялось: оба разлетелись в противоположные стороны и приняли угрожающие позы. Министров словно ветром сдуло с помоста, огромная толпа разом вздохнула, словно единый организм, и затихла.
Не медля, Арн взмахнул рукой, но Селен опередил его: словно невидимая волна ударила Арна в грудь, и он полетел с помоста.
– Нет, – прошептал Иларий, а потом громко крикнул: – Нет!
И, не соображая, что делает, ринулся туда. Не ожидавшие этого стражники среагировали слишком поздно: он был уже на помосте. Что собирался делать, Иларий и сам не знал, но он и не успел ничего: Селен махнул на него рукой, чуть-чуть, словно отгоняя надоевшую муху, и Иларий повалился на спину. Он тут же рванулся подняться, но не смог – будто какой-то магнит притягивал его к доскам помоста, всё тело налилось свинцом и не было сил даже шевельнуть рукой.
Тем временем, Арн поднимался, но Селен был уже рядом. В его руке непонятно откуда взялся меч. Арн успел только привстать – и сверкающее лезвие вошло ему в грудь. Толпа дружно ахнула. Арн удивлённо взглянул на рукоятку меча, торчавшую из его груди, и мешком повалился на землю. Селен медленно вынул меч и молча смотрел на поверженного врага. Тот не шевелился.
– Дарина, – одними губами произнес Иларий.
Селен взобрался обратно на помост и повернулся в сторону замка Арна. Он чего-то ждал. Все головы дружно повернулись туда же.
– Ай-ай! – вдруг раздался крик. – Смотри!
Каменная стена замка стала рассыпаться, будто была сделана из песка. Массивные высокие стены на глазах изумленных зрителей превращались в облака пыли, и эта пыль быстро таяла в воздухе. И не прошло и пяти минут, как перед ними засверкал широкий пруд, заросший по берегам густым кустарником. И уже не верилось, что недавно здесь был огромный замок.
Толпа хлынула к пруду. Каждый старался сорвать листочек с куста или помочить руки в воде.
Иларий почувствовал, что давившая его свинцовая тяжесть вдруг отпустила. Он сел.
– Так-так. Кто тут у нас?
Прямо перед ним, опираясь на окровавленный меч, стоял Селен.
– К большому торту ещё и вишенка. Недаром звездочёт обещал мне сегодня очень удачный день. А я обозвал его старым козлом. Пойду извинюсь.
Селен махнул стражникам, и Иларий тут же почувствовал на своих плечах крепкие руки.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ,
в которой читатель неожиданно узнаёт о Короле такое, чего он и сам о себе не знал.
Королевский замок, возвышавшийся в центре Столицы, наконец вернул себе статус самого величественного здания в городе. Теперь, когда не было замка Арна, превосходившего его и по высоте, и по площади, он будто приосанился и подрос. Все его башни снова, как семнадцать лет назад, свысока смотрели на окружавшие их кварталы, напоминая жителям, что здесь находится их Король, единственный законный правитель, воцарившийся на века. Но если бы кто-нибудь увидел, в каком состоянии пребывал единственный и воцарившийся на века, он был бы очень удивлён.
Наверное, для описания первого дня монарха, вернувшего себе престол, лучше всего подошли бы такие слова, как фанфары, триумф, овации, лавровый венок, но здесь их не будет.
Верный Глен, явившийся, чтобы пригласить своего господина в обеденный зал на ужин, обошел чуть не весь замок и, верно, так и не нашел бы Короля, если бы не услышал всхлипывания под лестницей, ведущей на задний двор. Яков сидел, забившись в пыльный угол, и рыдал, как ребёнок. И слёзы его отнюдь не напоминали слёзы радости.
– Яков, что с вами? – закричал Глен, от потрясения позабыв все правила этикета.
– Нет, нет, – затряс головой Король, не переставая рыдать. – Это невозможно! Этого не может быть!
– Я позову лекаря! – бросился было Глен, но Яков вдруг вцепился в него мертвой хваткой и выплеснул сквозь рыдания:
– Не. Уходи.
– Хорошо, – тут же согласился Глен, прижимая его к себе, как ребёнка. – Я никуда не уйду. Не уйду.
Король уткнулся ему в праздничный камзол и долго орошал его слезами, которым, казалось, не будет конца. Наконец, нарыдавшись всласть, он затих и только изредка шептал: «Нет, нет. Как же так?»
Тогда Глен решился предложить:
– Давайте я провожу вас в ваши покои.
Король не ответил, но и не сопротивлялся и позволил отвести себя в опочивальню, но уложить себя на кровать, как хотел Глен, не дал, а почему-то уселся возле неё на ковре. Глен, боясь нарушить шаткое спокойствие своего господина, не стал настаивать и молча сел рядом.
– Глен, – доверительно спросил Яков, – почему так устроена жизнь? Почему понимать самое главное ты начинаешь только в самом конце, когда все уже потеряно и ничего нельзя вернуть?
Столько боли было в его голосе, что Глен чуть было сам не расплакался.
– Почему молодость и счастье так стремительно пролетают мимо? Почему всё заканчивается, даже не начавшись? За что мне всё это?
Глен видел, что Королю надо высказаться. Он взял Якова за руку.
– Глен, ведь я любил её! Ты знаешь, я её по-настоящему любил.
– Кого, ваше величие? – осторожно спросил Глен.
– У неё была очень неприятная мать. Такая надменная, такая навязчивая. И очень неискренняя. Казалось, она вся была пропитана лицемерием. И когда она стала настаивать, чтобы я непременно – «непременно», она так и говорила – познакомился с её дочерью, я пытался отказаться, потому что не люблю, когда на меня давят. Но она буквально впихнула свою дочь в мои объятия, и это было так неловко. Но Кадрия! Она была совсем другая, совсем не такая, как её мать. Я видел, что ей тоже ужасно неловко за то, что происходит. Она прятала глаза, так ей было стыдно. И всё же я разглядел её глаза. Глен! Таких глаз я никогда не видал прежде! Они будто светились изнутри, и когда она смотрела на меня, мне было так тепло и уютно. Она была не просто красавицей – красавиц я повидал много. Но она была не такая, как они все. В ней было что-то… Как это передать словами?
И он посмотрел на Глена, словно ожидая от него помощи. Но тот лишь растерянно развел руками:
– О ком вы говорите? Кадрия. Неужели это…
– Ты разве не видел её?
– Когда вы гостили у своего кузена Альберта, я был в Столице с вашим отцом. Его величие попросил меня помочь ему и…
– Да-да, я помню. Я тогда поехал без тебя. Но разве я тебе не рассказывал о ней после, когда вернулся?
– Вы изволили сказать, что чуть было не женились по глупости на какой-то, простите, деревенской девке, которую вам навязали, но вовремя опомнились и почли за лучшее поскорее убраться оттуда.
– Я так сказал?! – Король был потрясён. – Я не мог так сказать! И она не деревенская девка!
– Клянусь вам, ваше величие. Разве я посмел бы обманывать вас.
– Но мне её не навязывали, – сказал растерянно Король. – Я любил её. Очень любил. И даже теперь ещё люблю, хоть её давно уже нет. Глен! – Вдруг воскликнул он в отчаянии. Глен! Она умерла! Как же так! Почему? Почему я тогда уехал? Я любил её! Я хотел жениться на ней! Я мечтал об этом больше всего.
– Вы никогда раньше не вспоминали о ней. А ведь вы рассказывали мне всё. Это странно.
– Да, странно, – согласился, подумав, Король. – Очень странно. Я, и правда, не вспоминал о ней все эти семнадцать лет. Будто она была мне безразлична. Как такое могло быть?
– Ваше величие, – мягко сказал Глен, вновь беря его за руку, – расскажите мне всё, что случилось тогда.
Король задумался. Он осторожно, с опаской стал двигаться в своём сознании назад, вызывая из глубин небытия те воспоминания, которые давно уже похоронил. Почему-то ему было страшно. Он медленно погружался в прошлое, словно шёл по шаткой почве, с каждым шагом рискуя провалиться в трясину.
– Мы встречались. Гуляли в парке. А потом решили пожениться. Я послал гонца с сообщением к отцу. До свадьбы оставалось два дня, но ночью… Глен, я вспомнил! Это был Арн! Я почему-то считал всё случившееся в ту ночь сном. Но это был не сон! Теперь я понимаю, что это был не сон.
Король застонал и схватился за голову. Он увидел вдруг всё так ясно, будто это было вчера.
Когда ушли слуги, помогавшие ему готовиться ко сну, принц Яков взял канделябр и поднес его к стоящему на подставке у стены портрету, как делал каждый вечер. Портрет еще не был закончен, но с каждым днём изображение Кадрии на нём становилось всё ближе к оригиналу, и принц тратил всё больше времени, разглядывая милые черты. Каждый день они с Кадрией были вместе с утра и до вечера, и всё же он начинал скучать, лишь только они расставались, и проводил долгие часы у её портрета, вспоминая прошедший день и мечтая о близком будущем, когда она и ночью будет рядом.
Оторвался от портрета он только тогда, когда глаза уже стали закрываться, затушил свечи, добрел до кровати и уснул, еле успев коснуться подушки. Но проснуться в этот раз ему было суждено не от приветливых солнечных лучей – он неожиданно почувствовал, что кто-то сильно трясёт его за плечо. Было темно, и Яков не мог разглядеть лицо стоящего возле кровати человека.
– Что случилось? – спросил он, спросонья неловко барахтаясь в перинах.
И тут одновременно зажглись все свечи: и те, что стояли на столе, и те, что висели на стенах. И даже успевший потухнуть камин вдруг ожил и вспыхнул ярким пламенем. Яков испуганно сел на кровати.
– Не бойтесь, принц, я не причиню вам зла, – сказал незнакомый голос, и Яков увидел перед собой молодого человека в запыленной крестьянской одежде. Эти слова почему-то повергли принца в ужас, но может, ужас вызвали не слова незнакомца, а его вид: красивое лицо его было серым – такие лица встречаются у пожилых людей, перенесших много страданий, под глазами были синяки, как у больного, губы обветрились, грязные волосы падали на лоб. Но самым страшным в его облике были глаза: они с холодным вниманием изучали принца, и в самой глубине их он разглядел лютую ненависть. И сразу же почувствовал, что этот человек пришел убить его. Яков посмотрел на колокольчик для вызова слуг, но не решился протянуть к нему руку – все его члены сковал страх, горло пересохло.
– Кто вы? – хрипло спросил он.
– Меня зовут Арн. Кадрия наверняка рассказывала вам обо мне.
– Кадрия? Нет, не помню.
– Лжешь! – хлестко ожёг его Арн.
Принц пошатнулся, как от удара.
– Она не могла не говорить обо мне. Она моя невеста.
Яков так и раскрыл рот.
– Я был в отъезде, – продолжал незваный гость, – но теперь вернулся, и предлагаю вам побыстрее уехать обратно в Столицу, чтобы не мешать нашему счастью.
Принцу пришлось несколько раз прокрутить в мозгу эти слова, чтобы до него наконец дошел их смысл.
– Но, – пролепетал он. – Как же так? Это же невозможно.
– Всё очень просто, – усмехнулся Арн. – Вы сейчас соберётесь, а утром покинете этот замок и больше никогда не будете искать встречи с моей невестой, – и, видя, что тот колеблется, добавил: – Если вам дорога жизнь.
Услышав такую угрозу, Яков против ожиданий вдруг слез с кровати и, встав напротив Арна, четко произнес:
– Она любит меня. Я никуда не уеду.
Серое лицо Арна потемнело еще больше. Он пошатнулся и, казалось, еле устоял на ногах, но быстро справился с собой.
– Вы, наверное, не поняли, принц. Я не прошу – я приказываю.
– Кто вы такой, чтобы приказывать принцу!
– Кто я такой? – зловеще прошептал Арн. – Вы, правда, хотите это знать? Что ж, смотрите.
При этих словах он стал расти и меняться на глазах – и через несколько минут к принцу приближался, разевая пасть, огромный дракон. Яков упал на кровать и вжался в перины, чувствуя, что настал его последний час. Дракон расправил широкие крылья и стремительно поднялся в воздух. В полёте он разлетелся на тысячу песчинок и закрутился по комнате смерчем, сметая всё на своём пути и превращая предметы в кучу обломков. Опоры, державшие бархатный балдахин кровати, подломились, и Яков еле успел выскочить из-под рухнувшей вниз тяжелой ткани. А вместо смерча в покоях уже вовсю бушевал огонь, истребляя то, что не уничтожил смерч. Принц свалился, задыхаясь от дыма, но когда он уже терял сознание, жар вдруг пропал, и лица его коснулся свежий воздух.
Яков открыл глаза. Он сидел на полу возле стены. В покоях всё было как прежде: мирно горел огонь в камине, мерцали свечи на столе и стенах, балдахин был на своём месте над кроватью.
Арн стоял возле принца, скрестив руки на груди.
– Полагаю, мы договорились? Сколько времени вам надо на сборы? Могу дать один день.
Яков был так измучен, что даже не попытался встать. Он только поднял на Арна глаза и прошептал:
– Я не брошу Кадрию. Я люблю её. Люблю.
– Лжёшь! – закричал Арн в ярости.
– Люблю, – упрямо повторил принц, – и никому не отдам.
Арн тяжело дышал, не спуская с него сумасшедших глаз.
– Ты же понимаешь, что не оставляешь мне выбора? Я пришел к тебе, чтобы решить все миром. Но ты не хочешь! Откажись от неё!
Принц был перепуган до смерти, но отказаться от Кадрии было выше его сил. Он только отрицательно покачал головой.
– Я не хочу причинять тебе зла, – почти умоляюще проговорил Арн, – прошу тебя, откажись.
– Я люблю её, – сказал Яков.
– Ну, что ж.
Арн приблизился к нему вплотную, руки его дрожали, он еле держался на ногах и казалось, вот-вот упадет в обморок. Он приложил руку к груди принца – тот не сопротивлялся – и начал что-то шептать. Потом лицо его стало расплываться, и Яков провалился в темноту.
Когда он пришел в себя, в покоях никого не было. Но свечи по-прежнему ярко горели, и огонь в камине продолжал свой загадочный ночной танец.
Яков поднялся на ноги. Во всём теле была ужасная слабость.
«Почему я лежал на ковре, а не на кровати? – подумал принц. – Давно уже я не падал с кровати, с самого детства. А может, я заболел? Или мне приснился дурной сон? И кто зажег свечи?»
Он подошел к столу, чтобы погасить их, и тут взгляд его упал на портрет, стоявший на подставке у стены.
«Это та девушка, с которой я познакомился недавно. Но зачем здесь её портрет? А! Верно мать её велела принести его сюда. Она всерьез рассчитывает выдать за меня свою дочку. Интриганка! А я хорош, чуть не поддался. Ну уж нет! У меня есть ещё голова на плечах. Жениться принцу на простой крестьянке!»
Он стал энергично дёргать за колокольчик, и вскоре вбежал заспанный слуга.
– Немедленно собирай мои вещи! Я уезжаю!
Недоумевающий слуга поклонился и выкатился вон.
– Вот так, – сказал принц.
Он приложил руку к груди. Там что-то болело, тяжко ныло и не давало вздохнуть полной грудью. Было странное ощущение, словно оттуда вынули какую-то важную часть, и теперь на этом месте образовалась пустота.
«Да, видно, я, и правда, заболеваю. Быстрее домой к лекарю».
Он снова посмотрел на портрет, потом снял его с подставки и швырнул в камин.
– Как я мог забыть это, Глен? – прошептал Король, и слёзы вновь потекли по его щекам.
– Вы неправильно ставите вопрос, Яков, – так Глен называл его очень редко и никогда при посторонних. – По-моему, правильнее будет спросить так: почему именно сейчас вы всё вспомнили? И думаю, я знаю ответ.
Яков устремил на него вопросительный взгляд.
– Это не может быть совпадением, – твердо сказал Глен. – Арн умер, и вы сразу всё вспомнили.
– Ты считаешь, он заколдовал меня тогда?
– Без сомнения. Когда ворожей умирает, все его колдовство исчезает. Замок сразу же разрушился.
– Он забрал из моего сердца любовь к Кадрии, чтобы она принадлежала только ему. Это было бесчеловечно. Лучше бы он меня убил. Я прожил всю жизнь, думая, что не люблю её. Я даже не огорчился, когда она умерла. А ведь я мог спасти её. Ей было плохо с ним. Он был странный. Она мне сама рассказала. После того, как я нашёл её, больную, голодную. И я тогда позволил ей уйти, вернуться к нему! Не удержал её! И ничего во мне не шевельнулось. И я сразу же забыл её. Глен! Разве это справедливо? Вся моя жизнь была сплошным обманом!
– И меня снова не было рядом, когда вы второй раз с ней встретились, – сокрушенно вздохнул Глен и тут же прибавил: – Но вы ещё не старик. Вы еще можете встретить женщину, создать семью.
– Нет, второй такой, как Кадрия, нет на свете. А жениться? Конечно, я женюсь, ведь надо же продолжать нашу славную династию, – он горько усмехнулся. – Мне найдут подходящую невесту из знатного рода, и мы с ней потратим все силы на то, чтобы произвести на свет здорового наследника, а когда это случится, будем встречаться лишь на официальных приемах.
Он совсем сник, и Глен не знал, как его утешить: Яков был прав.
– Ложитесь-ка спать. Вы устали и переволновалась за эти дни. Вот отдохнете и по-другому взглянете на жизнь.
Король, тихий и покорный, кивнул.
– Только ты не уходи. Я велю постелить тебе здесь.
– Не волнуйтесь, я никуда не уйду.
Почти всю ночь они проговорили, но разговор крутился вокруг одной темы: Яков вспоминал молодость, жалел прошедшие годы, обвинял Арна и через слово упоминал Кадрию. Только под утро он заснул.
Разбудил его Селен. Он влетел в покои возбуждённый и с порога начал кричать:
– Отлично! Вижу вы, вашество, отдыхаете после праведных трудов. А что это на вашем челе? Печать государственных забот? А нет, это пёрышко из подушки. Меж тем как я уже два часа как на ногах. Не хотите ли разделить со мной тяготы управления вашей (!) страной? Или продолжите пинать перину?
– Что такое, Селен? – вяло спросил Король, не делая ни малейшей попытки выбраться из одеял, из которых виднелся лишь его нос.
– Действительно, что такое! – взвился Селен. – Кто Король этой страны: я или вы? Так почему же я занимаюсь всеми неотложными делами, в то время как вы нежитесь в постели!
– Я плохо спал, – раздалось из перин, – и мне надо…
– Ну уж нет! – перебил его Селен. – Я сегодня почти совсем не спал! И всё же не считаю это достаточной причиной для безделья. Вы уже не король в изгнании. Режим надо менять. Через полчаса вы выезжаете. Лошади готовы. Все указания я дал Глену. У меня нет ни минуты свободной, и я не собираюсь тратить на вас свое время. Полчаса, вашество, – и ни минутой позже!
Он стремительно унёсся, и из коридора вскоре раздался его голос: ворожей и там распекал кого-то за нерадивость.
– Какой он шумный, – поморщился Король.
– Однако же, он прав, – сказал Глен, простоявший всю сцену в позе статуи возле дверей. – Вам надо показаться народу. Они должны видеть, что их Король вернулся, что он бодр, здоров и готов вести страну к процветанию.
– И куда мы едем? – спросил Яков, подавляя зевок, и меньше всего его голосу подходил эпитет «бодрый».
– Вам надо посмотреть на тело Арна и потом дать соответствующие распоряжения по поводу похорон и торжеств в честь вашего возвращения. Распоряжения Селен уже написал.
– Но я не хочу смотреть на его тело! – простонал Король.
– А этого и не требуется, – тут же успокоил его Глен. – Вы просто войдете в здание, где оно находится, посидите там несколько минут в отдельных покоях и поедете обратно. Тогда все увидят, что вы деятельно интересуетесь всем, что происходит в стране.
– Да? Ну тогда вели подавать умываться.
Конечно, не через полчаса, но всё же не более чем через пару часов Король с Гленом выехали-таки из Дворца. Они подъехали к невысокому деревянному строению, оцепленному со всех сторон стражей, возле которого было полно народу. Словно падальщики, к мертвому телу слетелись горожане. Они встретили своего Короля криками восторга, и Яков чуть не присел с непривычки – так его напугала бурная любовь своих подданных. Но Глен не позволил ему сбежать с места триумфа. Он повернул Якова к толпе и заставил несколько минут улыбаться и махать рукой, после чего чуть не волоком втащил сомлевшего монарха в помещение и усадил на скамью.
– Принеси воды! – велел Глен усатому стражнику, вытянувшемуся перед ними во фрунт.
Яков был бледен, руки-ноги его тряслись, на лбу выступил холодный пот.
– Что с вами? Всё же хорошо. Эти люди просто…
– Нет, не то, – затряс головой Король. – Глен! Я схожу с ума. Я видел Кадрию.
Прибыла вода, и Яков с жадностью выпил весь кубок.
Глен тут же выставил стражника за дверь, велев никого не впускать, а сам вернулся к Королю.
– КОГО вы видели?
– Я и сам понимаю, что этого не может быть, но это была она! И она ничуть не постарела! Точно такая, как была. Я схожу с ума, да?
– Вы обознались, ваше величие. Мы вчера говорили о ней, и вам показалось…
– Нет, – горячо зашептал Король, схватив Глена за камзол. – Это точно она! Что происходит, Глен?
– Это мы сейчас выясним. Где вы её видели?
– Она стояла у ограды. Справа. На ней белое платье, на плечах платок. Такой. Зелёный. Или серый.
Глен вздохнул. Найти по таким приметам женщину в толпе будет трудно. Но всё же надо привести её Королю, чтобы он убедился, что это не Кадрия.
При появлении Глена притихшая было толпа снова заволновалась, все заглядывали ему за спину – ждали, что выйдет Король. Сегодня все они будут взахлеб рассказывать родным и знакомым, что видели Короля «вот как тебя». Но Глен не думал об этом, он искал глазами ту, о которой говорил Яков, и, к своему удивлению, быстро её нашёл – она стояла, вцепившись в ограду, и жадно смотрела на дверь. Он никогда не видел Кадрии и не мог сказать, похожа ли была эта девушка на неё. Она, и правда, была совсем молоденькой.
Не теряя времени, Глен подошел к ней и сказал:
– Пойдемте со мной.
Стоявшие рядом горожане раскрыли рты, а те, кто находился поодаль, навострили уши. Толпа притихла.
Вопреки ожиданиям, девушка не удивилась, ничего не спросила и тут же отправилась за ним, будто только этого и ждала.
Зато удивление вызвала реакция Короля. Глен надеялся, что он, увидев её, скажет: «Ах, да, вижу, что обознался», но тот только выпучил глаза и застыл с таким видом, будто его хватил удар. Глен не на шутку перепугался. Он уже жалел, что привёл её.
– Кто ты такая?
Она подняла на него глаза, в которых стояли слёзы, и прошептала:
– Пожалуйста, позвольте мне взглянуть на тело отца.
– Что? – прохрипел потрясённый Король.
– Ты дочь Арна? – спросил Глен.
Дарина кивнула.
