Tsitaadid raamatust «Ян», lehekülg 9

К тому же, если я сам себя не способен убедить в том, что стал взрослым, кто мне поверит? Значит, алле-оп — и еще на пять коробок меньше. Честно говоря, меня это никогда особо не смущало, я всегда любил путешествовать налегке, но дело в том, что теперь, уф, как бы это сказать... у меня ничего больше нет.

Принимаю душ и размышляю. Надеваю трусы, носки, чистые джинсы и размышляю. Выбираю подходящую рубашку и размышляю. Завязываю шнурки и размышляю. Делаю себе кофе и размышляю. Еще кофе — продолжаю размышлять. Еще один — по-прежнему размышляю.

Я думаю. Думаю. Думаю.

Что отныне моя жизнь будет делиться на до и после, а Алис и Исаак — все это осознавалось мною еще довольно смутно, но я уже точно это знал, и это единственное, в чем я тогда под благодатным воздействием алкоголя был абсолютно уверен — отныне стали для меня примером для подражания.И мне было страшно.Я уже чувствовал, что похмелье окажется невыносимым.

Он поднял в полумраке свой бокал и добавил:

- Потому что, знаете... Мелани, мы ведь все умрем, все... Мы все однажды умрем...

Я закрыл глаза.

В чем дело? Ты не понимаешь? Постой, малыш, не суетись, вкратце ситуация такова.

Ты молодой порядочный европеец?

Ну так тебе это дорого обойдется, друг мой!

Я должен пройтись. Должен протопать пешком через весь Париж, похлопывая в ладоши и время от времени снимая шапку, чтобы разогнать мрак в своей голове.