Loe raamatut: «Мама, не кричи! Терапевтическая история для тех, кто не может простить родителей»

Глава 1

Саша закинула рюкзак на плечо и медленно пошла в сторону лестницы. Наверное, дома снова будет скандал. Со вчерашнего дня мама не в духе.

На первом этаже Сашу догнала Лана. Она потянула подругу за рукав и спросила:

– Чего кислая? Родоки опять?

Саша молча кивнула. Она боялась говорить, чтобы не заплакать. Как стыдно, когда голос дрожит и преломляется. Лучше накинуть капюшон и спрятаться ото всех.

– Ну что, Санча, пойдём вечером «на место»? – спросила Лана. – Муженёк, муженёк.

Лана дразнила подругу и смеялась. Саша засмеялась тоже, она скинула капюшон и повернулась лицом к Лане. Муженьками девочки называли парней из старших классов, которые им нравились. Два друга. Один из них был так называемый муженёк Саши, второй – муженёк Ланы. А «местом» была скамейка на школьном дворе, где ребята собирались компанией.

– Лана, зайди за мной около шести, – попросила Саша и поцеловала подругу в щёку на прощание.

Идти от школы до дома предстояло около пяти минут. Саша пошла дворами, чтобы найти тихое местечко и покурить.

Девочка жила в девятиэтажном доме на третьем этаже. Подъезд их дома был грязным и изрисованным граффити, исписан детскими надписями и матами.

Саша встала за вишню, которая росла около соседнего дома, и достала сигареты «LD ментол». Девочке было пятнадцать лет, и училась она в девятом классе. Саша отковыряла облезающий лак с ногтя и отломила с вишни две тонких веточки. Она зажала ими сигарету, чтобы та не касалась пальцев, и закурила.

Как идти домой? Напряжение побежало по спине и задержалось в области шеи. Теперь оно там жило постоянно. Вчера Саша снова поругалась с мамой. Хотя, правильно сказать – мама снова поругалась с Сашей. Это происходило каждый раз, когда мама была не в духе. Под горячую руку попадал любой, кто оказывался в этот момент рядом. Но каждый в их семье имел свои способы пережить скандал: папа молчал, выжидал, пока мама успокоится, брат Серёжа уходил из дома к друзьям. Но Саша не молчала и не уходила. Она хотела справедливости, любви, уважения. Её отпор каждый раз делал из неё врага, виноватого, совершенно во всем виноватого человека.

Девочка затушила сигарету и поплелась домой. По пути она положила в рот подушечку мятной жвачки и на всякий случай понюхала волосы.

Саша поднялась на третий этаж, повернула ключ в замке и тихо вошла. Девочка надеялась, что никто не услышит её прихода, она надеялась прокрасться в свою комнату без привлечения внимания.

Но мама была на кухне и увидела дочь. Она сделала недовольное выражение лица, показывая тем самым, как сильно она обижена на Сашу и как сильно та перед ней виновата.

– Привет, – сказала девочку с усилием, зная, что не скажи она этого первая, новая порция обвинений в неуважении матери посыплется на неё. Она должна была поздороваться первой.

Мама поздоровалась в ответ холодным голосом и отвернулась. Это значило, что Саша всё сделала правильно и может идти в комнату. Это значило, что сегодня мама, может быть, не будет говорить о ней плохо отцу громким голосом, чтобы дочь услышала её.

Саша зашла в свою маленькую комнату с зелёными обоями и закрыла за собой старую дверь. Дверь была обклеена самоклеящейся плёнкой. Плёнка была приклеена криво и отходила в нескольких местах, но родители были рады тому, что можно дверь не красить, а потому и Саша думала, что так надо, что это очень хорошее решение. Дверная ручка не работала, и, чтобы закрыть дверь, девочке приходилось подкладывать между косяком и дверью тряпку, которая при открытии двери каждый раз падала на пол. Саша нашла тряпку на полу и закрыла дверь.

В комнате было грязно, точнее, в комнате был полный беспорядок. Как и в мыслях её хозяйки. Сложно содержать своё пространство в порядке, когда не можешь справиться с собственной жизнью.

Девочка скинула кучу вещей с дивана на пол и села. До шести часов надо успеть накраситься и сделать уроки на завтра. Она повернула голову к зеркалу, которое висело на шкафу прямо напротив дивана.

Её желтые волосы выглядели плохо. Точнее, сказать, что они жёлтые, значит, сказать о них лучше, чем есть на самом деле. Девочка пыталась самостоятельно выкрасить отросшие чёрные волосы в белый цвет. И вместо этого получила неравномерно подгоревшего цыплёнка на голове. Ну и что. Пусть все думают, что так и задумывалось.

Саша встала с дивана, чтобы найти на полу косметичку, но замерла, услышав приближающиеся шаги за дверью.

Мама открыла дверь в комнату, и тряпка, которая её держала, упала на пол. Девочка почувствовала знакомое напряжение в шее. Но мама спросила, не глядя на дочь:

– Есть будешь?

– Да, – ответила Саша и облегчённо вздохнула – прощена!

За что её простили, девочка не разбиралась. И кто виноват, и в чём её обвиняют – тоже. Она лишь знала, понимала интуитивно, что когда мама на неё в гневе, то Саша попадает в изоляцию, становится изгоем в семье. А это, знаете ли, не очень приятно. Это то же самое, что смерть, когда тебе пятнадцать лет.

Саша поела, накрасилась и посмотрела, какие уроки нужно сделать на завтра. Часть домашней работы она выполнила сразу, что-то оставила на завтра, чтобы сделать на перемене или списать у Ланы. Ещё можно списать у Игорька, мальчика, с которым Саша сидела за одной партой. Он тоже неплохо учится.

Девочка закинула книги в рюкзак и вышла из комнаты.

– Я гулять! – выкрикнула она из прихожей и вышла из квартиры.

Около дома уже ждала Лана.

Саша взяла подругу под руку, и они зашагали по дороге в сторону школы. Клёш на джинсах шевелился при каждом шаге, волосы то и дело попадали в глаза. Девочки смеялись и крутили головами, пытаясь прогнать волосы с лица. Снаружи была зима, но внутри – юность.

Глава 2

Этим вечером Виктор Петрович, начальник отделения почты, возвращался домой после смены. В руке он нёс кожаный портфель, который носил с собой не из-за необходимости, а из любви к кожаным портфелям.

Виктор Петрович был мужчина сорока-сорока пяти лет, имел невысокий рост и седину в волосах. Под тёплым шерстяным пальто он носил старый коричневый пиджак, который не подходил ему и старил его. Стройное тело его с годами ссутулилось, словно нести бремя жизни было ему не просто. В чертах лица угадывалось, что в молодости Виктор Петрович был красивым мужчиной, но сейчас строгость и отчуждённость поселились на его лице.

Мужчина шёл по улице не спешно и обдумывал, чем занять этот вечер. Дома его никто не ждал.

Здание почты находилось в нескольких метрах от городского парка. Мужчина решил пойти длинной дорогой, а потому свернул в парк, где в это время уже было темно, и лишь несколько фонарей освещали голые деревья и грязные снежные тропинки. Мужчина замедлил шаг и оглянулся по сторонам. Людей в парке не было, вокруг стояла тишина.

Пройдя неспешной походкой парк, Виктор Петрович вышел на школьный двор, и взгляд его упал на компанию молодёжи. Среди подростков он заметил девочку, которая стояла без шапки и поправляла волосы цвета неравномерно прожаренного цыплёнка. Рот Виктора Петровича нечаянно расплылся в улыбке. В этот самый момент девочка заметила и его самого, и его улыбку и кинула на мужчину недовольный взгляд. Тот опустил глаза и пошёл дальше.

Через десять минут он был уже около своего дома. Виктор Петрович жил в частном секторе, в довольно ветхом деревянном доме. Он открыл дверь ключом, разулся и прошёл на кухню. Поставил сковороду с яичницей на огонь, налил себе чай и сел на табуретку около стола.

После ужина мужчина переоделся в домашнюю одежду и повесил старый коричневый пиджак в шкаф. На пиджаке висел бейджик с названием должности и именем, и Виктор Петрович заметил, что один край его дал трещину.

– Надо заменить, – подумал он, аккуратно снял бейджик с пиджака и положил на прикроватную тумбочку.

Затем Виктор Петрович подошёл к комнате, которая была всегда закрыта. Отворил её и заглянул в холодное пространство. Он тихо вошёл внутрь, сел на диван и окинул взглядом всё, что находилось внутри.

– Интересно, – сказал он вслух, обращаясь как будто к стенам. – Неужели ты был бы таким же взрослым. И красил бы волосы?

Мужчина протянул руку к фотографии, стоявшей на письменном столе около окна, и долго рассматривал её. В тишине был слышен ход часов: тик-тик, тик-тик.

– Я люблю тебя, – сказал он наконец, поставил фото на место и вышел из комнаты, плотно заперев дверь за собой.

Виктор Петрович прошёл в зал и окинул взглядом книжный шкаф, который ломился от книг по психологии. Это всё, что осталось от прошлой жизни. Тогда Виктор Петрович был успешным психологом и любимым, как ему хотелось верить, мужем и отцом.

Мужчина выбрал одну из книг, затем удобно устроился на диване, подложив подушку под спину, и принялся читать.

Глава 3

Сегодня Саша не ночует дома.

Она ночует у лучшей подруги Ланы. И хоть мама всем рассказывает, что Саша трудный подросток, девочка не забыла предварительно позвонить родителям и сказать в трубку:

– Ночевать дома не буду, со мной всё хорошо, – после чего трубку положила.

А то вдруг родители будут волноваться.

– Всё, – сказала Саша, – предупредила. А джин-тоник? – спросила она, обводя взглядом стол.

– Эй, Санча, тише, мама ж дома! – ответила Лана со смешком в голосе.

Лана поправила длинные волосы, которые она красила в блонд осветлителем «Blondex». Её небольшие голубые глаза смотрела на Сашу с задором. У Ланы были круглые щёки, которые придавали ей миловидности, но которых она стеснялась, мечтая о точёных скулах. Девочка уже вовсю пользовалась косметикой и завивала волосы в кудри для объёма. Делала она это так: с вечера мочила волосы водой и заплетала их в четыре косы. Утром косы расплетала и получала кудряшки. Ещё у Ланы была плойка, но с ей возиться дольше, а эффект на волосах держится по времени меньше.

Лана достала из сумки пластиковую бутылку с яблочным джин-тоником и открутила крышку.

– С горла по три глотка?

Саша оглянулась на дверь. Затем она сделала три глотка и сказала, причмокивая:

– Форточку открой, чтоб родоки не запалили по запаху.

Лана кивнула и подошла к окну. Вернувшись на место, девочка спросила:

– Так что там твоя мамка?

Саша подняла одну бровь и сжала губы. На её лице было написано, что она не понимает происходящего, а тем более, что со всем этим делать.

– Она скандалила с папой, – сказала девочка. – Бросила в него тарелку…

– Ого, – перебила Лана. – Вот бешеная!

– Папа схватился за висок, лёг на пол, кричал.

Девочка посмотрела в окно. Картинка, которую она описывала, стояла сейчас как будто перед глазами. Вот папа сидит на диване и огрызается, но в конфликт открыто не вступает. Мама ходит по залу и кричит. Саша то и дело говорит: «Мама, не кричи!» Но мама игнорирует просьбу раз за разом. В какой-то момент мама вспоминает что-то особенно обидное про своего мужа, не выдерживает эмоций и хватает грязную тарелку с журнального столика. Запускает её в мужа и попадает в голову.

Сашины губы сжаты. Задумчивость девочки прерывает Лана.

– А ты что?

– Я испугалась, думала, она папу убьёт. Подбежала к нему и прижала к виску полотенце.

– А он что? – Лана слушает внимательно.

– А он закричал, что ему больно.

– А мама что?

– А она сразу успокоилась и побежала доставать с морозилки что-то холодное, чтоб приложить.

Девочки помолчали.

– И я сказала маме, что, когда она умрёт, я не приду к ней на могилку, – закончила Саша приглушённым голосом.

Девочки пили джин-тоник и прятали бутылку за подушками. На фоне играла лирическая музыка о несчастной любви плохого пацана к хорошей девчонке, девочки включали её по кругу, подпевали. Лана смеялась и шутила, а Саша грызла семечки.

Когда Лана постелила постель и легла спать, Саша пошла на балкон. Она плотно закрыла за собой дверь и аккуратно курила в форточку, чтобы родители Ланы не учуяли запах. Выход на балкон находился в комнате Ланы, а потому шансов, что Сашу застукают, было немного.

Девочка закурила и кинула грустный взгляд на огоньки ночного города. Чувство вины поглощало её. А ещё – бунт! Интуитивно она понимала, что что-то не так, что не может она одна быть виновата во всем, быть крайней и безоговорочно трудной!

– Я нормальная! – хотела думать она. Но вспоминала, что мама после Сашиных слов облила дочь стыдом.

– Когда я умру, ты вспомнишь свои слова и пожалеешь о них! Матери такое сказать! Я тебе всегда помогала! Когда ты болела, над тобой сидела! Всё тебе покупала, работала на износ! А ты! Неблагодарная какая, а?! – мама возмущалась и кричала.

А потом взяла телефон и стала обзванивать всех своих подруг и демонстративно громко, чтобы Саша услышала, обсуждать, какая Саша трудная и неблагодарная.

Слушать это было больно и стыдно. Теперь все на свете, все на свете будут думать о ней плохо! И никто никогда её не полюбит!

Девочка вялым движением затушила сигарету и вышла с балкона. Она нашла свою сумочку, достала из неё тетрадь и ручку. Включила настольную лампу и вырвала из тетради лист. На полке с книгами Саша выбрала себе небольшой томик и подложила его под листок бумаги. После этого девочка начала писать: «Дорогой Бог…».

Она задумалась. Почесала нос, кинула взгляд в темноту. Потом продолжила.

«Я очень плохая? Я не знаю, правда ли я во всём виновата. Я думаю, что всё нечестно, что мама меня не любит. И сделай так, чтобы родители не ругались больше…».

Саша снова задумалась. Последний пункт письма беспокоил её больше всего. Поэтому она дописала.

«Взамен забери мои мечты. Их можно не выполнять».

Девочка задумалась и представила себя в сапогах на платформе. А ещё в майке «Титаник» с портретом Леонардо Дикаприо. И серебристый карандаш для глаз, который она так хотела. От своих мечтаний она готова отказаться, обмен казался равным.

Девочка подписала письмо словами: «Извини, что я не хожу в церковь. И что я курю. От Саши» и положила письмо в сумочку.

На следующий день после школы Саша купила в киоске конверт. Она вложила внутрь своё письмо и подписала на конверте адресата: «Богу». В графе «От кого» девочка указала свой адрес и имя, потому что в душе надеялась, что это пригодится.

А вдруг?

После школы Саша нашла в городе ящик для писем и кинула свой конверт внутрь.

Глава 4

На дворе стоял мороз, была зима. Новогодние праздники прошли, украшения постепенно исчезали с витрин магазинов и окон домов. С заморозками грязный снег под ногами превратился в лёд. Находиться долго на улице было некомфортно. Мороз щипал нос и щёки.

Виктор Петрович пришёл на работу раньше времени, потому что сегодня ночью ему не спалось. Говоря откровенно, оставаться одному дома по ночам мужчина не любит вот уже несколько лет, а время от времени его даже мучили панические атаки. Но искать помощи Виктор Петрович стеснялся, потому что не хотел признавать, что он, взрослый самостоятельный мужчина, испытывает трудности, когда ночует один. А потому он глотал таблетки успокоительного каждый вечер и делал дыхательные практики.

Вид у Виктора Петровича был помятым. Он скинул шерстяное пальто и заварил кофе. Затем развернулся, чтобы пройти в свой кабинет, но задел рукой сахарницу, и та полетела на пол.

– На счастье! – подумал мужчина, оглядывая осколки, которые теперь разлетелись по всему полу.

Он отыскал веник и совок, подмёл осколки и остатки сахара. Взглядом нашёл мусорное ведро и подошёл к нему, чтобы высыпать содержимое совка. Но замер.

В мусорном ведре лежал смятый пополам конверт, который был не распакован и не доставлен адресату. Такое обращение с письмами было недопустимо и никогда ранее в их отделении не случалось. Мужчина протянул руку, достал конверт и отряхнул его. Развернул и внимательно посмотрел на надпись в строке адресата. Там было написано: «Богу».

– Кто выбросил тебя? – сказал мужчина вслух и стал в голове перебирать фамилии сортировщиков, которые работали в последние дни. Потом он поспешил проверить, распечатан ли конверт и есть ли в нём что-то.

Конверт был не распечатан.

Виктор Петрович положил находку в задний карман штанов, чтобы разобраться с письмом позже, сразу после того, как разберётся с разбитой сахарницей.

Но этой ночью мужчина почти не спал, он был рассеянным и сонным. А потому о письме он вскоре забыл.

Начинался рабочий день.

В отделение зашла молодая женщина, это была коллега Виктора Петровича. Она сказала: «Здравствуйте», улыбнулась и скинула с плеч пальто с меховым воротником.

– Здравствуйте, – ответил Виктор Петрович, и потёр друг о друга вспотевшие руки. Волнение пробежало по его спине и ударило в голову.

Он хотел было вернуться в свой кабинет, сесть за рабочий стол и выпить кофе, пока работала не закипела полным ходом. Но передумал.

Виктор Петрович посмотрел на свою коллегу по имени Наташа и отметил, какая она красивая сегодня. Как и всегда. Но сказать этого вслух мужчина не мог.

– Кому я нужен? – думал он. – Старый одинокий скучный человек. Даже жена у…

В эту минуту Наташа почувствовала на себе взгляд Виктора Петровича, повернулась к нему лицом и вопросительно посмотрела на него наивными голубыми глазами.

– Что? – спросила она мягким голосом. В её глазах читался вопрос и интерес.

– Задумался, – ответил Виктор Петрович и поспешил отвести взгляд.

– Старый дурак, – думал он про себя.

– Вам очень идёт этот пиджак, – сказала Наташа, улыбнулась и пошла открывать отделение.

Виктор Петрович поднял на неё удивлённые глаза, потом перевёл их на пиджак. В эту минуту он заметил, что забыл заменить бейджик, а старый оставил дома на прикроватной тумбочке в спальне.

Тогда Виктор Петрович вернулся в свой кабинет, нашёл клейкую ленту и отрезал от неё небольшой кусок. Он написал от руки своё имя на ней, после чего приклеил на пиджак.

– Ну хоть так, – подумал мужчина и сел на своё рабочее место.

Глава 5

Саша включила магнитофон. Она вставила кассету с записями песен «Отпетые мошенники» и нажала кнопку «play».

Уже неделю мама не разговаривала с ней. Всё из-за слов «когда ты умрёшь, я не приду к тебе на могилку». Вместе с мамой игнорировать девочку начал и старший брат Серёжа.

Сергей не разговаривал с сестрой потому, что таким образом он маму «защищал». А всё дело было в том, что мама любила делать в семье общественные «суды». И искала защиту в них.

Заключались «суды» в том, что если кто-то маму обижал или вёл себя так, как для неё было оскорбительно, она звала всех членов семьи в зал, эмоционально рассказывала о провинностях «подсудимого», о том, что она всё для него делала, а он не благодарный или поступил с ней плохо, предосудительно. Для того, чтобы втянуть в «суд» всех участников процесса, мама то и дело говорила, обращаясь по очереди лично к каждому, кроме виноватого:

– Серёжа, ну разве так можно с матерью?!

– Саша, вот он, твой «хороший» отец. Опять его защищать будешь?!

После такого «суда» всем членам семьи полагалось осуждать виноватого, чтобы не подвергнуть себя гневу «судьи». Но такая схема никогда не работала между Сашей и папой.

Саша и папа продолжали общаться и поддерживать друг друга, несмотря на любые обвинения.

Иван Андреевич был добрым и спокойным человеком. У него были ясные глаза и желание избегать конфликтов. Папа разговаривал медленно, задумчиво и любил помечтать.

– Моё любимое занятие, – делился он как-то с дочкой, – это погулять одному и подумать о жизни.

В подтверждение его любви думать о жизни у папы была собрала небольшая коллекция книг по философии, которую он время от времени читал. Один такой томик лежал на полке в туалете для приучения всех членов семьи к философии, так сказать.

Дни, когда Саша проходила через подобное «наказание» за свои провинности, давались девочке крайне тяжело. Она чувствовала себя в опасности. В такие дни в голове у неё играла самая настоящая война. Саша засыпала с тревогой и чувством того, насколько она отвратительная и недостойная любви. Это чувство мешало ей учиться и концентрироваться на других вещах.

Одним единственным лучом света оставался папа. Он продолжал любить дочь, относиться к ней хорошо и внимательно, но осуждал сам поступок. Папа всегда выслушивал позицию Саши, не перебивал и даже, казалось, понимал её. За этот единственный луч света в тёмном царстве осуждения девочка была привязана к папе особенно сильно. И всегда оправдывала его, когда «суды» вершились над ним.

Саша сделала музыку потише и прислушалась к звукам за дверью своей комнаты. Она теперь делала это часто, потому что ждала чего-то плохого. Что её будут громко обсуждать в зале или по телефону со всеми на свете.

Так и оказалось.

– Ты понимаешь, Лен, ну что это такое. Мать вообще не жалеет. А если я умру завтра! Вот она меня сама в могилу и сведёт. Ты меня точно понимаешь! – говорила Ольга Владимировна своей подруге по телефону и, казалось, смакует собственное несчастье.

Жар ударил в лицо Саше. Сердце забилось бешено. Девочка схватила сумочку и кофту, выбежала из комнаты и со всей силы хлопнула дверью. Она вбежала в зал, где мама говорила по телефону, и закричала:

– Да сколько можно! Как уже меня это достало! Ты ужасная, ты ненавидишь меня! Вот лучше я сама умру! Это ты меня в могилу сведёшь!

Перед глазами пелена. Ярость, обида, стыд! Никогда, никогда в жизни она не будет больше разговаривать с мамой, даже если та захочет! Она уйдёт навсегда! Или умрёт! Зачем такому плохому человеку, как она, жить на свете?!

Саша схватила в прихожей сапоги и куртку, открыла входную дверь и кинула свои вещи на пол в тамбур. Выбежала следом и хлопнула за собой дверью. Та с грохотом ударилась и задребезжала. Саша второпях обулась, накинула куртку и вышла в подъезд. Куда идти, девочка не знала. Ей было страшно, ведь идти некуда. А вдруг назад не пустят? Что с ней будет тогда? Снова ночевать у Ланы? Но папа не может не пустить назад…

В это время Ольга Владимирова смотрела дочке вслед. И когда та вышла из квартиры, сказала вслух:

– Она что, дурная?

После чего продолжила говорить в трубку:

– Лен, ты слышала, слышала? Как она мне тут орала!