Loe raamatut: «В любовной власти Фемиды»

Font:

Глава 1

– Аня, нам передали материал о продлении, – с этими словами ко мне обратился мой судья Сергей Сергеевич, распахивая дверь в мой кабинет.

– Фамилия? – коротко спросила я, не отрываясь от протокола судебного заседания, который я только что села писать после очередного процесса.

– Твой любимый Петров, – довольно улыбаясь ответил Сергей Сергеевич.

Он просто знал, что за этим последует. Готовясь к цирку, который я сейчас буду устраивать, он наливал себе кофе. Я, не торопясь, достаю свой мобильный телефон и начинаю искать до боли знакомую фамилию. От злости начинаю сжимать свою челюсть и мысленно посылаю его ко всем чертям. Нахожу контакт «следователь Петров», нажимаю кнопку вызов и сразу ставлю на громкую связь. Пока шли гудки, я продолжала печатать свой измученный протокол.

– Да, Анечка! Здравствуй, моя хорошая, – раздался голос Петрова из телефона.

– Петров, нечисть ты моя в погонах, я же тебя предупреждала, – я не сказала, я рыкнула, – ты специально в наше дежурство принес материал?

– Анечка, ну я же вас так люблю с Сергей Сергеевичем, – ласково продолжал Петров, пытаясь усмирить мой пыл.

– Засунь свою любовь в одно место, туда же и свой материал, – злобно сказала я.

– Я боюсь, что моя большая любовь и материал по продлению туда не влезут, – осторожно сказал Петров.

– Самолично запихну, – сказала я, стараясь вложить в слова всю свою злость. На том конце провода раздался смех.

Сергей Сергеевич Батлуков сидел и тихо хохотал над нашими «любезными отношениями».

– Ань, я правда не знал, что вы сегодня дежурите, такого больше не повторится… возможно, – сделав паузу, Петров продолжил, – но, как мне тогда еще увидеть своего любимого секретаря судебного заседания?

– Я работаю с семи часов утра до двенадцати часов ночи, без выходных, мог бы просто зайти, а не прибавлять мне работы, – устало сказала я, и мой гнев потихоньку уходил.

– Хорошо, – довольно ответил Петров, – кофе и шоколад?

– Кофе и шоколад, – я тяжело выдохнула и продолжила, – во сколько собираемся? Адвокат свободен?

– Да, все предупреждены и готовы к процессу. Когда вы можете? – любезничал Петров.

– Сейчас определимся, повиси немного, – сказала я Петрову и обратилась к своему судье, – Сергей Сергеевич, во сколько?

Было около трех часов дня, но мы с Сергей Сергеевичем были уже выжаты как лимоны. Мы провели три процесса по уголовным делам, с допросами свидетелей и подсудимых. Мою руку ломило от боли, сегодня пришлось слишком много писать и запоминать все, сказанное свидетелями. Обед, как всегда, мы пропустили.

– У нас есть ещё что-нибудь на сегодня? – так же устало спросил у меня судья, делая глоток кофе.

– У нас остался на сегодня только Русский, в четыре часа, – назвала я фамилию подсудимого, – пришла характеристика из Украины, адвокат уже забегал и сказал об этом, а также сегодня допрос подсудимого.

– Давай тогда перед ним, через полчаса сможет?

– Слышал? Через полчаса соберешь всех? – уже спокойно спросила я у Петрова, который всё это время находился на громкой связи.

– Да, соберу, – коротко сказал Петров и отключился.

– Тогда я курить и готовиться к процессу, – произнес судья. Я лишь кивнула – сил говорить уже не было.

Последние несколько недель мы практически жили на работе. Я судорожно писала протоколы судебных заседаний, а Сергей Сергеевич писал по ним и по материалам дела приговора. Мы были вымотанные, уставшие и немного злые. Синяки под глазами я не замазывала, а гордо несла их, как бы показывая, что в этом суде больше всех работаю только я.

Я работала уже второй год в федеральном районном суде и напрочь позабыла, что такое отдых, выходные и личная жизнь. Ранние вечерние прогулки я видела только из окна своего кабинета. Подруги, с которыми раньше мы были неразлучны, просто перестали мне звонить и приглашать на какие-либо мероприятия, потому что мой ответ всегда был одинаковый – работаю. Наши переписки обычно были очень короткими. Раз в две недели, они присылали короткое сообщение: «Ткачева, жива?», на что получали такой же короткий ответ: «Пока не сдохла».

Несмотря, на то, что мне иногда было невыносимо тяжело, я все-таки любила свою работу. Мне нравилось находиться в судебном процессе, нравилось слышать истории подсудимых и потерпевших – их печальные судьбы, нравилось чувствовать себя каким-то связующим звеном в этой цепочке правосудия.

Примерно через пятнадцать минут я услышала, как дверь в мой кабинет чуть-чуть приоткрылась. Я машинально повернула голову в её направлении и увидела щенячий взгляд своего старого знакомого следователя – Олега Петрова. Я прищурилась, изображая злой зырк, и крикнула:

– Кидай, – после мой команды в меня полетела шоколадка, которую я ловко поймала, – закрывай дверь.

Как только дверь закрылась, а Олег остался в коридоре дожидаться своей участи, я обрадовалась шоколадке, как маленький ребенок. Торопливо распечатав её, я жадно откусила приличный кусок и позвала Петрова:

– Заходи… безопасно.

Олег неуверенно открыл дверь. Убедившись, что я с довольной мордочкой поедаю шоколад, раскрыл полностью дверь и уверенно зашел.

– Анна Викторовна, добрый вечер, – он улыбался, как чеширский кот.

– Добрый он был бы без твоего материала, – фыркнула я, но тут же смягчила тон, – ну, рассказывай, кого арестовываешь.

– Ты не читала материал?

– Нет, его сразу забрал Сергей Сергеевич, проверяет сейчас наверное, – жуя шоколадку, ответила я.

– Обвиняемый три дня назад только освободился. Сидел двадцать лет. Решил он отпраздновать это дело со своими «корешами» на дачах. Когда пьянка закончилась, он ночью пошел домой пешком. Но у нас-то сейчас не май-месяц на дворе, а осень. И температура почти до нуля опустилась, а он без куртки. Короче, замерз мужик, – Петров сделал небольшую паузу.

– И? – не выдержала я его молчания.

– И… он проходил мимо АЗС, где остановились дальнобойщики. Этот дурак ничего лучше не придумал, как разбить окно одной из фур и украсть куртку. Дальнобойщик не стал бы писать заявление о краже, если бы в кармане этой куртки не остался телефон. Знаешь, что самое комичное?

– Нет, продолжай.

– Он его не собирался красть, просто не заметил. Ему нужна была только куртка, чтобы согреться. А ещё – мы бы его не нашли, если бы он, когда совершал преступление, не выронил свой паспорт. Вот так.

– Удача, явно не на его стороне, бедный, – мне действительно стало жалко этого мужчину.

Я отвернулась от Олега и задумчиво смотрела в окно. Снова пропускала историю через себя.

– Возможно, это и к лучшему. Пока он находился в тюрьме, его родственники продали его жилье и уехали. Поскольку связь они не поддерживали, он не знает, где они сейчас. Идти ему некуда, он бомж, – печально сказал Олег.

В этот момент что-то во мне надломилось, то ли от этой истории, то ли просто от усталости. Вот они – превратности судьбы. Многие, кто отсидел большое количество лет в колониях, не могут вернуться к нормальной, гражданской жизни. С ярлыком «зэк» они в обычной, мирной жизни не могут найти работу, общество их сторонится. В тюрьме же они кто-то, имеют свое имя, влияние, свое положение.

И вот снова история обычного человека, который отсидел двадцать лет и, освободившись, не может рассчитывать на нормальную жизнь. У него нет не только своего дома, у него даже нет одежды, чтобы пережить осень и зиму.

Что в этой ситуации лучше? Замерзнуть и умереть на улице или вернуться в колонию, где всё ему знакомо, и есть хотя бы своя кровать?

Мои размышления прервали участники процесса, которые уже были готовы начать судебное разбирательство.

Судебное заседание пролетело быстро. Прокурор и следователь, как обычно ходатайствовали о заключении под стражу обвиняемого, а адвокат, просил на избрать иную меру пресечения. Сергей Сергеевич всё-таки арестовал бывшего заключенного, поскольку оснований оставлять его на свободе не было. Я торопливо раздала всем участникам постановление об аресте и отпустила их. Олег только почему-то не спешил уходить. Прежде чем я побежала искать адвоката и прокурора, которые должны участвовать по уголовному делу в отношении Русского, он шепнул: «Я подожду тебя с процесса, покурим».

После того, как в зал судебного заседания конвой завел подсудимого, я пригласила прокурора и адвоката. Усевшись на свое обычное место, я ждала, когда дверь откроется и зайдет мужчина в черной мантии, неся под мышкой уголовное дело. Он почему-то всегда носил так уголовное дело, если она было в одном или двух томах.

– Дмитрий Александрович, – обратился подсудимый к своему защитнику, – Вы разговаривали с моей супругой?

– Да, – улыбнулся адвокат, – с ней и ребенком всё хорошо, через две недели, если раньше малыш не попросится, она поедет в роддом. Она сейчас живет со своими родителями, они ей помогают. Просила передать, чтобы ты за нее не переживал, она будет ждать и воспитывать ребенка.

– Передайте, пожалуйста, что я очень её люблю, – почти шепотом Русский сказал защитнику, но, казалось, что он говорит не ему, а своей возлюбленной. Его глаза налились слезами.

Мы все расплылись от его нежности.

– Встать! Суд идет! – как обычно сказала я, когда в дверях появился мой судья.

– Садитесь, – коротко сказал Сергей Сергеевич, пройдя на свое место.

Процесс начался.

В судебном заседании Батлуков всегда был сдержан, серьезен и внимателен. Мне нравилось наблюдать за той разницей, которая была между ним в процессе и в обычной жизни. В моем кабинете мы часто устраивали посиделки за чашечкой кофе после тяжелых процессов. Говорили обо всем, шутили и смеялись, стараясь не обсуждать судебные дела. Этот седовласый пожилой мужчина, с возрастными морщинами на лице и усталым от работы взглядом, стал мне как родной отец.

– Ваша Честь! Прошу приобщить к материалам дела характеристику по месту жительства на моего подсудимого, – вышла с ходатайством сторона защиты.

– Есть возражения? – спросил судья.

Возражений от сторон не поступило. Я встала из-за стола и, цокая каблуками, направилась к адвокату, чтобы забрать и передать документ судье. Сергей Сергеевич зачитал характеристику и приобщил её к материалам дела.

– Переходим к допросу подсудимого, – обратился судья к Русскому, – Вы будете давать показания или воспользуетесь статьей 51 Конституцией РФ, гласящей о том, что никто не обязан свидетельствовать против самого себя и своих близких?

– Я буду давать показания, – уверенно произнес подсудимый.

Судья зачитал ему права и предложил дать показания. Я же приготовилась записывать.

– Я всю жизнь прожил на Украине. У меня там была работа и молодая жена. Когда начались волнения из-за недовольства народом властью, предприятие, на котором я работал, закрылось. В то же время я узнал, что жена беременна, – он улыбнулся, как будто вспомнил день признания его жены. – После десятка провалов трудоустроиться, я принял решение – приехать в Россию, чтобы заработать немного денег. У моей жены тяжело проходила беременность, поэтому она уволилась, пытаясь сохранить ребенка.

Русский говорил спокойно, но в его голосе чувствовалась печаль, отягощенная виной за свое преступление. – Уже в Москве я нашел объявление о вакансии курьера. Я позвонил, узнал, сколько будут платить и остальные условия. Денег предложили много, что меня очень обрадовало, потому что мне нужно было хоть что-то отправить домой, – он тяжело вздохнул, но продолжил. – На следующий день, я встретился с молодым человеком, который пояснил, что мне просто нужно перевозить вещи с одного место в другое. Также попросил мой паспорт, чтобы составить трудовой договор. Я, не задумываясь, ему отдал. Он дал мне сотовый телефон, пояснив, что завтра на него придет мой первый заказ.

– А молодой человек сказал, что именно вы будете перевозить? – задал уточняющий вопрос защитник.

– Нет, он просто сказал, что разные вещи, – ответил ему Русский.

– А аванс он вам давал?

– Да, мне сразу передали пятьдесят тысяч рублей.

– Что было дальше?

– На следующий день, на рабочий мобильный телефон пришли координаты места, откуда я должен был забрать товар. Я поспешно собрался и поехал. Примерно через час я добрался до места. Я позвонил и спросил, куда дальше мне идти, на что меня проинструктировали, что рядом с домом, около которого я стоял, есть лесополоса, туда мне и надо пройти. Так он вел меня до дерева, около которого лежал черный пакет. Когда я открыл его, в нем находились два небольших свёртка и билет в другой город на мое имя. Русский ненадолго замолчал.

– И тут я понял, что это за небольшие пакетики – наркотики. Мне нужно было их перевести в другой город. За это мне обещали заплатить сто тысяч рублей. У меня уже не было другого выбора, как везти их.

«У тебя был выбор. Не ври себе. Ты мог сразу обратиться в полицию, но не стал. Ты пожелал легких денег», – прозвучал монолог в моей голове.

– Вы сели на автобус и поехали в другой город? – задал вопрос адвокат, видя, что его подзащитный замолчал, погруженный в свои мысли.

– Да, я сел и поехал. Когда, мы проехали половину пути, на посту ДПС сотрудники полиции досмотрели автобус и нашли у меня наркотики.

Закончив свой диалог, стороны задали несколько уточняющих вопросов и перешли к прению сторон. Первым выступал прокурор. Он предложил назначить подсудимому максимальный срок согласно статье, по которой он обвинялся, – 15 лет. Услышав, какой срок запросил прокурор, Русский схватился за голову и заплакал. Как выступал его защитник, он не слышал, только его тихие всхлипы доносились до меня. От участия в прениях сторон подсудимый отказался.

Судебное заседание после этого мы отложили для того, чтобы подсудимый подготовился к последнему слову.

Со второго этажа, где находился зал судебного заседания, до своего кабинета я шла долго. Посмотрела на время – было уже семь часов. Обессиленная, я брела без каких-либо мыслей. Я была опустошена. Из этого состояния меня вывел Олег, который топтался около моего кабинета. Я устало улыбнулась.

– Петров, вместо того чтобы оббивать пороги моего кабинета, ты бы лучше домой к жене поехал, – увидев меня, Петров стал улыбаться, – она скоро тебя выгонит… и будет права.

– Не выгонит, – задорно ответил Олег, ожидая, когда я открою кабинет и приглашу войти. – Она сейчас у родителей, просила забрать её в восемь, скоро поеду. Пойдем, покурим.

– Пойдем, – я медленно достала пачку сигарет и направилась к выходу. Олег догнал меня и по-братски обнял за плечи.

На улице уже было темно. Я жадно вдохнула холодный воздух, который мне был так необходим после дня заточения на работе.

Мы стояли с Петровым, прижавшись друг к другу плечами, как воробушки на морозе, теснясь, ищут тепла. Только мы не искали тепло, мы искали понимания и поддержки. Кто не работал в государственных органах, тот не поймет нас. Как порой невыносимо тяжело дается эта работа и физически, и морально. Я понимала его, а он меня. Мы были просто друзья, и ничего более.

В голове на скорости проносился сегодняшний день. «15 лет» – повторяла я себе. Пятнадцать лет заточения, пятнадцать лет он не увидит своего ребенка – ни его первые шаги, ни первое слово, ни как он пойдет в первый класс. Выдержит ли жена? Не знаю. Но чем его заточение отличается сейчас от моего? Вот уже два года я самоотверженно работаю, но совершенно не вижу жизни. Все проходит мимо меня, все меня забывают, потому что мне всё время некогда жить, я сижу в процессах и печатаю протоколы.

Устала. Я очень сильно устала.

Делая очередную затяжку сигареты, я не смогла скрыть от Олега, как мой подбородок предательски задрожал. Я всеми силами пыталась сдерживать свои слезы, но, когда Петров молча меня развернул и прижал, я сдалась. Я ревела. Я отпустила себя и ждала, когда вся моя боль выйдет через слезы. Причину этих внезапных слез я даже не могла понять, просто в моей голове несся поток отрывков фраз: «Устала, устала, устала… не могу больше. Мне больно, обидно… за себя, за них, за жизнь… за их выбор, за их глупость… в моей жизни сейчас нет ничего: ни любви, ни прежней дружбы, ни родных, только эта работа, на которую я себя обрекла. Я добровольно приговорила себя к тюремному заключению в федеральном районном суде…»

– Ты просто устала, – успокаивал меня Петров, – сколько ты уже так работаешь?

Олег не спрашивал, когда последний раз у меня был выходной или же когда я уходила с работы раньше десяти часов вечера. Он сам всё прекрасно знал.

– Не помню, – сказала я, а по щекам всё также струились слезы.

– Собирайся и езжай домой. Тебе просто нужна горячая ванна и хороший сон, – вытирая мои слезы, сказал Олег.

Я молча кивнула и пошла собираться.

Глава 2

После того вечера, когда я рыдала на груди Олега, я старалась уходить с работы раньше. Я понимала, что мне нужна передышка, иначе я не выдержу и напишу заявление об увольнении, которое, кстати, было готово, только дату нужно было поменять. С этой работы я уже неоднократно порывалась уволиться, но каждый раз не решалась. Бешеная нагрузка, человеческие страдания и моя ответственность огромных масштабов делали свое дело.

Несколько дней подряд я делала только очень срочные дела и бежала домой отдохнуть. Но мой отдых заключался только в том, что я не находилась в суде. Мыслями я была там: составляла в голове бесконечные списки, анализировала дела, вспоминала процессы, оповещала участников процесса и писала протоколы. Наверное, только это мне помогало справиться с чувством вины за то, что сейчас я не на работе, а дома. Я даже умудрилась проснуться ночью, вспомнив, что не сделала срочный этап на подсудимых. Мой мозг не отдыхал даже во время сна.

И вот наступила пятница.

– Судебное заседание, по ходатайству адвоката, откладывается на…, – в этот момент я уже перестала слушать своего судью. Это был последний процесс на сегодня, и этому я была безумно рада.

Каждую пятницу не только я, но и остальные работники стараются сразу уходить домой после окончания рабочего дня. К концу недели все выжаты изнуряющей неделей. И уходят они со спокойным сердцем, поскольку знают, что впереди рабочие выходные и можно доделать все дела, накопившиеся в течение недели, а порой и двух-трех недель.

До конца рабочего дня оставалось пятнадцать минут. Мы с Сергеем Сергеевичем вышли из процесса и сразу направились в мой кабинет. По традиции у нас – чашечка кофе, сигарета, глубокий выдох и сборы домой.

Первому я сварила кофе Сергею Сергеевичу, а затем принялась варить себе. Про себя ещё раз поблагодарила Батлукова, что он купил нам кофемашину.

– Аня, – делая глоток кофе, начал Батлуков, – завтра я не приеду, у меня у сына соревнования на весь день. Наверное, в воскресенье буду.

– Хорошо, я как раз спокойно подготовлю дела, чтобы вы просмотрели и подписали их, – сказала я, пока готовила кофе себе, – ну что, на перекур…

Не успела я договорить предложение, как дверь в мой кабинет открылась и влетела возбужденная Мария. Она была секретарем судебного заседания у другого судьи. Это темно-русая стройная красотка, но про себя я называла её «манхэттенской стервой». Мария всегда прекрасно выглядела: чистая кожа, ухоженные руки и волосы, всегда при макияже, и самое главное, ни грамма усталости на лице. На моем же было тонны две. Про неё я всегда говорила – «где залезешь, там и слезешь». Она была дочерью какого-то судьи, поэтому половину её работы отдали помощнику судьи без рода и связей.

– Ань, что делать? Там один жулик не хочет подписывать эти чертовы расписки! – выпалила Мария. Глаза безумные, ноздри раздуваются – прям любо дорого на неё такую смотреть.

– Ну, во-первых, не жулик, а обвиняемый, – начала я, – во-вторых, может ты ему просто не объяснила, что за документ ты просишь подписать?

Мария, никогда не рассматривающая уголовные дела, считала всех людей, в отношении которых возбуждены уголовные дела, какими-то грязными отбросами общества. Меня это жутко бесило. Если бы только она была такая одна… Но таких было много. Переубедить всех я не могла.

– Я всё ему объяснила, – резко ответила она, но увидев моего судью, который мирно попивал кофе, сменила тон. Хоть что-то её могло остановить от словесного поноса. – Что делать-то в таких ситуациях?

Следом за Марией в мой кабинет зашел полицейский Иван, который как раз осуществлял конвоирование этого обвиняемого. Он вечно бегал за Марией, и от всех нас не укрылось, что она ему очень нравится.

– Машенька, успокойся, сейчас Аня поможет, – Иван сказал это так сладко, что я невольно натянула улыбку.

– Вань, кто там у них? И что за расписку он не хочет подписывать? – как обычно, в своей манере спросила я. Эти ребята за два года стали мне уже как родные, мы не раз друг друга выручали. Я понимала, что от Машки я ничего внятного не узнаю, поэтому сразу обратилась к нему.

– Осипов, вы его как-то уже продлевали, – ответил Иван.

– Взрослый, такой седовласый мужик, он еще в мошенничестве обвиняется? – уточнила я.

– Да, – подтвердил Иван.

– Господи, Аня, как ты их всех помнишь?! – спросил Сергей Сергеевич. Он не переставал удивляться, как я запоминаю всех подсудимых и статьи, по которым они обвинялись.

– Сама не знаю, Сергей Сергеевич, – я лишь пожала плечами, – я не помню, что ела вчера, но помню все дела, которые находятся у нас в производстве и которые мы уже рассмотрели.

– У тебя мозг отдыхает вообще? – спросил судья, на что я лишь отрицательно помотала головой. Он тяжело вздохнул и продолжил, – ладно, я поехал домой, сегодня, как я понимаю, мы с тобой без перекура.

Попрощавшись с судьей, я посмотрела на свою кружку с кофе и вздохнула, понимая, что спокойно я кофе так и не попью. Взяв её и прихватив одноразовый пластиковый стаканчик, я направилась в зал судебного заседания. По дороге уточнила имя и отчество обвиняемого Осипова.

Я знала об этом мужчине только одно: Осипов был взрослым, состоятельным бизнесменом, который привлекался к уголовной ответственности впервые. Обстоятельств дела не знала, поскольку еще шло расследование, но это дело было связано с его махинациями. Осипов пытался обманным путем заработать себе на жизнь. Я его не оправдывала – он нарушил закон, но никогда не позволяла себе относиться к нему надменно, что, скорее всего, сделала Мария. Это она умела лучше всего.

Остановившись в дверях зала судебного заседания, я окинула взглядом всех, кто там находился. После оглашения судьей постановления остались адвокат, следователь, сам Осипов и конвой. Я натянула улыбку.

– Петр Сергеевич, какими судьбами? – обратилась я к Осипову. – Вас опять следователь Трубин мучает?

– Анечка…, – с улыбкой произнес Осипов, увидев меня, но тут же исправился, – Анна Викторовна, как я рад вас видеть!

Я неторопливо подошла к клетке, в которой он находился, параллельно здороваясь с остальными:

– Петр Сергеевич, может кофейку, если конвой разрешит… только что сварила, – я перевела свой взгляд на ребят, показывая пластиковый стаканчик, они лишь удовлетворенно кивнули. – Это будет, нашим маленьким секретом, мы об этом никому не расскажем, да, Петр Сергеевич?

– Конечно, Анна Викторовна, – довольно сказал Осипов и потянулся за стаканчиком с кофе, который я ему передавала.

– Как дела? Вас никто не обижает? – со всей любезностью спросила я.

– Нет, все хорошо, – смакуя кофе, сказал Осипов.

Я понимала, что человек, создавший собственный бизнес, который приносил ему приличный заработок, точно качественный кофе. Сейчас же, находясь под стражей, он должен очень обрадоваться хорошему зерновому напитку.

То, что он не хотел подписывать расписки, говорило не о его прихоти, а, скорее, о том, что он пытался сохранить хоть каплю собственного достоинства. Зная Марию, я понимала, что она слишком надменно вела себя, пытаясь за счет обвиняемого повысить свою значимость. Я прямо представила его мысли в тот момент, когда она швыряла ему документы: «Да, что это пигалица возомнила о себе!» От этой мысли я взглянула на Машку и ухмыльнулась.

– Петр Сергеевич, я к вам по делу, – начала я в то время, когда он допивал кофе. – Нам с Вами нужно заполнить кое-какие документы.

Я забрала расписки у Маши и передала их Осипову. Приподняв бровь, он сначала посмотрел на Марию, потом на меня. Взяв документы в руки, он расплылся в улыбке:

– Конечно, Анна Викторовна, сейчас все заполню, – и посмотрел на Марию.

Это был не просто взгляд, он как будто говорил: «Вот как надо, учись!». В тот момент я еле сдержала смех. На самом деле это были обычные расписки с разъяснением его прав, о получении постановления, о продлении его содержания под стражей, пока идет следствие. Но Осипов решил не останавливаться на достигнутом. Раз взялся учить, то надо учить хорошо – это была бегущая строка по его лбу:

– Анна Викторовна, я видел в СИЗО Гиса, он передавал вам огромный привет и благодарность за хорошее отношение. Ни он ни я не были уверены, что встретим Вас, но, наверное, это судьба, – довольно произнес Осипов, отдавая мне документы.

– Если увидите его, то передайте, что я желаю ему скорейшего освобождения и возвращения к нормальной жизни, – спокойно сказала я, – если еще раз попадет в стены суда, дадим ему максимальный срок.

– Сурово, – улыбался Осипов.

– А как по-другому? Воспитание – это дело такое, – улыбалась я, – я просто хочу, чтобы он мирно жил.

Осипов лишь понимающе кивнул.

Все те, кто попадают за решетку, начинают ценить свою свободу. Только тогда они понимают, что она не стоит всех тех денег, которые они так старались заработать нечестным путем. Осознание приходит моментально, но свою прежнюю жизнь уже не вернешь.

Попрощавшись со всеми, я вышла из зала судебного заседания. Благодарности от Марии я так и не дождалась, но меня особо это и не заботило. Переживала я за другое – что она может об этом рассказать другим. И тогда мне влетит за несоблюдение субординации с обвиняемым. Но я тут же оправдала себя: «Если бы я не пошла на хитрость, он бы не подписал эти расписки. А если бы он обжаловал постановление, и в Областной суд ушел бы этот материал без этих документов, то по шапке получил бы весь суд. Так что я молодец!»

Довольная собой, перед тем, как направиться домой, я посмотрела на себя в зеркало. Передо мной отражалась молодая девушка с длинными черными волосами и усталыми зелеными глазами. На мне, кроме туши, не было никакого макияжа, просто потому, что краситься утром не было сил. Бледно-серый цвет кожи и синяки под глазами выдавали мои бессонные ночи.

– Анна Викторовна, – обратилась я сама к себе в отражении, – если бы ты хоть чуть-чуть больше спала и заботилась о себе, конвой бы тоже бегал за тобой, – я задумалась, разглядывая себя. – Надо как-то приводить себя в порядок… может, каре себе отрезать? Может, тогда за мной кто-нибудь начнет бегать?

С этими мыслями я не расставалась до того момента, пока не приехала домой. И, полная решимости выкроить себе время для своего преображения, после того, как хорошо поработать в субботу и воскресенье, я уснула.

Я любила работать по выходным. В эти дни я снимала с себя судебную форму, надевала самую удобную для себя одежду и делала небрежный пучок. Для меня было полной идиллией остаться в своем кабинете одной, с уголовными делами и громкой музыкой. Меня никто не отвлекал, не врывался в кабинет – только я и юридические документы, сшитые в тома.

Суббота пролетела очень быстро. У меня был нужный настрой и желание расквитаться с некоторыми уголовными делами. Чтобы работать быстро и сосредоточенно, я специально отключила мобильный телефон, не желая отвлекаться. За последние несколько недель мы закончили рассматривать пять крупных дел, среди которых было убийство, изнасилование, разбой и наркотики. Пока я проверяла и перечитывала эти дела, я снова мысленно возвращалась в судебный процесс. Когда я вспоминала некоторые допросы потерпевших, свидетелей и подсудимых, мне становилось не по себе. Хотя я уже не первый год вижу зверства людей, но так и не могу в это поверить. Чтó заставляет человека быть настолько жестоким и не ценить человеческую жизнь? Эти вопросы никак не укладывались у меня в голове. Наверное, я просто воспитана по-другому и в других условиях.

На часах было около восьми часов вечера. Сегодня я сделала даже больше чем планировала, чему была очень рада. Это означало, что завтра я приеду совсем ненадолго. Выключив компьютер, я была готова ехать домой, как вдруг в мой кабинет зашел судья с пачкой уголовных дел в придачу.

– Сергей Сергеевич, вы чего тут делаете? Вы же сказали, что сегодня не приедете? – удивленно спросила я, даже поздороваться забыла.

– Да, у меня появились дела на первую половину воскресенья, так что я решил ненадолго приехать сегодня, чтобы хоть что-нибудь сделать, – сказал он, положив мне на стол новые папки. – Вот, решил работы тебе подкинуть.

Я демонстративно взвыла и с грохотом уронила свою голову на стол.

– Это новые? – спросила я, подняв голову.

– Да, – улыбался судья (его всегда веселила моя реакция на прибавление работы), – снова нам подсунули дерьмовые дела.

– Что на этот раз? – спокойно ответила я.

– Два дела по убийству.

– Есть дела, на которые стоит обратить внимание?

– Да, посмотри дело Хлудина, – Сергей Сергеевич начал искать нужное уголовное дело. – Написано оно хорошо, но чувствую подвох… с ним что-то не так.

Слова Сергея Сергеевича, значили лишь одно: я должна досконально изучить это уголовное дело и быть готовой к любым поворотам судебного заседания. Внутреннее чутьё Батлукова еще никогда не подводило.

– А что именно Вас смутило? – открыв дело, спросила я.

– Мотив, – ответил Сергей Сергеевич. – Написано только – неприязненное отношение. Понимаешь, что это значит?

– Да, или это человек психически болен, или же он или следствие не написали настоящей причины его убийства, – задумчиво ответила я.

– Именно. Когда выйдем в процесс, увидим, сумасшедший он или же что-то скрывает, – судья устало выдохнул. – Теперь я домой, и ты тоже езжай.

– Да, сейчас тоже поеду, – сказала я вслед уходящему судье и начала листать уголовное дело.

Я смогла уйти лишь в двенадцать часов ночи. Дело Хлудина меня не отпускало – я пыталась понять, что же случилось на самом деле.