– Каждый человек задавался вопросом: «А зачем я есть?»
– Так уж и каждый?
А может быть, его просто пофилософствовать потянуло?
– Ну, каждый нормальный человек. Если бы все без исключения думали над этим, все было бы проще. К счастью, людьми управляют еще и пороки, и страсти, и желания куда более примитивные, – он подошел еще ближе.
– К счастью?
– Да. Так вот. Как ты думаешь, находили ли люди ответ на этот вопрос?
– Глобально им этого сделать не удалось, – ответила я неуверенно, – если только некоторым из них…
Куда ты клонишь, Терри? Какая крошка??? Что с тобой сегодня? Такого себе даже Синклер не позволял.
– Именно так! Отдельным лицам должна была прийти в голову простая идея. Ведь ответ на вопрос действительно очень прост. Так прост, что нашедшие его тут же переставали верить сами себе и сдавали позиции.
– И, я полагаю, ты – один из них?
– Я? Я давно нашел смысл жизни, но я не боюсь признаться в его величии и простоте.
– Тогда скажи мне.
– Вообще-то каждый должен дойти до этого сам. Иначе этой мудростью можно неправильно воспользоваться, во вред себе.
– Я буду осторожна. Я эгоистка. Стараюсь себе не вредить.
– Хорошо. Почему бы не сделать доброе дело? Ты готова?
– Всегда готова!
– Смысл человеческой жизни… – театральная пауза. – В выборе!!!
– Что?
– В правильном выборе.
– Выборе чего?
– Всего. Если мы ищем смысл нашей жизни, то надо посмотреть на саму жизнь. На ее порядок и ее рутину. Каждый человек должен делать выбор каждую минуту этой своей жизни. Каждое утро ты выбираешь, что надеть, в соответствии с модой, погодой и настроением. Ты выбираешь, что съесть на обед, в соответствии с твоим вкусом, диетой и возможностями. Ты выбираешь, где перейти дорогу и каким маршрутом ехать на работы. Ты выбираешь сама любимую музыку из тысячи доступных вариантов. Книги, вещи, место под солнцем, направление, тему, моральный кодекс, партнера для танца, любимого… ты принимаешь решение, сделать аборт или рожать, работать или учиться, отрастить длинные волосы или обкорнать их и покрасить в желтый цвет. Ты выбираешь все из того, что предлагает тебе наш современный богатый ассортимент. Так?
– Родителей не выбирают.
– Биологических? Верно, но само понятие гораздо шире. Меня, например, вырастил не столько отец, сколько Коломбо. Мы о смысле жизни говорим. Не только твоей или моей, а вообще…
– Погоди, Терри! Иногда мы просто лишены выбора. Нам иногда нельзя иметь то, что нам хочется… Оглянись вокруг! Это же сплошь и рядом.
– Все правильно. Например, я бы имел другую машину, если бы мог ее оплатить. Мне понравилась девушка, а она меня знать не желает. Я бы поехал жить в Канаду, да меня удерживает необходимость заботиться о матери. Я бы поспал до десяти, да надо вставать и идти на работу.
Я подумала.
– Пока мне нравится ход твоей мысли. Ты все равно выбираешь то, что тебе полезнее. Есть условия, есть факты, есть предполагаемые последствия, иногда даже неприятные. Так?
– И что происходит с человеком в случае неправильного выбора и неприятных последствий?
Я подумала еще. Этот разговор мне начинал нравиться. Я подняла глаза и сказала с чувством:
– Он реагирует негативно. Он раздражен этим, он злится, он обижен на судьбу и на людей. И тогда одни смиряются и пытаются с этим жить достойно. А другие становятся одержимы навязчивой идеей и завидуют тем, кому выбор удался. Третьи, как последствие, нарушают закон, и мы наказываем их тем, что лишаем их выбора в крупных масштабах. В тюрьме особо не повыбираешь.
– Ты говоришь о том, что обычно называют свободой. Это гораздо проще и понятнее.
Я с готовностью оседлала любимого конька – обожаю определения.
– Это не совсем одно и то же. Свобода – это противоположность ограничению другого плана, и ее определение зависит от личности. Для одного человека свобода – это размеры пространства, а для другого – развод. Кто-то согласится с тобой, что это свобода выбора, а кто-то будет считать себя свободным, если ему удастся избавиться от костылей. Если бы я осталась единственным человеком на земле, я была бы очень свободной, но определенного выбора была бы просто лишена. Человек, по твоим же словам, имеет право на индивидуальный выбор тоже. Значит, и на мнение, и на понятие свободы.
– А что такое воля, по-твоему?
– Воля – это возможность действовать по своему выбору.
– Тут я, пожалуй, соглашусь.
– Вот уже не думала, что ты такой глубокий…
– Выбор руководит человеком, он делает его счастливым в случае удачи, сильным – в случае последствий, злым – в случае обратном и так далее. Слишком много удачного выбора – тоже плохо. Отсутствие последствий расслабляет человека, делает его непродуктивным. Итог: смысл жизни в том, чтобы решиться и сделать выбор. Потом уже не надо мучиться вопросами.
– Как ты узнаешь, правильный ли? А последствия? Вот чем будешь потом мучиться, помимо вопросов.
– А знать никак нельзя. И мучиться – это как раз неправильно. Главное, что уж если сделал выбор – окончательный, бесповоротный, на всю жизнь, – то потом не сетуй на последствия. Их надо уметь принять как личный и индивидуальный тест. Правильный это был выбор или нет, это вопрос удачи. Главное – поверить и рискнуть. Выбор окажется правильным, если доверять судьбе. Она предлагает выбор – выбирай и живи с этим результатом, преодолевай последствия как урок, тебе самой судьбой преподанный.
Я в глубине души сморщилась от досады, с большой надеждой, что это не отразилось на лице. Эх! А так хорошо начал! Я дам ему последний шанс.
– Но ты же сказал сам, что мы должны быть осторожны. Каждый человек должен хорошенько подумать и все взвесить.
– Как раз этого я и не говорил. Если бояться последствий, то так никогда и не выберешь. Правильный выбор должен быть спонтанным и честным. А дальше – вопрос принятия последствий. Это и есть экзамен жизни. Telle est la vie.
– Это уже не жизнь, а лотерея. Ты сам себе противоречишь. Ты же не преступник, а полицейский. Значит, ты видишь различие между правильным и удачным выбором.
– Я же не один на свете. Ты сама объяснила разницу между понятиями свободы?
– Терри…
– Вот я и говорю тебе. Выбери меня.
Он вдруг остановился, хотя музыка все еще играла, и в этот раз пела Анни Леннокс.
– Я не плохой выбор. Вот увидишь.
Я от неожиданности продолжала покачиваться в такт музыке еще минуту. Из простенького динамика «Юритмикс» долбил про сладкие сны… Everybody is looking for something…
– Постой… ты думал, что я…
– Нет, не думал, – Терри заговорил медленно, как бы давая мне время на пропитку, – это я решил воспользоваться моментом и вставить этот вопрос в разговор. А про смысл жизни – я абсолютно серьезно.
– А если я не согласна с твоей формулировкой? Про выбор все это было очень убедительно, но смысл теряется, как только касаешься причин.
– Объясни тогда мне сама.
– Подозреваю, что ты в Бога веришь.
В этот момент Терри был вовсе не так красив. Он поймал меня врасплох этой темой, но теперь у него самого подергивались его шикарные брови, как чуткие антенны кота. Голос стал хриплым, а глаза моргали часто и трогательно. О чем я, собственно, хотела ему рассказать? А с чего мы вообще начали? Он осторожно ответил:
– Моя семья – все католики, но сам я не особо религиозен. А что?
– А то! Я делаю выбор, это верно, но только по доступным мне фактам, которые довольно упрямы. Верующие же считают, что выбор делаем не мы сами? Нет, конечно, мы выбираем, что поесть и куда пойти… в отдельно взятый момент и в отдельно взятом месте. По-вашему, что определяет это место и время? Я говорю про возможность выбора. Она нам либо дана, либо не дана. Кем-то или чем-то? Как «не особо религиозный» ты назвал это что-то судьбой. Был бы ты католиком, ты говорил бы про Господа Всемогущего! Мне ни то, ни другое не подходит. Для меня это было бы кучей неопределенных условий и условностей, кем попало трактуемых.
– А почему бы и нет? С моей позиции, он и есть сама удача… или неудача. Мне остается только выбирать, угадывать, что он для меня запланировал.
– Ну вот. Для меня, если выбирать, то рассчитывать только на себя и как следует анализировать причины. По всем доступным факторам, а не только по тем, которые нам нравятся.
– Но мы не можем знать все факты. Я не говорю про то, что общество создает законы и условия для правильного выбора, безопасного и полезного для всех. Или про то, что, контролируя этот порядок, мы наказываем человека лишением свободы и выбора за то, что он сам сделал неправильный выбор. Я говорю про то, что иногда важный выбор за нас делает что-то другое. И мы просто вынуждены угадать и рискнуть. И тогда это будет единственным возможным поступком. В этом смысл жизни. Удачный выбор – радуйся. Неудачный – смирись и не делай глупостей. Отец бы сказал – на то воля Божья.
Я подумала и решилась:
– Мне нравится идея про выбор. Мне не нравится идея про шанс. Это карточная игра… рулетка. Ни о каком настоящем выборе и речи быть не может.
Терри отошел от меня на шаг.
– Это интересно. Например?
– Например, ты хочешь стать знаменитым певцом. Очень хочешь! Ты тратишь время и деньги на уроки, на музыкальный инструмент… гитару, например. Любящие друзья и родители твердят тебе, что ты прекрасно поешь. А когда ты предстал перед профессиональным жюри, они тебе говорят, что ты бездарность, и твой самодельный диск никто не покупает. Что тогда?
– Я приму удар как мужчина и найду другое занятие. Не скандалить же?
– Это хорошо, что ты такой. Но сколько лет и денег потрачено? Сколько потерянных возможностей? Кто-то на твоем месте будет скандалить, биться об лед, тратить еще и больше терять. Это у многих называется упорством и целеустремленностью.
– Это был бы твой выбор?
– Нет, я тоже не стала бы биться. Но это не смирение, а нежелание тратить впустую то, чего потом уже не вернешь.
– А что тогда?
– Я бы постаралась не оказаться в этой ситуации изначально.
– С твоей-то упрямостью?
– Нет. Упорство, риск и погоня за мечтой вещи хорошие, но вернись на полшага назад. Ты же умный. Когда твои друзья и родственники хвалили тебя, а сам ты очень и очень хотел, где-то глубоко ты уже знал или чувствовал, что ты в этом деле бездарь, что это не твое призвание. Не путай с простой неуверенностью в себе – это разные вещи. Ну на самом-то деле признаки и свидетельства у тебя были, но ты их отметал. Все говорили – верь в себя. И ты поверил… в себя… как в Бога. Вопреки всем показателям, инстинктам и объективной реальности. Это был выбор, и ты знал… а потом и подтвердил, что он был неверным. Ты его сделал по прихоти, а не по фактам. Смысл не только в выборе, но и в его причинах. У нас с тобой они не совпадают.
– Другими словами, ты живешь в скучном мире без риска и азарта, – рассмеялся весело Терри и кивнул на мою фотографию с парашютом.
Я оттолкнула его руку в отчаянье. Нет, я не умею спорить о таких вещах. А кто-то это сделал очень хорошо. Вспомнить бы, кто и где.
– Ты не уводи в сторону. Убеди меня, что в нашей ситуации что-то другое может сделать выбор за нас. Какая тут может быть судьба? Тебе и предлагать бы ничего не пришлось, если бы от шанса все зависело.
– Ну как же? Что-то ведь привело к тому, что я хочу быть сейчас здесь и нигде больше. Чистая удача. Я мог бы быть кем-то, кто не любит рыжих упрямых переводчиц с русского языка. Если бы провидение не хотело, чтобы мы были вместе, мы бы не встретились вообще.
– Провидения не бывает. Это не существо и не разум какой-нибудь. Дело случая. А если бы оно было, то с чего ты взял, что это ради нас? А если мы встретились не для себя, а ради главных участников дела? Для раскрытия преступления, для пользы общества? Суть в мотивах.
– Какие мотивы? У нас одна причина. Все что-то ищут, и если находят то, что им нужно, значит, время выбирать – быть или не быть… с ним… или с ней…
Терри сел на диван и похлопал по сиденью рядом с собой. Я осталась стоять. Я слишком хорошо знаю, как меня сейчас можно заткнуть.
– Желание, может быть, и одно, а причины для выбора разные. Мне важно, чтобы они тоже совпадали.
– Вот он я! Вот они – мы в этой комнате. Вместе мы будем совершенны. Мы сами выбираем судьбу прямо сейчас.
– Желание совершенства есть, этого я не отрицаю. Но ты играешь в рулетку, а я в шахматы.
– Я тебе не верю. Не может быть, чтобы это могло помешать.
– Сейчас нет, но потом… Будет катастрофа, боль, непонимание! Твой принцип не совсем мне подходит. А тебе не подходит мой: есть факты, которые нам известны, и по ним я решаю, хороший выбор или плохой. Я знаю, что я не все знаю. Но из того, что я знаю – я сейчас… именно в этот момент… я делаю выбор нежелательный, но верный. Почему? Потому что ставка слишком высока. Не хочу полагаться на удачу, как раньше, а хочу полагаться на свою максимальную уверенность, что это не прихоть, а верный путь. Уравнение написать? Про неизвестную величину знаешь?
Он снова встал и пошел по комнате. Ну давай же, Терри, делай свой правильный выбор. Пожалуйста! Подумай и взвесь… не торопись. Догадайся, что мне больше всего на свете нужно… От того, как ты себя теперь поведешь, зависит все. Не выбор руководит человеком, а человек выбором. А сами факты не выбираются, они – наше орудие для выбора. Не придется тебе огорчаться, если твой выбор отталкивается от фактов. Желать надо только того, что в пределах реальности. Дай нам обоим эту возможность. Найди неизвестное число.
Катька вошла в комнату и поздоровалась. Она зыркнула глазами на Терри, потом на меня, оглядела обстановку и решила, что тут находиться опасно. Посвистывая, она удула в свою комнату, не заходя по обыкновению на кухню. Сама того не зная, она прекратила этот спор на самом важном месте. Кто распорядился этим событием? Кто прав? Если бы Катька не пришла, случилось бы что-нибудь еще. Зазвонил бы телефон, и меня бы вызвали в полицию. Или наступил бы конец света. Именно эти вещи сделали выбор для него, а не он сам.
– Мне пора.
Терри еще раз внимательно, с сожалением на меня посмотрел, собрал свои бумаги, сложил переводы в папочку и, вежливо попрощавшись, ушел. Кот, наоборот, пришел.
Я подождала минуту и пошла готовить ужин. На двоих. Может быть, Терри прав? Окончательный выбор не за нами. Разве моя непомерно разборчивая память не самостоятельно выбирает, что помнить, а что забыть? Нет, я так не могу! Для Терри все просто: помешали разговору – значит, так и надо, не судьба. Зачем внимательно прислушиваться к тому, что происходит вокруг? Пусть он называет это, как хочет: случай, воля Божья, внутренний голос, провидение. Мой материал – здравый смысл и поведение людей, которые нас окружают. Я точно знаю, что мне нужно. В тот момент мне нужно было, чтобы Терри был сильнее удобного случая. Английский принцип пути наименьшего сопротивления «а раз так, ну и не надо» не покоряет и не трогает. Мне нужно было, чтобы он был способен предложить мне недостающие факты или возможность их найти. Я могла его остановить, но не шевельнула и пальцем… Я сделала выбор за нас обоих. А еще я не рассказала ему об участии Скрипа в деле, которое он расследует.
Телефон зазвонил через два часа. Как бы на всякий случай. Пришлось опять ехать к Стиву и Арвису. Хорошо, что не конец света, и то ладно.
Случай 19. Призрак
Каникулы. Ура! Теперь мне можно вздохнуть свободно. Целых шесть недель не надо разрываться между двумя работами и раскалываться пополам. Я могу спокойно копаться в саду, читать, общаться с Катей, видеть друзей, ходить на сальсу и… ждать звонков. А они будут, и как всегда, в самый неподходящий момент. Отработав по традиции в последний день только половину расписания, я не осталась на торжественный обед по случаю ухода одного из тех самых математиков на пенсию. Все остальные: Вероника, француженка, географ, физрук и еще человек восемьдесят учителей толпой пошли в школьную столовую, где уже все было заставлено блюдами с разнообразными хрустяшками, сырами, мясными закусками и даже бутылками с белым и красным вином. Пол Россман отпустил какую-то шутку на счет моего побега на свидание, но я ему простила. За веру в мои силы.
На самом деле я сбежала в полицию на предмет угнанных, разобранных на части и переправленных в Литву «мерседесов», а потом – в спортклуб. Донован увеличил нам с Джулией программу, и я почти полтора часа потела на тренажерах. В бассейне плавать уже не было сил, поэтому я просто лениво выгребла в самый полумрак и долго лежала на спине, наблюдая за потоками дождя сквозь прозрачный купол. Домой я прибыла уже в сонно-блаженном состоянии, приготовила ужин, разыскала по телефонам Катьку. Она, оказывается, ушла в кино, а я включила телевизор. Показывали «Печаль зла».
Почти один за другим позвонили Стив Синклер и Терри. Стив, которого я не видела с тех пор, как семья Арвиса уехала домой, – с просьбой связаться с Арвисом в Литве и сообщить ему, что Фархад, найденный убийца Марты, не признал себя виновным и теперь месяцев через шесть состоится суд присяжных. А Терри сообщал, что послал мне по электронной почте еще пару разговорчиков эстонских умников и хотел бы получить перевод к понедельнику. Я сама тоже сделала пару звонков. Полчаса потрепалась с Джулией на тему ветеринаров, потом позвонила Лане, чтобы послушать очередное возмущение на тему ее бывшего длиной ровно в одну ее сигарету. Наконец я включила компьютер и влезла в интернет, который сразу же сообщил мне о полученной почте. Как только я открыла список писем, как меня тут же в спину мягко толкнуло. Но это был не алчный демон, который давно уже не наведывался ко мне, несмотря на количество работы. Это был другой. Азартный дух в образе маленького рыжего спаниеля, который быстро-быстро засопел и помчался по следу, взлаивая от возбуждения. Вот и хорошо. Демон мне никогда не нравился. Был он жаден и скуп, был он чешуйчатый и костлявый. Тут уже дело не в деньгах… тут уже что-то другое.
В списке светилось письмо от Полины из Херсона. Целую неделю мы думали, что нам не удалось на нее выйти. Ни один из добытых телефонов не отвечал, письмо на домашний адрес вернулось, а электронное послание ушло с концом. И вот наконец ответ. Его лучше привести целиком:
«Здравствуйте, Антонина. Простите, что долго не отвечала. Я редко теперь проверяю почту, а после получения вашего письма тоже не сразу смогла прийти в себя и написать. Теперь я решила, что мне лучше разобраться во всем и ответить. Если это поможет, я могу приехать на опознание найденного вами тела. Хотя я убеждена, что вы не Виктора нашли. Я не знаю ничего про сломанный зуб, а татуировка была, но в виде буквы „е“. Он действительно уехал еще в девяностых и сначала очень часто писал мне. Все спрашивал, не знаю ли я, как там его сын поживает. Поэтому я старалась поддерживать связь с его бывшей женой Еленой. Мне тоже мальчик не безразличен, все-таки племянник. Он уже большой и очень на папу похож. А больше у нас с Виктором никого нет. Отец ушел так давно, что даже я не помню его, а Виктор моложе меня на три года. Мама умерла в девяностом. Виктор сначала писал каждый месяц, потом все реже и реже. Потом перестал писать вовсе, но я послала ему несколько открыток, и он написал мне снова, дал электронный адрес и велел пользоваться только им для получения и отправления писем. У меня своего компьютера нет, но я могу пользоваться рабочим. Теперь он пишет мне раза два в год, довольно аккуратно и лучше, чем когда-либо, хоть и коротковато. Звонить не может, дорого очень. Мне тоже это было бы натужно, поэтому довольствуюсь письмами. Вот вроде бы и все. Посылаю вам фотку Виктора, только она старая. Других нет. Если что еще, то пишите. Я теперь буду проверять чаще».
Сгорая от нетерпения, я загрузила фотографию и развернула ее на экране. Не знаю, чего я еще ожидала увидеть. На что я надеялась? Он или не он? Даже не знаю, чего бы мне больше хотелось. Наверное, чтобы это был другой, потому что мне было ужасно жаль Полину. С другой стороны, я уже знала, что это невозможно. Молодой и красивый богмэн смотрел на меня с монитора живо и весело. Он улыбался широко, а вовсе не загадочно и без вызова. У него был кривоватый нос, а глаза были хоть и пустенькие, как у котенка, но все же не стеклянные. Он был на снимке не один, а с молодой женщиной в темном платье и шарфиком на шее. Очевидное сходство было только в скулах, форме лба и в улыбке. Значит, эта украинская красавица – Полина. У нее был вид озабоченный, иначе она бы была еще краше.
Я изучала эти лица довольно долго. Катерина вихрем вломилась в дверь и побежала вверх по лестнице.
– Я на минутку, мы под дождь попали! – крикнула она безо всякого приветствия.
– Поешь хоть! – крикнула я безо всякой надежды.
– Потом! Крис ждет.
– Какой еще Крис? – я заволновалась и оторвалась от экрана. Криса мы не знаем.
– Хороший.
Я подошла к входной двери и выглянула наружу. Там на едва подсохшей лавочке сидел щегол какой-то девичьей внешности из-за нестриженых локонов. Лицо у него было удивленно трогательное, эдакий Пол Маккартни в детстве. Я хотела его испепелить, но не удержалась от улыбки. У него и так вид был довольно робкий, но посмотрел он на меня без ужаса, скорее с большой надеждой. Он похлопал шикарными ресницами и поздоровался. По сравнению с другими, он был довольно хорошо одет, без браслетов, от него не несло бычками, а на пальцах не было пошлых железных перстней.
– Ты кто такой?
– Крис.
– Тебе сколько лет?
– Восемнадцать.
– Где работаешь?
– Я еще в школе учусь. Верхняя шестая…
– В какой?
– Святого Мартина.
– Это та, что в Брентвуде?
– Да.
– А живешь где.
– Здесь, на Вест-стрит.
– А почему школа в Брентвуде?
– Это долгая история.
– Катьку откуда знаешь?
– Это тоже долгая история.
Я задумалась. Надавить или не стоит? Тут он сам спросил:
– А вы правда из Сибири?
– Да.
– А как тут оказались?
– Это долгая история.
Он усмехнулся с уважением. Катька протиснулась между мной и косяком и принялась заталкивать меня обратно в дом. На ней было мое любимое синее итальянское платье с длинным рукавом и мой же кожаный пояс с медной пряжкой.
– Ну мам… Ну не мучай его.
– Чтоб дома была не позже одиннадцати.
– Ма-ам!
Я закрыла дверь и стала звонить Филу. Рассказав ему о письме и фотографии, я пообещала переслать их ему с переводом в тот же день. Но он сказал, что это пока не горит, что Том пригласит Полину приехать позже. А пока ему надо срочно подтвердить «Лагу» имя богмэна и брать Скрипа.
– То есть как брать?
– Те три номера, что вы с Хаммером выбрали, были проверены по телефонным службам и распечатаны по пользователю. Двое из этих номеров здесь, в Англии, и регулярно делают звонки. Одного из них ты записала под именем Виктор.
– Виктор Одосеенко – богмэн.
– Вот именно. Это же не он частенько позванивает из Кройдона. Не сегодня завтра возьмем самозванца.
– Если он тот телефон еще не отдал никому.
– Будем надеяться.
– Держи меня в курсе.
Я вдруг почувствовала страшную тоску. Внутри стало пусто, как в контрабасе, а воображаемый щенок мой жалобно заскулил. Я вдруг поняла, что моя работа в деле богмэна закончена. Нет, конечно, будут еще письменные переводы и всякая мелочь, но такой значимости уже не будет. Я перестала быть незаменимой.
В аресте я не участвовала. Эта часть дела меня не касалась. Переводчик Свиридову был не нужен. Фил рассказывал мне, что сначала нашли его локацию по одному лишь телефону. Это только мы думаем, что мобильник это всего-навсего удобное средство связи. На самом деле, как и те печеньки в твоем компьютере, некто с соответствующими полномочиями может узнать, какие сообщения ты посылаешь и кому. А главное – откуда! Определив место, полицейские его прочесали по своей методике. Как и предполагалось, искали богмэна, а нашли Свиридова. Сначала-то вышло наоборот. В общем, кольцо вокруг Скрипа быстро сузилось. Оказалось, что он живет себе, хоть и нервно, под именем Одосеенко припеваючи. Имеет на это имя паспорт, права, дом, счет в банке и карточку у терапевта. И у дантиста он зарегистрирован, и на работе, и даже в налоговой инспекции. Куда ни кинь, а Виктор Одосеенко жив и здоров, живет себе в достатке, законопослушно, имеет свое дело – маленькую мастерскую, где он чинит компьютеры, прочую технику и имеет постоянную клиентуру. В той мастерской его и взяли.
Арестовывал его местный констебль Кевин Спраут. Он вошел в дверь для посетителей и был встречен широкой улыбкой хозяина. Внимательно посмотрев на этот оскал и убедившись, что щель на месте, офицер спросил имя ее владельца и зачитал ему формулу ареста, которая звучала несколько странно: «Виктор Одосеенко, я арестовываю вас за убийство Виктора Одосеенко. Вы не обязаны ничего говорить, но это может повредить вашему оправданию, если вы не упомянете, когда вас спрашивают, нечто такое, на что сможете рассчитывать в суде. Все что вы скажете, может стать показанием». Скрип, конечно, уже не улыбался, но и убегать не стал. Может быть, он был в шоке от неожиданности. А может быть, наоборот, он ждал этого момента восемь лет, несмотря на уверенность, что замел все следы. Скорей всего, он просто был не дурак и знал, что офицер пришел не один. Он даже закрыл мастерскую и выключил все свои компьютеры. Что с ней стало потом, я не знаю.
Вот так. Никаких погонь и ночной стрельбы в моем следствии не было. Не было моря крови, битых машин и ножей с пистолетами. Не было страстных романов, красивых скандалов и роковых блондинок. Не было коварного нападения из-за угла и печального конца. Были ночи и дожди, был ужасный полицейский кофе и предрассветный туман в свете фар.
Между прочим, это конец моей истории. Конечно, многие случаи еще имели продолжение и свой финал.
Мошенникам с кредитными карточками дали по два года, но выпустили меньше чем через год. Потому что в Англии полагается сидеть только половину срока при хорошем поведении в тюрьме. Чеха посадили на более долгий срок, но тоже не смертельно.
Убийцу Марты Жербене Фархада судили очень долго, дали ему пожизненное, но через двадцать пять лет он выйдет и будет депортирован на родину.
Мальчики Гера, Алик и Аркадий уехали в Эстонию и, наверное, решили, что все позади. Они еще не знают, что Терри их получит оттуда в бандерольке, когда придет время, и они тоже пойдут под суд короны.
Урмас подлечился, потребовал медтрибунала, выписался из психушки и уехал на родину… в Кыргызстан, а не в Литву, а настоящее имя у него было Курманбек.
Скрипа арестовали 13 июля, потом год таскали по судам, не только не выпуская его условно, но и не спуская с него глаз. Он тоже получит пожизненное, но я не люблю описывать судебные заседания. Это скучно. Видела я Геннадия Свиридова в суде только мельком, когда давала там показания наравне с другими экспертами и участниками расследования. Его дело не было предано огласке, и даже снимок не появился в газетах.
Из России приезжали участвовать в заседаниях три семьи похищенных учащихся. Да и Наташа, оправившись после операции, приезжала на суд. Скрип был обречен. Вышла, правда, заминка с убийством и созданием богмэна. Ведь Лямский, единственный живой свидетель, отказался давать показания. Но полицейские и тут проявили усердие и нашли-таки запись контрольной видеокамеры от 6 ноября 97-го года, сделанную на участке дороги Б198. Там были плохо видны и белый микроавтобус без номера, и подъехавшая машина, и драка между ними. Полиция тогда заинтересовалась, потому и запись сохранилась, но заявлений о каких-либо потерпевших или пропавших не поступило, и все легло под сукно. Микроавтобус уехал, а брошенную машину полицейские утром отогнали в гаражи, откуда ее так никто и не забрал. Найденный по номеру владелец тогда объявил ее угнанной, подобно хозяину школьного микроавтобуса, а теперь послушно пришел по повестке и опознал Скрипа как своего бывшего водителя. Люди и машины в этой стране связаны чуть ли не брачными узами, благодаря системе регистрации DVLA, и эту связь всегда можно отследить.
Из города Херсона приезжала Полина, но, к несчастью, только затем, чтобы получить неутешительное подтверждение гибели брата и узнать об участии во всем этом Свиридова. Отойдя немного от горя и потрясения, она уехала, забрав с собой останки Виктора Одосеенко, чтобы отпеть в церкви и похоронить возле матери. Может быть, она верит, что измученная душа богмэна обрела наконец покой, а тело легло в землю после восьмилетнего наказания в ирландском болоте.
Том Хаммер закрыл дело. Фил получил повышение по службе. Я была страшно довольна заработком. Кроме того, мне вынесла благодарность вся команда Тома. Мне подарили огромную коробку конфет (Джулия подсказала каких), бутылку шампанского и красивую открытку «Thank you very much for all your help!» с подписями всех на развороте. Я такие каждый год получаю от учеников. Перевод бумаги, но не скрою, что в этот раз мне было особенно приятно. Вот только шампанское я разбила на пороге собственного дома – уронила, пока доставала ключи.
Ну и вечеринка была, конечно. Оказывается, в полиции Саусенда есть собственный бар. Все пришли такие красивые. И офицерши тут выглядели как нормальные женщины: подкрасились и причесались, надели платья и каблуки. Джулия была краше всех, так как были гости из других отделов, не было только Синклера. Том и Фил познакомили меня с приглашенным отпраздновать окончание дела археологом, тем самым, который первый раз в своей жизни вынужден был переквалифицироваться временно в форензика и воссоздать лицо богмэна. Хорошо, что в тот вечер меня никуда не вызвали, потому что результат этой встречи помог мне с тем самым смыслом жизни.
Пора заканчивать. Звонит телефон. Хватит на мой век русскоязычных преступников. Все они разномастные, со всех концов бывшего Союза, по-своему уникальные. А что до меня, то самое интересное в моей жизни еще только начинается.
Конец
От Автора:
Дорогой читатель, спасибо за то, что прочитали до конца.
Буду безмерно благодарна за отзыв.
Анkа Троицкая