Loe raamatut: «Месть за миг до вечности»
Генрих проснулся минут за десять до звонка будильника. Он не помнил, когда в последний раз так сладко и безмятежно спалось. Наверное, в детстве. И сон снился из детства. Во сне он плескался в речке с бирюзовой прозрачной водой. Вода ласково принимала его в свои объятия. Он взмывал над водой, паря в невесомом полете, и снова окунался в приятную манящую глубину. За желтым песком на берегу зеленел луг с мелкими белыми цветами. Цветы пахли в точности, как её волосы и кожа. Не хотелось выходить из этой сказки. Не открывая глаз, он повернулся на другую половину кровати. Остался её восхитительный запах, но самой женщины не было. Что-то больно кольнуло в сердце. Он посмотрел на часы: без пяти минут шесть. «Не могла же она уйти в такую рань? Она, конечно, пошла в душ!» – Успокоил он себя.
Он сел на кровати, потянулся за боксерами, но махнул рукой, и пошел в душ. «Ночью она меня всяким видела. И ей нравилось смотреть на меня, я не ошибаюсь».
В ванной комнате никого не оказалось. Он машинально обернул полотенце вокруг бедер и вышел к бассейну. Он вспоминал, с каким восторгом она резвилась в воде. «Наверное, она плавает в бассейне». Нет, не плавала.
Злой, он вернулся в спальню. Вещи валялись, разбросанные в беспорядке по всей комнате. Его вещи. Она пришла с ним в номер в одном платье без белья, с маленькой сумочкой в руках. Собственно, все её вещи. Но и они этим утром отсутствовали.
Он принял душ, оделся и покинул номер. «Ну, и черт с ней! Авантюристка или элитная проститутка? Но кто-то же ей заплатил. Не понятно, что они хотели? Деньги и документы целы. Шантаж? Я не женат, обязательств ни перед кем нет». С Ларой у них легкие, ни к чему не обязывающие отношения. Да, занимаются сексом периодически. Ему с ней удобно. Но с самого начала они обозначили границы своего общения. Не сомневается, что Лара хотела бы перейти эти границы, но он, как всегда, контролирует ситуацию. Сколько раз его пытались поймать в сети брака, но он не верит в искренность и бескорыстность женщин. Всем чего-то надо от него, каждая так и ждет, чтобы урвать своё.
Но как они подловили его в этот раз! Он даже изменил своему правилу: спать в постели одному. После секса всех без исключения отправлял домой. А сегодня заснул с ней, как ребёнок. И ему нравилось! Всё! Не вспоминать о ней! Забыть, как дурной сон.
Не удержался, спросил у администратора про неё.
– Уехала примерно час назад.
– На чем уехала?
– Я вызывал ей такси. У неё не оказалось с собой телефона.
– А адрес называла?
– Конечно, я записал. Это где-то в центре. Вот листок. Могу отдать.
– Давайте.
Он засунул в карман, не глядя, листок бумаги и обругал себя. «Зачем взял? Я же решил, не вспоминать и не думать о ней».
Он заехал в гостиницу забрать вещи. Времени осталось впритык до рейса. Зашла Лариса с немым укором и вопросом в глазах. Наверняка, вчера ночью подходила к его номеру, и не один раз. Разозлился на неё: нечего лезть в его личную жизнь!
В самолете сразу предупредил стюардессу, чтобы не беспокоили, отвернулся к окну и заснул. Полет пролетел, как одно мгновение. Разбудили перед самой посадкой.
– Кому-то ночью не спалось, – съязвила Лариса.
Он внимательно посмотрел на её лицо. И с чего он решил, что героиню нового фильма должна играть именно Лариса? Маленькие невыразительные глаза, нос явно побывал в руках хирурга. Если хорошо присмотреться, то видны еле заметные шрамы. Губы тоже не свои, подкаченные.
– Что-то не так? – Заволновалась Лариса и достала зеркальце.
– Не любила свою внешность? Или на самом деле страшной была? Интересно, сколько операций перенесла?
Лариса задохнулась от возмущения.
– Тебя не касается.
– Прости, не хотел обидеть. Действительно, не выспался.
Дела навалились все разом, завертелось, закружилось. Время начинать съемки, но разонравился собственный сценарий. И типаж героини следовало поменять. Непременно брюнетка, яркая, но естественная красота. Лара не беспокоила всю неделю. Она заявилась к нему в пятницу вечером со скандалом.
– Я узнала, ты проводишь кастинг на главную женскую роль. Ты же обещал эту роль мне!
– Я передумал. Нужен другой типаж. Брюнетка. По контрасту с главным героем.
– В чем проблема? Я могу покрасить волосы, и сниматься в линзах.
– Нет. Я вижу другой образ.
– Как она? – Прошептала она.
Он еле сдерживался.
– Лара. Предлагаю сделать паузу в наших отношениях. Это не последняя роль в твоей карьере. Но в этом фильме ты не снимаешься. И попробуем обойтись без публичных скандалов. Мы не подписывали никаких документов, и даже на словах окончательно ничего не обещал. Я ничего не нарушил. Давай постараемся не говорить публично гадостей друг о друге. Наоборот, только хорошие и теплые воспоминания о наших отношениях. Уверяю, твои рейтинги поднимутся на небывалую высоту. Люди устали от грязи, им хочется светлого и доброго.
Лара ушла, хлопнув дверью и подарив ему свободный вечер. Хорошо, что ушла. Он сидел у открытого окна, не зажигая света, смотрел на огни раскинувшегося внизу города. Он достал из своих припасов бутылку красного французского вина. Ему нравился терпкий вкус вина. Кто-то говорил, это вино любил его дед, Генрих Михайлович Гарф. Он не мог помнить своего деда, в честь которого получил свое имя. Крохи он узнал о том Генрихе, которого дико ненавидели в его семье и старались стереть все воспоминания о нем.
Генрихом его назвала мать, своеобразная экстравагантная особа. Для матери не существовало авторитетов, и мать никогда не считалась с мнением и чувствами других людей. Она легко шла по жизни, делая лишь то, чего хотелось ей в сию минуту.
Павел Николаевич Шелехов, друг деда, разрешил ему использовать материалы своей книги для сценария фильма. Павел когда-то давно написал книгу о жизни знаменитого журналиста-международника. Книга не стала популярной, может из-за того, что в ней совершенно не упоминалось о личной жизни деда, лишь профессиональная деятельность. В книге была подборка сенсационных фотографий, сделанных дедом, но только две фотографии самого Генриха Михайловича. Как на групповом снимке, так на официальном портрете, можно было утверждать, что это – Генрих-внук. Он, очевидно, пошел не в отца, а в деда и лицом и фигурой. У отца, Олега Гарфа, невысокий рост, покатые плечи, круглое лицо, короткий нос, голубоватые глаза немного навыкате. А Генрих Михайлович был высокий плечистый, светло-русые волнистые волосы зачесывал назад, открывая высокий лоб, имел ровный прямой «аристократичный» нос, правильный овал лица с высокими скулами, губы не толстые и не тонкие. И у внука то же лицо, особенно похожи глаза – выразительные темно-серые под темными бровями вразлёт.
Почему Генрих решил снять фильм о жизни деда? Понял, что получится скандальный бестселлер? Или решил приоткрыть семейную тайну? Вынести на публику давний скандал, который привел к непоправимой трагедии? Генрих не мог себе объяснить. Как не мог объяснить, почему он сбрил усы и бороду и отпустил волосы, как у деда. Сценарий лег до мелочей. Генрих добавил любовную линию. Что-то он слышал от отца, что-то придумал сам. Он не собирался в точности воспроизвести реальные эпизоды. Но вдруг разонравилась главная героиня, та, что по сценарию разрушила семью и погубила деда.
Сначала он хотел представить её беспринципной эгоистичной особой. Она соблазнила деда, зажгла в мужчине страсть, спровоцировала на поступки, несовместимые с честью. Она действовала из чисто корыстных побуждений. Но вдруг Генрих решил изменить её образ, сделать его более сложным. Возможно, она тоже безумно любила, пожертвовала чем-то очень значимым в своей жизни ради любви.
Почему-то перед глазами встали картины той ночи. Он хотел забыть о своем приключении в чужом городе с незнакомой женщиной, но не мог. Её темные глаза, мягкие черные волосы, скользящие по плечам и божественный запах кожи – невозможно забыть! Снова он вспоминал малейшие детали. Генрих моментально отреагировал на неё, лишь вошел в зал ресторана. Он собирался тихо поужинать и отправиться в номер отдыхать. Неделя в этом городе оказалась слишком суетной и насыщенной. Захотелось покоя, захотелось побыть одному.
Женщина сидела на стуле у барной стойки вполоборота и смотрела на него. Она держала в руке бокал и разговаривала с мужчиной, сидящим рядом. Вместо того, чтобы спокойно сесть за свой столик, он подошел к женщине. Он даже не помнил, куда подевался мужчина, что был раньше с ней. На женщине оказалось надето умопомрачительное облегающее платье. Лишь оказавшись с ней близко, он понял, что на ней нет нижнего белья.
Дальнейший вечер поплыл, как в тумане. Она пошла с ним в зал за столик. Они танцевали, пили шампанское. Генрих пьянел не от вина, а от неё. Какая женщина! Ему нравилось в ней всё: божественная фигура, подчеркнутая необычным платьем, темные, манящие в свой омут глаза и дикий аромат волос и тела.
Он с трудом сдерживал себя, так хотелось прямо в зале снять с неё это платье. Он чувствовал её желание такое же сильное, как его. Она дерзко засмеялась, когда он предложил пойти к нему в номер. Женщина запрокинула назад голову, волосы упали темной волной на спину, её низкий грудной смех сводил с ума.
–Нет! Нет!
– Но ты же хочешь меня!
– Да.
Она смотрела на него, и в её глазах плескалось пламя.
Он спросил её:
– Назови место в этом городе, куда бы ты пошла со мной!
Она загадочно улыбнулась.
– В «Звезды», в люкс.
Он поцеловал ей руку.
– Подожди меня пару минут, я вернусь.
«Звездами» назывался жутко дорогой новый отель. «Его облюбовали новобрачные. А очередь в люкс в этих «Звездах» расписана на месяц вперед», – прояснила администратор, к которой обратился Генрих. Генрих за несколько минут совершил невозможное: связался с молодоженами, которые планировали провести ночь в этом отеле, с хозяином отеля, с администратором. Он пообещал их всех снять в эпизодических ролях в своем новом фильме, платил всем подряд и получил номер на эту ночь.
Он боялся, что она уйдет, не дождавшись, но она ждала его.
– Поехали, – он протянул ей руку.
– Куда? – Удивилась она.
– В «Звезды»…
Едва закрыв дверь, они бросились друг к другу. Невозможно стало жить и дышать без неё, не чувствуя её безумного биения сердца, прерывистого дыхания, когда каждая секунда друг без друга болезненна и невозможна. Он старался быть нежным, целуя её мягкие губы. Она сама притянула его голову к себе, запутавшись пальцами в его волосах. Он провел руками по её плечам, спуская платье вниз. И оно упало к её ногам. Она охнула в первый миг, отступила на полшага, стыдливо прикрыла себя руками. Он ощутил полной грудью запах её кожи. Мешала его одежда. Он не помнил, как они вдвоем сбрасывали с него всё лишнее. До кровати они не дошли…
Первый раз в жизни ему снесло голову из-за женщины. Кем она была? Проституткой? Талантливой актрисой? И по какой причине она провела с ним ночь? Одни вопросы без ответов. Эта ночь – как взрыв, извержение вулкана, полёт в невесомости. Он не подозревал, что такое возможно из-за женщины. Утром он готов был бросить весь доступный ему мир к её ногам, но она ушла, не попрощавшись. До этой ночи Генрих считал, что видит женщин, как облупленных, знает все их уловки и хитрости. Все женщины хотели от него секса и денег, но самое мерзкое – они мечтали надеть обручальное кольцо на его палец. Не нашлось до сих пор той женщины, которой он готов был подарить кольцо. Его незнакомка хотела от него любви. Она любила его, он не сомневался. Невозможно сыграть безумную любовь, он бы почувствовал неискренность. Что же заставило её уйти?
Но он же может вернуться в тот город, чтобы найти её. Женщину или её спутника могут знать в ресторане. И у Генриха даже есть её предполагаемый адрес: улица, номер дома и подъезд, куда она вернулась под утро. Можно попробовать раздобыть видео с камер в ресторане, на улице, чтобы сделать её фото. И почему он до сих пор сидит и ничего не делает? Срочно в аэропорт. Он вполне может себе позволить пару дней отдыха, пока идет кастинг. Требования к актрисе он озвучил, подберут без него нескольких, из которых он выберет.
Генрих взял билет на ближайший рейс, забронировал номер в отеле, предупредил помощников о своем отъезде. Сразу стало легче на душе, исчезли тревожность и неопределенность. Он найдет её и задаст мучающий его вопрос: почему она ушла?
Не успел он бросить вещи в номере отеля, как позвонил Валерка Новиков, его старый друг. Они дружили в студенчестве, затем Валерка вернулся в Новосибирск, где работал на местном телевидении.
– Привет. Случайно узнал, что ты снова пожаловал к нам. Чем собираешься заняться?
«Точно, Ларка сообщила, больше некому. Знает, что Валерка к ней неровно дышит. Решила проследить за мной с его помощью».
– Здорово, старина! Просмотрел дома материал. Не понравились выбранные места для съемок. Хочу поискать что-то более впечатляющее, например, осмотреть внимательно старый мост.
– Мост? – Удивился Валерий. – Но рядом проходит новый метромост. Его не было в 70-ые годы. Он обязательно попадет в кадр. И набережная новая, другая.
– Поищу, а вдруг найду подходящее место.
– Проводить тебя на мост?
– Нет, сам не спеша пройдусь по мосту, центр осмотрю, где старые здания сохранились.
– Вечером поужинаем вместе? – Предложил Валерка.
– Как хочешь.
С рестораном случился полный облом. Долго не соглашались, но, взяв хорошие деньги, они нашли ему видео того вечера. Камеры не снимали зал. Она промелькнула пару раз на входе, и то со спины. Хоть что-то. Эту женщину они раньше никогда не видели. Приметная женщина, они бы узнали, если бы приходила. А мужчина к ней подсел случайно. Он в спортивном баре часто время проводит. Мужчина из спортивного бара, как и предполагалось, оказался незнаком с женщиной. Она разрешила угостить её коктейлем. И они перекинулись парой ничего не значащих фраз. «Не для меня она, разве не видно? Она вас ждала».
Её дом располагался в центре, в районе старой застройки: пять этажей из серого камня, с полногабаритными квартирами, высокими потолками и большими окнами. Лишь сейчас он подумал, что возможно, не знает её настоящего имени. Она назвалась странным именем – Марьяна. Нет никаких гарантий, что её на самом деле так зовут.
За какой-то женщиной он зашел в подъезд и позвонил в первую квартиру слева.
– Кто? – Раздался старческий женский голос.
– В вашем подъезде, возможно, проживает женщина по имени Марьяна.
Ему не дали продолжить, прервали.
– На третий этаж, 12 квартира.
По крутой лестнице он поднялся на третий этаж. Дверь в 12 квартиру оказалось приоткрыта, и за ней ссорились две женщины. Одна кричала слишком громко. Что-то они не поделили. Более молодой голос тихо оправдывался. Он постучал. Дверь резко отрылась и в подъезд выскочила разъяренная женщина в возрасте с покрытым красным пятнами лицом.
– Ты у меня ещё пожалеешь! – Прокричала она в открытую дверь. И побежала вниз по лестнице.
– Проходите в комнату, я сейчас подогрею и подам. – Молодая женщина в черной одежде и черном ободке на гладко зачесанных волосах пригласила его в квартиру. – Вы, наверное, из театра? Все на кладбище поехали.
Женщина платочком вытерла слёзы. Не взглянув на Генриха, она подвела его к наполовину убранному столу, усадила на чистое место, поставила приборы и скрылась в коридоре.
Он сел и осмотрелся. Во главе стола стояла фотография пожилой женщины. Рамку обвивала черная лента. Перед фото стояла стопка, видимо, с водкой, накрытая куском черного хлеба. Напротив стола на стене висел старинный портрет молодой девушки с темными глазами. Судя по прическе и одежде, она не принадлежала к аристократии. Темные волосы гладко расчесаны на прямой пробор и заплетены в две толстых косы, которые спускаются за край полотна. Нарядное бежевое платье, украшенное коричневыми узкими кружевами, строгого фасона: длинные рукава и воротник под горлышко. Бедной она тоже не была: серебряный медальон на цепочке и сережки в ушах говорили о достатке. «Купеческая дочь на выданье», – определил для себя Генрих. Фамильное сходство этой юной особы, запечатленной примерно лет сто назад, и старушки с фото на столе прослеживалось сильнее всего в форме глаз. Он не мог взгляд оторвать от картины. Круглое лицо казалось живым, нежно розовели румянцем щеки, маленькие алые губки слегка улыбались, а темные глаза под черными «соболиными» бровями словно следили за ним.
Молодая женщина в черном принесла поднос с тарелками. Она расставила перед Генрихом поминальный обед: борщ, котлету с овощным гарниром и компот.
– Угощайтесь, поминайте бабушку. Вот блинчики и кутья.
– Я к Марьяне, – выдавил из себя Генрих.
– Сегодня 9-ый день, как Марьяна умерла. Хорошо, что день нерабочий выпал на поминки. Многие смогли придти.
Женщина посмотрела на фотографию и беззвучно заплакала. У Генриха кусок в рот не лез.
– А на картине кто изображен? – Вдруг спросил он.
– Тоже Марьяна. Моя пра-пра-бабушка и бабушка этой Марьяны.
Она кивнула на фото.
– В вашей семье всех называют Марьянами?
– Нет, через поколение. Не понятно?
– Понятно. Я, наверное, не вовремя к вам зашел. Но мне это очень важно. Я прилетел из другого города. Я ищу одну женщину, которую возможно тоже зовут Марьяна. Могу предположить, что она живет здесь, в этом доме. У меня есть несколько фотографий, к сожалению, она попала в кадр со спины.
Генрих протянул девушке фотографии из ресторана.
– Когда были сделаны эти снимки? – Сразу спросила женщина.
– В прошлую пятницу вечером.
Женщина вздрогнула.
– Вы узнаете её?
– Нет.
– Хотя бы есть какие-то предположения, кто это?
– Я не обязана отвечать вам. Вы на поминки пришли. Поминайте и уходите. Или вы из полиции?
– Я не имею отношения к полиции. Я очень хочу найти эту женщину. Она из вашей семьи?
И давайте познакомимся. Как мне к вам обращаться?
– Маша.
– А я Генрих.
– Генрих?! – Маша вскочила со стула. – Я не узнала вас сразу. Как вы осмелились придти в этот дом? Вон, убирайтесь.
– Я не понимаю, чем я провинился перед вами, и не уйду, пока вы мне не расскажете правду.
– Я полицию вызову.
– Вызывайте, я ничего противоправного не совершал. Вы сами пригласили меня за стол.
Маша опустила голову на руки и зарыдала. Генрих встал, подошел к девушке.
– Успокойтесь, Маша. Возьмите платок. Простите, если я невольно причинил вам горе. Честно, я не понимаю ничего.
Маша поднялась.
– Я сама не понимаю. Пойдемте в спальню бабушки. Я вам покажу кое-что.
Они прошли в соседнюю комнату с зашторенными окнами, с застеленной старомодным гобеленовым покрывалом постелью.
Маша продолжила.
– Здесь всё осталось не тронуто после смерти бабушки. Говорят, до сорока дней нельзя убирать. Видите, на кресле – лежит её платье. То самое, с вашей фотографии. Обычно оно висело в шкафу. Она умерла рано утром в субботу. Я проснулась от сильной боли в сердце. Я не находила себе места, взяла такси и помчалась к бабушке. Я нашла её мертвой. Она умерла примерно в 6 утра, в тот час, когда я проснулась. Я собиралась зайти к ней накануне, в пятницу вечером. С утра перед работой я ей позвонила, но она сказала, что хочет побыть одна, и чтобы я не приходила. Но я бы и не смогла к ней зайти в тот вечер. Мы снимали в области, задержались. А на обратном пути сломалась машина, мы вернулись во втором часу ночи.
Генрих наклонился к платью, провел по нему рукой. Точно, то самое. Он закрыл глаза. И запах её.
– В пятницу вечером я познакомился с женщиной в этом платье.
– Не может быть! Это платье подарил бабушке человек, которого она безумно любила. Платье он привез ей из Парижа полвека назад. Бабушка дорожила этим платьем. Она потрогать его не разрешала, не то, что надеть кому-то. Это платье особенное. Оно далеко не каждой подойдет.
– Я знаю, оно надевается без нижнего белья.
– Вот даже как!
– Чего уж скрывать, я провел с этой женщиной ночь. В «Звездах».
– Ничего себе!
– Часов в пять утра она уехала из отеля. Я проснулся без пяти минут 6 от сильной боли в сердце. С тех пор я не нахожу себе места. Она назвалась Марьяной. Ей примерно 25-30 лет. Предполагаю, что она из вашей семьи.
– В нашей семье нет никакой другой подходящей по возрасту женщины, кроме меня.
– Так это были вы?!
– Вы – идиот? Меня не было в городе в пятницу! Вся съемочная группа может подтвердить, что я полночи с пятницы на субботу находилась на пути домой из области! И вообще, если для вас в порядке вещей проводить ночь с совершенно незнакомой женщиной, то меня воспитывали несколько иначе. Я не занимаюсь сексом со случайными партнерами. Проявите уважение к моему горю и покиньте мой дом.
Генрих гулял по длинной красивой набережной и размышлял. «Как ловко она меня отшила! Выставила из своей квартиры, не поговорив толком». Вопросов стало еще больше, чем раньше. Он прокручивал в голове разговор с Машей. Итак, что он имел.
Во-первых, та женщина связана с бабушкой Маши. Бабушка дала девушке своё любимое платье, чтобы та соблазнила Генриха. Могла ли ею быть Маша? Нет! В ней есть неуловимое сходство с незнакомкой, но загримировать, чтобы он не заметил? Ерунда! Он вспомнил, как она плавала и ныряла с головой в бассейне, с каким восторгом резвилась в воде. «Я давно не плавала, прости». Память услужливо подкинула картину: они оба без одежды безумно целуются в бассейне, а затем она сидит на бортике… Нет, это к делу не относится. И потом они вместе в джакузи… Женщина пришла без макияжа. У него моментально в ресторане дыхание перехватило, когда он увидел её губы без помады. Какой грим? И у неё свои очень темные глаза, никаких линз. Маша светлее, глаза, волосы, да и фигура у неё другая, не для того платья. Не Маша!
Второе, семья Маши негативно относится к Генриху. Девушка рассердилась, когда он назвал своё имя. Где же они могли пересекаться? Чем он мог им насолить? Ничего не приходило на ум. Но как-то объясняло произошедшее. Бабушка решила ему отомстить, наняла девушку, проститутку, при этом неплохую актрису, чтобы та переспала с Генрихом. Не просто переспала, а очаровала его, заставила думать о себе и страдать. Да что там скрывать, влюбила в себя. Бабушка хорошо знала Генриха, его слабые стороны. Девушка справилась успешно со своей задачей. А чтобы Генрих понял, с какой стороны месть, девушку подобрали похожую на женщин этой семьи, и назвалась та фамильным именем. Какая же сладкая получилась месть!
Странно, что они одновременно с Машей проснулись в то субботнее утро от боли в сердце именно в тот момент, когда умерла её бабушка. Его незнакомка заезжала к Марьяне утром: она вернула платье. И примерно в это время умерла бабушка. Почему он не спросил, от чего умерла Марьяна? А если это убийство?
Маша спросила его, когда он пришел к ним в дом, не из театра ли он? Значит, бабушка работала в театре. Актриса? Тогда понятно, ей не составила труда найти подходящую исполнительницу за деньги. Но очень талантливую, сыгравшую самую искреннюю любовь. Сама Маша связана с телевидением. Расспросить Валерку? Разболтает направо и налево. Попробовать посмотреть новостные передачи местного ТВ.
Сюжет об юбилейных торжествах какого-то района он нашел в воскресных новостях. И Машу узнал. Она сама читала текст. Ему понравилось, как звучал её голос, как непринужденно она держалась перед камерой. И репортаж неплохой сделала. Мария Лесникова. Никаких ассоциаций с этим именем. Не встречались, не пересекались, не знакомились.
Придется расспросить Валерку об этой семье. Генрих сидел на набережной, наблюдая закат. Речной простор впечатлял, многоэтажные дома левого берега смотрелись детскими кубиками. «Великая Сибирская река Обь» – как же скупо описывал её учебник географии! Оранжевый шар медленно приближался к горизонту, окрашивая облака на краю неба в фантастические цвета. «Кажется, к дождю», – подумал Генрих перед тем, как ему позвонил Валерий.
В течение всего ужина Валерий пытался вывести Генриха на разговор, то тот решил потянуть время.
– И как? Нашел, что искал? – Интересовался Валерий.
– Пока нет.
– Где сегодня был?
– По набережной гулял, в центр заходил.
Наконец, Генрих начал разговор.
– Слушай, у тебя на телевидении работает Мария Лесникова. Случайно увидел её в местных новостях. Что ты можешь рассказать о ней и её семье?
– Маша?! С чего такой интерес?
– Чисто профессиональный, а не то, что ты подумал, – Генрих поставил Валерку на место. – И не вздумай болтать, кому попало. Сам не знаю, чем заинтересовала. Так что, трепать об этом пока нечего!
– Маша свободно держится в кадре, у неё хорошая дикция, грамотная образная речь. Репортажи интересные у неё получаются.
– Она актриса?
– Нет, она – журналист, наш университет окончила. Её на телевидение муж привел, он у нас тогда работал. Они в данный момент в разводе. Я немного Аркадия знал. Шалопай и лентяй. После развода уехал в другой город. Вспомнил, он жилье пытался отсудить у Машки. У неё какая-то конурка есть, от родителей досталась. Не получилось у Аркадия её квартирку отобрать.
– Родители кто?
– Понятия не имею. Я лишь про её бабку знаю. Наша местная знаменитость. Преподавала и в местных театрах играла. В последнее время – старух разных. Несколько раз видел её игру. Талантище!
– Она – Марьяна?
– Нет, она – Мария Лесникова, как внучка. Хотя, это может быть псевдоним. Точно, вспомнил, у Машки своя фамилия жутко неблагозвучная: Черновонова или Чернобоева. Как-то так. Скорее всего, взяла бабкину. Сама бабка тоже могла придумать себе сценический псевдоним. Мария – на слух лучше, чем Марьяна. У нас актер есть, Сергей Соловьев, так его настоящую фамилию даже стыдно вслух выговорить. А Соловьев – звучит!
– Другие родственники у вашей Маши есть? Братья, сестры, кузины?
– Не знаю. Слушай, расспроси сам Машку об её родственниках. Кстати, у неё завтра выходной. А зачем тебе её родственники?
– Потом, возможно, расскажу, а пока – молчок!
– Заинтриговал!
Вечером Генрих пересмотрел в записи по интернету несколько выпусков местных новостей с Машей. Ему нравился её голос, мягкие пряди волос вдоль лица, серые выразительные глаза. Он не нашел в сети ни одной фотографии её бабушки, Марии Лесниковой, в молодости. Благородная старость – так можно озаглавить любую из найденных фотографий. И нигде она не называлась Марьяной. А может, это два разных человека: одна Мария, вторая Марьяна? Но он же видел фото Марьяны на поминках в доме Маши. Она одна: и Мария и Марьяна.
Он вспомнил портрет на стене. И у девушки с портрета, и у фотографий Марьяны, и у той женщины, с которой он провел ночь, были похожие глаза. А у Маши губы всех этих женщин. Он не сомневается, его незнакомка принадлежит этой семье. Она – не проститутка. Такое смущение и искренность невозможно сыграть. Он сначала очень удивился, даже подумал, что она – девственница. Так неумела и неопытна она казалась. Но с какой страстью она отдавалась ему! Он решил, что она давно не была с мужчиной.
Завтра он встретится с Машей. Он попробует поговорить с ней. В конце концов, его незнакомка, оказалась последней, кто видел бабушку Маши в живых. А вдруг она причастна к её смерти? Не угрожает ли опасность самой Маше? Чем не повод!
Он поздно уснул, и встал по московскому времени, практически в обед по-местному. За окном барабанил дождь. Сбылась вчерашняя примета. Генрих обрадовался: вряд ли Маша куда-то ушла в непогоду. В цветочном киоске у дома Маши он долго выбирал подходящий букет. Продавщица, оценив его костюм, пыталась всучить ему похожие на клумбы яркие букеты. Он отверг всю эту кричащую роскошь. Наконец, в углу он заметил вазу с мелкими нежными цветочками. «То, что надо, для извинения». Он попросил составить ему композицию из этих цветов и зелени. Букет получился изысканным и нежным. Лишь бы Маша была дома.
Маша удивилась, увидев его у порога своей двери.
– Вы не уехали? – спросила она своим приятным голосом.
– Пришел извиниться за свое вчерашнее поведение. Я уезжаю вечером. – Он протянул ей цветы. – Возможно, мы с вами больше не увидимся. Примите, в знак примирения. Мир?
Маша засмеялась и взяла цветы.
– Неравнодушна к альстремериям. Проходите. Не промокли? Дождина с утра льёт на улице.
Она провела его в ту же комнату, где угощала накануне. Обстановка комнаты слегка изменилась со вчерашнего дня. Большой стол в собранном виде стоял у стены. Перед диваном оказался небольшой чайный столик. Маша принесла хрустальную вазу с водой и поставила цветы на полку перед портретом. Сама Маша выглядела по-другому, мягкой и домашней в прямом трикотажном платье с цветочным рисунком у ворота, распущенными волосами. Исчезли озабоченность и напряжение с лица, сегодня оно излучало спокойствие и умиротворенность.
– Я обычно встаю рано, но сегодня проспала до обеда. Под звук дождя легко спится. Завтрак заканчиваю. Вся неделя прошла в напряжении: похороны, поминки, а сегодня отпустило. Хотите, угощу хорошим чаем?
– Не откажусь.
Маша поставила на столик чайную пару для Генриха.
– У себя дома я ем на кухне. Но бабушка – только в гостиной. Она приучила меня к хорошему чаю: никаких пакетиков, настоящий листовой чай из заварочного чайника. Здесь недалеко есть магазин, где продают качественный чай на развес в красивой упаковке. Могу дать адрес, привезете домой в качестве сувенира или подарка своим близким.
Генрих попробовал чай, налитый в тонкую фарфоровую чашку.
– О, чай действительно изумительный. Я подумаю над вашим предложением. В нашей жизни с её бешеным ритмом иногда полезно выделить хотя бы несколько минут для себя.
– Генрих, честно скажите, вы зашли только извиниться или по делу?
Он вздрогнул, что чуть не расплескал чай из чашки. Маша произнесла его имя мягко, слегка растянув первый слог «Ге-е-нрих», в точности, как та незнакомка.
– Я хотел спросить, от чего умерла ваша бабушка?
– Недавно у неё обнаружили рак. Врачи предполагали, что она сможет прожить до полугода. Возможно, изменения задели организм серьезнее, чем мы думали. Хотя бы не мучилась. Она немного похудела, но боли не ощущала. Я ожидала, но к смерти близких невозможно подготовиться. Почему вы спросили?
– Та женщина, в её платье, стала последней, кто видел вашу бабушку в живых. Я подумал, что вы тоже захотите её найти и поможете мне.
– Я думала об этом, но боюсь, что не смогу вам помочь. Честно, не знаю, кто она.
– Хорошо, может, тогда раскроете секрет: за что ваша семья ненавидит меня? Я сломал голову над загадкой: где и чем я мог вам насолить? Согласитесь, появление той женщины в моей жизни – это месть?
Маша резко встала и подошла к портрету. Она пристально смотрела на картину, а затем, не оборачиваясь, сказала:
– Давайте, оставим умерших в покое. Из живых остались лишь вы и я. Вряд ли наши пути пересекутся когда-либо ещё. Забудьте ваши приключения, и живите дальше.
