Loe raamatut: «Правдивая история короля Якова», lehekülg 18
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ,
на этот раз на самом деле последняя.
Дарина сложила письмо и бережно убрала его обратно в сундучок. На душе её немного потеплело – она будто поговорила с отцом. Да, с отцом! Ничто в мире не заставило бы её считать Арна чужим. Так же как она не могла смириться с мыслью, что Яков – её родной отец.
Дарина перечитывала письмо каждый день – оно было единственной ниточкой, соединяющей её с прежней жизнью, единственной её радостью. Она думала о том, что не случайно нашла его так вовремя – накануне ненавистной свадьбы. Словно отец и из Того Мира, как обещал, нашёл способ помочь ей. Письмо обнаружилось в том самом сундучке, который отец подарил ей в последний день. Утром, в день свадьбы, желая отвлечься от горестных мыслей, Дарина принялась разбирать вещи, которые ей доставили из дома, и очень быстро на глаза ей попался сундучок. Сколько приятных воспоминаний было с ним связано! Дарина бережно открыла крышку и сразу увидела небольшой, сложенный вчетверо листок бумаги, которого, она была уверена, не было там раньше. Позже она сообразила, что отец заколдовал письмо, сделал его невидимым, рассчитывая, что с его смертью чары разрушатся и Дарина его найдет. Так и случилось. Тут-то Дарина и догадалась, почему отец так настаивал, чтобы она всё время держала сундучок при себе, так волновался, что она его потеряет, вспомнила про обещанный «сюрприз».
Обливаясь слезами, Дарина прочитала письмо, боясь поверить тому, что было в нём написано. Но к приходу Короля она уже несколько овладела собой и нашла силы передать ему второе послание, обнаружившееся в сундучке.
Неужели с тех пор прошел целый месяц! Дарина поставила сундучок на полку и подошла к окну. Весь день она ощущала слабость, её знобило, голова была тяжёлой. Она проспала сегодня полдня, но облегчения не почувствовала.
Было уже поздно, но темнота то и дело вспыхивала яркими огнями, слышались возбуждённые голоса, музыка – город вовсю праздновал День Освобождения. День смерти её отца для остальных был праздником. На небольшом пятачке в сотне метров от её дома трое артистов разыгрывали весёлое представление: что-то выкрикивали по очереди в образовавшуюся вокруг толпу, один играл на гитаре, двое других плясали и пели. «Интересно, где сейчас Иларий», – подумала Дарина. Она часто его вспоминала.
После того, как покинула Дворец, она долго набиралась храбрости пойти к Королю и напомнить, что он обещал освободить Илария. Стоило ей представить, что она вновь увидит Якова, как ноги её подкашивались. Кроме того, она всерьез опасалась, что он на этот раз не выпустит её из Дворца, да еще и припомнит Слово Арна.
Наконец решилась. И всё оказалось гораздо проще, чем она предполагала. Король действительно предложил ей остаться, но очень вяло, словно исполнял какой-то надоевший ритуал, а когда она отказалась, больше не настаивал. Он вообще сильно отличался от того, каким был раньше. Он словно спал на ходу и ни к чему не проявлял интереса. Даже при виде Дарины в его глазах хоть и зажёгся огонёк, но очень слабый и где-то глубоко-глубоко внутри.
Впрочем, её просьбу он обещал выполнить, и она ушла, лелея надежду, что так и случится. Она, конечно, не могла знать, что Яков сразу же распорядился выпустить Илария, но распоряжение его, как всегда, попало в руки Селена, а тот, не отменив приказ Короля, отложил его выполнение до праздника, Дня Освобождения, в который планировал объявить большую амнистию.
Она надеялась, что Иларий давно на свободе, может, снова вернулся к отцу, и сейчас они, как и другие артисты, выступают где-нибудь на городской площади. Ах, если бы перед её окнами сейчас пел и шутил не какой-то неизвестный артист, а Иларий. Дарина пригляделась. Нет, конечно, его там не было. Она бы непременно узнала его, темнота бы ей не помешала.
Впрочем, был способ увидеть его. Отец её не знал, что она втайне от него потихоньку училась в ворожбе. Конечно, достигла она немногого, но всё же высматривать на воде то, что хотела увидеть, она умела. Правда, получалось это у неё не с первого раза и не всегда. Но почему бы сегодня не попробовать. Всего лишь один раз. В честь праздника.
Она налила воды в широкую миску. Сначала у нее ничего не получалось, но она упорно продолжала свое дело, и через несколько минут четко увидела Илария. Но увиденное повергло её в ужас: Иларий стоял по пояс в воде. Это, конечно, не было само по себе ужасным – мало ли, решил освежиться. Правда, вряд ли кому-то пришло бы в голову прохладной ночью в одежде залезать в пруд, но у каждого свои странности. Но Дарину испугало его лицо: с таким отрешенным и убитым выражением лица купаться посреди ночи не ходят. А ходят только…
Дарина вскрикнула и, забыв про недомогание, бросилась вон из дома. Место, где находился Иларий, она узнала. Не один раз стояла она подолгу возле этого пруда, глядя с тоской туда, где ещё недавно был её родной дом.
Она бежала изо всех сил, и сердце её замирало: она ясно видела, что не успеет – пруд был слишком далеко от её нового жилища. «Папа, мама, помогите мне», – умоляла она, вспомнив письмо отца.
Когда она, задыхаясь и шатаясь, как былинка на ветру, подбежала к воде, тьма была уже такая, что с трудом можно было разглядеть силуэты прибрежных кустов. Спотыкаясь и вытирая непрошеные слёзы, Дарина побрела вдоль берега, каждую минуту рискуя свалиться вниз. Что ей теперь было делать?
– Иларий! – слабо и безо всякой надежды позвала она.
Тишина.
– Иларий!
Лишь холодный ветер ответил на её призыв. Дарина кусала губы от отчаяния. Вокруг было черно и пусто, гнетущая тишина давила на уши, даже праздничный разгул сторонился этого проклятого места.
И вдруг тёмная фигура выросла будто из-под земли прямо перед ней.
– Дарина?
Она охнула и с размаху села на землю.
Иларий подбежал к ней и схватил за руку, видно, желая помочь, но девушка только смотрела на него, широко раскрыв глаза:
– Ты жив?
– Вроде да, – удивлённо ответил он. – А ты что здесь делаешь?
– Я… Я…
До неё стало доходить, в какую неловкую ситуацию она попала.
– Это ты звала меня?
– Да. Я просто…
Она торопливо поднялась. Боги, какое счастье, что темно, и он не видит её лица.
– Не ушиблась?
– Нет. Здесь земля сырая, мягко.
Сейчас он опять спросит, что она тут делала и как узнала, что он здесь.
– Ты одна?
– Да. Одна.
После этого потянулась бесконечно долгая пауза. Оба были в замешательстве.
– Ну, я пойду, – выдавила наконец Дарина, не придумав ничего получше.
– Тебе далеко?
– Нет. Не очень. Несколько кварталов.
– Тогда я провожу.
– Ладно.
Они молча прошли несколько шагов вдоль пруда.
– Мне в другую сторону.
Развернулись и так же молча пошли обратно. Дарина спотыкалась на каждом шагу.
– Обопрись на мою руку.
– Нет, ничего.
Он не стал спорить, просто взял её руку и продел в свою. Дарина почувствовала, что его одежда была мокрой – значит, всё, что она видела через воду, было на самом деле. А он, в свою очередь, ощутил, что она мелко дрожит.
– Ты замёрзла?
– Нет.
– Ты дрожишь.
– Да. Не знаю.
– Постой, – Иларий остановился и взял её ладонь, потом осторожно коснулся лба. – По-моему, у тебя жар. Ты хорошо себя чувствуешь?
И тут она сама поняла, что чувствует себя совсем не хорошо, просто ужасно себя чувствует: её знобило, голова кружилась, всё тело ломило. Она еле держалась на ногах. Но Иларий не ждал ответа.
– Тебе надо поскорее домой. Ты идти сможешь?
– Конечно. Смогу.
Город постепенно затихал. Время от времени слышались пьяные крики, доносились отголоски смеха, но свалившаяся на город темнота вскоре поглотила все звуки, и когда Дарина привела, наконец, Илария к своему дому, всё уже погрузилось в сон.
– Ой, я, кажется, забыла запереть дверь, – сказала Дарина.
Иларий удивлённо поднял брови, но ничего не сказал.
–Ты одна живёшь?
– Да.
– Можно мне войти?
Она робко кивнула, не подумав, что в кромешной тьме он этого не заметит. Она немного помялась и сказала:
– Только ничему не удивляйся.
Иларий, конечно, не знал о таком понятии, как «дежа вю», но, несомненно, в эту минуту он его испытал. С опаской он вошёл за Дариной в тёмную прихожую.
– У тебя свечи есть?
– Да, конечно. Там.
Иларий не стал уточнять, где «там», а просто пошарил над притолокой и достал большую свечу и спички.
– Тебе надо лечь, – сказал он, когда жёлтый кружок света раздвинул царящий вокруг мрак.
Дарина и сама это чувствовала. Волнения сегодняшней ночи совсем выбили её из колеи. Но присутствие рядом Илария успокаивало, и больше всего на свете сейчас она боялась, что он уйдёт.
– Да, я лягу, – робко, словно это она была в гостях, сказала Дарина. – А ты как? Уже поздно, и тебе, наверное, далеко идти.
– Честно говоря, мне некуда идти, – улыбнулся Иларий.
– Да? – воскликнула Дарина и, почувствовав, что в её голосе промелькнула неприличная радость, поспешила добавить: – Тогда можешь переночевать здесь. Дом большой. Давай я тебя провожу. Только осторожнее.
Совет был как нельзя вовремя, потому что не успел Иларий сделать несколько шагов, как под ноги ему попалось что-то твердое. Опустив свечу, он с удивлением обнаружил на полу поперек коридора тонкий ствол дерева, сплошь покрытый мелкими завядшими цветочками.
– Это… В общем, перешагни, – смутилась Дарина.
Она привела его в просторную комнату, обставленную добротной мебелью. Комната выглядела очень уютно. Правда, при входе Иларий укололся о какое-то растение, торчащее прямо из стены, и Дарина снова заохала и заизвинялась. Но в остальном всё было просто прекрасно.
– Вот, – Дарина указала на широкую кровать, – располагайся.
Вдруг в углу кто-то громко чихнул. Иларий от неожиданности чуть не выронил свечку. Приглядевшись, он заметил на сундуке какое-то маленькое существо, похожее на клубок, покрытый тонкими колючками. Существо глядело на него, выпучив неестественно огромные глаза, и непрерывно чихало.
– Это Одуванчик, – бросилась к нему Дарина. – Он всегда чихает, если испугается. Одуванчик, не бойся, это я.
Она подхватила его на руки, и тот постепенно затих, лишь глазенки его настороженно сверкали.
– Ну, я пойду, – смущённо сказала Дарина, – ты ложись.
– А ты?
– Я тоже лягу. Моя комната тут. Недалеко.
Она зажгла одну из нескольких стоящих на столе свечей и ушла, унося с собой временами почихивающего Одуванчика.
Иларий с опаской пощупал кровать, но ничего подозрительного не обнаружил – постель была мягкая и приятно прохладная. Он быстро скинул с себя мокрую одежду и нырнул под одеяло – впервые за несколько лет он мог выспаться в нормальной постели, и впервые за месяц мог заснуть, не рискуя проснуться от грубого пинка под рёбра.
Разбудил его грохот проезжавшей под окном телеги. Было уже совсем светло. Иларий оделся, но беспокоить Дарину не решился и снова с наслаждением растянулся на кровати. Ему было хорошо, очень хорошо, у него давно не было дома, и он был даже рад, что хозяйка так долго не приходила – куда ему идти, он не имел ни малейшего представления, будущего у него не было. Даже те скудные деньги, которые ему принадлежали, остались у отца. Он бы за ними теперь ни за что не вернулся, даже если бы от этого зависела его жизнь.
Выйдя из тюрьмы, он имел чёткий план: сначала забрать у отца деньги и кое-какие вещи, потом найти мать. Иларий вспомнил ужас в её глазах и упрёк: «Он же совсем взрослый!» Это же надо чем не угодил. После стольких лет разлуки. Вот и встретились. Куда ему теперь деваться? В тюрьме была хоть крыша над головой и кусок хлеба. А что теперь? Не надо было ему вылезать из воды, сейчас бы не было никаких проблем. Струсил. Даже этого не смог.
А ведь, как ни крути, у него только одна дорога – в пруд. Можно, конечно, попытаться найти работу, но он же ничего не умеет. Кому он нужен, если родным отцу с матерью не нужен? В эту ночь повезло с ночлегом, а дальше? Вот-вот придёт Дарина. Надо убедиться, что с ней всё в порядке и уходить. Дальше задерживаться здесь неприлично. Что бы сказал Арн, если бы узнал, что Иларий вновь появился рядом с его дочерью? Точно бы не обрадовался. Да и сама Дарина выглядела ужасно смущённой, когда они встретились возле пруда. Странная встреча. Как она туда попала? Ночью. Будто специально его искала. Но этого, конечно, быть не может. Откуда ей было знать, что он там. Да и зачем ей его искать? Он для неё навсегда останется человеком, который чуть не убил её отца. Разве такое забудешь! Правда, она и сама ему здорово отомстила. Вот, наверное, посмеялась от души, глядя, как он сохнет от любви к ней. В общем, чем дальше они будут друг от друга, тем лучше.
Тут за дверью раздались шаги, и, сонно кутаясь в платок, вошла Дарина.
– Можно? Не спишь?
– Это твой дом, – не очень приветливо отозвался Иларий и быстро поднялся.
Дарина очень изменилась за то время, что он её не видел. Она похудела, под глазами были синяки, движения вялые, глаза глядели печально. А ведь прошёл всего месяц!
– Ты как себя чувствуешь?
– Лучше. Намного лучше.
Она, и правда, казалась бодрее по сравнению со вчерашним.
– Ничего не болит?
– Нет.
– А жара нет? – Иларий протянул руку и вопросительно поглядел на девушку.
Она покорно замерла и он не без трепета коснулся её лба и сказал:
– Вроде нет.
– Мне, правда, лучше.
Иларий кивнул.
– Чем ты обычно лечишься?
Она посмотрела на него непонимающе.
– Что ты раньше делала, когда болела?
Она пожала плечами:
– А я не болела никогда.
– В смысле? – опешил он.
– Ну да, ни разу не болела.
– Да ладно! Прямо совсем ни разу в жизни?
– Нет. Просто замок был так устроен, что невозможно было заболеть, а если что-то и случалось: например, порежусь или ушибусь – папа сразу накладывал чары и моментально всё проходило.
– А если его не было рядом?
– Как это? Он всегда был рядом, – Дарина погрустнела.
– Ладно, что-нибудь придумаем. У тебя есть молоко?
Дарина почему-то смутилась:
– Это трудно сказать.
– Что ж тут трудного? Вариантов может быть только два: либо оно есть, либо его нет.
– Кажется, у меня третий вариант.
– Это как? – вытаращил глаза Иларий.
Дарина вздохнула:
– Идем на кухню.
Они прошли в большую кухню, посреди которой стоял длинный деревянный стол, за которым могло бы уместиться не меньше дюжины человек. Иларий с любопытством разглядывал многочисленную утварь, висевшую на стенах и стоявшую на полках. Чего тут только не было! И всё новое, будто только что из посудной лавки.
– Это папа всё купил, – сказала Дарина, заметив его взгляд. – Как и всё, что в доме. И сам дом, конечно. Чтоб я не нуждалась ни в чём, – у нее на глаза навернулись слёзы, и чтоб скрыть их, она принялась шарить на полке и вскоре достала небольшой кувшин.
Заглянув в него, Иларий долго что-то с удивлением рассматривал, потом с сомнением спросил:
– Это молоко? А почему оно зелёное?
Он снова с опаской заглянул в кувшин:
– Слушай, по-моему, у него щупальцы. Ты где его взяла?
– Наворожила, – виновато призналась Дарина. – Только у меня не очень получается.
– Это точно. Я бы не стал это пить.
И он вылил содержимое кувшина в окно. За окном раздался какой-то писк, треск, пошел дым. Потом наступила тишина.
– А у тебя есть какая-нибудь съедобная еда?
– Есть немного хлеба, – неуверенно ответила Дарина. – И чай. Можно вскипятить чай.
Иларий огляделся и, увидев сложенные в углу дрова, без лишних слов принялся растапливать большую плиту. Ему надо было уходить, но он решил сначала немного помочь Дарине – всё же она была не совсем здорова, – а потом с чистой совестью удалиться.
– Ну вот, – сказал он, поставив большой жестяной чайник на плиту, – скоро закипит. Заваришь чай.
Дарина кивнула, но выражение её лица его насторожило. Она достала из шкафчика коробочку с чаем, но смотрела на неё так, будто видела впервые.
– Заваришь чай? – повторил Иларий, уже с вопросительной интонацией.
Дарина снова кивнула. Помолчала немного, а потом спросила:
– А как?
Иларий раскрыл рот:
– Ты что, никогда чай не заваривала?
– Я знаю, – заторопилась она, – надо это кинуть в воду. Только не знаю, сколько. И когда. И как узнать, что готово.
Иларий не мог поверить, что она не шутит, но в глазах её была искренняя растерянность.
– Чем же ты тут питалась, если даже чаю заварить не можешь? – вырвалось у него.
Она вздохнула. Более красноречивого ответа быть не могло.
– Так, – решительно сказал Иларий. – У тебя есть хоть какие-нибудь продукты?
Он уже понял, что придётся ему немного задержаться. Но он ведь и не спешил никуда. Накормит её, сам поест – греха в этом большого нет, он целые сутки ничего не ел, – и сразу же уйдёт.
– Овощи есть. Я купила на базаре. Только давно.
Дарина указала на большой ящик в углу. Иларий подозрительно оглядел то, что там лежало, но сомнений не было – это были настоящие овощи, выросшие на обыкновенном огороде. Выглядели они, правда, не очень аппетитно: картошка проросла, морковь скрючилась, капуста подсохла, но в пищу вполне годились.
– Мы будем есть овощи? – осторожно спросила Дарина, следившая, как он роется в ящике.
– Зачем? Сварим суп.
– Су-уп? – девушка посмотрела на него с благоговением. – Ты умеешь варить суп?
– А чего его варить-то? – Иларий стал засучивать рукава. – Морковь почистишь?
Дарина взяла морковку и принялась шептать заклинание.
– Эй-эй-эй! – испугался Иларий. – Сейчас и на ней какие-нибудь щупальцы вырастут. А ты ножом не пробовала овощи чистить?
Дарина смутилась и отрицательно покачала головой.
– А как же ты…? Хотя ясно. Слуги невидимые, да? Ты что, раньше совсем ничего по дому не делала?
– Мне достаточно было просто подумать о чём-то, и оно сразу появлялось. Ты же видел.
Иларий меж тем принялся шарить по шкафам и полкам, выискивая то, что ему пригодится для готовки. Он уже не просил помощи у хозяйки. А она сначала пыталась показать ему, где что лежит, но быстро заметила, что только путается у него под ногами, и скромно присела в уголке, завороженно наблюдая за его действиями. Молчать было неловко, и она стала рассказывать, как весь этот месяц пыталась создать мир, который хоть немного напоминал бы тот, что был в отцовском замке. Она использовала все колдовские знания, которые имела, но у нее всё равно ничего не получалось. Раньше, чтобы создать звёздное небо в своей комнате, ей надо было всего лишь подумать о нём, а теперь, даже для того, чтобы сделать простенький предмет, вроде пояса, приходилось вспомнить правильное заклинание, на которое, к тому же, уходила уйма сил. И в итоге вместо пояса у неё в руках оказывался кусок старой верёвки.
Всё это Дарина как на духу выложила Иларию, пока он ловко и быстро нарезал овощи. Для неё то, что он делал, было удивительнее всякой ворожбы. Иларий сочувственно кивал и улыбался, поглядывая на неё, как взрослый на ребёнка.
– И много ты тут всего наворожила, кроме этого… молока? – он невольно содрогнулся.
– Нет, ничего не получалось. Только у меня в комнате немного.
– И ещё бревно, о которое я споткнулся, и колючка в той комнате, где я ночевал, – с улыбкой напомнил Иларий, привычным движением закидывая овощи в кастрюлю.
– Это я хотела сделать небольшую оранжерею. Как раньше, – покраснела Дарина.
– А Одуванчик? Он чем должен был быть?
– Не знаю, – честно призналась Дарина. – Он вообще как-то случайно наворожился. Зашла однажды вечером в свою комнату, а он сидит в тазу для умывания. Он милый. Только чихает всё время. Мне Пушистика очень не хватает. И остальных. Я хочу научиться ворожбе и сделать себе хороший дом. Я уже и книгу купила. Специальную. Буду практиковаться по ней. Правда, папа был бы против.
Иларий бросил на неё внимательный взгляд, но ничего не сказал. Он поставил кастрюлю на плиту, подбросил дров.
– Ну вот, – сказал он удовлетворенно. – Хоть супу горячего поешь.
Но Дарине и так было очень хорошо. Про свою болезнь она уже забыла. Ей сейчас хотелось лишь одного: сидеть бесконечно на тёплой кухне, где вкусно пахнет супом, и чтоб Иларий смотрел на неё такими же добрыми глазами.
– Ты ведь поешь со мной?
Она запоздало сообразила, что не предложила ему позавтракать.
Иларий рассеянно кивнул, и Дарина, наконец вспомнив, что она здесь хозяйка, принялась накрывать на стол. В её доме нашлось всё: новая белоснежная скатерть, тонкие тарелки с изящной серебряной каймой, блестящие ложки, глиняные кружки с красивыми, в форме змей, ручками. Дарина ещё ни разу этим не пользовалась. И сейчас, доставая всю эту праздничную красоту, она чувствовала себя так, будто у неё, и правда, был сегодня праздник. Не то, фальшивое, с надуманным поводом официальное торжество, а настоящий праздник, от которого теплеет на душе и с которым жалко расставаться.
Тем временем поспел суп. Он у Илария получился на редкость вкусным. Или это она была на редкость голодной. Только Дарина набросилась на еду так, словно не ела, по крайней мере, месяц. Впрочем, практически так оно и было. Она и не заметила, как справилась с первой тарелкой. Ей было очень неловко за свой неуемный аппетит – обычно в книгах утончённые барышни в любой мало-мальски сложной ситуации теряли аппетит. Это было правилом хорошего тона для героинь романов. Но Дарина весь этот месяц, когда ей полагалось питаться лишь призрачными надеждами, очень хотела есть. И она, не в силах справиться с собой, налила себе добавки. Правда, и Иларий от неё не отставал – его рацион в последнее время тоже нельзя было назвать обильным. Но его, хоть очень плохо, но кормили, а Дарина, похоже, весь месяц только жевала завядшие овощи, да ещё то, что сумела наворожить (брр!). Иларий исподтишка наблюдал, как она, обжигаясь, поглощала жидкий, постный суп, и вдруг почувствовал к ней такую жалость! Как она теперь будет одна? Пропадёт ведь. Зачахнет. Или просто умрёт с голоду. Даже морковку почистить не умеет.
– А у тебя нет каких-нибудь родственников?
Дарина покачала головой, не отрываясь от еды.
– Совсем никого?
– Нет.
– Как же ты тут жила одна?
Она вздохнула и, водя куском хлеба по пустой тарелке, стала рассказывать. Рассказала, как провела первую – самую страшную – ночь в новом доме, как потом пришла к артистам, надеясь найти Илария, как встретилась с Королём и похоронила отца, про несостоявшуюся свадьбу, и про письмо, и всю историю её родителей, изложенную в письме.
Она говорила и говорила без умолку. Такая словоохотливость напала на неё неспроста: она до безумия боялась, что как только замолчит, Иларий скажет: «Ну что ж, мне пора», – и уйдёт. Поэтому она продолжала говорить до тех пор, пока совсем не выдохлась. Но Иларий не уходил. Он как-то странно, задумчиво смотрел на неё.
– Ничего себе история, – сказал он, когда она замолчала. Вот просто бери – и пиши пьесу. И сочинять ничего не надо. Был бы тут мой отец.
Иларий вдруг запнулся, словно подавившись последним словом.
– У него всё в порядке? – осторожно спросила Дарина.
– Ого! – грустно усмехнулся юноша. – Ещё в каком порядке! Его новый театр немногим меньше королевского Дворца. – Он поднял глаза на Дарину. – А ты, значит, принцесса?
– Нет, – она покачала головой. – Ни за что не вернусь во Дворец. Мой отец Арн. Он и в последнем письме называет меня дочкой.
Она тряхнула головой, и непослушные волосы, которые она утром уложила в высокую прическу, рассыпались по плечам. Дарина принялась собирать их, не замечая, что Иларий внимательно наблюдает за ней. Поймав его взгляд, она смутилась, и он тут же отвел глаза.
– А Слово Арна? – спросил он, когда Дарина наконец справилась с волосами.
– Что «Слово Арна»?
– Ты сказала, что смогла наложить его на Короля.
– Да, это правда.
– Но ведь оно должно было исчезнуть.
– Должно было, – она помолчала. – Но у меня это как-то само собой получилось. Я уже потом поняла, что сделала. Я много думала над этим и ни до чего не додумалась. Всё разрушилось после папиной смерти, – она остановилась, а потом тихо, с трудом выдавливая из себя слова, спросила: – Иларий, ты ведь был там, когда папу… Когда папа…
Иларий кашлянул и начал рассказывать. Говорил он долго, словно отвечая откровенностью на откровенность, и рассказал обо всём, что с ним случилось с того момента, как они расстались в замке Арна. Дарина слушала затаив дыхание. Особенно сильное впечатление на неё произвёл его рассказ о встрече с матерью.
Сначала Иларий сомневался, стоит ли ей рассказывать о своём визите в театр, но, начав говорить, уже не мог остановиться, будто летел по скользкому спуску с горы, и выложил всё. И про мать. И про пруд. Закончив, он увидел, что руки его дрожат. Да, теперь уж точно надо уходить. Зачем он всё это наплёл? Но в то же время он чувствовал облегчение, словно из души ушла тяжесть, которую он долго там носил.
Боясь, что Дарина станет его расспрашивать или – ещё хуже – выражать сочувствие, он попытался увести разговор в сторону:
– А ты что делала у пруда?
Дарина посмотрела на него с испугом. Но колебалась она недолго. Набрала в грудь воздуха. Храбро глянула ему в глаза. И полетела со своей скользкой горы.
Он выслушал её, ни разу не прервав, но с таким лицом, будто наблюдал, как на него обрушивается каменная стена.
Потом оба долго молчали.
– Ты меня искала, – глухо сказал Иларий.
И непонятно было, вопрос это был или утверждение.
– Чай, – сказала Дарина. – Чай остыл.
И стала, как слепая, хлопать по скатерти ладонью, добираясь до своей кружки.
Потом они долго молча пили остывший чай.
Иларий знал, что вот теперь пора уходить. Теперь точно пора. И сидел.
Первой из оцепенения вышла Дарина.
– Иларий, – сказала она застенчиво, – у тебя рукав порвался.
Он тоже словно проснулся. Стал сосредоточенно изучать большую, лохматившуюся нитками прореху на рубашке.
– У меня в комнате есть иголки и нитки. Надо зашить.
Иларий посмотрел на неё каким-то загадочным, светлым и глубоким взглядом. Потом улыбнулся.
– Ну, спрашивать, умеешь ли ты шить, я не стану. Ладно, сам зашью, веди в эту твою комнату.
Комната выглядела, мягко говоря, странно: потолок блестел, будто его смазали салом, и с него свисали какие-то то ли верёвки, то ли хвосты, то ли рыболовные сети, пол был усеян мелкими рыбьими костями, окно имело форму кляксы, а посреди комнаты прямо из пола торчала ёлка с толстым стволом и жиденькими веточками. С одной стороны она была совсем лысая, а с другой на ней висели мелкие сине-розовые ананасы.
Иларий внимательно посмотрел на Дарину.
Ему надо было уходить.
Но он не ушёл.
