Донжуанский список Ксюши Кораблёвой

Кулямов писал ей письма – как другу. Она отвечала – как друг. Одно письмо ей не понравилось. Оно было написано через год после расставания, летом, из Туркмении, где он был на каникулах. Письмо было злым и, содержало какие-то темные и опасные намеки на дурные поступки. Он все еще любил Надю, но ему перешел дорогу Антон, сказочно красивый белокурый мальчик, похожий на принца, который учился вместе с ними, только в другом классе. И этот Антон…

Ксюша прочитала письмо, положила его в конверт, разорвала на четыре части и выбросила в мусорное ведро. С тех пор писем Кулямову она не писала. И, как будто, выздоровела. Начала нормально есть. Бледность ушла с ее лица. Мама купила ей клетчатый костюм – юбку годе и блузку в рыже-черную клетку. Костюм сел великолепно, и Ксюша, впервые за последний год, взглянула на себя в зеркало с удовольствием. И увидела красавицу. Все было при ней. А Кулямов был далеко. Ну и ладно.

Гоша

Гоша оказался хорошим учителем. Он и кнут иногда давал лизнуть и пряником мог приложить так, что искры из глаз.

Гоща появился в жизни Ксюши в конце третьего курса, в неполные Ксюшины двадцать лет. Стоял апрель, пела капель, синело небо, душа ждала счастья. Гоша был мало похож на счастливый билет. Он был невысок ростом, полноват, носил очки и имел большой нос. Последнее было, скорее, плюсом. Курносые и мелконосые не интересовали Ксюшу совсем – влияние матери. Ему было почти тридцать лет. Для нее – двадцатилетней – он был очень взрослым и очень умным.

Ксюша любила умных мужчин. Не разбираясь в тонкостях этого понятия и принимая за ум правильную речь, хорошее образование, эрудированность и начитанность, т.е. по большому счету, не такие уж и нужные для счастливой жизни качества. Гоша красиво говорил, правильно и без стеснения, смело выступал на публике и был абсолютно уверен в своей неотразимости. Он не боялся ничего, был разборчив в тонкостях женской красоты. Ценил нежность голоса, сдержанность, скованность движений, и родство душ, как бы банально это ни звучало. Душевное парение он ставил очень высоко, мог настроиться на высокий сердечный тон и парить вместе с избранницей в этих хрустальных чертогах. Он являлся потребителем чистейших, родниковой свежести, энергий и в этом остался безусловно верен себе. Он не терпел приземленности и грубости, и боялся только одного – что его не полюбят.

Когда-то он испытал сильную и острую сердечную муку из-за непостоянства одной привлекательной девушки. Он знал, как и Ксюша, какая это боль. Только Ксюше разочарование прибавило циничности, а Гоше – жесткости. Они нашли друг друга, и кто-то должен был стать жертвой, а кто-то палачом. Так и случилось. Первые три года Ксюша учила новоявленного обожателя не превозносить до небес любовь к женщине. А потом Гоша стал ее учителем. Его наивный из-за очков взгляд не соответствовал его жесткому характеру. Но при первой встрече она не могла этого предположить.

Круг замкнулся.

Ее привели к нему, ткнули носом в его грудь и сказали: «Он будет твоим мужем». Кто сказал? Она не знала, но с первого дня знакомства со всей очевидностью понимала – это ее будущий муж. Это судьба, от которой не убежишь. Спустя много лет она все-таки засомневалась в фатальности такого для нее исхода: Гоша умел быть убедительным. Кто знает?!

За четыре с лишним года после их первой встречи она несколько раз забывала про Гошу. Кто-то другой завладевал ее душой, сердцем, головой, но всякий раз наступал момент, когда она вдруг отчетливо понимала, что не туда движется, не в том направлении, не с теми людьми. Тогда она рвала отношения и уходила, не оглядываясь.

Гошу кто-то назначил ее мужем. Это было очевидно. Может быть, сам Гоша?

Она ничего не знала о нем. Как не знала ничего о других мужчинах, которых встречала в жизни. Она не пыталась ни к кому приспособиться, потому что в семье ее родителей отец подстраивался под мать – под ее настроение, ее желания, ее потребности. Так это выглядело снаружи. Внутри все было сложнее, тоньше, трагичнее даже, как потом оказалось, но в эти подробности Ксюша не была посвящена, да и не интересовалась она этим до поры.

Отец был красив, умен, терпелив, и она ждала именно такого. У отца были и другие, не отличавшие его от прочих мужчин качества, но от нее они были скрыты, потому что в те времена она чаще копалась в себе, чем выглядывала наружу. Она была занята собой и до появления в ее жизни Гоши знала, кто ей нужен. Она и Кулямова завоевала сама и держала рядом с собой, пока он не ушел от нее, осознав, что она никогда не изменится и никогда не станет привычной для него восточной, гибкой женщиной. С возрастом она вылупилась из своей скорлупы и увидела все многообразие достоинств и пороков, присущих каждому человеку, и любому идеальному мужчине, в том числе.

Гоша бол влюблен, и Ксюшина внешняя царственная отстраненность казалась ему верхом совершенства. Он чувствовал в ней глубоко внутри циркулирующее тепло, энергию, которой она могла поделиться. И это было главное. Ее внешняя холодность даже импонировала ему. Гоша был упорен. Он мог терпеть до бесконечности, пока любил.

– Я однолюб, – говорил он, смеясь. – Одновременно я могу любить только одну женщину.

До двадцати шести лет Ксюша была мятущейся особой, не красавицей, но с магическим воздействием на представителей противоположного пола. Иногда это воздействие отпугивало мужчин, потому что захватывало целиком и прилепляло слишком крепко.

У нее были и другие поклонники, кроме Гоши, с его отчаянно-беззащитным взглядом зеленоватых в крапинку глаз. Когда он снимал свои очки, взгляд его утрачивал фокус и становился совсем потерянным. Наверное, он был романтиком, и именно это, в совокупности с его любовью к ней, и привлекало Ксюшу. После истории с Кулямовым безоговорочная любовь была ей необходима. Гошино безусловное обожание спасало ее от ее собственной глубоко спрятанной неуверенности и уязвимости. Своей любовью он приподнимал ее над землей и позволял парить. Он позволил ей летать.

Другие поклонники, не имеющие этого «подъемного механизма», не дающие ей этой энергии птицы, казались ей слишком приземленными. Они не увлекали ее в светлые дали, они хотели жить с ней, строить дом, воспитывать детей, разгребать трудности. Им не хватало глупости и романтизма. И она, рано или поздно, расставалась с ними со всеми без сожаления и без жалости.

Гоша окончательно убедил ее в своей необходимости, когда, перелетев из конца в конец всю Россию, перебрался из прибайкальского провинциального Нижнеудинска – места красоты отчаянной, в Ленинград, город ее мечтаний, основанных, как оказалось, на генетическом коде – пятьдесят лет назад здесь родился ее отец. Ленинград поставил жирный штамп в ее паспорт. Гоша был влюблен и очень терпелив. Ксюша была капризна и очень взрывоопасна.

Он, как воин, увлеченно занялся борьбой с ее недостатками.

«Ты тогда чуть не сломала меня, – сказал Гоша ей через много лет.

Но Ксюша к этому времени уже знала, что битва была ему необходима. Что битва была формой его существования. Что побежденных и сдавшихся он не терпит, а уклоняющихся по разным причинам от сражения – по убеждению или из-за слабости – просто оставляет позади и скачет дальше, не останавливаясь и не оборачиваясь.

В первые годы их совместной жизни он часто, сам того не желая, разочаровывал ее. Её пугала и утомляла его чрезмерность, его готовность и терпимость. Спустя тридцать лет, они поменялись местами. Теперь она будила в нем неизбывное раздражение и разочарование. К своим пятидесяти с лишком она не сделалась ни важной фигурой в обществе, ни царицей по стати, на которой у каждого встречного невольно останавливается взгляд. Ее моложавость уже давно не вдохновляла его.

Впервые приступ неприязни и разочарования Гоша почувствовал намного раньше (очень давно) – года через три после свадьбы. В какой-то миг у него будто бы открылись глаза. Оказалось, что на свете есть красотки и поярче, и повиднее, и поинтереснее его жены.

Они, теперь уже втроем, вместе с маленьким сыном, сделали масштабное перемещение в пространстве, большой скачок в глубь страны, на восток, на Урал, в Пермь, Гошин родной город. Здесь у него была своя квартира, многочисленные друзья и подруги, старые связи и привязанности. Каждый уголок здесь был ему знаком и наполнен смыслом и переживаниями. Он окунулся в свою студенческую юность и обнаружил много забытых радостей.

Через полтора года после переезда у них родился второй ребенок. Ксюша после рождения дочери как-то вытянулась, поблекла, глаза ее сделались площе и тише. Она уже не воевала за свою независимость, не обижалась по любому поводу. Ребенок словно вытянул из нее излишки дурной энергии (силы), и она сделалась тише и мягче. Тайфуны, то и дело возникавшие в пространстве вокруг нее, поутихли, молнии почти иссякли, и Гоша вдруг очнулся, пробудился и заскучал. Штиль – не его стихия, как оказалось.

Он огляделся вокруг. Все находилось рядом: молодые, бойкие, полные жизни и радости и готовности к сопротивлению. Соседка, приятельница жены, пусть замужняя, но мила и легка неимоверно. Сначала Гоша, словно обретший вновь зрение, любовался издалека, удивлялся, восхищался, сравнивал свое поднадоевшее и чужое, блистающее яркими гранями, потом подпустил во взгляд огня, придал убедительности речам, обворожил, насколько было возможно. Говорить красиво он умел – умница и хитрец непревзойденный. Приятельницы жены, вхожие в дом, почуяли охотника, напряглись, засияли глазками, заблистали шерсткой.

«Я однолюб, – повторял Гоша, как мантру. – Одновременно не могу любить больше одной женщины»

Он не врал нисколько. Как только малое его чувство подросло и стало разбухать, как огненный шар, а в ответ на его искреннее восхищение разгорелся живой огонек чужой приязни, он напрочь охладел к своей жене. Все было честно: единовременно любить мог только одну женщину. К своей родной Ксюше он теперь чувствовал только все нарастающие раздражение и неприязнь. Да, черт ее дери, чего она здесь ходит в старом домашнем халате, несет всякую оторванную от жизни, романтическую чушь, когда есть рядом живое пламя, и Гоша чувствует его тепло.

А как невыносимо сладко нежиться в этом огне!

Гошино раздражение, бывшее оборотной стороной его когда-то пламенной любви, обладало силой немалой. Это как атомный реактор: и свет с теплом производит, но и губительное излучение рвется из него наружу. Ксюша вдруг хиреть и чахнуть начала. Там болит, здесь колит, здесь давит. Сама не понимала, откуда в двадцать семь лет у нее взялись такие болячки.

Ее мятущаяся душа с рождением второго, наоборот, улеглась, остепенилась, размякла. А тут такое! Ляльку соперницу она почувствовала сразу, вот только как с этим бороться, ума приложить не могла. Плакать? Ругаться? Стыдно! В ее представлении, отвергнутая жена вызывала только жалость и насмешку, а жалость по отношению к себе Ксюша не любила. Что ж она, убогая, что ли. Из советских книг, на которых выросла, она знала, что жалость– наихудшее чувство, унижающее достоинство человека. Вот и затихла Ксюша со своей болью. Никому не сказать. Ничего самой не сделать: двое маленьких детей на руках и муж, заглядывающий в чужой огород. Куда податься. Поехала на месяц в деревню, к родителям.

Гоше в это время тоже было непросто. Любовь к прекрасной кудрявой золотовласой Ляльке нарастала день ото дня, а Лялька тем временем занята была пустым. Муж ее, красавец-абхаз никак не мог пристроиться на достойную работу. В начале девяностых всех носило с места на место. Кто-то ваучерами торговал, кто-то жвачку и колу реализовывал, а остальные мечтали о работе. Денег не было. Лялька переживала, муж Ляльки злился, Гоша жег понапрасну любовный костер. Понапрасну? Да нет, оказалось, не напрасно. И с ее мужем Ляльки не напрасно вел разговоры о взбалмошных женщинах. Настал день, собрал Лялькин муж чемодан, и был таков – нечего женщине его мужское достоинство унижать. Вышел вон и не оглянулся. Уехал к родителям, в Абхазию. Даже маленький сын удержать не смог.

Понял Гоша, что судьба приподносит ему щедрый подарок за все его долготерпение и упорство.

«У меня всегда были самые красивые женщины, – хотел похвастаться он, но вслух не сказал. Только подумал.

Теперь он знал свою силу, знал, что его душевный огонь может творить чудеса, Расправил Гоша крылья, и полетел.

Ксюша, конечно, видела метания мужа, видела и страдала. Но сделать ничего не могла в своем положении: работы нет, дома своего нет, двое малышей на руках. Рассказать о своей беде никому не решалась. Поплакала Ксюша, а потом скрепилась – что делать, значит, придется так жить.

Гоша тоже страдал, ощущая абсолютную невозможность такого мироположения. С любимой женщиной соединиться на веки вечные или хоть на ближайшие несколько лет, он не мог, потому что женщина еще не покорена была окончательно, еще упиралась, как дикая кобыла. Да к тому же: была у него еще живая жена, пусть безынтересная, но которой обещал заботиться до самой смерти. И были еще дети, которых не любить не мог, и оставить не мог. Малы очень.

Это был первый случай Гошиного большого раздражения и нетерпения к Ксюше. Те, что случались раньше, связанные со ссорой или обидой, были короткими, как укол, а теперь нетерпение разрослось, а раздражение стало постоянным и непреодолимым. Развестись? Никак. Все ополчатся. И родители тоже. И детей потерять, своих, родных – на это он пойти не мог. Иногда он думал: «Вот бы Бог освободил меня!» Но в Бога он не верил, а уж в открытую костлявую призывать ему воспитание не позволяло, хотя и были иногда такие мысли, что греха таить.

Через пару лет все устаканилось. Или Ксюшу Бог уберег. Или Гошин верховный смотритель забеспокоился о его душе.

Родители Гоши, постарев, решили перебраться поближе к внукам, что-то построили, как жители крайнего севера, под бывшим Ленинградом, а к тому времени уже Петербургом, что-то продали, и Гошину пермскую квартиру, в том числе. В результате, оказалась Ксюша со своими двумя детьми и повзрослевшим романтиком Гошей прямо под боком у свекра и свекрови, стена к стене. Двери квартир в один коридорчик выходят,

Гоша уезжал из Перми со сложными чувствами. С Лялькой так и не сложилось – уж очень своенравная девица была, но и забыть такую королевишну было ох как непросто. Но уехал. Потом еще раз наведался в Пермь. Вернулся к Ксюше, до конца уверившись, что ничего не выйдет. К Ляльке к тому времени уже новый гражданский муж прибился.

Ксюша, понимая, с какой целью поехал Гоша в Пермь, день проплакала под экспрессивную музыку Вивальди. Поплакала и успокоилась, дав себе обещание, что больше никогда и ни одному мужчине не позволит она себя обидеть. Выходит, что совершил тогда Гоша преступление – убил в Ксюшиной душе доверие.

– А эта?! Дурная она, – сказал он много лет спустя Ксюше – видно с языка сорвалось, – Шальная. Один мужик у нее в постели лежит. Другой за столом сидит, о жизни своей рассказывает. А третий – в дверь стучится.

– А ты-то в это время где был? С какой позиции эту ситуацию обозревал? Из спальни? Или из гостиной? Каков был твой «взгляд изнутри»? – вдруг прямо в лоб с улыбкой спросила Ксюша,

И Гоша улыбнулся, ничуть не смутившись. Ксюшу он уже давно не жалел. Обманула она его. Сильно обманула. Наобещала когда-то своим гордым видом, много наобещала, больше, чем смогла дать. Улыбнулся Гоша и промолчал, чтобы лишнего не сказать, за что пришлось бы ему извиняться перед Ксюшей. Просить прощение он с детства не любил.

Не знал он тогда, что извиниться и прощать иногда очень даже полезно. Для всего полезно: и для души и для физического здоровья. Ведь, в сущности, как хорошо: извинился, простил и забыл, и грех с души, и хворь – с тела.

Ксюша эту науку в какой-то момент поняла и усвоила. И с тех пор стало ей жить полегче и повеселее. Не зря ее судьба учила. Не зря, видно, ее Гоша учил.

Улыбка бумажного змея

Вместо предисловия.                  .

– Согласись, это заманчиво – быть счастливым. Здоровье, благополучие, изобилие – вот он, джентльменский набор хорошо устроившегося в жизни человека. Так и хочется спросить: как ты докатился до жизни такой? И можно ли мне покатиться с тобой рядом? – Георгий смотрел на меня и улыбался.

«Что-то замышляет», – подумала я.

– Завидуешь что ли? – сказала я в тон мужу. – Хотя, если честно, мне тоже нравится. А прибавь ко всему этому богатству еще и любовь. Устоять невозможно.

– Любовь…любовь, – Гога покатал словечко во рту. – Нет, любовь убираем. Иначе исчезаетт спокойствие! – он помолчал. – Конечно, случается любовь необременительная – без обязательств и страстей, но таких случаев один на миллион. Обычно появляется раздолье для сомнений и переживаний. Где ж тут счастье?

– Насчет любви без обязательств ничего сказать не могу. Когда любовь необременительна для одной стороны, для другой она обычно получается слишком обременительной, – сказала я. – Но и совсем без любви никак. Для женщин. И для мужчин тоже. Если говорить о среднестатистическом мужчине в возрасте от прыщавого тинейджера до живого еще, пусть и древнего, старика. Ну, и о тебе, милый, конечно.

Гога замаслился довольным лицом.

– Хорошо, оставим, если уж тебе так хочется. В конце-концов, тяга к красоте – это не преступление, – Гога обожал эту тему.

– Значит, здоровье, благополучие, изобилие, любовь. – засмеялась я. – Чего-то еще не хватает! Я знаю! Для полного счастья недостает исполнения желаний!

– Ну, тебя понесло, мать. Желания тем и страшны, что имеют свойство исполняться. Так изрек мудрец.

– И меня это не пугает. Мы ведь достаточно разумны и опытны, чтобы своими мечтами не натворить бед, – сказала я легко.

Легкость моя была оценена.

– Узнаю, узнаю брата Колю, – произнес Гога любимую поговорку. – Все хотят взобраться на вершину и оседлать ее, не поцарапав при этом зад. Что только не делают! Уж тут все средства хороши! Забывают только, что все это – блуд и лукавство. Чтобы добраться до цели, нужно просто терпеливо идти к ней. То есть, труд и терпение, терпение и труд, моя дорогая.

– Фу, как скучно у вас! А полегче и побыстрее?

– Котят разводите, милочка,

– Но и удачу со счетов сбрасывать нельзя!

– Во-вот, с манящими вершинами, которые в народе по-простому называются желаниями, всегда так! Кто бы помог в осуществлении? – Гога ликовал. – Вообще, что ты имеешь в виду под словом «удача»? Ее восточную версию или западную? У китайцев, например, это трехсоставная субстанция. Во-первых, это место, где человек находится – земная составляющая. Потом внутреннее состояние человека, его поступки, его свободная воля. И третье – небесная удача – судьба человека, данная ему при рождении. Взаимодействие первого, второго и третьего, все вместе дает ту самую удачу, которую ты имеешь в виду. В западном понимании, удача – это волшебный пендель, которым некто придал твоему движению нужное направление и ускорение. Очень отличается, не так ли, от небесной китайской удачи?

– Пендель звучит более заманчиво. С трудом и терпением сложнее.

– Кто бы сомневался!

– Кстати, западный вариант удачи тоже работает. Проверено на себе. Есть люди, которые источают удачу, как цветы нектар. А есть и наоборот – отнимающие.

– Все зависит от отношения человека к тебе. Или добавит тебе энергии, или заберет. Или быстрее побежишь или поползешь после этого

– Ты серьезно так думаешь?

– Думай-не думай. Так оно и есть!

– И ты так можешь?

– Иногда случается. Под настроение,

Шутник!

– Почему же тогда так редко пользуешься своими способностями? Ведь так хочется полета! Легкости хочется! Махнула палочкой и опа-на – все получилось! Волшебства хочется! Раньше для этого люди даже к духам обращались. Почему нет? Задабривали их, просили, чтобы те направили реку жизни в нужное русло. Спрашивали совета, гадали. Разве не для этого? Вот тебе и волшебство, и отношение человека к нему.

– По поводу этих вещей ничего сказать не могу, потому что с духами, не знаком и ничего от них никогда не ждал.

– А вдруг то, что мы называем духами, это не изученные пока силы природы, ее часть, проявление ее законов, которые еще не открыты человеком? Известно ведь: чтобы улучшить работу сердца, нужно помассировать точки на ступне или потереть мизинец или сложить пальцы в определенную мудру? Мы этих связей не видим, но восточная медицина утверждает, что они есть. Вдруг и с удачей можно работать так же просто?

– А чтобы хорошо зарабатывать, если следовать твоей логике, необязательно работать, нужно просто поставить в офисе аквариум с золотыми рыбками.

– Одно не исключает другое.

– В любом случае, чтобы залезть на гору, нужно приложить усилия. Пойдешь ты наверх с золотыми рыбками или нет, напрячься придется.

– Но можно же найти более короткий путь. Или использовать подъемник.

Материалист Гога покачал головой. А я мобилизовалась. Меня чужие сомнения очень мотивируют. Это издержки моего воспитания – действовать наперекор. И я решила хотя бы попытаться поискать тот фуникулер, который понесет меня в гору.

Решившись на этот шаг, я в следующие несколько месяцев перелопатила горы литературы, послушала прорицателей, оздоровилась (надеюсь, что не наоборот) с помощью нескольких методик, попыталась приманить удачу и богатство. В результате, поняла одну вещь: все это – слишком длинные дороги к счастью, усеянные камнями, ловушками, ложными указаталями и замкнутыми лабиринтами. Не успеешь оглянуться – жизнь прошла, а ты все еще недостаточно богата, не всегда здорова и сияние твоего успеха не слепит соперников и не освещает путь единомышленникам.

Кроме того, подручные инструменты, используемые для магических изысканий, как правило, дороги, громоздки и не всегда соответствуют случаю. А каких нервных и финансовых затрат стоят визиты к магам и колдунам с горящими глазами и висящими на груди сушеными лапками несчастных животных. Приятельница с трудом избавилась от гадалкозависимости, выйдя из этих отношений с изрядно похудевшим кошельком.

Или взять карты Таро, и тома комментариев к ним – деньги потратил, раскинул и с дрожью ждешь, что тебе выпадет, вдруг гадость какая-нибудь, и ведь будешь верить, потому что так устроен человек: засядет слово в подвалах памяти, и уже не ты ему хозяин, а оно начинает заправлять твоей жизнью.

А гороскопы, в которых есть все возможные варианты будущего. Можно начать чтение Львом, закончить Водолеем, а потом весь день чувствовать себя Скорпионом.

Или модный фэн-шуй – тоже недешевое удовольствие. Если бы его требования ограничивались элементарными вещами, как-то: держать закрытым унитаз, чтобы положительная энергия дома не утекала вместе с водой в городскую канализацию, регулярно проветривать помещение и время от времени выкидывать ненужный хлам. Так нет же! Проверяй-перепроверяй по компасу место, где, в соответствии с древней китайской наукой, нужно поставить аквариум с рыбками, цветы, деревья с округлыми листьями, фотографии любимых, китайский «голос ветра», камин с живым огнем или фонтанчик. Попробуй-ка приобрести все необходимые амулеты, переставить мебель в квартире, как того требует древняя наука, вырубить или наоборот посадить дерево около порога, снести угол плохо стоящего соседнего дома, которое перекрывает свободное течение ци. А когда жить?

Выходило, Георгий был прав, и легче самому тащить на вершину горы карету своей жизни, чем долго и, возмжно, безуспешно искать волшебный подъемник.

Но хоть подсказочку-то дайте! Тропу помогите наметить, поставьте указатель на распутье!

В конце-концов, я нашла способ, проверенный временем и простой одновременно. В сущности, тот же гороскоп, но все объясняешь сам, потому что переведенный с китайского текст абсолютно иденферентен в любую сторону – зла или добра. Затрат материальных – ноль, временных – пять минут, а поле для раздумий открывается широчайшее, главное иметь положительный начальный посыл.

Как это делается? В трудную минуту берешь китайскую «Книгу перемен» – «Ицзин», достаешь из сумочки три монеты любого достоинства, кидаешь шесть раз и, в зависимости от сложившейся гексаграммы, становишься на этот день или любимцем фортуны со всеми вытекающими последствиями, или откладываешь важные дела до лучших времен, что тоже хорошо – отдохнуть иногда надо. Эти несложные манипуляции, дающие хорошие результаты «малой кровью», настраивают на веселый лад и, возможно, благодаря этому восстребованны и действенны.

Здесь, как в любой игре, существуют правила, но они необременительны:

Во-первых, не задавать древней китайской книге один и тот же вопрос дважды, даже если не удовлетворен полученным ответом. Во-вторых, не распыляться и за один сеанс не пытаться узнать все обо всем. Один вопрос – один ответ, а дальше – соображай сам. И, в-третьих, не расстраиваться, даже если выпадает одна из четырех худших – по китайским меркам – гексаграмм: 3, 29, 39 или 47 – на следующий день выпадет другая. Снаряд не попадает в одну воронку дважды, и неудачник сегодня, завтра ты можешь сделаться счастливейшим из смертных. Главное – верь.

Теперь я честенько улучала момент, чтобы определиться в жизни по древней китайской системе. Однажды, открыв в очередной раз тетрадку, в которую я заносила результаты общения с древним манускриптом, я обнаружила, что прошел ровно год с моего первого опыта. Даты шли в хронологическом порядке и отмечали один за другим дни сомнений. Так после тридцатого октября и соответствующему этому дню номеру гексаграммы, в тетради стояла дата – десятое ноября, потом третье декабря, двенадцатое декабря и т.д. Я открыла «Книгу перемен» прочитала, день за днем, как сложился для меня прошедший год в соответствии с занесенными в тетрадь номерами китайских рисунков. Всего восемьдесят одна гексаграмма и, соответственно, восемьдесят одна рекомендация. Так как в соответствии с «Ицзин» возможны всего шестьдесят четыре варианта гексаграмм, получалось, что в течение года некоторые картинки повторялись. Например, гексаграмма номер 36 встречалась в моей тетрадке три раза. Толкование ее гласило: «В настоящее время вам сопутствует удача, но не будьте слишком самонадеянны, ситуация может измениться. Действуйте обдуманно и предусмотрительно, не увлекайтесь любовными авантюрами. Со стороны вы производите впечатление баловня судьбы, и потому, вполне возможно, окружающие истолковывают ваши поступки превратно, но не тревожьтесь, в ближайшем будущем все встанет на свои места.

Желания ваши исполнятся. Будьте экономны».

Это было интересно. Теперь можно было писать роман или околонаучный трактат о своей жизни, сочетающий рекомендации и предостережения древних, собственные воспоминая и анализ совпадений и расхождений первого и второго. Это был бы некий эксперимент с прошлым. И я уже собралась было взяться за это интересное дело, но в последний момент остановилась.

Экспериментировать с собственной персоной, пусть даже с прошедшим отрезком своей жизни – дело небезопасное, подумала я, по той простой причине, что прошлое слишком близко стоит к настоящему и будущему и прочно связано и с тем, и с другим. И может и по носу щелкнуть за наглость, если что.

Для проведения подобного эксперимента нужно обладать немалым мужеством, и потому лучше изучать чужую жизнь и чужие пути достижения счастья, решила я, так спокойнее. Неважно, чья рука выкинет сегодня кости. Главное, что ты знаешь этого человека и можешь сопоставить результат эксперимента с его реальной жизнью.

Улыбка бумажного змея.

Гексаграмма номер 4. «Все вокруг вы видите, будто сквозь некую пелену, но она скоро спадет, и мир вновь обретет для вас ясность. Однако, поскольку в настоящее время нервы ваши сильно расшатаны, не принимайте скоропалительных решений. Если хотите добиться успеха, не пренебрегайте советами старших, вдумайтесь в них, скоро все изменится. Не унывайте, побольше времени уделяйте общению с детьми. Новые планы, новые проекты уже возникают, но даже близко нет новой любви. Сконцентрируйте волю на исполнение одного–единственного желания.»

Александру снился сон. Он выходит в столовую дома престарелых, необычайно просторную, освещенную голубым телевизионным светом, оглядывается и не узнает окружение. Обычно эта комната едва вмещает пятнадцать убогих стариков – маленькая, с двумя огромными окнами-витринами, которые неудобны и жарким летом, когда солнце в полдень само одуревает от зноя, и сырой зимой, плачущей дождями, выходит упругим шагом молодого человека и видит ее.

За окном – ночь большого города – не бархатно-черная, а ржаво-рыжая, разбавленная светом круглого желтого фонаря. Фонарь похож на полную луну на тонкой ножке, выросшую на синтетическом газоне. «Вечное полнолуние, – думает Александр, – оттого здесь хочется волком выть.».

В столовой висящий под потолком телевизор плюется словами давно забытого языка, а внизу – развалившись в пластиковом кресле, сидит она – его сладкая мучительница. Она сидит расслабленная, в полудреме. Ее глаза подернуты сонной негой. Полные губы не сомкнуты, и в голубоватом свете телеэкрана из-за них поблескивают ровные острые зубки хищницы. Большое, размякшее от жары тело. Ноги в плотно обтягивающих черных коротких лосинах закинуты на стол. В безвольно свисающей с подлокотника руке – тлеющая сигарета, хранящая отпечатки губ. Он подходит к ней вплотную, большой, здоровый, крепкий мужчина, возвышается над ней, такой маленькой, глупой, бестыжей женщиной. Она выныривает из дремы, видит его, и в глазах ее появляется обычная насмешка.

– 

Как ты донес сюда свои телеса, старый хрен, – говорит она, – И ведь смог же, посмотри-ка на него… Что же ты прикидываешься немощным днем? Тебе нравится, ездить на моем горбу? Или тебе чего-то хочется?.. Все еще хочется?.. – дальше она говорит совершенно непотребные вещи и протягивает руку для того, чтобы, как обычно, ущипнуть его за ставшее ненужным и причиняющим только боль место.

И тогда он неуловимым, стремительным, молодым движением легко перехватывает ее руку, срывает с кресла и толкает к столу. В первое мгновенье она пытается сопротивляться, бьет его в грудь свободной рукой, ругается непристойно. Она еще не понимает, что с ним, теперешним, шутить нельзя. Но минутой позже замирает, обмякает в его руках. Она привыкла подчиняться силе. Она любит силу. Он срывает с нее одежду и потом делает с нею все, что давно хотел сделать, о чем мечтал ночами, лежа без сна, наедине с болью и страхом в одинокой тишине этого жалкого пристанища для стариков, делает то, что делали тысячу раз – он знал и слышал это – с ней другие мужчины темными ночными часами. И она, как всегда, страстно и отчаянно кричит, даже не пытаясь сдерживаться, потому что абсолютно уверена в молчании девяти немощных старух и трех стариков, затаивших дыхание и превратившихся в слух в своих холодных постелях, и под ее крики вспоминающих молодость, которой, казалось уже, никогда не было. Как и много раз до этого, дом напрягся и ждал ее всесокрушающего финального крика, и в ватной тишине комнат слышалось только скрипучее и жадное лязганье челюстей полуживых старух и стариков, а воздух становился неоновым от тусклого блеска двенадцати пар глаз, затуманенных желанием.