– Жаль, что мы так мало пообщались вчера, надо было еще ехать на презентацию в Общество ветеранов. А вы давно знакомы с Виктором Александровичем?
««Мало пообщались» – не то слово, но главное, ты наконец начала спрашивать».
– Вчера мы с ним встретились в первый раз. А Вы, я слышала, работаете в модельном бизнесе? Может, сделаем интервью для газеты?
– На правах рекламы я, пожалуй, не стану печататься. Виктор Александрович и так много вложил в мою раскрутку. А ваша сестра – такая эффектная! Интересно, чем она красит волосы?
– Это ее натуральный цвет, – голос Марины прозвучал чуть суше, и она вернула ему любезные интонации. – Статью можно сделать и бесплатно, ведь читательницы часто спрашивают о жизни моделей.
– Простите, я не хотела сказать что-то обидное, – моментально среагировала Юля. И очень искренне («Ну, прямо, – задушевная подружка»), признала:
– Меня действительно впечатлила Машина внешность. Редкое сочетание: карие глаза и платиновые волосы. Даже удивительно, что такая девушка – одна. И куда смотрят кавалеры?
– Кавалерам смотреть уже поздно. А жених уехал деньги зарабатывать.
– У Маши есть жених? – Юля не выдала себя голосом, но слегка подалась вперед, вся ее фигура стала напряженной. – И кто он, тоже – студент?
– Нет, он – программист, работает за границей по контракту.
От этих слов Юля вдруг как-то переменилась, ее что-то отпустило. Она непроизвольно выдохнула, распрямилась, откинулась на спинку кресла, закинув руки за голову, и, глядя вверх, слегка улыбнулась. «Она больше не ревнует к Маше. А раньше могла?» – Марина настойчиво вернула Юлю к разговору:
– Юля, расскажите, пожалуйста, о своей работе, как стать моделью, какие трудности, какие у Вас достижения.
Юля успокоилась, теперь она взяла тон делового сотрудничества. Она рассказала о себе, где обучалась, где работала, в каких конкурсах участвовала, особо напирая на заботу Краснова об ее продвижении. И вообще постоянно подчеркивала их крепкую и долговременную связь.
– А где Вы учитесь? Не трудно ли Вам совмещать работу и учебу?
Оказалось, что Юля учится (не кот чихнул) на экономиста в одном из новых ВУЗов. Конечно, трудно, но если правильно распределять свое время, то все получается.
– А светские обязанности не сбивают с режима?
– Виктор Александрович старается не срывать меня во время сессии. Мы и отдыхать ездим исключительно в каникулы. Вот только что в конце июня мы с ним были на Кипре. Как там чудесно: природа, сервис, чистое теплое море! Я думала: вот замечательный подарок ко дню рождения! Он у меня двадцатого. Но это оказалось еще не все, Виктор Александрович приготовил мне такой сюрприз! Устроил на показ на «Дни высокой моды» в Ницце! – она гордо взглянула на Марину, ожидая ее реакции, и реакция последовала.
– Вот это да! В Ницце! Расскажите подробнее, это хорошо пойдет, наши люди ценят заграничное признание соотечественников.
Улыбка Юли чуть поблекла. Не было особо шумного успеха, но и провала не было. Юля выступала на уровне, правда только один день, но ее отметили в прессе. А вчера утром только прилетела в Москву, мечтая отдохнуть, – а тут позвонил Виктор Александрович с программой на весь вечер: кафе, потом презентация. Еле-еле успела собраться, одеться, а сил на разговоры просто не осталось.
– Наверное, я в кафе показалась Вам полной дурой.
– О, нет, что Вы! Молчаливые люди – очень привлекательные собеседники. К тому же Виктор Александрович говорил за двоих.
– Да, он умеет быть обаятельным. А вчера он просто фонтанировал. Наверное, хотел понравиться невесте сына.
– Нет, мы с Андреем не собираемся жениться! – неожиданно для себя резко ответила Марина, и Юля ответила ей долгим и сочувственным взглядом.
19
Из клуба Марина поехала не домой, а в знакомое интернет-кафе. Чтобы снять подозрения с Юли, надо было проверить ее информацию. «Давно уже пора купить модем», – подумала Марина, садясь в кресло перед свободным компьютером. Вскоре она нашла сообщение агентства «Рейтер» о «Днях высокой моды в Ницце». Про Юлию Грибову там было сказано, что дебютанка из России участвовала в показе коллекции известного кутюрье в последний день, тридцатого июня.
«Итак, с Юлей все ясно: до этого две недели провела на Кипре, потом работала в Ницце, а как только прилетела, пошла в кафе. Там увидела это странное внимание Краснова к Маше, насторожилась, испугалась за свое теплое место. Захотела узнать о ней побольше, поэтому так набивалась со мной побеседовать. Но сделать задним числом она ничего не могла, а сейчас – тем более не будет».
Да, Юля тут не причем. А кто – "причем"? Краснов?
Марина вспомнила одну занятную газетку. Газета называлась "Хочешь – верь, хочешь – проверь". Она выходила на восьми полосах и пользовалась спросом. Черно-желтые страницы газетки чаще прочих газет и журналов мелькали в руках дачников в электричках и на вокзалах. Ее критиковали солидные издания, но "критикам" такие тиражи и не снились. Газета специализировалась на скандальных новостях из жизни знаменитостей шоу-бизнеса, политиков и бизнесменов. Некоторые фамилии упоминались полностью, другие, чтобы подогреть любопытство читателей, сокращались до букв. Поговаривали, что многие знаменитости сами заказывали эти скандальные статьи про себя, чтобы привлечь внимание к своей персоне.
Марина зашла на сайт газетки и погрузилась в непривычный мир скандалов и страстей. «Пишут же люди, а, главное, находятся те, кто читает все это».
Название газеты оправдывало содержание, но больше бы подошло «Собрание газетных уток». Название это родилось в Германии, где после некоторых статеек редакторы ставили вместо подписи «Непроверенный источник», сокращая до двух букв, которые по-немецки звучали, как слово «утка». Со страниц так и звучало это кряканье. После копания в грязном белье всех и вся, захотелось принять душ. Марина вышла из кафе. «Лучше бы я пошла в программисты!»
Солнышко, редкий гость последних дней, наверстывало упущенное. В небольшом скверике играли дети, гуляли мамы с колясками, грелись на лавочках пенсионеры. Марина пристроилась сбоку на лавочку. Надо было переварить прочитанное. Даже если только одна сотая, того, что причитала Марина про Краснова-старшего правда…
Вспомнилось: "Яблоко от яблони недалеко падает". Андрей… Захотелось стать маленькой, забиться куда-нибудь в угол и заплакать, чтобы пришла мама и утешила. Мама не утешит, сама виновата, нашла в кого влюбиться. «Нечего распускаться, – взяла себя в руки Марина. – Сын за отца не ответчик, это, кажется, даже Сталин признавал».
Итак, что мы имеем на Виктора Александровича Краснова?
Происхождение этого человека скрыто во мраке. Он никогда не родился в рабочем поселке в Тульской области, как это указано в его документах. Не заканчивал и местную среднюю школу. Мать – учительница, давно умерла, ее муж – еще раньше. «А были ли они его родителями вообще?». А вот институт в Москве он закончил, но это не интересно, упомянуто вскользь. Интересно другое: женитьба на единственной дочери замминистра среднего машиностроения. «Брак явно по расчету. И это была мать Андрея».
Затем еще интереснее. Когда связи тестя стали не нужны, Краснов отравил свою первую жену, а сына бросил. «Доля истины в этом есть, в том, что бросил. Андрей рассказывал, что рос почти исключительно с бабушкой».
Производственная тема. Директор самого крупного в бывшем Союзе завода по производству сельскохозяйственных машин и еще чего-то. После приватизации в его руках оказался контрольный пакет акций. Далее Краснов – один из владельцев концерна «Уренгойнефтегаз», телеканала и сети совместных предприятий. Сотрудничает со швейцарцами, половину времени живет за границей, в основном в Швейцарии. Частый гость на фешенебельных горнолыжных курортах. Горные лыжи – хобби, наравне с женщинами.
Теперь про женщин. Вторая жена Краснова, похоже, не давала мужу жить спокойно. Сначала лезла в его дела, затем завела любовника. А любовником ее оказался компаньон Краснова в том самом "Уренгое". Связь длилась недолго: незадачливый любовник погиб в автокатастрофе. Жена Краснова не сильно горевала: на этот раз ее избранником оказался стриптизер из ночного клуба. Последовал шумный развод. После развода бывшая жена объявила во всеуслышание, что напишет книгу о жизни олигарха и обо всех его любовницах, но куда-то исчезла. Пресса о ней больше не упоминала, книга так и не вышла.
Про третью жену Краснова сведений очень мало. Была ли она только гражданской женой или брак был зарегистрирован официально – неизвестно. Также газета умалчивала, женат ли на данный момент Краснов. «Судя по поведению Юли – нет».
Третья жена якобы проживает в Швейцарии и воспитывает их общего сына. Одно время эту женщину стали встречать в обществе известного французского артиста. Но после визита Краснова, эта мадам посещает только церковь и благотворительные дамские вечера, все свое время уделяя ребенку. Приводилось фото особняка, сделанное через открытые ворота, когда туда заезжала машина. Домик напоминает средних размеров замок, обнесенный высоким каменным забором. «Он с таким же успехом может быть дачей любого другого бизнесмена на Кавказе».
Криминальная тема. Здесь фигурирует «бизнесмен К-ов», уж очень серьезны обвинения в его адрес. Два компаньона бизнесмена К-ва погибли при загадочных обстоятельствах. На него самого было покушение, обстреляли его автомобиль. По случайности самого босса там не оказалось, погиб водитель. После этого бизнесмен К-ов расправился со всеми охранниками, сгубил даже начальника охраны – своего бывшего друга.
В других изданиях нашлось несколько положительных моментов.
Краснов как член Союза предпринимателей выступает со статьей о непомерно высоких налогах. Краснов устраивает новогодний праздник в детском интернате – фото в окружении нарядных и счастливых детишек. Краснов – спонсор и член жюри конкурса технического творчества. Краснов посылает в Европу на конкурс пианистов молодое дарование – фото с юным победителем престижного конкурса. И последнее – Краснов собирается баллотироваться на следующих выборах в Государственную Думу.
Все вместе очень впечатляло, не хотела бы Марина иметь такого врага. Но какое отношение к покушениям на Машу может иметь Краснов? Если даже он, устав от красоток, что его окружают, захотел нежную и ласковую жену (а, по мнению Марины, Маша очень даже подходит на роль жены депутата), – то зачем Краснову ее убивать? Краснов – тоже не причем. «Так, может, не было покушений? Это просто у меня мания преследования? Все, хватит, пора домой».
Дома Марина застала Машу и Таню за чаем с остатками кекса и тут же вспомнила, что не купила продукты. Но в супермаркет идти уже не хотелось, отложила до утра. Маша не стала упрекать Марину, а сварила на ужин овсянку на воде. «Что ж, хоть и не вкусно, зато полезно. Небось, Юля этой размазней каждый день питается – вон какая кожа чистая». Наверное, Марина выглядела слишком усталой и недовольной: Маша даже не спросила про интервью, а развлекала сестру описаниями особо причудливых свадебных нарядов. После ужина вместе смотрели телевизор, но вскоре Марина перестала следить за сюжетом фильма, она опять искала причину странных событий вокруг Маши.
«Может, я что-то важное пропустила, из-за чего все и началось? Так, во-первых, в марте Олег начал нарезать круги вокруг Маши. Но у него, кажется, серьезные намерения, он уже и нашим родителям сумел понравиться и ее с мамой познакомил. Это – во-вторых. А в-третьих, но еще раньше отъезда Олега, я познакомилась с Андреем. Надо же, прошел всего месяц! Точнее, месяц и один день, а кажется, что я знала его всегда. И мне казалась, что у него тоже намерения. Потому что, в-четвертых, он позавчера познакомил меня с отцом». Ох, уж это знакомство, этот непонятный взгляд Краснова, обращенный на Машу. До сих пор вспоминать неприятно.
«Но было что-то еще, что-то непонятное. Вспомнила! В разговорах за столом упоминались бабушка и дедушка, но ни слова – о маме Андрея. Он что, ее действительно отравил? И это еще одна их семейная тайна от меня?»
Кино кончилось, прошли и новости, передавали прогноз погоды. «Какая отличная погода в Европе: на карте – ни облачка. Не то, что у нас в Москве… Родители спокойно отдыхают, ни о чем не тревожатся. Когда они из Барселоны звонили, Маша рассказала только про отъезд Олега в Австрию. Да, хорошо было бы сейчас с мамой посоветоваться. Перед отъездом она вдруг заволновалась, как мы будем тут жить совсем одни целых три недели. А я ей: «Не беспокойся, мама, всего-то три недели, соскучиться не успеем». И как в воду глядела: скучать совершенно не приходится… Что это Маша делает?»
Маша махала рукой перед лицом Марины.
– Что ты делаешь?
– Марина, очнись, и немедленно иди спать, ты же вовсе не смотришь этот концерт, – строгим маминым тоном сказала Маша и выключила телевизор.
– Да-да, – Марина послушно застелила кресло и пошла умываться.
Но когда легла, тревожные мысли снова пошли по кругу, она долго ворочалась с боку на бок и заснула чуть ли не под утро.
20
Пробуждение было не из приятных. На этот раз она отчетливо помнила свой сон, вернее, его последний фрагмент. Она входит в комнату Маши, очень холодно, окно открыто, Маша сидит на подоконнике в своем красном костюме. Марина сердится за ее неосторожность, а Маша смеется, ей весело. Марина уже рядом и хочет закрыть окно, но Маша вдруг взлетает и парит, как птица, раскинув руки, волосы ее распушились, как облако, и сверкают на солнце. Откуда-то снизу грохочет выстрел – Маша падает вниз, медленно вращаясь, как красный осенний лист… С сильно бьющимся сердцем, Марина села на постель и сразу почувствовала, как ноют натруженные вчера мышцы. «Вот и сон беспокойный из-за этого», – нашла причину Марина. От боди-билдинга у нее болело все, кроме, кажется, ушей. Марина поняла, что обычным набором не отделаться, придется повторить кое-какие вчерашние упражнения, и бодро начала разминаться.
Желудок все время настойчиво напоминал Марине, что пора завтракать. Наконец, Марина кое-как справилась с последствиями вчерашнего интервью. «Сейчас Машу разбужу – и в супермаркет», – Марина открыла дверь, но в комнате было пусто, Маши там не было, и во всей квартире – тоже.
«Какой ужас! Маша пропала! Куда бежать? Где искать?» – Марина в спешке одевалась, путаясь в вещах. Вдруг она услышала слабый шум и выглянула в тамбур. За дверью происходило что-то странное: кто-то звякал ключами, скрежетал в замке, но не мог открыть дверь. «Отмычки подбирают? Обнаглели, я же дома!» – Марина огляделась, чем бы вооружиться, взгляд упал на гантели. Но тут неожиданно оглушительно зазвенел звонок. Марина осторожно выглянула в глазок – и бросилась открывать. За дверью стояла Маша, испуганная, бледная до синевы, рука с ключом дрожит. Марина торопливо закрыла дверь, хотя на площадке не было никаких преступников, и потащила Машу в квартиру.
Сестры заговорили одновременно:
– Марина, какой ужас!
– Маша, где ты была?
– Марина, он упал прямо передо мной!
– Маша, что с тобой случилось?
– Да не со мной, я в магазин ходила за продуктами к завтраку. (Марина только тут заметила фирменный пакет в другой руке.) Иду обратно, а он летит… – голос Маши становился все тише.
Марина отобрала у сестры пакет, сдернула куртку и провела на кухню. Там усадила ее, налила в чашку воды и накапала валерьянку. Она поняла главное – с Машей все в порядке, – и была готова хоть весь день слушать, что же ее так напугало. Выпив половину, та продолжила уже более связно, но после каждой фразы машинально делала глоточек.
– Над автосалоном новую вывеску делали. Там два дня ограждение стояло, а сегодня – нет. Я из магазина иду, как раз под козырьком, а сверху летит человек. Он упал прямо передо мной, метра за два. Народ стал подбегать, окружили. А я даже сдвинуться не могу, мне так плохо стало, в глазах потемнело. Только и вижу, как он лежит ничком: голова темная, набок повернута, руки и ноги раскинуты.
– Он что там делал, работал?
– Наверное. Он, бедный, упал с какой-то железкой в руке. Из-под куртки кровь вытекает. А ноги в синих джинсах. А кроссовки белые – вот так, возле самых моих ног. Кошмар!
– Кроссовки – белые – возле твоих ног? – Кошмар! – эхом откликнулась Марина, вскочила, отвернулась и налила себе воды.
Выпила залпом чашку. Ее затрясло, перед ней отчетливо всплыла картина: на полу в метро – остроносые туфли сестры и пробегающие мимо ноги в синих джинсах и белых кроссовках. За миг до падения Маши.
Маша, между тем, продолжала говорить, заметно успокаиваясь под действием капель:
– Наверное, мне надо было подойти, проверить пульс, я же – медик. Но я сразу подумала, что он – мертвый.
– Почему? – не оборачиваясь, хрипло спросила Марина, лишь бы что-то сказать.
– Я тогда не поняла, почему, а теперь знаю: он даже не крикнул, наверное, сердце остановилось.
– Ой, Маша, хватит, ладно? А то у меня сейчас тоже сердце остановится. Мне надо в душ, а ты чайку с мятой сделай, хорошо? – и сбежала в ванную.
Марина приняла решение раньше, чем чашку на стол поставила: бежать! Скрыться до приезда родителей. Осталась всего одна неделя. У папы есть хороший знакомый дядя Боря из ФСБ. («Эх, вот бы мне знать его телефон или фамилию!») Папа ему дачу перестраивал, с тех пор он папу каждый год в гости на рыбалку приглашает. Папа ездит один, но домой привозит целое ведро рыбы: «гостинцы от дяди Бори». Он не откажется помочь, он всех выведет на чистую воду. А сейчас надо только продумать: во-первых, куда, во-вторых, как, чтобы не выследили, в-третьих, постараться скрыть весь этот ужас от Маши.
Контрастный душ сделал свое дело. Марину больше не трясло, голова работала четко.
«Это все подстроено под несчастный случай: машина, метро, ограбление. Теперь он хотел, чтобы вывеска ей на голову «случайно» упала, мы же под ней почти каждый день ходим. Только почему-то сам упал, и у нас теперь есть немного времени, пока заказчик не нашел нового киллера. Боже! Слова-то – как из боевика. Это, конечно, чья-то чудовищная ошибка: Машу с кем-то перепутали! Это же не может относиться к нам: «заказы», «разборки», «стрелки», «большие бабки», «паханы», «олигархи»…Стоп! Олигархи? Краснов!»
Да, но при чем же здесь Маша?! В пятницу Краснов-старший ее даже еще не знал. Вернее, не был знаком лично, но мог знать о ней. От кого? Да от Андрея. Ведь Андрей, как ни крути, – его сын. И они – совсем не чужие люди, нормально общаются, обмениваются подарками, у них какие-то тайны в прошлом. А она, Марина, может быть, для него значит не больше, чем очередная подруга – для отца. Ну и пусть катится, если так! Марине хватит гордости сделать вид, что «ночь, проведенная с Вами – не повод для знакомства».
«Правильно, что я с ним не стала советоваться». Но опять стало так гнусно на душе, как будто она зашла на цветущий луг, а это оказалось болото с трясиной. «Может, я и ошибаюсь. Прости, меня, Андрей, если ты – ни при чем, но я не могу рисковать сестрой!»
Марина выключила холодную воду и растерлась полотенцем докрасна. Вычеркнув Андрея из списка возможных помощников, она сразу нашла ответ на все свои вопросы. Куда? – К Галине Леонидовне на дачу. Как? – переодевшись до неузнаваемости. А Машу уговорить – раз плюнуть. И любимую красную куртку ни за что не наденет, а возьмет старую ветровку. На даче она от Галины Леонидовны ни на шаг не отойдет, будет опекать старушку. Кроме того, там все на виду, кругом люди, соседи.
Может, кое-кто и пережидает плохую погоду в Москве, но пенсионеры Никифоровы, Михал Михалыч и Валентина Сидоровна, всегда живут с апреля по октябрь, у них дом теплый, с печкой. А с середины июня им подбрасывали шестерых внучек. Марина вспомнила, как прошлым летом Михал Михалыч кликал их с речки. Из шестерых девочек только одну звали просто – Катей, у остальных были весьма сложные имена. Михалыч начинал уверенно:
– Катя!
Дальше – с запинками:
– Э-э…Изабелла! Э-э…Альбина! Как тебя? – Адель! То есть, тьфу ты, – Жизель! Э-э…Эвелина!…
В следующий раз все повторялось:
– Катя! Э-э…Изабелла! Э-э…Жизель! То есть, тьфу ты, – Адель!…Карина!…
Так Белых и не смогли разобраться, как же звали эту девочку: Адель или Жизель?
21
– Спасибо, Маша, чай – отличный, снова жить можно!
– На здоровье! И мне тоже легче стало.
– Да, нам-то хорошо, а вот Галина Леонидовна…– Марина нарочно откусила бутерброд с сыром, чтобы Маша успела спросить:
– А что с ней?
– Я тебе не успела рассказать, позавчера я ее застала с заплаканными глазами. У нее – настоящая депрессия. Я ей пообещала, что мы на дачу поедем, она хоть немного приободрилась. А вчера ты приболела, не до того было. А она, наверное, звонка ждет – не дождется.
– Так что же ты молчишь?! Надо собираться и ехать прямо сейчас, я совершенно здорова, и практика закончилась. И погода сегодня гораздо лучше.
– Маша, ты – молодец! Только… я подумала, а давай ее разыграем!
– Как?
– Как в театре. Сначала позвоним по телефону, что зайдем, а потом явимся к ней переодетыми. Она откроет – а там две побирушки: «Подайте, мы не местные!» Она немного испугается, а потом развеселится.
Всевозможные шутки и розыгрыши процветали в школьном театральном кружке, которым руководила Галина Леонидовна. Она даже учредила приз «за лучшую шутку сезона», который однажды досталась сестрам Белых. Марина играла Белоснежку, Маша – гнома, а Таня – злую мачеху. Шутку придумала Марина, а Маша помогла ей незаметно от всех заклеить половину передних зубов черной бумагой. На генеральной репетиции, когда гномы разбудили Белоснежку, она так «ослепительно» улыбнулась, что все попадали, где стояли.
– Здорово! Она, конечно, оценит. Но как же мы через двор пройдем?
– Ну, во-первых, не в лохмотьях же мы будем, а во-вторых, нас никто не узнает в таком виде: платки, юбки. Ты мой парик наденешь, глаза погуще подведешь, а я буду в темных очках, старых бабушкиных. Пойду, приготовлю костюмы, а ты сумку собери, не забудь продукты.
Марина отправилась в комнату родителей. «Скорей бы уж они приехали!» Зашла – и удивилась, как здесь пыльно и душно, а ведь неделю назад все протирала и мыла. Да еще и темно: опять солнце скрылось.
Раньше это была комната бабушки и дедушки, а родители жили в нынешней гостиной. Дедушку девочки едва помнили, он умер, когда Марине было три года. Бабушка пережила его на одиннадцать лет, все жаловалась на сердце, а умерла от инсульта. Эта была первая глубоко осознанная сестрами утрата близкого человека, тогда они обе захотели стать врачами, чтобы спасать людей. Вскоре стали делать ремонт и перестановку, и родители предложили девочкам-подросткам занять по отдельной комнате, но они выступили единым фронтом за большую просторную гостиную.
Марина быстро нашла в шкафу нужные вещи: парик, цветастые пляжные юбки, два платка, свою старую блузку и мамину «дачную» кофту. «Это все можно надеть поверх джинсов и водолазок, а куртки нести в пакетах. Теперь очки, они – на комоде в шкатулке». Старый комод и две деревянные резные шкатулки привез отец из Сибири на память о своем дедушке, который был столяром-краснодеревщиком. Московская бабушка Алла Михайловна ворчала, что это – хлам, но мама встала за комод горой, она очень уважала свою сибирскую родню. А потом это стало называться «антиквариат».
Марина привычно открыла правую шкатулку, но она оказалась пустой. В чем дело? Открыла вторую – вот пуговицы, ножницы, нитки, вот большие, в пол-лица, темные очки. «Странно, мама их переставила, что ли? А где же тогда письма?» Письма и открытки бабушки Ани всегда хранились здесь, целая пачка, штук 15, перетянутая тонкой красной резинкой. Маленькие Марина с Машей любили играть ими в почту, рассматривать конверты, открытки, фотографии. Часть писем была написана в Красноярск, часть – в Москву.
Бабушка заболела вскоре после их переезда. За ней два года ухаживала какая-то родственница. Папа ездил проведать свою маму в отпуск, но каждый раз – один, потому что, как нарочно, кто-то заболевал: то Марина, то Маша. Когда она умерла, через год после московского дедушки, папа и мама не потащили маленьких детей на похороны. Марина помнила, как горевали родители, мама плакала. Папа оставил дедовский дом родственнице. Забрал только комод (и как он его довез?), шкатулки и несколько фотографий.
Марина в недоумении оглядела комнату и вдруг заметила на полу под папиным столом тоненькое колечко: резинка – та самая, красная. Подбежала, наклонилась: в углу под ящиками белел прямоугольник. Конверт! Знакомая картинка – оперный театр с красивым куполом, адресовано в Красноярск, обратный адрес – Новосибирск. А неделю назад ничего не было. Значит, не мама взяла письма, здесь были воры! Марина резко выпрямилась – аж в глазах потемнело – и кинулась опять к комоду. В верхнем левом ящике преспокойно лежали пять бумажек по сто долларов, которые родители оставили дома «на всякий пожарный случай», стояла мамина коробочка с украшениями (она надела только обручальное кольцо), стопочкой лежали документы. Марина заглянула в шкаф – тоже вроде бы все на месте. Значит, воры не взяли вещи, деньги, золото, а украли старые письма?!
Марина торопливо вынула из конверта двойной тетрадный листок, взглянула на дату: «30 апреля 1980 г. – опять этот год!» – и принялась читать письмо, силясь найти хоть какое-то объяснение происходящему абсурду. Четкий учительский почерк читался легко. Письмо было длинное и обстоятельное.
«Дорогие Леночка и Коля!» («Маму Леночкой называет и обращается к ней первой», – отметила Марина.)
«Поздравляю вас с праздником Первого мая!» («Раньше еще и с 7 Ноября поздравляли».)
«Спасибо за чудесную фотографию! Мне кажется, что Марина – вылитый Коля в детстве. Как она себя чувствует, не осталось ли пятнышек от ветрянки?» («Нет, не осталось. А они, похоже, обо всем писали друг другу».)
Далее шли приветы от каких-то знакомых, наверное, это были папины друзья или соседи, перечислялись их успехи в работе и личной жизни. («Ни о ком ни одного худого слова. А вот опять о семье».)
«Жду вас летом в гости, в вашей комнате уже побелила». («Папа с мамой из Красноярска каждый год ездили в отпуск к бабушке».)
«Постарайтесь приехать в августе». («Мама приехала тогда в конце июня одна, без папы, хотела успеть до родов погостить и вернуться, а Маша родилась раньше срока».)
«Здесь будет Таня, а может, и еще кто-то. Это наша самая главная новость: Таня наконец-то проходила через роковые двадцать недель. Она лежала на сохранении, но все обошлось. В августе ожидаем прибавления, Саша – сам не свой от радости: на четвертом году брака дождался потомства. Уже сделал кроватку, собирается ремонтировать дом, как только Таня пойдет в декретный отпуск и переедет ко мне. Сдувает с жены пылинки: сам стирает и убирает, в школу и из школы провожает. Да и правильно: все-таки от кордона до Белого Яра – час ходу, да все – лесом. Вы же помните эту дорогу?» («Таня – это старшая сестра отца, тоже учительница, а Саша – ее муж, лесник. Они оба погибли, кажется, в один год. Мама всегда их поминает в родительский день вместе с бабушкой Аней и своими родителями, блинчики печет. Все, конец, подпись, дата».)
Ничего такого не было в этом письме (и, наверняка, во всех остальных – тоже), из-за чего его нужно было красть: спрятанных сокровищ, сенсационных фотографий, компромата на власть имущих. Марина перечитала его еще два раза и выучила наизусть. Оглядела комнату и поразилась: она казалась враждебной, опасной, даже запах какой-то чужой почудился. Дом перестал быть крепостью, ведь сюда свободно входил враг. И не в окно: мама взяла с них страшную клятву, что они будут закрывать все форточки перед выходом. Он вошел в двери, искал что-то в старых письмах и одно в спешке потерял. А потом пытался убить Машу. Значит, что-то нашлось?
Марина стала странно спокойной, как будто вышла на поединок. В голове была полная ясность: «Вот и у нас в семье, оказывается, есть тайны, да такие, что за них убивают. И это как-то связано с Новосибирском: там жила бабушка, там родилась Маша, там работал молодой директор Краснов. Надо спрятать Машу, а самой ехать в Новосибирск. Срочно, неделю ждать нельзя».
Часть вторая. Белоярский треугольник
1
Марину разбудила стюардесса, когда самолет пошел на посадку. Она с трудом разлепила веки: «Господи! Еще только 3 утра!» – пристегнула ремни и снова провалилась в сон.
Розыгрыш прошел на «ура». Галина Леонидовна веселилась от души, вспоминала истории из школьной жизни. На ближайшую электричку они опоздали и сели перекусить, пока есть время до следующей. Марина специально дотянула до последнего, подняла панику и вызвала такси, чтобы не «светиться» на городском транспорте. На вокзале она купила билеты и только в электричке сказала Маше, что должна закончить задание редакции и поэтому приедет через 3 дня. Маша подскочила с места, оставив корзинку с кошкой, и схватила сестру за руку.
– Марина, ты что-то скрываешь, я же вижу, – заговорила она, понизив голос. – Что у тебя случилось?
У Марины сердце защемило от Машиной чуткости. Продолжая пятиться к двери, она ответила полуправду:
– От тебя не утаить. Да, мы с Андреем плохо поговорили вчера вечером, что-то он темнил, какое-то в нем двойное дно оказалось. Вот и хочу разобраться.
Выскочила из вагона в последний момент, помахала рукой, улыбнулась на прощание.
Электричка отошла, Марина стерла улыбку, надела очки и поехала в Домодедово. Ближайший рейс на Новосибирск оказался в 23 часа. Марина поменяла пятьсот долларов (вот он – «пожарный случай») и половину денег потратила на билеты. В кассе авиакомпании «Сибирь» предложили билеты сразу туда и обратно с хорошей скидкой. Марина назвала 6 июля. Вылет обратного рейса в 16, так что времени в Новосибирске у нее будет три дня, точнее – двое суток и 13 часов.
До регистрации оставалось еще целых пять часов. Марина присела в зале ожидания и задумалась: «Надо ли звонить Андрею? Да, мы же собирались в среду на концерт… Как давно это было – три дня назад! Если он здесь замешан, то надо сделать вид, что мы ни о чем не догадались. И дать ложный след». Чтобы не звонить из аэропорта, где по радио на двух языках непрерывно объявлялись рейсы, Марина потратилась еще и съездила на экспрессе до Павелецкого вокзала. Позвонила из уличного таксофона Андрею, а потом Тане, обоим сказала, что уезжает на базу в Звенигород с Машиной группой:
– Все, пока! Бегу на автобус, приеду через неделю, сразу позвоню.
Андрей, похоже, растерялся, ничего не спросил, а Таня успела среагировать:
– А как же Галина Леонидовна? Она звонила, что вы на дачу поехали.
– Ну да, собирались, – в миг нашлась Марина, – а тут ее Ольга заявилась, зачем же нам ехать? И мы быстренько на базу рванули. Все, пока! – Повесив трубку, Марина сделала вдох-выдох: «Вот на такой ерунде и засыпаются разведчики».