Loe raamatut: «Хочу быть»

Глава 1

Долгая рабочая смена наконец-то завершилась. Пританцовывая, я спускался по ступенькам, не в силах дожидаться лифта. Уже выходя на улицу, встряхнул рюкзак, удивился его лёгкости и, чертыхаясь, понёсся назад. Вася смотрел в монитор, тихонечко мурлыкая себе под нос «Кукушку». Подняв голову на звук, он вскинул брови:

– Чего ты кривишься? Скажешь, что не любишь Цоя – лишу премии, – я нахмурился ещё сильнее:

– К покойному Виктору и его творчеству отношусь нормально. Просто конкретно эта песня вызывает очень нехорошие ассоциации, – мозг услужливо воспроизвёл фразу, услышанную два месяца назад в записи. Негромкий женский голос говорил: «Степанов очень любил группу «Кино». Кажется, даже на похоронах играла…». Прекратив вспоминать, я придал лицу обычное выражение. – Впрочем, неважно. Я тут кое-что забыл.

– Оставил – забирай, – он нарочито равнодушно скользнул взглядом вниз, на клавиатуру, а я направился к своему столу. Как и ожидалось, старая тетрадь лежала по-другому.

– Василий Викторович, читать чужие дневники некрасиво, – главный редактор нашей маленькой совятни прищурился:

– Кто бы говорил! – я возразил:

– Мне записи были нужны для выполнения задания по учёбе. Нам велели проанализировать чьи-нибудь реальные воспоминания более чем столетней давности, и удалось добыть только это, – Вася хмыкнул:

– Где ты нашёл сию повесть? У родственников? И кем же тебе приходилась Вилкова Вера Петровна? – я напрягся. Врать нельзя, правду ему знать не положено, придётся ступать по офигенно тонкому льду:

– Эта девушка мне не родня. Так, знакомая знакомых. К тому же она давно умерла, не оставив наследников. Много успели прочитать? – начальник грустно вздохнул:

– Только начало. Бедная молоденькая «совушка». Не удивлюсь, если её путь оказался совсем коротким, – я кивнул:

– В сущности, да. Ладно, пойду, ночь коротка, а мне хочется развеяться, – попрощавшись второй раз, я сунул ветхую тетрадку в рюкзак, вышел из бизнес-центра, немного постоял, прикидывая, в какую сторону направиться. К реке не слишком тянуло, Донской монастырь и кладбище в такую погоду тоже не привлекали. Значит, в центр, к яркому разноцветному свету, уютным кофейням и модно одетым людям, решил я, зашагал к переходу, и в этот момент телефон завибрировал. Госпожа Петрова спрашивала, можно ли перезвонить. Отстучав: «Да, конечно», и перейдя улицу, я ответил ей:

– Доброй ночи! Для меня есть работа? – монотонный голос спокойно произнёс:

– В зависимости от того, что ты считаешь работой. Расследований и прочего пока нет: я отдыхаю после Латинской Америки. Собственно, поэтому и пошла разобрать вторую кладовку. Догадайся, что я там нашла? Точнее, чего не обнаружила, – я резко остановился. Похоже, скоро мне наступит конец. Не хочу, я ещё так молод!

– Пожалуйста, простите! Мне нужны были какие-нибудь старые записи для института, в поисках не преуспел, вот и придумал взять ваши. Признаю, идея не самая хорошая. Что мне сделать, дабы вы сменили гнев на милость? – в трубке раздался противный скрежет зубов, тихие щелчки – знак крайнего раздражения, а затем вампирша сказала:

– Стукнуть бы тебя пару раз по лицу перчаткой с серебряными заклёпками, но от этого ты помрёшь, и мне придётся самой общаться с людьми. Эй, заготовка журналиста, на кой ляд тебе понадобилось красть заметки? Достаточно было попросить, я бы покочевряжилась маленько, согласилась, и мы бы вместе поржали над моей глупостью. Но нет, лучше взять без разрешения и бояться, как бы не раскрыли. А я тебе доверяла… – окончательно пав духом, я пошлёпал на трамвайную остановку, чтобы доехать до её дома и понести справедливое наказание. Однако вышло иначе:

– Вообще-то, если быть до конца честной, свои дневники я искала, чтобы ты их оцифровал. Состав, которым обрабатывались страницы для их лучшей сохранности, можно использовать лишь единожды, и срок его действия почти истёк, а терять воспоминания не хотелось бы, да и ты, как оказалось, умеешь хранить чужие секреты. Давай так: перепечатай, что спёр, и, если сделаешь это быстро, я перестану хотеть тебя убить, – неужели пронесло? Я облегчённо выдохнул, прикинул, сколько дней придётся провести без сна, и тут она добавила:

– Только, умоляю, не задавай мне никаких вопросов по поводу написанного и упаси тебя боже выражать сочувствие. Это было давно и неправда, так и знай.

– Хорошо. Сделаю всё как можно быстрее. Простите ещё раз, – она отключилась, я дошёл до ближайшей лавочки, сел и некоторое время приходил в себя. Потом поплёлся к метро, понимая, что прогулка откладывается на неопределённый срок.

Я справился за две недели. Перепечатывать было несложно, особенно если не вдумываться в содержимое. Отправляя итоговый файл Нике, немного нервничал. Возможно, о тех событиях она уже плохо помнит, а прочитав заново, опять разозлится. Ответа я ждал больше месяца. В первых числах декабря на почту пришло письмо с вложением от госпожи Петровой. Трепеща, я открыл его. Послание от начальницы оказалось довольно неожиданным:

«Яр, привет. Проверила, понравилось. Как ты понимаешь, это лишь малая часть записей. Потом приедешь за остальными тетрадями. В качестве поощрения прикрепляю для ознакомления переработанный и дополненный вариант дневника. Там описан самый интересный кусок моей ранней биографии: месяц-полтора до попадания в систему. Судя по отсутствию эмоциональной реакции, во время оцифровки ты совсем не вчитывался в текст, относящийся к тому периоду. Тем интереснее будет изучить более длинную версию. Не забывай: в сочувствии не нуждаюсь. Без уважения, но с благодарностью, Ника».

К письму был прикреплён документ с коротким названием «Нытьё 2.0». Сохранив его на ноутбук, я вновь погрузился в чтение лекций. Скоро первая сессия, ударять в грязь лицом не хотелось, следовательно, нужно запомнить побольше всего. Решимости хватило на пару часов, после чего я захлопнул тетрадь, хлебнул крови и, переместившись с высокого табурета на многое повидавший низкий матрас, два раза кликнул мышкой по кричащему заголовку (не думал, что она прибегнет к столь дешёвой манипуляции). Сконцентрировался, выдохнул и с головой нырнул в чужое прошлое…

20 февраля, день.

Здравствуй, мой дорогой и единственный друг. Наверное, странно так тепло обращаться к обыкновенной толстой тетради, однако альтернативы у меня сейчас нет и вряд ли появится. О чём хочу рассказать? Как обычно, буду жаловаться. Вчерашний вечер начался отвратительно: в шесть часов мой сосед по квартире и, по совместительству, её хозяин пробудился ото сна да запел хриплым пропитым голосом: «Окрасился месяц багрянцем». Застонав, я поднялась с продавленного дивана. Впасть в дрёму удалось после пяти вечера, а уже через сорок минут пришлось вставать. Телу такое не понравилось. Голод усилился, голова ощутимо кружилась. До следующей трапезы оставались ночь, день и вечер, впрочем, на работе есть, что перехватить, так что можно потерпеть. Дойдя до старого шкафа с мутным зеркалом на дверце, я перекинула волосы вперёд и всмотрелась в отражение. Кажется, никаких изменений. Это было огромной проблемой: когда я теряла контроль над телом либо излишне быстро заливала в себя положенную порцию крови (что тоже вырывало из рук бразды правления), шевелюра в течение суток отрастала на пару сантиметров. Отрезаешь до плеч – вырастает снова, расходуя и без того небольшой запас энергии. Экспериментальным путём установив, какую длину организм в состоянии поддерживать неизменной, я старалась не выходить за её рамки. Заплетя нетугую косу, открыла шифоньер и решила, что надену этой ночью. Выбор был откровенно невелик. Большинство одёжек приобреталось в секонд-хенде, кое-что пришлось украсть: после оплаты комнаты, которую я снимала у старого алкоголика, от жалования почти ничего не оставалось. Конечно, тратиться на еду мне не нужно, но тетради, ручки, мыло, одежда и обувь отнюдь не бесплатны, да и контролёры на общественном транспорте попадаются довольно часто. Правда, они почти всегда сильно пахнут чем-то не слишком приятным; зная это, можно избежать встречи и прокатиться «зайцем». Впрочем, сейчас я езжу только за кровью: до работы минут пять пешком. Натянув водолазку, джинсы и носки, я выскользнула из комнаты. Дедок увлёкся пением и не услышал, как я обулась, накинула старое пальто, висящее на мне, как на вешалке, и хлопнула дверью. Выбежала на улицу, без проблем преодолела расстояние между домом и поликлиникой, юркнула в здание через чёрный ход. Я трудилась здесь месяца четыре. Уборщицей, разумеется, ведь вампира без высшего образования, со средненьким аттестатом и без особых умений брали исключительно на низкооплачиваемую тяжёлую работу. За пять лет своего жалкого существования мне довелось охранять склады (крысы оказались чертовски медленными тварями с приемлемой на вкус, но совершенно не питательной кровью), разносить почту (исключительно зимой, летом слишком рано светает), упаковывать различные товары в ночную смену (не сошлась характерами с товарищами) и, конечно, мыть полы в нескольких десятках различных организаций. Вот и сейчас, переодевшись в халат, я дождалась закрытия и приступила к делу. Жёсткие тряпки и едкая хлорка на меня влияния не оказывали, спина не болела, отдых не требовался. Шустро перемыв все три этажа, я зашла в маленькую лабораторию. Сложные исследования тут не проводили, однако с общим анализом крови вполне справлялись. Открыв холодильник, я достала штатив с пробирками, оставленный специально для меня. Кровь была капиллярная, в микроскопических количествах, разведённая почти до прозрачности физиологическим раствором с консервантом и антикоагулянтом. Собравшись с духом, я опрокинула в себя содержимое первой ёмкости, подержала во рту, проглотила. Благодаря лишней жидкости впитывание шло медленно, и вкус чувствовался будто бы всей гортанью. По моим ощущениям, ребёнок вполне здоров. Быстро заполнив бланк, я выпила жидкость из второй пробирки. Болеет, что-то вирусное. Третья. Здоров. Четвёртая и пятая – без сюрпризов. Шестая… я поперхнулась и закашлялась. Отвратительно. Такого никогда не было. Вписав в бланк пару вопросов и совет провести расширенный анализ, я вымыла стекляшки и поставила их сушиться. Как просохнут, запихну в печку к накопившимся за день и включу жариться. Утром лаборантка сверит мои записи с результатами, полученными обыкновенным образом, и вычислит процент ошибки. Судя по тому, что я слышала, он стремится к нулю. Закончив с опытами, я села, закрыла глаза и прислушалась к себе. Голод, конечно, никуда не делся, однако малое количество крови всё же немного его обмануло. Желудок не сводило, головная боль практически не ощущалась. Осталось меньше суток, сказала я себе, ты должна справиться. Постарайся поспать подольше. Ага, если б это было так просто! Когда я ложилась и закрывала глаза, мозг сразу же начинал гонять по кругу одни и те же унылые, тревожные мысли. Сотни минут подряд, без перерыва и возможности забыть, кем была и стала. В одном случае из десяти круговорот сменялся чёрным провалом, в котором удавалось продержаться пять-шесть часов, выныривая слегка отдохнувшей. Немного погрустив по этому поводу, я закинула ногу на ногу, пошарила взглядом туда-сюда. Ещё несколько часов скучать, вот досада! Надо было взять с собой какую-нибудь книжку. Внезапно затрезвонил стоящий на столе телефон. Я не знала, имею ли право отвечать, но на всякий случай подошла и сняла трубку. Вдруг это заведующая проверяет, не удрала ли вампирша с работы?

– Алло, поликлиника. Я вас слушаю.

– Вера, это ты? Веруня, доченька, как у тебя дела? Я случайно увидела, как ты входишь в поликлинику, расспросила у заведующей, раздобыла номер и вот звоню. Отец не слышит, он уже спит. Ну же, скажи что-нибудь! Ответь! – внутри всё заледенело. Я с трудом разжала губы:

– Вера умерла. Не звоните больше, – швырнула трубку на стол, закрыла лицо руками. Заплакать не вышло: вампиры практически неспособны на это. Остановившееся пять лет назад сердце терзала боль. Мама, мама… В нашей весёлой семейке она была одной из самых нормальных и психически устойчивых, уступая в этом плане лишь своей родительнице, моей бабушке. Её любовь и спокойствие спасали меня от выходок отца и брата, однако они всё равно ухитрились подгадить, запретив приходить в больницу к твари, опозорившей семью. Всё, что ей удалось сделать – передать через охранника пакет с вещами, собранными впопыхах, и небольшую сумму, которой едва хватило на оплату первого в моей послежизни съёмного угла. Зачем понадобилось выходить на связь через пять лет молчания, я не понимала. Обратно принимать явно не собираются, иначе говорил бы папаша. За переживаниями я чуть не пропустила наступление рассвета. До подъезда пришлось бежать. Раздевшись и рухнув на диван, я почти сразу уснула. Пробудившись, достала дневник и описала случившееся. А сейчас время ехать за кровью. Пока!