Легенда о Конокраде

Встать без опоры оказалось сложно, и у Дани появился шанс, чтобы кинуться на помощь. Сауле, в порядке исключения, приняла его руку.

Прежде, чем начать спуск, она в последний раз вгляделась в проеденные ржавчиной бока “Вечного”. Сломанный и ненужный, ему было самое место на кладбище кораблей, но вот, по воле случая, нашлось последнее пристанище с вполне себе сносным видом на море. Но все же, это море было чужим.

“Выпади шанс, ты бы хотел вернуться обратно?”

– А ты?

Сауле понадобилось время, чтобы понять суть вопроса. Оказалось, Рома в порыве щедрости выудил из своего баула 0,5 негазированной воды и протягивал ей. Стараниями мальчишек бутылка уже опустела наполовину.

– Так хочешь,или что?

– Да.

Перед тем, как приложиться к горлышку, Сауле тщательно обтерла его о футболку. Они с попутчиками хоть и связаны общей бедой, делиться еще и слюнями пока не хотелось.

Добраться до рынка оказалось не просто. Мостов в Ратте было, что в Москве дорог – одни нитями паутин тянулись над пропастью, а другие врастали в дно реки подпорками из древесных стволов и были достаточно широкими, чтобы по ним ездили груженные телеги.

С центрального острова за остальными высокомерно следил дворец – своды скального белого камня, обработанного с небывалыми размахом. Крыша сверкала составленными ромбиками из цветной керамики, обожженной до стекольного блеска. Солнце танцевало за клочками облаков, и ромбики мигали будто развернутый диско-шар. Остров-дворец казался пустынным – в садах с искусственными ручьями не было ни души.

Нет, одна все же была.

Посреди пруда, выдолбленного в скале и потому в белых лучах казавшегося хрустальным, стояла девушка.

– Тоже не местная, – предположила Сауле. Издалека лица не разглядеть, зато водопад рыжих, почти рябиновых волос пятном выделялся на белом. А еще она была, без сомнений, голая.

Чего Сауле от Дани не ожидала так это того, что он будет без зазрения совести пялиться на незнакомую девушку. А, нет. Все-таки она в нем ошиблась: как только он заметил офигевший взгляд Сауле, тут же со стыдом отвернулся.

– Просто… Это, конечно, очень странно прозвучит.

Сауле и Рома одарили его красноречивым взглядом, подразумевающим язвительное “да ну?”, и тот поспешно принялся пояснять.

– Я ее, кажется, уже видел, – больше смотреть на пруд с девушкой Даня не решался, довольствуясь быстро запечатленным образом в голове.

– И где же? – начала издеваться Сауле, – На страницах глянца?

Даня вздохнул, явно мучаясь выбором между тем, что видели его глаза, и здравым смыслом. Не получив ни от нее, ни от Ромы никакой поддержки, он махнул рукой и прошептал:

– Померещилось.

Сауле дернулась от свежих воспоминаний о поющей девушке, которая “померещилась” ей так, что выбросило в иной мир. Но Сауле уже ничего не сказала. Это могло быть и совпадение, в конце концов, Рома не признался в похожем видении и никак не среагировал на замечание Дани.

Рыжеволосая иностранка осталась позади.

Остров-дворец единственный в Ратте не имел ни одного моста, и потому для них троих не представлял никакой пользы.

А в самом низу, где острова уже напоминали каменную крошку, сушу оцепил порт с кораблями-лебедями, лодками-рыбками и желтой площадью рынка. Даже сюда ветер приносил крикливый гомон моряков и торговцев, которых нагло перебивали суетящиеся чайки. Ратта была бурлящим котлом, радушно принимающим в себя и богатство местных властителей и многоликую бедность простого народа.

Портовой рынок начинался задолго до желтой площади – он просочился далеко вглубь улиц. Люди жили прямо здесь, разбивая прилавки у стен своих жилищ. Иные умудрялись торговать прямо из окон. Сауле едва успевала вертеть головой, разглядывая невиданные фрукты, аккуратные пирамидки круп, глазастых рыбин, ткани всех оттенков голубого и синего. Блеклые монеты перетекали из рук в руки, еда уютно укладывалась в соломенные корзинки, а мотки шерсти заворачивались в мятый, но чистый лен и перевязывались бечевкой. Жгли костры, над которыми рассерженно кипело варево. Сизый дым полупрозрачной взвесью наполнял и без того тесные трущобы торговых рядов.

– Д-давайте ускоримся, у моря будет полегче, – Даня прибавил шагу.

Запах, тем временем, только усилился. Он был таким же маслянистым, как на входе в город, только помноженный на сто. Его источали керамические сосуды, куда молчаливые старики вливали тягучую бесцветную жидкость и затем запирали пробками из сжатого сена. Девушки-завлекалы, распевая на разные лады, совали прохожим смоченные в жиже тряпицы. Пробники, решила Сауле.

Кроме торговцев маслами, на рынке было, кажется, сотни и сотни лавок. К кому подходить и, самое главное, что вообще спрашивать, было решительным образом не ясно.

– Нужны неместные, – предложил Ромчик. Он окончательно оправился, и его лицо снова выражало неизмеримое презрение ко всему живому, – Такие, как Варма.

А неместных здесь было прилично, от группы рыжебородых дядек, не по погоде одетых в шерсть, до смуглых восточных ребят, золота на которых было столько, что издали слепило глаза. Сауле даже заметила человека, по описанию пастушка походящего на кшана.

И никого в кроссовках, джинсах или с телефоном в руке.

– Лучше с торговцами поболтать. Они здесь каждый день сидят.

– А толку? Спорим, из всей Ратты только Варма что-то на русском сможет прочесть? Пастушки не могли.

– Ну еще им, типа, лет по шесть? Да, с тобой разницы года два, но я в их возрасте тоже с трудом читала.

– О, не сомневаюсь, – Ромчик начертил в воздухе “Р”, – Это какая буковка?

– А может! – Даня хлопнул в ладоши, так что обернулись не только Ромчик с Сауле, но и пара прохожих, – Разделимся? Так и узнать больше успеем. Если что, всегда можно вернуться на пляж и дождаться Варму.

То, что Варма не хотела, чтоб ее ждали, он не сказал. Главное правило ужастиков – не разделяться – тоже осталось за скобками. С другой стороны, кроме “Солнцестояния” Сауле не помнила фильмов, в которых монстры нападали днем.

– Класс!

– Согласен, – поддержал Ромчик, – Только чур я один.

Даня растерянно огляделся.

– А потом мы где встретимся. Здесь… Или у входа?

– Ладно, – Ромчик вздохнул, как уставшая мать одиночка, – Пойдем вместе. Часы есть?

Сауле достала телефон. Экран загорелся, и они сверили время. И у нее, и на кварцевых CASIO Ромчика было 14:28. Как быстро летело время. Сауле казалось, что с тех пор, как Варма чуть не огрела ее палкой, прошло не больше часа, а оказалось – все пять.

– Встречаемся в три, – Ромчик указал на ряды пахучих сосудов.

Сауле отсалютовала свободной от трости рукой. Прежде, чем последовать за своим проводником, Даня подмигнул ей подбитым глазом. Все же он отлично умел управляться с детьми.

Когда знакомые спины скрылись в толпе, Сауле поняла, что погорячилась. Торговцев было полным-полно, но как отделить нужного? Она бестолково покружилась на месте. Пу-бу-бу…

От приторного запаха свербило горло. Как будто Сауле заставили ложкой съесть целую банку меда. Причем, гречишного. Мать признавала только такой, будто сладость и горечь, пряник и кнут в их доме всегда должны идти рука об руку. Мысли о меде всколыхнули что-то забытое. Сауле повертела головой, словно вид рынка мог подсказать ответ, но наткнулась лишь на странный прилавок, зажатый между двумя лачугами. Ее хозяин тут же поманил к себе. А почему бы и нет, подумала Сауле.

Подойдя ближе, она поняла, что не ошиблась. Да, в обычный день Сауле посчитала бы ассортимент прилавка мусором. Но это был необычный день. При виде облизанных морем зеленых осколков, микросхем, смятой фольги и прочих бесполезных, но современных блестящих предметов, ей захотелось плясать.

– Ой, девица, не скромничай. Понравилось – бери!

Торговец напоминал крысу-альбиноса, которую скрестили с лысиной. Бледный, без тени загара и с плешивым ежиком волос. Он был Сауле ровесником, но даже с земли умудрялся смотреть на нее сверху вниз. Прям падишах свалки.

Стоило Сауле подойти, как он сделал вальяжный пас в сторону товаров. На костлявом запястье звякнул браслет.

– Приглянулось чего?

Чтобы завязать разговор, Сауле наугад схватила с прилавка будильник, на вид советский. Торговец одобрительно покивал.

– Хорошая вещь, в хозяйстве пригодится.

– И как же?

– Ну что ты, девица, – ни на секунду не растерялся торговец, – Орехи колоть! Бери, за три медных.

Сауле взвесила будильник в ладони.

– Я б взяла, – она сделала вид, что задумалась, – Только ведь врешь ты, това.

Ах, как она ввернула местное обращение! Заметно переигрывая, торговец хлопнул по прилавку.

– Как вру? Това…

Сауле не дала ему продолжить.

– Не для орехов эта штука нужна. Для музыки.

И для наглядности потрясла будильником. Вода внутри не плескалась. Хорошо. На остром лице отразилось недоумение, тут же сменившееся подобострастием. Он запричитал.

– Дурак я, дурак, – он поднял осколок зеркала и погрозил отражению пальцем. Сердце пропустило удар: на левой руке у торговца не хватало мизинца. А он все продолжал:

– Дубина Яр, не признал ученого человека! Девица подскажет Яру, зачем коробочка?

Соберись, мысленно толкнула себя Сауле. Будет время задавать вопросы.

– Ага, а ты ее продашь подороже. Не, това, так не пойдет. Будем меняться.

– На что? – торговец, Яр, смерил ее оценивающим взглядом. В мятой футболке и еще сыроватых джинсах Сауле вряд ли походила на местных богачей.

– Я тебе – музыку, ты мне – ответы.

Красноватые глаза загорелись, почуяв выгоду.

– Время – деньги, знаешь ли, – протянул Яр, – Давай сговоримся так: ты мне музыку, а я, так и быть, потешу тебя разговором и погадаю еще. Не будет музыки – отдашь обувку свою.

– По рукам!

Проворачивая рычажок позади циферблата, Сауле молилась всем богам, своим и местным, чтобы ей не пришлось встречать мальчишек босиком. Рычажок застопорился и замер. Она успела попрощаться с красными кроссами на ортопедической стельке, когда будильник в руке дернулся, как разбуженный зверек.

И зазвонил.

Яр, как ребенок, запрыгал на месте. Не зря Сауле предположила, что местные с их любовью к колокольчикам оценят этот богомерзкий звук.

– Работает! – он потянулся к будильнику, и Сауле подняла его повыше, – Научи, а?

– Не-а. У нас уговор. Сначала ответы, потом музыка.

К чести, Яр тут же переключился, даже тряпичную ветошь предложил, чтобы гостья присела. Сауле осталась стоять.

– У тебя нет пальца.

Яр хохотнул и снова захлопал по стойке. Бусинки из фольги заскакали в такт.

– А ты, девица, за словом в карман не лезешь, – он вытер выступившие слезы, – Только разве это вопрос?

– У тебя нет пальца. Почему? – повторила Сауле. Даня от ее формулировок хлопнулся бы в обморок, но сейчас не до вежливости.

Тонкие губы расплылись в крысоватой ухмылке.

– Рыбка откусила.

Он, без сомнений, врал, но Сауле все равно сменила тему. Пересчет чужих конечностей не поможет попасть домой.

– Ты часто здесь бываешь?

– Случается.

– Видел таких, как я? Чужаков?

– Иноземцев? – Яр оживился, – Полно. Северяне заглядывают. Бывает, что и с Ийлина.

Он кивнул на уже знакомых рыжих мужчин. Это было не то.

– А откуда-то подальше?

– С Цадана, – увидев недовольное лицо Сауле, Яр заискивающе улыбнулся, – Куда дальше-то, девица?

Бесполезно. Последние остатки здравого смысла подсказывали, что спрашивать, про людей из другого мира напрямую не стоило. Надежда была на мальчишек. Сколько там осталось до встречи?

Сауле оживила мобильник. Понедельник, 19 сентября. 14:42. Яр подскочил.

– Это что за вещица? Продашь?!

Она пропустила восторженные возгласы мимо ушей. Дата и время – последняя ниточка, которая связывала Сауле с родной реальностью.

Где-то там родители вместо того, чтобы праздновать победу, искали непутевую старшую дочь. Полицейская машина стояла на парковке у стадиона, и папа с повисшей на локте Динаркой в блестящем купальнике слушали, как мать ровным тоном растолковывает что-то человеку в форме. Потом она отойдет в сторону, и позвонит классруку Андрея. Алло, здравствуйте. Да, заберем его пораньше. Семейные обстоятельства.

Прежде, чем прикрикнуть на Динарку, чтобы та не стояла без куртки, мать посмотрит на экран. Дата и время поверх старого семейного фото с моря. Мать не будет смотреть слишком долго. Уберет телефон и продолжит жить. Инаят Беляева всегда была сильной женщиной.

Сильной должна быть и Сауле. Последняя попытка, решила она, и пойду к другой лавке.

– Знаешь, что тут написано? – Яр сощурился, и Сауле который раз за день затрясло. Судя по тому, как складывались его губы, он знал как минимум “п” и “о”.

– По-он-е, – он спотыкался на каждой букве, – Дальше не знаю!

От гордости Яр засветился.

– Откуда?!

Сауле гаркнула, и люди стали коситься в их сторону.

– Тише ты! Со всей Ратты стража сбежится.

– Ага, – она не извинилась, но тон сбавила, – Смог прочесть, значит, в курсе, что это за язык.

Надежда погасла, как свеча в ураган. В глазах Яра не отражалось ни одной мысли.

– Это не цермина, – заявил он, – Не единый язык, то есть.

– Откуда знаешь?

– На цермине я читать не умею.

Сауле застонала. Яр подергал ее за футболку.

– Девица, а девица. Садись, посмотрим твою судьбу, – Сауле приподняла бровь, но Яр не отступил, – Уговор дороже денег. Ты мне – музыку, я тебе – ответы и гадание.

– Да не надо, – Сауле собралась уходить, но Яр насильно усадил ее рядом. От него пахло все тем же горьким медом и солью немытого тела. Мед и соль. Мед и соль. Шторм и поющая девушка.

– Что у тебя за духи?!

Яр вздрогнул.

– Девица, ты меня в Чертог раньше срока отправить хочешь?

Сауле схватила его за плечи.

– Яр, пожалуйста, очень прошу. Знаю, ты вряд ли поймешь, но у меня был очень тяжелый день, – ее собственное безумие отражалось в глазах напротив, – А начался он с этого проклятого запаха. Так что скажи. Что. Это. Такое.

– Ладно, ладно. Туули тебя унеси, ладно, – Яр освободился из хватки, – Не знаю, откуда ты такая вылезла, девица, что не знаешь простых вещей. Но так пахнет дух. Мой дух. Как умру, вольют его в костер, а дым с ветром смешается и поднимется к небу. В Чертог.

Он потряс керамическим флаконом, подвешенным на шею за нитку.

– Прям твой?

Даже Сауле, несведущей в раттских традициях, было ясно, что флакон Яр, говоря по-научному, стырил. Не вязался украшенный лепными узорами и бирюзовой глазурью сосуд с драной засаленной рубашкой.

Своим вопросом она нанесла Яру смертельное оскорбление. Он насупился и прижал флакон к груди.

– Мой. Если дух не был дан ему, человек берет сам, – Яр наклонился к Сауле и втянул носом воздух, – Ты пахнешь пылью. Старая, застывшая душа.

Сауле усмехнулась. Год, безвылазно проведенный в четырех стенах, заставит любого покрыться паутиной. А Яр продолжал:

– Но пыль может быть придорожной. Путешествие! – Сауле сама не заметила, как втянулась в гадание. Яр, тем временем, выудил из кучи хлама мешочек, перевязанный бечевкой. И снова на узле виднелось засохшее пятнышко крови. Яр развязал его.

– Суй руку.

– Почему на веревке кровь?

Яр раздраженно потряс мешком. Внутри загремело.

– Девица, не заговаривай зубы. Суй.

Ну ладно. Сауле с опаской опустила руку в недра мешочка.

– То-то же. А теперь хватай первое, что попадется.

– Зачем? – еще чуть-чуть и Яр вцепился бы ей в горло, – Окей, окей. Молчу.

Для порядка Сауле пошерудила в мешочке, достав до дна. Ничего колючего среди хлама, к счастью, не было. Зато нашелся продолговатый камешек с ребристой каймой. Его Сауле и вытащила.

Это был зуб.

Старый и от неизвестного животного, но все же зуб. Яр три раза сплюнул на землю.

– Все так плохо?

В дурные знаки Сауле не верила. Только в хорошие. Так что спросила исключительно из любопытства.

– Ждет тебя встреча, – Яр поднял зуб и повертел, – Это клык. Значит, вцепятся крепко и не отстанут.

– Дай угадаю, чтобы отменить проклятье, нужно купить у тебя амулетик?

Яр сделал круглые глаза.

– Зачем? Судьбу не обманешь. Но можешь еще что-нибудь вытащить. Соглашайся. Взамен на удачу – твоя коробку со светом.

Телефон? Нет уж. Сауле убрала его в дальний карман, от греха подальше.

– Обойдусь. Давай лучше, учись музыку включать. Меня друзья ждут.

Она уже потянулась к будильнику, как Яр поймал ее за запястье.

– Сдурел?

– Да гляди ты, – Яр оказался хватким, и Сауле послушалась. Она посмотрела на руку. На сгибе ладони к потной коже пристало пшеничное зернышко.

– Два знака, – присвистнул Яр, – Везучая ты.

Он поднял зернышко большим пальцем.

– Сеятель будет вести тебя на пути к цели. Но прежде – опасная встреча, – он хмыкнул, – Боги любят шутить.

– Ваши боги мне не указ.

– Мне тоже, девица, – Яр пошевелил обрубком мизинца, – Только им до того дела нету.

– Расскажи об этом Сеятеле, – попросила Сауле, – Ты говорил про какого-то Туули? Это одно и тоже?

Яр снова расхохотался.

– Ой, не могу, – он схватился за ребра, – Откуда ты такая взялась!

– Из Москвы.

– Кшаночка-северяночка, – пропел Яр, – Видно, при Ирикке Теру в Моцве совсем забыли богов.

– Так расскажешь или нет, – Сауле жалела, что с ней не было Ромчика и его знаменитого блокнота. Незнакомые имена и названия утекали сквозь пальцы.

– Туули – владыка ветра. Создатель. Один из пяти, – успокоившись, начал Яр, – Он возвел единый Йон, побережье, и из песка слепил первых детей, пустив по их телам море. Оттого кровь на вкус солона.

Сауле слушала, затаив дыхание. Шум рынка отошел на второй план, и только тиканье оживших часов задавало ритм голосу торговца.

– Туули дал людям свободу, но только давно не проверял, как те распорядились подарком. Он слишком древний, чтобы ему до того было дело. А вот Сеятель – молодой бог. Щедрый.

– И какой из его подарков лучше свободы?

Яр фыркнул.

– Хлеб. Он научил людей выращивать хлеб, вести годам счет и не пить сырую воду.

Умный бог, подумала Сауле. Проснувшееся предчувствие червяком зашевелилось в желудке.

– Раз это молодой бог, то откуда он взялся?

– Откуда вообще боги берутся, – Яр откинулся на свою кучу хлама, тут же потеряв прежний ореол таинственности, – Сеятель, говорят, иномирцем был. Заявился в кшанское поселение в обличье паренька в странной одежке. Потом чудеса творить стал. Прожил сотню лет, разъезжая по Шири, да и затосковал по родному миру. И ушел.

– Ушел? – прохрипела Сауле, – Давно?

– Лет триста как. С того дня люди отсчет и ведут, – Яр обеспокоенно заглянул ей в лицо. – Девица, ты чего?

Сауле схватила его за руки и стала трясти. Зазвенели браслеты.

– Яр! Ты понимаешь, что это значит?

Она вскочила, даже без помощи трости. Тяжесть, которую Сауле прежде не замечала, упала с плеч.

– Можно вернуться!

Можно вернуться домой.

Не важно, что придется для этого сделать. Сауле стала думать, как сообщить новость мальчишкам. Подержать интригу или с ходу без подготовки закричать, когда они вернутся. Ноги звенели, как перед забегом, и без возможности рвануть с места Сауле стала ходить туда-сюда. Яр следил за ней, как кошка за мухой.

Часы, точно. Сауле поняла, что все еще держит их в руке. Объяснять Яру, как работает будильник оказалось не сложнее, чем в свое время учить Андрюху кататься на велике.

– Гляди, этот рычажок устанавливает время сейчас, а второй – когда хочешь, чтоб заиграла музыка.

Сюрприз-сюрприз, он не знал, что такое время. Сауле завела часы по-московскому, на 14:57, а сам торговец поставил будильник. До “музыки” оставалось пять минут.

Заметив, как Яр возится с механизмом, оттопырив обрубок мизинца, Сауле отвела глаза.

– Почему ты так не любишь этого Туули?

Яр отвлекся от будильника и задумчиво потянул за кольцо в правом ухе.

– Тяжело чтить родителя, если ты нелюбимый ребенок. Когда одни рубят, а вторые лежат под ножом…

– Сауле!

Даня протискивался в их сторону, возвышаясь на голову над людьми. Позади красным пятном мелькнул Ромчик. Они выбрались на пятачок земли у прилавка, и Сауле увидела, что карманы толстовки набиты грушами.

– Там такая милая женщина, – Даня достал одну и, протерев об майку, кинул Сауле. Вторая полетела Яру, – Привет!

Даня поприветствовал его, как учили пастушки, но стушевался при виде чужой калечной ладони.

– Ну, привет.

Яр подмигнул и заправил волосы за ухо. Те бессердечно остались торчать. Желтые зубы впились в грушу, и сок потек по подбородку, капая на рубаху.

– Яр – мальчишки, мальчишки – Яр, – представила Сауле, – Он предсказал мне опасную встречу и покровительство бога. Угадайте, какого?

– Вы тут гадали?

– Никогда не меняйся, Ромчик, ты чудо, – с набитым ртом пробубнила Сауле. Сообщать радостную новость на голодный желудок было кощунством.

– Могу и тебе погадать, – Яр поднялся со своей кучи мусора и подошел вплотную. Ромчик отшатнулся, – Не чувствую твоего духа.

– Потому что я моюсь.

Сауле чуть не подавилась. Яр вдруг поменялся в лице, отступив за стойку. И без того не тронутое солнцем лицо стало бескровным.

– Рома! – Даня неодобрительно покачал головой, – Ты человека обидел.

Как под гипнозом, Яр смотрел на что-то за их спинами. Боковое зрение выцепило из толпы синие пятна рубах.

– Стража, – прошептал он. И нырнул в прореху между домами. Не желая проверять судьбу, Сауле прыгнула следом.

Закуток, у которого Яр оборудовал лавку, оказался жутко узким для четверых. В бок упиралась веснушчатая коленка, а на ухо дышал Ромчик.

– Моешься, а зубы не чистишь, – просипела Сауле.

– Тихо!

Яр выглянул из-за угла.

– Какая честь, сама дружина.

Стараясь не делать лишних движений, Сауле потеснила торговца. Проклятая челка лезла в глаза. Сквозь нее она с трудом разглядела окруживших ярову лавку, а главное блеск металла на их поясах. Мечи.

Отлично.

Стражники о чем-то переговаривались.

– Он пять ночей тут сидел. Заработать пытался, – белобородый среди троих без сомнений был старшим.

– На что? – парнишка, явно стражник-стажер. Третий, которого Сауле с легкой руки окрестила Главным Говнюком, пнул прилавок, так что тот разлетелся на доски. Яр вздрогнул.

– Ясно на что. Все они, нелюди, на север ползут, а дозору взятку надо.

– Так ты ж сам только с дозора.

Наслушавшись, Сауле нырнула обратно.

– Ты че, аферист?!

Со всех сторон зашикали.

– Он в розыске, – прошипела она, – Нас же всех загребут.

– Я вас с собой не звал. Если вы с тамгой, чего прятаться полезли?

– Яр, Сауле, пожалуйста, – взмолился Даня.

Вовремя, потому что за углом послышался шорох сапог по хламу. Сауле перестала дышать. Она была ближе всех к краю, и запах, исходящий от стражника, защекотал ноздри. Его дух, видимо, вонял псиной и хвоей. Хоть бы не чихнуть.

– Натаскал же, – Главный Говнюк подковырнул мусор. Если бы Сауле захотела, то могла легко коснуться его плеча.

– Мехто, не стой, – окликнул Старший, – Опросим лавочников, может, видели чего.

– А потом обедать, – гоготнул Мехто.

– Все еда на уме.

Мехто ничего не ответил и насвистывая пошел назад. Даня выдохнул Сауле в затылок. Она обернулась, разминая затекшую шею.

Крыши лачуг нависали над их укрытием внахлест, не пуская солнечные лучи. В полумраке выделялся один только Яр, одетый в белое, и еще кварцевые часы на запястье Ромчика. Он как раз привычным жестом поправлял прическу.

– Пронесло, – Даня принюхался, – Так медом пахнет.

Циферблат оказался перед глазами у Сауле. Она прищурилась.

– Это от меня, – промурчал Яр.

Стрелки светились желтоватым неоном, замерев на положенном месте.

– Фу.

Ромчик засунул руки в карманы, но Сауле успела разглядеть время.

Три минуты четвертого.

Не надо, подумала Сауле, я и так не сплю.

Будильник, глухой к ее просьбе, зазвонил. Яр вынул его его из кармана и швырнул Сауле.

– Отключи!

Сауле кинула обратно.

– Я-я… Я не умею!

Вернувшись к Яру, звонок дернулся последний раз и затих сам. Поздно. Кто-то спотыкаясь бежал в сторону закутка. Даня выбрался вперед, когда из-за угла показался перепуганный стражник-стажер. Он сам не ожидал встречи и замер, для уверенности цепляясь за рукоять меча в ножнах.

– Пожалуйста, – Даня приложил палец к губам.

Стражник растерянно захлопал глазами.

– Хорош копаться!

Голос Мехто привел его в чувство.

– Они здесь! – в эту же секунду Яр рванул. Чуть не сбив Даню и стражника с ног, он пронесся прочь. Сауле дернулась в освободившийся проход, но дорогу преградил подоспевший Старший. Мехто, тяжело дыша, появился следом.

– Бросил вас дружочек, – он сплюнул под ноги, – Не печальтесь. Мы-то уж вас не оставим.

Опасная встреча, ага. Все же, надо было взять амулет.

Их пинками вытолкали наружу и поставили к стенке. Хорошо, расстрела можно не бояться, подумала Сауле, прижатая щекой к каменной кладке. Стражники по очереди ощупали их, отняли сумку у Ромчика и рассыпали груши.

– Обернуться! – скомандовал Мехто.

Они обернулись.

– Руки.

По кивку Старшего, стажер стал считать пальцы. Когда дошла очередь Сауле, она показала только левую. Потому что, ну, знаете, трость. Стажер потянул за мизинец, будто проверяя на подлинность. Вспомнился папин мерзкий розыгрыш, и губы сами сложились в нервной ухмылке.

– Смешно, кшанка? – когда Мехто шел, пузо опережало его на два шага, – Давай пальчики.

– У нее все на месте, – стажер уже переключился на Ромчика.

Тыльной стороной меча Мехто постучал по протезу.

– Кроме ноги.

Этого Сауле стерпеть уже не могла.

– Лучше без ноги, чем с вонючим духом, – процедила она.

Тут же получила пощечину.

Даня дернулся, но старший не дал ему двинуться. Сауле все это уже не видела.

В ушах звенело так, будто в каждое засунули по будильнику. Брызнули слезы. Стыд какой. Перед глазами плыло, но она вздернула подбородок и уставилась прямо на стражника. Сауле Беляева всегда была гордой. И тупой.

– Еще захотела?

Мехто занес руку, и Сауле дрогнула.

– Все вы такие, – вместо удара он самодовольно погрозил пальцем, – От хозяев бегать смелые, а как отвечать – трясетесь.

Мехто похлопал Сауле по вспухшей щеке. Капля крови сорвалась с лопнувшей губы и поползла к подбородку. Ногти впились в кожу ладоней, но это не принесло ясности мыслей, наоборот.

Больно. Одно единственное слово заполнило голову. Больно и стыдно, будто Сауле снова стала школьницей, которой влепили оплеуху за двойку. Мать никогда не отрицала, что ее били, но извиняться тоже не спешила.

“И нас так воспитывали” – мать пожимала плечами, и делала радио громче. Все тяжелые разговоры у них происходили по дороге из продуктового. Там же, на переднем сидении черного джипа, она поклялась себе, что и пальцем не даст тронуть Динарку. Сауле тогда было десять.

Стажер, тем временем, стал потрошить сумку.

– Эй!

Старший преградил Ромчику дорогу.

– Стой, раб, – он не оскорблял, просто констатировал факт, – За бегство положены только плети. Прольешь кровь дружинника и знаешь, что тебя ждет?

Смерть. Ему не нужно было договаривать.

Рабы, хозяева, люди без пальцев, плети. Одни рубят, а вторые лежат под ножом. Сауле посетило запоздалое озарение.

– Вот за кого вы нас приняли, – выпалила она, – За беглых рабов.

– Как заговорила! – покачал головой Мехто. Он как раз долистал блокнот и швырнул на землю.

– Погоди, – перебил его Старший.

– Все пальцы у нас на месте, – напомнил Ромчик.

– На землях бога свободы люди могут говорить, с кем захотят. Даже с беглыми.

Старший стражник с недоверием выслушал ее тираду, но дал продолжить. Зрение стало туннельным, отсекая все лишнее. Давай, Сауле, если будешь болтать так же хорошо, как бегаешь, сегодня никого не казнят.

– Он украл чей-то дух, – она вспомнила расписной флакон, – Пойми мы это с друзьями раньше, сами бы притащили его к вам. Вернули пропажу. Без духа ведь ты кто?

– Нелюдь, – стражники неосознанно потянулись к своим склянкам на шее. На месте Мехто, Сауле бы не держалась за масло, пахнущее собакой в сосновом лесу. Тем не менее, помешательство местных на парфюме оказалось полезным.

– У кого хоть украл-то? Скажем ему спасибо за наши тумаки.

– У простого торговца, – ответил Старший, – Не бойся, он свое уже получил.

Это было почти извинение. Отлично!

– За то, что проглядел вора? – влез Ромчик. И все испортил.

– Нет, что упустил дух невесты советника, – проболтался стажер, за что тут же получил затрещину от Мехто. Впрочем, он видимо привык, потому что даже не сбился:

– Вы, товы, не серчайте. Покажите тамгу и идите по ветру.

Как щенок, верно выполнивший команду, стажер повернулся к Старшему. Тот одобрительно кивнул.

Ах да, тамга. Местный символ свободного человека. Как будто полного набора пальцев недостаточно. Прежде, чем Сауле успела выдумать отговорку, вроде “съела собака” или “беглец стащил”. Даня сделал вид, будто ищет что-то в карманах шорт.

– Сейчас, сейчас.

“Если достанет паспорт,” – решила Сауле – “сама его прикончу.”

– Быстрее, – взорвался Мехто. Даня закивал, как фигурка на приборной панели.

Он вообще отмалчивался с тех пор, как их вытащили из укрытия на оживленную площадь. Вокруг даже успела собраться толпа зевак, ждавших исхода сцены. Чужаков было немного, одни белобрысые местные. Зато во втором ряду мелькнул некто с тюрбаном на голове, который подбирался, чтоб разглядеть получше. Тяжело жить без телевизора.

Даня, наконец, перестал ворошить карман. Он не выглядел как человек, нашедший искомое, скорее как тот, кто пытался оттянуть неизбежное. Под взглядом Мехто его улыбка дрожала, как флаг на ветру. Глаза блестели.

– Простите.

Сауле не поняла, что произошло. Просто в одну секунду Мехто возвышался над ними, а в другую – стоял на коленях и выл. Кровь грушевым соком марала рубаху. Сжимая нос, Мехто попытался подняться. Злые слезы заливали багровое, как у младенца, лицо. Открытая ладонь Дани врезалась в ухо стражника. Хлопок – и он повалился в пыль. Не было замахов, пафосных слов, поединка. Просто два практичных выпада от груди.

Булькающие стоны лежащего привели Старшего в чувства. Позабыв про меч в ножнах, он стал сокращать дистанцию.

– Това, не стоит.

Даня стоял, дыша, как загнанное животное. Он больше не улыбался.

Когда стажер набросился справа с мечом наголо, Даня отпрыгнул назад. Лезвие вошло в землю у его ног. Стажер попытался выдернуть – слишком медленно – и захрипел. Колено пришлось ему в ребра. Он задыхался, но продолжал хвататься за воздух там, где секунду назад был меч. Перехватив рукоять, Даня пошел на Старшего.

Сделай что-нибудь, приказала себе Сауле. Даня двигался, как пьяный, но без труда оттолкнул ее, стоило преградить дорогу. Лезвие волочилось за ним, оставляя борозду на земле. Невозмутимый Старший стоял, напоминая утес, ждущий удара волны.

“Что делать?!”

Напуганный Ромчик топтался на месте, не решаясь приблизиться. Сауле схватила его за плечо. Большее, что они могли сделать, это не мешать. Говорил в ней страх или здравый смысл? Может, все вместе. Даня, тем временем, остановился в метре от Старшего.

– Убей его! – взревел Мехто.

– Не лезь. Он в своем праве, – Старший обратился к Дане, и в его голосе не было ни злости, ни жалости. Только уверенность в скором исходе, – Мехто получил, что заслуженно. Юль – дело другое. Тебя будут судить за его боль. Но сделай шаг, и я сам вынесу приговор.