Loe raamatut: «Записки ветеринарного врача из приюта»

© Анна Епифанцева, 2023

ISBN 978-5-0059-4603-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Анна Епифанцева
ЗАПИСКИ ВЕТЕРИНАРНОГО ВРАЧА
ИЗ ПРИЮТА

Предисловие

Однажды жарким летним днём две тысячи десятого года я попала на мероприятие, организованное приютом для бездомных животных. Там проводили конкурсы собак – выбирали самую послушную, самую красивую, самую быструю и ловкую. Испытания несерьёзные, с участием детей, волонтёров и собак из приюта.

Я просила, чем могу помочь, и когда волонтёры узнали, что я ветеринарный врач, сказали, что им нужна стерилизация кошек. Я согласилась. В то время у меня была своя ветеринарная клиника; я забирала из приюта по одной кошке, оперировала и возвращала обратно. А потом оставила бизнес и перешла работать в приют. Оборудовала небольшой веткабинет и все процедуры проводила уже на месте, никуда не уезжая. Не успела оглянуться, как прошло больше десяти лет.

Признаюсь, несколько раз я порывалась уйти из приюта, бросить всё куда подальше и бежать, не оглядываясь, со всех ног. Я могла бы найти себе другую работу – более чистую, в престижной клинике, без ежедневной нервотрёпки, быть уважаемым врачом. Я даже совершала несколько таких попыток. Но почему-то каждый раз упорно возвращалась сюда, в приют к бездомным кошкам и собакам.

Почему это происходит, я сказать не могу. Но что-то тянет вернуться. Пусть здесь много трудностей, много боли и страданий, особенно когда понимаешь, что не можешь в этих условиях полноценно помочь тем, кто в этом нуждается.

Бывают и эмоциональные срывы, куда же без них. Периодически требуется сделать перерыв, поставить жизнь на паузу, чтобы выдохнуть, провести перезагрузку, набраться сил жить и работать дальше. Профессия врача опасна нервным напряжением, а работа ветеринарным врачом в приюте несёт двойную нагрузку.

Кто-то расслабляется с помощью алкоголя, кто-то впадает в депрессию. Я же решила поделиться с вами тем, с чем сталкиваюсь регулярно в своей работе. Не волнуйтесь: слишком страшные сцены из своей практики я в книгу не включила, решила поберечь ваше психическое здоровье. Но даже то, что оставила, может оказать на неподготовленного читателя сильное воздействие.

Поэтому предупреждаю сразу: эта книга не для всех. Если вы очень эмоциональны и впечатлительны, если не переносите запаха и вида крови, если вас корёжит от описания лечебных манипуляций и оперативных вмешательств, если вам неприятно видеть на страницах книги названия внутренних органов, то лучше отложите мои рассказы и почитайте другую литературу, поберегите себя. А если вы смелый человек и не боитесь посмотреть на работу ветеринарного врача моими глазами, то присоединяйтесь – я вам многое покажу и расскажу.

Некоторые вопросы в этой книге останутся без ответа. Может быть, именно вы сможете помочь бездомным животным? Тогда я буду очень рада, от того что писала всё это не зря.

Ну что же, начнём? Вы готовы? Тогда поехали.

Глава первая

ВЕТВРАЧ В ПРИЮТЕ

Мечта с двойным дном

В профессиональной среде принято считать, что в приютах работают практиканты, которым надо набить руку на бездомных кошках и собаках, потренироваться на том, кого не очень жалко, – а потом, набравшись опыта, можно смело идти в приличную ветеринарную клинику. Есть и другая версия: в приют приходят врачи, которые не могут найти себе достойную работу, спившиеся бездари. Это всё неправда.

Я, например, обычный ветеринарный врач широкого профиля. Иногда вношу существенные поправки в назначения коллег из клиник. Более того, сама успела поработать в разных ветеринарных клиниках, пока жизнь не привела меня в приют.

Впрочем, я прекрасно понимаю, что далеко не каждый врач хотел бы очутиться на моём месте. Все рвутся в престижные крупные ветклиники, где созданы условия для качественной и полноценной работы. Там, в отличие от приюта, всегда чисто, работают целые бригады врачей, есть современное оборудование для диагностики, операций и реабилитации животных.

Но мне ближе другое. Я иногда сама себе напоминаю доктора Айболита, который помогает животным в не самых подходящих условиях и при этом делает для них всё, что в его силах.

В обычной ветеринарной клинике львиную долю рабочего времени врач посвящает общению с владельцами. Надо выяснить, что случилось с животным, убедить провести необходимые исследования, обосновать назначения, рассказать, что и как делать дома. Часто приходится на пальцах объяснять, как дать таблетку, как набрать нужное количество лекарства, как сделать укол. А самое главное и трудное – это объяснить хозяину кошки или собаки, что волшебных таблеток не бывает, что нужен курс лечения и что врач – это не господь бог, он не может гарантировать выздоровления. Что хорошие препараты дорогие и подешевле никак, и что да, нужно еще раз прийти в ветклинику на повторный осмотр. А потом врачу приходится выслушивать причитания владельца: как сейчас всё дорого, и что эти животные забирают последние деньги, и что ему самому, бедолаге, скоро есть будет нечего.

В приюте, несмотря на сложности оказания квалифицированной лечебной помощи, для меня есть одно огромное преимущество: здесь я могу полностью посвятить себя работе с животными, ради чего я и выбрала эту профессию.

Но всё не так просто, и моя работа мечты оказалась с двойным дном. Что мне мешает наслаждаться своей деятельностью? Об этом вы узнаете из дальнейших рассказов, а сейчас я скажу лишь так.

Представьте себе, что вы любите детей. И не только своих, а вообще всех детей. А уж малышей ну просто обожаете. Вы умеете с ними обращаться, знаете их потребности и проблемы, понимаете их эмоции. Представили? Отлично!

А теперь представьте, что вы пошли работать в детский дом или в дом малютки, где находятся брошенные детки. Самые несчастные в мире малыши. Они отчаянно нуждаются в контакте со взрослым, в заботе, в помощи, в том, чтобы их брали на ручки, успокаивали, качали, нянчили. А в детском доме одна нянечка на тридцать детишек. Она физически не может взять каждого из них на руки, даже если очень захочет. И несчастные маленькие человечки уже не плачут, потому что поняли, что бесполезно. Они сами себя обнимают, сами себя баюкают, мерно раскачиваясь из стороны в сторону.

Как долго вы смогли бы проработать в таком месте? Нет, точнее, вопрос в другом: как быстро вы бы убежали из этого места, чтобы не сойти с ума от жалости к малышам, от невозможности ничем им помочь?

Для меня детский дом – это средоточие боли и отчаяния. А приют для животных – некое подобие детского дома. Собакам и кошкам здесь живётся очень непросто по самым разным причинам, и главная из них та, что у животного нет хозяина. Нет значимого для него взрослого человека, рядом с которым собака или кошка будет чувствовать себя в безопасности. И это порождает множество проблем.

А я люблю собак и кошек. И мне просто их жалко. И я каждый день вижу, как им бывает тяжело, но ничем помочь не могу. Находиться в этом эпицентре страданий трудно; особенно долго, без перерыва. Вот я иногда и убегаю на месяц. Выдохну, приду в себя и снова возвращаюсь на свою работу мечты.

Наш приют

Приют, в котором я работаю, негосударственный. Его организовали зоозащитники. Собрались вместе пятеро неравнодушных людей и зарегистрировали некоммерческую организацию. Взяли в аренду никому не нужный кусок земли с заброшенным домиком, провели свет и воду, а на территории построили несколько вольеров.

Если раньше подобранных на улице собак и кошек держали по домам, то теперь всех бездомных животных стали привозить сюда, в приют. Всё начиналось буквально с нескольких собак. Постепенно поголовье росло, и теперь у нас на попечении пятьдесят кошек и около двух сотен собак. Цифры неточные: кого-то получается пристроить в новый дом, а с улицы поступают новые бродяги.

Порой мне кажется, что наш приют как мировой фондовый рынок: что бы ни происходило, он постоянно и неуклонно растёт.

Перед нашей организацией всегда стоят две огромные и неразрешимые проблемы: где найти место для новой собаки и где взять денег на это безразмерное хозяйство. Сами мы не имеем права зарабатывать, и у нас нет постоянного спонсора, который покрывал бы все наши затраты. Поэтому приют постоянно с протянутой рукой и на краю полного банкротства. Иногда бывает буквально нечем кормить собак. Нет денег, чтобы купить корм. Но всегда каким-то чудом удаётся выйти из опасного положения. Проводятся сборы через интернет, неравнодушные люди скидываются, кто сколько может, и животные не голодают.

***

Территория приюта поделена на две части. Одна половина занята вольерами, где живут по две-три собаки. Внутри вольерного круга есть маленький дворик, куда собак выпускают погулять раз в день. Вторая половина разделена бетонными стенами на квадраты, в каждом по четыре-пять собак. Они постоянно бегают по своему закутку, а при желании заходят погреться и поспать в будку. Но будок мало, и на каждую собаку не хватает личного маленького домика. В больших будках собаки могут уместиться по двое, но тут кто первый занял территорию, тот её и охраняет – не хочет делить «жилплощадь» с посторонними. Это приводит к постоянным стычкам, иногда очень кровавым.

Когда-то наш приют владел большим незастроенным участком. Там обитали самые вольнолюбивые наши собаки. Весь день они гуляли по территории, а вечером их запирали в вагончиках. Потом мы переехали, и собачьей вольнице настал конец. А жаль: если бы не тот пустырь, Блэк или Джой, например, не выжили бы в приюте. Но о них речь впереди.

***

Кошки, как более нежные создания, содержатся в доме. В их распоряжении две комнаты: одна для взрослых здоровых кошек, другая для котят, а в третьей, под названием карантин, живут в клетках недавно поступившие: они проходят обследование, вакцинацию, обработку против блох, клещей и внутренних паразитов. Все больные кошки находятся в изоляторе.

Для животных приют – временный дом. Они здесь до тех пор, пока не придёт хозяин и не заберёт их. Вот только шанс дождаться выпадает немногим.

***

Лай не смолкает ни на минуту. Стоит одной собаке подать голос, как возникает цепная реакция – и вот уже орут на все лады добрые две сотни глоток. От этого шума не спрятаться и не скрыться, от него буквально никуда не денешься. Выжить в таком дурдоме и не сойти с ума сложно.

Добавьте к этому частые драки. Особенно тяжело приходится обитателям вольеров и будок – животные ведь не обязаны ладить друг с другом. К тому же собаки любят копать норы, да и в чужие лезут с удовольствием. А потом делят логово, выясняя, у кого на него больше прав. Некоторые совершают подкопы в соседние загоны и ходят в гости. Но если новичков там не ждут, то бьются жестоко, нанося серьёзные травмы и калеча друг друга.

Отсутствие нормальных прогулок. Крошечный дворик переполнен запахами множества собак – больших и маленьких, сильных и слабых, а главное – чужих и незнакомых. Тут невозможно как следует побегать, а ещё ведь надо найти укромное местечко, чтобы сходить в туалет. Новые условия жизни, непривычная еда, холод зимой и жара летом. Постоянное мельтешение незнакомых людей, которые часто меняются, к которым невозможно привыкнуть. И при этом безумно, до одури скучно!

Соедините всё это, и вы поймете, почему в приюте не бывает спокойных животных. От постоянного стресса у них меняется поведение. Кто-то становится неуравновешенным, другие заболевают, у третьих появляется стереотипия – собака совершает одни и те же бесцельные действия, например ходит по кругу, изматывая себя.

Кошкам ничуть не легче. Из-за скученности и непривычных условий они испытывают хронический стресс, от которого снижается иммунитет, и животных начинают преследовать болезни. От кошачьей чумы, ринотрахеита, калицивироза и бешенства кошки получают прививку. Но иммунитет вырабатывается не всегда полноценный, поэтому даже от этих болезней кошка полностью не защищена. К тому же нам никуда не деться от хронических вирусных инфекций, которые могут дремать в организме и никак не отражаться на самочувствии, а со снижением иммунитета расцветают буйным цветом. Вирусная лейкемия, вирусный иммунодефицит, вирусный перитонит кошек, вездесущая микроспория, циститы, гепатиты, а еще травмы, расстройства пищеварения из-за непривычной еды… Наш изолятор редко бывает пустым.

Многие животные пытаются приспособиться к новым условиям. Некоторые даже выглядят хорошо, хвостиком виляют и довольно урчат. Но всё равно жизнь в приюте не идёт ни в какое сравнение с жизнью дома, на диване, рядом с любимым хозяином. Хозяин даёт своему питомцу самое главное – чувство защищённости, которое крайне необходимо каждому живому существу.

***

В моем распоряжении две небольшие комнатки. В одной я осматриваю кошек и собак и провожу необходимые манипуляции, а в другой оперирую. Чаще всего это кастрация и стерилизация, но при необходимости я делаю и другие небольшие операции – что-то пришить, отрезать, зашить и тому подобное. Для серьёзных операций, когда требуются оборудование и бригада врачей, я отправляю животных в ветеринарную клинику.

В приюте одновременно работают трое дежурных. Если они замечают проблемы у какой-нибудь собаки или кошки, то ведут её мне на осмотр, а иногда ассистируют.

Роль добровольных помощников так велика, что я решила посвятить им отдельную главку.

Ассистент

Недавно я читала одному маленькому мальчику сказку про доктора Айболита. Помните, там в самом начале: «Добрый доктор Айболит, он под деревом сидит».

Стоп! Он же не просто так сидит под деревом, он там ведёт приём больных животных и там же оперирует, прямо как я. Нет, я, конечно, не под деревом это всё делаю, не на поляне с муравьями и комарами, но тоже в не особо подходящем месте и с минимумом оборудования.

Читаю я сказку, и стало мне интересно: как доктор Айболит работал один? У него же не было ни помощников, ни ассистентов. Всё сам. И поляну под деревом убирал, и инструменты мыл, и приём вел. А как одиночку оперировать? Ведь это жутко неудобно. Чтобы лапки зайчонку пришить, их сначала зафиксировать надо. Кровоточащий сосуд прижечь, зажим подать, лигатуру¹ отрезать. Да ещё за состоянием пациента следить: одному наркоза добавить, чтобы поспал покрепче и подольше, а другому, наоборот, реанимацию провести, чтобы просыпался скорее и не пугал врача падением кровяного давления.

Ассистент – это вторая пара рук и глаз врача. А если повезёт и попадётся толковый товарищ, то и дополнительный мозг – в сложных ситуациях он бывает просто необходим.

Обо всём этом я думала сегодня, когда в очередной раз сильно ощутила нехватку помощника. Кошка после стерилизации проснулась в особенно бойком настроении: лапами дергать она уже научилась, а мозги после наркоза к ней еще не вернулись.

Я отвязала от стола кошачьи лапки и попыталась надеть на кошку послеоперационную попону. Та выпучила глаза и начала усиленно вырываться из моих рук. Я поняла, что сама никак не справлюсь. Пришлось срочно звать на помощь дежурных.

– Тоня, помоги мне кошку подержать! – крикнула я в открытую дверь.

Хорошо, что на дворе лето: можно просто толкнуть дверь и позвать на помощь, и при этом тебя не заметёт снегом.

– Ага, иду.

Тоня зашла ко мне в кабинет. Она всегда помогает, если я её попрошу. Но у неё много своей работы, и поэтому я зову её только в экстренных случаях.

Тоня взяла кошку, а та, почуяв опору под задними лапами, как оттолкнётся да как подскочит! Прямо как заяц, только длинных ушей не хватает. Мы её еле-еле поймали в полёте.

– Ничего себе, что это она как кенгуру скачет? – теперь Тоня уже держала безумную кошку одной рукой за шкирку, а другой за задние лапы. – Эти кошки, что, все такие бешеные?

– Да это нормально, – сказала я, завязывая попону на пушистой спинке, – у кошек после наркоза всегда идёт стадия возбуждения. Они могут дрожать, метаться, куда-то стремиться и при этом ничего не соображают. Мозги чуть позже встанут на место. – Я надела кошке попону и унесла буйного пациента в переноску отдыхать. – А однажды я видела кота, которого после кастрации положили в клетку. Другие ползали, как улитки по дну, и смотрели осоловелыми глазами, а этот точно безумный был – на каждый шорох реагировал. И знаешь, что он делал?

– Что? – Тоня удивленно смотрела на меня. – Бился головой о стену?

– Да, почти. Только не о стену, а об решётку. А клетка то железная. Так он себе всю морду в кровь разбил. Из носа уже пузыри кровавые, а он снова и снова… Немного отойдёт и со всей дури – бах мордой в прутья, и ещё раз, и ещё. Как будто специально убиться хочет. От рук шарахается и еще сильнее буянит.

– И что же вы с ним сделали?

– Да ничего особенного, просто накрыли клетку большим пододеяльником, чтобы отгородить от внешнего мира. Кот постепенно успокоился. Вот и скажи, как мне одной работать, без помощника?

– А почему вам ассистента до сих пор не найдут?

– Так ему же платить придется. Бесплатно ведь никто работать не будет. А денег в приюте, сама понимаешь, нет. И даже если появятся, то есть дела поважнее: собакам иногда на корм не хватает. Так что помощник – это роскошь.

– Да уж, – соглашается Тоня, – безденежье – наша вечная проблема.

***

Я уже помыла инструменты, когда ко мне подошла девочка. До этого я видела, как она приходила гулять с собаками, на летних каникулах таких желающих много приходит.

Радостные собаки мчатся со всех ног, высунув языки, а девочки-волонтёры трепыхаются на конце поводков, как бантики на ветру. Чтобы затормозить, им иногда приходится хвататься за деревья, благо лес начинается от самых ворот приюта.

И вот передо мной вырастает девочка, на вид лет шестнадцати, в руках поводок, на поясе сумка для лакомства – явно гуляла с собачкой.

– Анна Николаевна, здравствуйте. Можно мне прийти к вам посмотреть на операцию? – несмело произнесла она и запнулась.

– Ты точно уверена, что хочешь этого? Операция – это не аттракцион и не шоу для каждого желающего. На экскурсию я никого не беру.

Но девочка не ушла и, переминаясь с ноги на ногу, продолжала.

– Просто я хочу стать ветеринарным врачом. Я могла бы вам помогать.

А вот это уже совсем другое дело, подумала я, помощник мне очень нужен. Больше не придётся выходить во двор и орать во весь голос: «Люди! Ау, кто-нибудь! Подержите мне кошку для укола!»

– Хорошо, приходи. Сначала посмотришь, а если не испугаешься, то будешь помогать, я скажу, что надо делать, – ответила я девочке.

– Спасибо! Я завтра утром обязательно приду, – обрадовалась моя будущая помощница и убежала с подружкой.

На следующий день Карина с самого утра ждала меня возле кабинета.

– Ну что ж, заходи, – пригласила я её в свой закуток. Это в крупных ветеринарных клиниках есть просторная стерильная операционная. А у меня просто комнатка три на три метра. Обычный небольшой пункт стерилизации – даже не пункт, а пунктик.

В этой комнатке умещаются стеллажи с лекарствами, инструментами, бинтами, стерильными салфетками, нитками для шитья. В одном углу – шкаф с документами, в другом центрифуга, в третьем холодильник с вакцинами. А самое почетное место, в центре, занимает операционный стол. Вокруг него можно пройти лишь бочком. Даже не пройти, а протиснуться.

Карина встала около стола.

– Ты стой и смотри, – сказала я ей, – крови не боишься?

– Нет, – осторожно ответила Карина.

– Самое главное, в обморок не падай, а то мне некогда будет тебя откачивать. Не брошу же я кошку на столе.

– Нет-нет, всё хорошо. – Карина судорожно качнула головой.

Во время операции моя несчастная помощница была похожа на стойкого оловянного солдатика – такая же молчаливая и напряжённая. Она стояла по стойке смирно, не шевелилась и, похоже, иногда забывала дышать.

Я краем глаза следила за ней.

– Всё нормально? Не страшно? Не душно, голова не кружится, не тошнит? – Я заметила, что Карина немного побледнела.

– Можно я немножко посижу? – чуть слышно ответила она.

– Так, всё понятно, быстро на свежий воздух! Выйди и сядь в тень, подыши на ветерке!

Но Карина почему-то не торопилась выполнять мои указания. Она села на стул позади меня и не двигалась. Тогда я быстро накрыла операционную рану у кошки салфеткой и подхватила девушку под руку.

– Пойдем!

Карина шла очень медленно, еле переставляя непослушные ноги и всем весом опираясь на меня. Я вывела её за порог и усадила на стул, а сама резво поскакала за нашатырём. Смочила ватку и сунула отважной девочке под нос – нюхай. Смотрю, а лицо у Карины белое-белое и губы тоже белые. И глаза закрыты.

– Эй, ты тут, с нами? – Я легонько похлопала её по руке.

– Да-да, всё хорошо, – еле слышно, одними губами, ответило будущее светило ветеринарной хирургии.

– Девочки, принесите крепкий сладкий чай! – крикнула я дежурным и, оставив своего ассистента на их попечении, бегом вернулась в операционную.

Кошка сладко спала, как медведь в зимней берлоге. Она не шевелилась, не сопела, было видно лишь, как равномерно двигалась грудная клетка в такт дыханию.

Я спокойно закончила операцию. Как же хорошо работать одной. Никто не стоит у тебя над душой, никто не отвлекает, не надо ни за кем следить. Работай себе спокойно, режь да зашивай. Благодать.

Положив кошку в переноску, я вышла на улицу. Карина сидела на стуле, склонив голову к коленям и обхватив её руками.

– Ну, как дела? – спросила я бодрым голосом.

– Карина больше не хочет становиться ветеринаром, – ответила её подружка, которая сидела на соседнем стуле.

– Вот как? Точно больше не хочешь быть ветеринарным врачом? – уточнила я у главной героини дня.

Карина ничего не ответила, лишь отрицательно помотала головой. А я подумала, что, может, и слава богу. Лучше сразу определиться и понять, твоё это или не твоё. Хуже, если понимание приходит после окончания института. А пока есть время подыскать себе другую профессию.

Однако история имела продолжение. Через несколько дней упрямая девочка Карина снова пришла ко мне в кабинет.

– Я подумала, что погорячилась. Накрутила себе в голове. Возьмите меня к себе, разрешите попробовать ещё раз.

Да, если у человека есть призвание, оно толкает его по выбранному пути, и нет ни малейшего шанса сойти в сторону. Никакие трудности не будут преградой. Ты просто идёшь в своём направлении и даже не задумываешься, что можно как-то по другому.

Мы с Кариной договорились, что она пока не будет смотреть на операцию, а станет помогать мне иначе: подержит кошку для укола, привяжет ей лапки, помоет инструменты, наберёт лекарство. И Карина с удовольствием принялась за работу. Вид крови на инструментах после операции её не смущал, – это уже был хороший знак. А чуть позже она научилась делать уколы внутримышечные, подкожные и даже внутривенные.

Во время операций она не смотрела на операционную рану, а нежно общалась с кошкой или собакой, поддерживала голову, уговаривала потерпеть. Удивительное сочетание любви к животным и тяги к лечению.

На самом деле, чтобы быть хорошим ветеринарным врачом, не обязательно любить животных. Можно быть преданным своей профессии, любить ветеринарию как науку и быть отличным специалистом в своей области, принося этим огромную пользу всему живому. Больше скажу: чрезмерная любовь к животным может только помешать. Сиюминутно врач приносит страдание беззащитному существу, ведь уколы и операции – это всегда больно. Да, ты делашь это ради спасения жизни, но непосредственно сейчас кошка или собака до ужаса тебя боится. Кроме любви к животным, надо иметь огромный запас мужества, особенно в сфере хирургии. Во время операции у меня на столе не кошка Мурка и не собака Жучка, которые требуют сочувствия к своей нелегкой доле, а просто пациенты и хирургическая задача, которую я должна выполнить. Если что-то пойдёт не так, я не кинусь утешать беднягу, а буду действовать решительно и с холодной головой. Именно тогда я смогу остановить кровотечение, правильно наложить лигатуру, ввести нужный препарат для стабилизации давления.

Надо уметь отключать свою любовь и не смешивать её с лечебным процессом. Если человек этому не научится, он так и останется просто любителем животных и врачом не станет.

Без хирургии в ветеринарии делать нечего. Если «человеческий» врач может выбрать узкую специализацию, то ветеринарный – обязан уметь обработать и зашить рану, сделать простую операцию, принять срочные роды. А значит, надо как минимум не бояться крови. Страх при виде крови – это врождённая реакция, преодолеть её сложно. Сначала у человека поднимается кровяное давление, чаще бьётся сердце: активизируется работа симпатической нервной системы. В противовес ей начинает работать парасимпатическая нервная система: сердечный ритм сокращается, сосуды расширяются, а если парасимпатика «перестарается», то кровь застаивается в нижней части тела и головному мозгу не хватает кислорода. Кружится голова, звенит в ушах, перед глазами летают мушки, всё как в тумане, на лбу выступает холодный липкий пот, сильная слабость. Бабах – человек в обмороке. В горизонтальном положении кровь до мозга доходит проще и быстрее, кислорода и питания хватает: природой всё предусмотрено.

Если вы боитесь вида чужой крови, то никому не причините вреда. Миролюбие – нужное качество для сохранения человечества как вида. Только вот хирургом вам не стать.

– Анна Николаевна, а вы от вида крови никогда не падали в обморок? – спросила Карина, пока мы привязывали кошачьи лапы перед операцией.

– Нет, никогда. Я даже не помню, когда первый раз присутствовала при операции и впервые увидела чужую кровь. Видимо, это не произвело на меня слишком сильного впечатления. Вот металлический стук инструментов до сих пор завораживает. Операция для меня всё еще некое таинство, хотя я работаю врачом без малого двадцать пять лет.

Карина ещё долго мне помогала. Приходила на выходных и каникулах, ассистировала на операциях. Вид крови её больше не пугал. Она стала моим самым надёжным и незаменимым помощником. А потом поступила в ветеринарный институт и сейчас усиленно грызёт гранит науки. Буду рада, если она придёт ко мне на практику, я многому смогу её научить. И с удовольствием поработаю с толковым ассистентом. Такой без напоминаний всё подготовит к операции, не забыв положить нужные инструменты; он знает ход операции, предугадывает действия хирурга и и сам подаёт зажим, ножницы или салфетку; не стоит над душой, заглядывая врачу через плечо и дыша на ухо, не задаёт глупых вопросов в трудный момент. Хороший ассистент собран, не паникует и в непредвиденной ситуации точно и чётко выполнит указания хирурга. И ничего не перепутает.