Loe raamatut: «День 21. Книга 3»

========== Книга 3. Глава 1 ==========

Сонливость и похмельный синдром сошли с меня почти моментально, стоило Максвеллу выслать мне копию решения Объединенного правительства о назначении военных наблюдателей на базу в Мёртвой зоне. Хоуп Стельман добилась своего. Правительство официально признало ряд нарушений, допускавшихся там уже давно. Износ оборудования, недостаточно прозрачные отчёты по расходам, нецелевое использование финансовых средств и, главное, дырявые границы, позволявшие неизвестным субъектам подбираться с неизвестными целями прямо к океану – всё это Хоуп Стельман, ни капли не церемонясь, вменила майору Эшеру, и всё это предстояло доказать группе военных наблюдателей. В их числе были несколько аналитиков с материка, несколько технических специалистов, спецов по безопасности и Иен лично. Я усмехнулась – Стельман назначила туда того, кому могла доверять и кто, в случае чего, прикроет её зад своим. Инициатива всегда имеет инициатора. А началось всё с нас, с наших наблюдений, с «дела Крейга»… Мне стало тревожно. И досадно, что мы ещё долго не увидим старшего инспектора. И ещё долго будем пытаться вытянуть весь груз его ответственности, управляя Подразделением на пару с Дэмианом.

Уже почти целый день прошёл с той самой секунды, когда мы открылись друг другу и сделали огромный шаг вперёд. Дэмиан тогда разомкнул объятия и заботливо спросил «Ты хотела кофе?». Я определённо хотела, но уже не кофе. И всё же заставила себя вспомнить, что мы на работе. Да и самочувствие моё тогда было далёким от нормального. И кофе, два подряд, стал тогда лучшим вариантом развития событий. Мы сидели рядом, локоть к локтю, едва ли не стыдливо касаясь друг друга кончиками пальцев, и молчали каждый о своём. У меня в груди всё ещё бились затихающие волны эйфории, а когда наши взгляды пересекались, Дэмиан улыбался мне, тепло и нежно, и кончики его ушей и скул вспыхивали пунцовым. Я чувствовала себя впервые влюбившимся подростком. Дэмиан, вероятно, тоже. Наверное, именно такой должна была быть моя первая любовь. Именно такой, а не тем её суррогатом, который случился у нас с Патриком.

С Патриком я впала в зависимость. Юная, неопытная, любопытная и пугливая, я нашла в нём то, чего во мне самой тогда не было – опору. Я думала, что он станет моей каменной стеной, а я взамен отдам ему всю свою любовь. Каменная стена на деле стала тюрьмой, а моей любви Патрику стало недостаточно – ему нужна была моя жизнь, моя личность, ему нужно было поглотить меня без остатка. Он жестко обращался с заключёнными – я знаю, он сам мне рассказывал, с едкими смешками и злой улыбкой, словно ловил кайф от собственной власти – и со мной, потому что только так он мог почувствовать себя значимым. Важным. Это была не любовь, это была ловушка. И после мне долго пришлось свыкаться с мыслью, что бывает и иначе. Вот так, как с Дэмианом.

Порой я ловила себя на мысли, что так привыкла к доминированию и напору, что линия поведения Дэма меня дезориентировала: его спокойствие, терпение, принятие и неторопливость воспринимались порой как равнодушие и безынициативность. Но отсутствие давления как раз таки и было нормой, и к этому мне тоже приходилось привыкать. Несмотря на собственные травмы, он умел выстраивать здоровое взаимодействие. Это было видно – и видно давно – в его отношениях с подчинёнными, с приятелями, с тем же Уилсоном, с Дебби Левицки… Оказывается, я всё это замечала, но не придавала абсолютно никакого значения, потому что он не был важен мне. Зато сейчас…

Я смотрела на его длинные ресницы, прятавшие от меня его глубокие, синие глаза, на то, как они трепетали, когда он пробегал глазами строчки отчётов. Смотрела на его спокойную, уверенную позу, когда он стоял, деловито оперевшись плечом о дверной косяк, и изучал информацию на мониторах. Когда сидел, чуть ссутулившись и подперев голову локтями, и изредка набивал что-то на коммуникаторе. Его незыблемость, его внутренняя сила поддерживали меня – поддерживали по-настоящему, ненавязчиво, но неотступно – мятежную и нервную, и давали мне веру, что рано или поздно всё образуется. Что мы всё преодолеем. Что трубы крематория перестанут коптить свинцовое ноябрьское небо, и что Иен разворошит змеиное гнездо на военной базе и найдёт виновных, и что всё снова вернется на круги своя.

Пискнул комм. Пришёл ответ от министерства распределения, и мне пришлось срочно составлять маршрутные листы, подбивать объёмы продовольствия – отвлечься от своих несвоевременных желаний на пару часов.

Ощущение того, что всё как-то не складывается и как-то не вовремя, боролись внутри меня с постоянным, навязчивым желанием касаться его. Обнимать, невзначай брать за руку. Тактильный голод был со мной на протяжении двух с лишним лет, и меня словно прорвало. Я обнимала Дэмиана за шею, когда он сидел, согнувшись над планшетом с массивами данных, разминала плечи, когда он откидывался на спинку кресла с гримасой усталости и боли на лице.

– Флор. Я уже два раза ошибся в расчётах, – тяжело выдохнув, беззлобно отчитал меня Дэмиан, когда я с очередным кофе в руках уселась прямо на его стол, так близко, что моё бедро коснулось его руки.

– Тебе надо поспать, – невозмутимо парировала я, мотнув ногой.

Потерев ладонями уставшие от монитора глаза, Дэмиан отъехал от стола и потянул меня за собой. Едва успев отставить стакан, я упала к нему на колени.

Сейчас это была не случайность. Сейчас мы оба были трезвы, и ощущения были иными – не притуплёнными алкогольной смелостью, а буйными, яркими, волнующими до ступора, до полного незнания, что делать дальше – и, правда, мы были словно подростки, следующие за голыми инстинктами. Прикосновение его тёплых пальцев с остринками ногтей – морозом по коже, вверх, от локтя к плечу, к шее, к волосам. И я была уже не я, когда тянулась за поцелуем и получила пылкий ответ на него – горячее слияние губ, прикосновение языка, неловкое столкновение лбов и тихий смех, и снова поцелуй. Я не помнила, как дёрнула полы его рубашки вверх – наверное, когда ощутила его прикосновение к случайно открывшейся полоске кожи между поясом джинсов и моей задравшейся футболкой…

– Камеры, – выдохнул Дэмиан куда-то мне в шею. И от осознания этого факта мне захотелось зарычать.

– Дерьмо.

– Удалю… Сейчас. Пока не…

Он дёрнулся вперёд, к панели управления. Шорох вибровызова прозвучал, как сирена прямо над нашими головами. Мой комм елозил по столу, словно живой. «Иен Максвелл» – отображалось на дисплее. Будто он всё видел и поспешил вмешаться, хотя этого быть не могло – трансляция с камер шла в отдел охраны, где сейчас было пусто. Просто Максвелл рекомендовал нам всегда быть на связи, и вот мы ему понадобились. Так не вовремя. Или мы не вовремя… Кто сейчас разберёт.

Я вскочила с колен Дэмиана и наспех приладила рукой волосы, дрожащими пальцами нажала «принять видеовызов». Краем глаза я заметила, как Дэм подкатывается ближе к столу, чтобы спрятать за ним явно топорщившуюся ширинку. Я длинно выдохнула, пытаясь унять колотящееся сердце.

– Как вы там? – уже безо всякого официоза, по-отечески спросил Иен.

Я только закатила глаза и шумно выдохнула. Иен всё понял без слов. Но я надеялась, что не совсем всё.

– Держитесь. Бывало и похуже, – он приободрил нас, как сумел. Иена не было рядом, но от его, пусть и цифрового присутствия, стало чуточку, но легче. – В общем, на материке той фотографией заинтересовались не на шутку. Плюс отказ щита. Под Эшером полыхает стул. Всё одно к одному, но это даже к лучшему. Инициировать проверку в спокойное время было бы сложнее.

– А сейчас легче? – скептично изогнув бровь, спросила я. В связи с выбросом токсина подобные передвижки казались мне маловыполнимыми, слишком много дерьма нужно было разгребать и без того. Однако, дерьмо не случилось бы, не будь первопричины. Иен всё хорошо рассчитал. Или нам действительно «повезло».

– Как минимум, сейчас будет втрое меньше бюрократии.

– Я оставила там записывающее устройство. Прямо на смотровой вышке, под столом, – я посчитала себя обязанной предупредить его о нашей с Дэмианом самодеятельности. Камера могла попасть в поле зрения наблюдателей, тогда у нас начались бы крупные проблемы.

– Отлично. Молодцы, что сказали хотя бы сейчас, – с сарказмом произнес в ответ Иен, но потом, смягчившись, продолжил. – Оставим. Проведу по отчётам, как часть плановой операции. Надо снять оттуда данные и продолжать мониторить. Мы будем там через четырнадцать часов, я скажу Хэннену, чтобы он скачал и выслал вам файл. Браунинг, займешься.

– Понял, – откликнулся удивительно молчаливый Дэм. Судя по растерянному взгляду, он ещё не отошёл.

Максвелл коротко кивнул головой на прощание и без лишних слов отключился.

– Хэннен. Мы учились на одном курсе. Въедливый зануда. Носом будет рыть, – Дэмиан, наконец, ожил.

– Такой же въедливый, как ты? – поддела его я.

– Не такой. Я хуже, – отбил он и улыбнулся, глядя мне в глаза.

– Вот и я о чём.

В его взгляде, едва прояснившимся после нашей недавней, неосторожной вспышки страсти, я увидела отголоски её. Тёмные волны, толща мутной, синей воды, редкие, бледные вспышки солнца, едва пробивающиеся на глубину – вот, что я видела в них. И мне хотелось тонуть в них. Потому что я знала – я не умру, там, за пределами страха, будет новая реальность.

– Флор. Иди, отдохни. Двенадцать часов на ногах.

Продолжать начатое до звонка Иена он не собирался. Я почувствовала усталость, бетонной тяжестью свалившуюся на мои плечи. Растерянность. Тревожность. Нервозность. Сладкое чувство предвкушения. Я не знала, смогу ли уснуть, но я ушла. Через подсвеченный красным коридор, через пустой аквариум аналитиков в комнату отдыха, где устало мерцала в темноте измученная кофемашина.

========== Глава 2 ==========

Я спала. Чутко, но проваливалась, хотя уснуть не надеялась. Проснулась я, услышав шорох открываемой двери. Полоска света из опенспейса мазнула по моему лицу – я почувствовала это и зажмурилась, заслонилась рукой. Свет соскользнул с моего лица, но не исчез совсем, а рассеялся по комнате – дверь прикрыли.

– Извини. Я надеялся быть незаметным, – Дэмиан виновато улыбнулся.

Не уловила, зачем он пришёл. Может, за водой или остатками кофе – мы почти опустошили машину. Я видела лишь его тёмный силуэт – свет бил ему в спину. Закатанные рукава, вольно расстёгнутый ворот рубашки, где угадывалась открытая шея и ямочки ключиц. Я вспомнила, как целовала их, вспомнила запах его кожи. Чёрт, если я сейчас же не заставлю свои мысли заткнуться, я умру.

В комнате отдыха у аналитиков был довольно удобный диван – или я уже просто привыкла за неимением лучшего варианта. Спина не болела, но тело было напряжённым, словно каменным. Надо бы снова посетить спортзал. И ущипнуть себя как следует. Чтобы отрезвить. Завтра в семь утра начнётся дезинфекция, мне некогда думать о посторонних вещах.

– Ничего. Я уже почти проснулась.

Я потянулась, откинув клетчатый плед – такой же, какие я видела внизу, в бункере. Стандартная расцветка. Я даже джинсы не снимала, увалилась прямо так. Только свитер кинула на стул, оставшись в тонкой хлопковой майке. Открытые плечи сразу захолодило, я принялась растирать их ладонями.

И сказать больше было нечего. Между нами висела тяжесть, которая требовала разрешения, немедленного. Дэмиан тоже это чувствовал – я видела по его скованным движениям, по упрямо поджатым губам, по «зависшей» позе – он стоял, согнувшись над кофемашиной, и изучал информационную панель, словно забыл, как она работает. И вдруг развернулся, сделал несколько шагов и сел рядом со мной.

Мы потянулись друг к другу почти одновременно – я села, спустив ноги на пол, отпружинила от дивана, словно подброшенная, сократила расстояние, обняла его за шею. Резко. Порывисто. Поцелуй, случившийся дальше, был нежным, почти невинным – лишь лёгким касанием губ. Но и этого было достаточно, чтобы я вспыхнула, как спичка. Между нами больше не было преград из недосказанностей, и мне было мало, и мне хотелось дойти до конца, мне хотелось преодолеть эту тянущую робость, сбить натянутое, как струна, напряжение.

Поцелуй углубился, перемежаясь рваными вдохами. Мы были близко – бедро к бедру, грудь к груди, ближе некуда – но этого было недостаточно, и я оседлала его. Теперь я ощущала себя если не выше, то наравне – больше не нужно было закидывать голову до боли в шее. Дэм был прав – если сменить положение, разница в росте становится не так заметна.

Одежда мешала, ткань казалась грубее подошвы ботинка, швы врезались в кожу. Мои пальцы вспорхнули вдоль пуговиц его рубашки. Его тёплые руки метнулись от талии вверх, скользнули по животу, по груди, чуть задержались на ней – ненавязчиво, едва уловимо, словно не веря, и двинулись дальше, к краю футболки, проникли под неё. Я ощутила бережные прикосновения пальцев к моей пылающей коже.

– А камеры? – выдохнула я. Нет, мне было плевать на них. Я бы выдрала их голыми руками. Или, чёрт с ними, пусть любуются.

– Они здесь не работают. Я иногда отпускал ребят поспать. – Он коснулся губами моей шеи. Подавшись вперёд, обнял крепче. Пальцами я зарылась в его волосы, коснулась губами лба, виска.

– Да ты чудесный руководитель!

– Да. Я просто чудо, – он щекотно засмеялся мне в шею.

Его руки проследовали выше, прошлись по дугам рёбер, собрали неопрятной гармошкой ткань где-то подмышками. Я послушно подняла руки вверх, позволяя ему снять с меня футболку. В голове застучало, когда я ощутила прикосновение губ у края бюстгальтера.

– Я бы не хотел, чтобы ты думала, что я тороплю события…

Дэмиан словно бы давал мне последний шанс сдать назад. Я это оценила. Да, чёрт возьми, действительно оценила, но как же мне хотелось хватить его зубами за нос или стукнуть кулаком по груди, чтобы привести в чувство. Сейчас или никогда. Никогда! И больше не стоит начинать. И я даже здороваться с ним не буду, когда всё это – весь этот чёртов 21 день – закончится.

– Знаешь, что я сейчас думаю? – я пропустила его волосы сквозь пальцы и чуть сжала их, заставив его поравнять лицо с моим и посмотреть мне в глаза. Его глаза… Он уже ничего не соображал. Что он будет делать, дурной, если я сейчас скажу «нет»? Биться головой о стену? – Что ты меня обламываешь. Снова.

– Правда?

Эту складочку между бровей хотелось разгладить пальцем, она придавала его лицу скорбное выражение. Он всё ещё не верил мне. Я двинулась, пытаясь занять удобное положение, но этого положения не было. Его возбуждение плотно упиралось мне между ног.

– Ага. Или ты мне так мстишь? – я вопросительно вскинула бровь. – За все эти годы? М? – Мне хотелось понять, где же заканчивается его ангельское терпение. Наклонившись, я провела кончиком языка по его губе, куснула. Раздразнила – его руки, мягко лежавшие на моей талии, превратились в тиски.

– Ну, всё, Флоренс Белл. Теперь точно всё…

Его шёпот оцарапал мне слух, прошёлся дрожью вдоль позвоночника. Дэмиан ловко расправился с застёжкой, и я ахнула, когда ощутила голой грудью ткань его рубашки и россыпь холодных, словно льдинки пуговиц. Теплоту ладоней, прохладные следы поцелуев.

Я прогнулась в спине, подаваясь под ласки. Моё тело стало чувствительным до боли, меня больше не было – мысли растеклись по стенкам черепа, остались только чувства и ощущения. Кожа, пальцы, поцелуи, дыхание. Дэмиан торопливо начал расстегивать рубашку, я бросилась помогать и только мешала.

Звякнула пряжка, вжикнула молния. Я ощутила, как талию и бедра перестала сдавливать плотная джинсовая ткань. Перед глазами дёрнулись стены, дверь, потолок; спина ощутила прохладу обивки и колючесть шерстяного одеяла. Дэм навис надо мной на вытянутых руках – луч света, крадущийся из-за приоткрытой двери в опенспейс, обрисовывая его напряжённые мышцы. Бельё скользнуло по бедрам, коленям, повисло на щиколотке бесполезным, мокрым насквозь куском ткани. Препятствий больше не было. Мы тянулись друг к другу, не отпуская друг друга ни на секунду. Этого становилось мало, поцелуев было недостаточно. Я обхватила его ногами.

Мне не было страшно, как то было в первый раз, несмотря на то, что сейчас этот первый раз повторялся. Я не боялась ни боли, ни разочарования, я боялась, что нас прервут, что этот первый раз не состоится. Я больше не перенесу осечек, откатов и поражений. Желание было невыносимым. Но Дэмиан не торопился. Я ощущала горящие следы от поцелуев, уходящие дорожкой вниз по шее, по груди к внутренней стороне бедра, ощущала осторожное прикосновение пальцев там, где в последние два года трогала лишь я сама себя.

Терпеть не было сил. Привстав, я схватила Дэмиана за плечо, дёрнула на себя, заставила вернуться. Всё потом, для этого ещё будет время. Я хотела главного, я хотела достичь с ним наивысшей точки, когда соединяются не только сердца и души, но и тела. Я хотела ощутить в себе мужчину, ощутить его желание. Я хотела его.

– Флоренс, – он поравнялся со мной, прижался лбом ко лбу. Я почувствовала между бёдер твёрдую упругость и впервые за прошедшие минуты испугалась. А после двинулась навстречу.

Я забыла, как дышать, крик застрял в перехваченном спазмом горле, превратившись в свистящий хрип. Давно забытое ощущение растяжения мышц и тугой наполненности было сладким и в то же время болезненным. Дэм был медленным, осторожным, даже слишком, и мне казалось, не будет этой пытке конца.

– Подожди, – я затормозила его, впившись пальцами ему в плечи, инстинктивно отодвинула от себя.

– Больно?

– Дай привыкнуть.

Я пыталась сравнить, но поняла, что ничего не помню из прошлого – ни единого ощущения, будто переписалась набело. Застыло время, я застыла, как бабочка в смоле, боясь пошевелиться и нарушить момент единения. Полного. Долгожданного. Я прикрыла глаза, погружаясь в себя, проваливаясь в ощущения.

Снова стало мало, я чуть сжала его коленями, сама чуть подалась вперёд. Дэм понял меня верно, двинулся глубже, дошёл до конца, и снова замер. Я едва проталкивала в себя воздух, выдыхала мелко, по-собачьи, напряжённые до спазма мышцы вздрагивали, а пальцы впивались в чужие плечи – хорошо, что я коротко обрезаю ногти, мне не хотелось причинять Дэму боль. На свою боль я согласилась добровольно. Я балансировала на грани – во мне боролись дискомфорт и инстинктивное желание двигаться, привыкнуть, снова влиться в этот природный ритм, хотелось, чтобы тело поскорее вспомнило.

Он резко освободил меня. Я ахнула от неожиданности, ощутила пустоту и едва уловимое саднящее ощущение внутри, сравнимое с перегрузкой мышц, которые давно не тренировались.

– Всё хорошо? – спросила я.

Дэмиан кивнул – я не увидела, почувствовала, как двинулся его влажный лоб в ложбинке между моей шеей и плечом. Почувствовала, как бьётся его сердце в клетке рёбер. Меня любили. По-настоящему. И страх, и боль отступили, и снова меня захватил вихрь эйфории. Я нашла его губы. Поцелуй вышел жестким, требовательным, глубоким – приглашающим, и Дэмиан снова понял меня верно, вошёл, сразу наполняя меня до краёв.

Он двигался, меняя ритм. Я подстраивалась, слушая свои ощущения – то балансировала на грани, то сбивалась до полной потери чувствительности. Здорово переволновалась – ощущения были такими сильными, такими новыми, будоражащими, и близость была столько волнующей, тревожной, полной ярких, противоречивых ощущений, что кажется, от ещё большего потрясения для нервной системы – оргазма – тело моё не выдержало бы.

Где-то в мозгу прозвенел сигнал «стоп», я поняла, что сейчас добираться до него бессмысленно. Я не смогу. Перестраиваться с долгого воздержания напополам с самоудовлетворением на живого мужчину сложно, мне потребуется время. Возбуждение сошло на нет, оставив после себя лишь горячую близость и терпкое ощущение между ног. Дэмиан с трудом сдерживался, дожидаясь меня. Я подалась ему навстречу, толкнула в грудь, заставила подняться, сесть. Мы снова были лицом лицу, и теперь я задавала ритм, и чувствовала его глубже, полнее, до кругов перед глазами, до звона в ушах, до острых вспышек боли. Дэмиан вдруг перехватил меня за талию, остановил и резко покинул моё тело. Я крепко обхватила его за плечи, за спину, чувствуя, как он вздрагивает в моих руках, беззащитный, открытый, мой. Вязкие капли стянули кожу на животе до зуда, щекотно растеклись вниз к промежности. Едва придя в себя, Дэм снова уложил меня на спину. Я не сопротивлялась. Но попытку спуститься ниже и закончить начатое, я остановила.

– Всё нормально. Правда, всё хорошо. Я сейчас не смогу. Давай потом, пожалуйста, позже. Мне сейчас очень хорошо.

Я взяла его ладонь в свою, прислонила к щеке, зарылась в неё носом, поцеловала. На ней оставался мой запах. Безграничное доверие, понимание и нежность – я закуталась в Дэмиана, словно в кокон. Дэмиан согревал меня – моё тело и душу, я полностью погрузилась в него, не боясь застрять и стать поглощённой. Я знала, что смогу оставаться сама собой, и смело заявлять о своих желаниях и нежеланиях. И знала, что смогу не только брать, но и отдавать – потому что теперь снова могла любить.

– Я люблю тебя, Флор, – выдохнул он мне в губы. – Даже если ты не ответишь мне тем же… Даже если ты никогда меня не полюбишь… Это не важно… Вот такой я ужасный человек, – он усмехнулся, я почувствовала, как что-то внутри меня сжалось и разбилось на мелкие куски. Это было слишком сильно. Сильнее чем всё, что мы только что пережили. Чем всё то, что когда-то пережила я.

Я дотронулась пальцем до его губ, оставила на них легкий поцелуй.

– Ужасный, – я усмехнулась, закатила глаза, а после взяла его лицо в ладони и сказала со всей серьёзностью. – Ты самый лучший. Ты самый дорогой…

Я лежала на его груди, выводила на ней узоры кончиками пальцев, думая обо всём и ни о чём одновременно, и когда он, измученный долгими ночными дежурствами и эмоциональными встрясками, уснул, долго смотрела на его безмятежное, красивое лицо.