Пульс замирает, когда его ладони пробираются под одежду. Она леденеет вся от макушки до пят, покрывается инеем, он отливает на серебристой радужке, отражая его зелень, точно зеркальная гладь. Она не знает, что он видит в её чёрных зрачках, слышит ли отчаянье в прерывистых вдохах меж поцелуями. Понимает ли, чего ей стоит податливость.

Его слишком много на ней: прикосновения, ласки, мокрый язык во рту. От вкуса его слюны её тошнит, желчь подкатывает к горлу. Простыни промокли от её холодного пота. Он списывает дрожь на возбуждение, она считает про себя до сотни. Цифры заканчиваются слишком быстро, их недостаточно для успокоения.

– Ты в порядке? – говорит он, задыхаясь. Отклоняется, становясь на колени, опершись руками по обе стороны от неё.

Ей далеко до «в порядке», ей далеко даже до обыкновенного «нормально». Однако улыбается, растягивая губы, будто всё хорошо, будто так надо, будто то, что происходит меж ними – правильно. Хотя правильного в том ни на грош.

– Да, иди сюда, – протягивает к нему кисти тоненькие – веточки. Жаль, касание не способно убить, обратить человека в пепел. Она была бы счастлива. Пусть и всего на миг. Из него вышла бы замечательная скульптура.

Подтянутое тело не влечёт. Его крепкий торс давит её к кровати, ощущается плитой из гранита, разве что не могильной, но близко к тому. На похоронах, пожалуй, спокойнее. На похоронах не приходится жертвовать собой во благо будущего.

– Ты очень красивая, – повторяет он. Снова, снова и снова. Пока слова не заедают пластинкой в её голове голосом его брата. – Спасибо. Ты не пожалеешь.

Не пожалеет. У неё нет выбора, если хочет спасти себя, Дена, Светку. Это ничего. Она несколько лет как испачкана тем, кто теперь лежит в земле. Ей почти не больно. Почти не страшно. И неважно, что сердце сбоит, а внутри рассыпается прахом ещё одна частица её души. Душа – не главное, жизнь – ценнее. Три жизни зависят от неё, потеря гордости – минимальная плата. Она временна. Гордость можно вернуть, а что до чести… у неё её не осталось. Бесы с честью, её у неё отобрали давно.

– Никааа, – стонет низко Макс ей на ухо, зарываясь носом в волосы.

Она оглаживает его по широким плечам, жёстко впивается ногтями в кожу на спине, раздирая. Ей хочется оставить на нём шрамы. Хотя бы физические. Алые полосы кровоточат, но он не обращает внимания, увлечённый ею, поглощённый их близостью. Он не видит истину.

Переворачивает её на живот, её пальцы сжимают простынь, пачкая её в чужой нелюбимой крови. Футболку задирает, оглаживает рёбра, целует мягко меж лопаток. Ника закусывает щёку изнутри, ощущая металл и соль вперемешку.

Она снова закрывает глаза, начиная отсчёт с нуля.

***

Этой ночью не удаётся сомкнуть глаз. План приходит сам собой, остаётся лишь собраться с духом. Ей кажется, стоит уснуть, как кошмар наяву продолжится во сне, обрастёт новыми ужасающими деталями. Непонятно, что из этого хуже. Быть может, когда голова коснётся подушки, её решимость испарится, она вновь станет слабой маленькой девочкой, нуждающейся в чужой защите.

Её некому защитить. Она обязана справиться. Шанс всего один, больше такого не представится. Макс расслабился, избавившись от помехи в виде брата. Он ослеплён победой и влюблён в неё. Иного пути, кроме как воспользоваться его чувствами, у неё нет. Как бы гадко не было, ей придётся поступиться принципами.

Баночка рецептурного препарата находится там же, где она её оставила. Специально положила в сумку, вспомнив о таблетках. Они помогли усмирить панику при встрече с Деном на вечеринке, а теперь помогут усыпить другого мужчину. Она надеется. Неизвестно, какая дозировка потребуется вампиру. Но она рассчитывает на отсутствие совместимости с алкоголем, который так любит употреблять Максим.

На встречу собирается, макияж не наносит, он всё равно позже размажется либо от её слёз, либо в следствии страсти Никольского. Долго выбирает платье из шкафа, которые, видимо, заведомо купил Макс. Останавливается на коротком траурно-чёрном с закрытым декольте. Её задача сегодня – выглядеть неотразимо, однако не слишком доступно. Чёрный ей идёт, отлично подходит к внутреннему состоянию.

Он ожидает её у выхода из здания. Оглядывает восхищённо, задерживаясь на открытых стройных ногах. Ника давит из себя улыбку. Та выходит вполне сносной, кажется, у неё получается всё лучше и лучше, хотя вряд ли это тот навык, которым стоит гордиться.

– Долго стоишь? – говорит она, отбрасывая волосы за спину.

– Совсем нет, – он взмахивает рукой, протягивает ей ладонь. Она не колеблется ни секунды.

Сад, действительно, хорош. Больше похож на городской парк по площади. Каких тут только растений нет. Наверное, она бы впечатлилась, если бы не эмоциональное напряжение. Не спасло даже заранее выпитое успокоительное, ему требуется больше времени для воздействия. Постепенно сознание погружается в спасительный вакуум, чувства исчезают, впадая в анабиоз.

– Как спалось? – интересуется он, останавливаясь у фонтана. Мелкие капли воды попадают на кожу и одежду. Ника смотрит на рябящую гладь.

– Отлично, – врёт она, не испытывая мук совести.

Он смеётся довольно, сжимая её пальцы в своих.

– Я старался, подбирал комнату. Твоя – самая светлая.

Как будто это может перекрыть факт заточения. Золотая клетка – тоже клетка. Какая разница из чего сделаны её прутья?

Вечер можно было бы принять за летний, после вчерашней грозы случилось потепление. Однако опавшие прелые листья кричали об ошибочности суждения.

– Спасибо. Она замечательная, – фразы слетают с языка, хотя она предпочла бы молчать. Ника точно находится далеко отсюда, не в своём теле.

Жмёт его пальцы в ответ, глядит снизу-вверх, вскинув голову. Он выглядит также, как и неделю назад, также, как две или три. Добрый, внимательный, заботливый. Но всё это – ложь, он соткан из неё. Странно, как сам ещё не запутался в сплетённых нитях?

– Ты подумала? – он напрягается, готовый к отказу, зелень становится тёмной, словно болотная тина.

Она выжидает, теребя край платья, одёргивает его, имитируя нервозность, по крайней мере то, как сама её запомнила.

– Да. Я согласна. Но как быть с браком? – глаз не отводит, сканирует каждое движение. Мышцы на его лице расслабляются.

Макс улыбается широко, видимо, на сей раз искренне. Но, боже, как ей плевать на его чёртову искренность! Он может засунуть её себе в зад вместе с больной, извращённой любовью.

– А что с ним? Ты скоро станешь вдовой. А потом мы распишемся. Не думаю, что ты хочешь грандиозный праздник. Или я ошибаюсь? Если хочешь, скажи. Мне несложно устроить, – болтает, окрылённый её согласием.

Ему невдомёк, что никакой свадьбы не будет. Она скорее отрежет себе палец, чем позволит ему надеть на себя обручальное кольцо.

– Нет, лучше скромно, поужинаем вдвоём, – тихо отвечает, наблюдая за падающим с ветви листом за его плечом.

– Ты выглядишь уставшей, – хмурится он, всё-таки подмечая круги под нижними веками.

Она хохочет, переступая с ноги на ногу.

– Ты тоже. Мы многое пережили. Думаю, нормально иметь проблемы со сном. Но всё позади, да? Мне уже лучше, – он понимающе кивает, обнимает, прижимая к себе. Она утыкается носом в его пиджак, резко пахнущий одеколоном.

– Да, позади, – отстраняется, оглаживает её щёку. Его отпечатки выжигают плоть, оставляя иллюзорные чёрные язвы. Она дышит носом, закрывает глаза, подаваясь навстречу ладони.

Он целует её сначала осторожно, будто страшась спугнуть, но, не встретив сопротивления, смелеет, проникает языком в рот.

А ей… ей уже всё равно.

***

Ей чудится, что прошло уже несколько часов, пусть они пришли в комнату всего с минут тридцать назад. Пока Макс находится в душе, она подмешивает в вино препарат, вскрыв сразу с двадцать капсул. Дозировка превышает норму в десять раз, этого хватит, чтобы убить обычного человека. Но Никольский заражён, уверенности, что на него хоть как-то подействует, нет.

Конечно же, он предлагает бокал и ей, на что Ника отказывается, отговорившись кое-как. По ней, оправдание в духе шутки: «я не хочу напиться и забыть нашу первую ночь», – глупое. Но главное, срабатывает. Он поддерживает её веселье, рассказывая неуместную историю из детства. Она хохочет невпопад. Будто ей нужно знать, откуда идут его травмы, будто это что-то может изменить.

Он задирает платье, оглаживая обнажённое бедро. Она жалеет, что не надела колготки. Так ему пришлось бы провозиться дольше. Одежды на мужчине становится всё меньше, а она, не смотря на действие лекарства, ощущает пробивающийся через воздвигнутый щит холодный ужас. Он тянет свои тощие длинные пальцы, смыкает их на горле, затягивая петлю. Броня сыплется, брони попросту не существует в реальности. Она хрупка, как её кости, не имеет ни веса, ни смысла. Её на ней нет.

– Моя, – шепчет Макс, выдыхая горячий воздух, что раскалённым паром жжёт шею.

Его – на краткое мгновенье. Время аренды ограничено.

– Твоя, – послушно говорит она в подушку, чувствуя облегчение от того, что не приходится смотреть на его лицо. Так проще, когда не видишь. Можно представить, что ты далеко – далеко, где-то, где нет ни измятых шёлковых простыней, ни терпко пахнущего мужчины. Что происходящее – всего лишь плохой сон, который закончится с пробуждением по утру, Светка улыбнётся, звонко смеясь, а Ден вновь оскалится на очередную её колкость.

– Я не верил, что ты поймёшь, что согласишься. Знала бы, как много это для меня значит, – дёргает застёжку, молния едет вниз, оголяя спину. Тут же становится боязно. Сквозняк задувает ещё и в душу, бередя калечное сердце. Она совершенно точно простынет, застудится до агонии, которая предстоит, когда препарат выведется из крови.

– Но я тут, с тобой, – Ника не понимает, к чему эти разговоры. Что ему стоит заткнуться? Пусть делает запланированное. Или не делает вовсе.

– Я люблю тебя, – признание остаётся без ответа. Он в нём не нуждается, уверенный в том, что взаимность близка. Но до неё расстояние куда больше, чем меж галактиками.

Она досчитывает до сотни в четвёртый раз, когда Макс покачивается.

– Что ты… – понимает. Поздно. Опадает на неё бессознательный, беззащитный, давит весом.

У неё не сразу выходит выбраться. Ею движет расчёт, когда возвращает платье на место, когда методично обыскивает его спальню, не забыв проверить вещи, в которых он был при встрече. Удивляется, сыскав карту в кармане брюк. Он совсем не верил в то, что она способна на обман. Что же, его ошибка.

Взгляд влечёт столовый нож на подоконнике, она не помнит, как сжимает на рукоятке пальцы. Помешательство, не иначе. Подходит к постели, ведомая чем-то очень густым, тёмным, гложущим нутро. Это он виноват. Он всё испортил, он трогал её пару минут назад. И зашёл бы дальше, если бы не таблетки. Манипулировал, ссылаясь на Светку, хотел убить Дена. Убил бы, кабы она ничего не сделала.

Лезвие сверкает в тусклом свете. Ника видит своё отражение на его поверхности. И пугается. Роняет на пол, раздаётся звон металла. Она отворачивается, зажимая ладонью рот.

– Не буду, – она не такая, как Макс, не станет чудовищем из-за личных обид, хотя он, вероятно, заслуживает смерти. Или чего-то хуже, чем смерть.

Воспоминания о прошлом ошибочном выборе её не покинули. Правду тогда сказал Ден. От мести легче не становится. Грех приходится нести, он останется с ней с пометкой «пожизненно», напоминая о себе трещащими от тяжести ноши позвонками.

– Гореть тебе в аду, – шипит она, хватает его телефон с тумбочки, набирая в рабочий чат сообщение: «Еду по делам, присмотрите за девчонкой, она в моей комнате». По крайней мере, так её выпустят, за тонировкой всё равно водителя не видать.

Когда они шли наверх, она отметила, что Никольский отослал охрану прочь. Вновь оступился. Ей пришлось бы лезть через окно, чтобы сбежать. А так во время прогулки заметила въезд в гараж. К нему несложно пробраться из этой комнаты.

Плутать пришлось недолго, вскоре она спускается в тёмное помещение, свет зажигается, реагируя на движение. Она насчитывает двенадцать разных авто. Бежит к ближайшему, дёргает, дверь поддаётся. И ей вновь везёт: ключи в зажигании. До лаборатории придётся добираться по памяти, остаётся верить в то, что она успеет до того, как Макс очнётся и отправит за ней людей. А пока… пока удача на её стороне. Остаётся верить, что так будет и впредь.

Наконец, пригождаются полученные в восемнадцать права. Отец тогда оплатил, да вот машину ей не купили, денег не хватило. Папочка предпочёл вложиться в очередную хреновую бизнес-идею. Двигатель урчит, когда она поворачивает ключ, жмёт педаль газа, радуясь, что Никольский старший, судя по всему, предпочитал автомат. Вряд ли она справилась бы с механикой спустя столько лет.

Автомобиль трогается с места, ворота, реагируя, поднимаются, открывая вид на асфальтированную дорогу, ведущую к свободе.

Глава 20

Ден

В комнате всё та же койка, белые стены, белый потолок. Его уже тошнит от этого цвета. Макс приезжает через день, иногда два, напоминает о себе в тот момент, когда ему кажется, что ещё немного и сдохнет от голода. Голодать ему никогда не доводилось, даже в те времена, когда приходилось обеспечивать себя и брата самостоятельно без подачек Никольских, даже когда потерял Женьку, погряз в тусовках, сомнительных компаниях, выпивке.

Желудок громко урчит, напоминая о том, что пищи в него не поступало более двадцати четырёх часов. Хотя бы за временем можно следить по настенным, будь иначе, он бы давно запутался, ведь тут неясно, когда день, а когда ночь.

Макс издевался, раскладывая их прошлое по сценам, проигрывая заново с другой стороны: новой, незнакомой ему. То, что Дену чудилось добротой оборачивалось корыстью, то, что считал дружеской поддержкой – долгосрочной манипуляцией. В их отношениях не было ничего настоящего, того, за что стоило бы уцепиться, оправдав убийство. Он и сам не безгрешен, смог бы простить, смог бы и забыть, спустить с рук. Но фишка в том, что прощать нечего. Брату это попросту не нужно. Он не нуждается ни в его милости, ни в понимании. Он не оставит от него и пепла, развеет по ветру ещё до смерти. Сотрёт досрочно из жизни. Будто его в ней и не было.

Пищит замок, дверь открывается. Он не готов к встрече, не находит сил поднять голову. Сидит, облокотившись о стену, с закрытыми глазами, догадываясь, кто посетитель. Оттого его потряхивает, когда слышит совсем иной голос.

– Ден… Боже, Ден! – шепчет девчонка. Подбегает, шлёпая босыми ступнями по полу, опускается на колени совсем как тогда, в зале. Ладошками трогает всего и везде, проверяя, цел ли, не пострадал ли.

Он разлепляет веки, глядя на неё. Не верит. Как она сюда попала? Очередная шутка Макса?

– Что ты… – сипло говорит, прищуриваясь.

Ника смеётся через слёзы, бросается ему на шею, повисая ношей на груди. Жмётся к нему, всхлипывает часто, шмыгая носом. Совсем по-детски, так некрасиво.

– Я боялась, что не успею, боялась, что он сделал с тобой нечто ужасное, – сбивчиво бормочет она, тихонько хныча на ухо. – Нам нужно уходить. Сейчас же. Времени нет, скоро его люди сюда доберутся.

Он хмурится, заставляет себя собраться, начать анализировать её слова. Макс отправит погоню, значит, она сбежала. Усмехается криво, когда она отстраняется. Давит желание обнять, стиснуть так крепко, как только может. От него наверняка несёт, как от чумного. Не мылся больше недели.

– Пошли, – поднимается на ноги, те подводят, слабость в конечностях ощущается как после затяжной болезни.

Они пробираются к лифту без препятствий. Им повезло: брат настолько параноик, что выставил прочь всю охрану, а карту оставил себе. Однако их могут ожидать снаружи.

– Есть вероятность засады. Я пойду первым, – ультимативно заявляет он, заставив её поперхнуться.

Вздёргивает высоко подбородок, смотря нагло и уверенно прямо на него. У неё был иной взгляд раньше, что-то в ней точно изменилось, словно переломилось пополам, сгорело и восстало в ином обличии.

– Не пущу. Ты – человек, не вампир. Привыкай. Пуля почти гарантирует летальный исход.

– Что ты предлагаешь? – хмыкает он, морщась от ломоты в мышцах.

Она усмехается, доставая из сумки телефон, переворачивает несколько раз, пока он не выдыхает шумно через рот.

– Это же Макса. Как? – Ника поджимает губы, он замечает её дрожащие на экране пальцы.

– Не спрашивай, ладно? Я не хочу возвращаться к тому моменту и мысленно, не то что озвучивать. Зато мы можем проверить камеры.

Он вспоминает, что сам не единожды проверял их при ней со своего мобильного, однажды случайно обмолвившись о том, что такое же приложение стоит и у брата.

– У тебя хорошая память, – подмечает, смотря на картинку на дисплее. Вокруг здания чисто, нет ни души.

– Не жалуюсь.

Его гложет желание спросить, что произошло, отчего у неё синяки залегли под нижними веками, а тело при упоминании Макса беспокоит тремор, но сдерживается, решив оставить выяснение правды на потом. В конце концов, это ничего не изменит. Она права, у них нет времени.

Они выходят к парковке, Ден быстро отметает идею сесть на авто покойного отца. Все машины фирмы легко отследить. Попутку в столь поздний час тоже не поймаешь.

– Предлагаешь идти пешком? Тогда нас изловят быстрее, чем встанет солнце, – нервничает она, огрызаясь.

Он демонстративно извлекает из кармана ключи от рабочего универсала.

– Про эту он вспомнит не сразу, в городе возьмём другую в аренду, – кто бы мог подумать, что та нелепая покупка, которую с превеликим удовольствием высмеял Макс, пригодится где-то, кроме тайных перевозок компонентов и оборудования.

Водительское сидение занимает сам, пресекая споры на корню. Конечно, он измотан, голоден, однако опыта у него куда больше, чем у девчонки, которая со сдачи экзамена ГАИ впервые вдавила педаль газа. Странно, что, вообще, сумела сюда добраться.

Она молчит, наблюдая за тьмой по ту сторону окна, он набирает скорость.

– У него Света, – тихо цедит Ника. Он слышит обречённость в голосе, тоску, к ним примешивается заметная доза злости. – Ты знаешь, где он мог её спрятать?

Ден ударяет по панели, сжимая челюсти. Он и помыслить не мог, что брат зайдёт так далеко, что он способен на воздействие через ребёнка. Взвешивает, перебирает в памяти все места, где они когда-либо бывали. Бинго. Имеется одно подходящее: офисное здание, где когда-то они планировали открыть своё агентство.

– Догадываюсь, – конечно, он может ошибаться. Им остаётся лишь молиться, чтобы Фортуна не повернулась к ним задом из-за сменившегося настроения. – Нам на окраину, тут недалеко. Сейчас нет пробок, через двадцать минут будем.

Она закусывает губу, опуская затылок на подголовник.

– Что нам делать потом? У него связи, деньги, влияние. Что с нами случится? Как сбежать?

Он возвращался к подобным размышлениям вновь и вновь, благо часов в сутках предостаточно. И пришёл к выводу, что не оставит предательство просто так. Макс должен ответить.

– Тебе – ничего. Я увезу вас со Светой в деревню. Там наши с Женькой родители отдыхали, – она вздёргивает брови, смотря на него уставшими глазами. И он осознаёт, что раньше не называл имени родного брата, избегая темы. – Тот мальчик с фото, – поясняет, на что Ника понятливо кивает. – Заберу, когда закончу.

– Что закончишь? – невесело улыбается она. – Как тогда? – намекает на их контракт, на собственную ошибку. Что же, дорогая, ему не впервой. Он не даст ей утопнуть в его болоте.

– Это моё дело, не твоё. Я тебя в это втянул, должен нести ответственность. Не переживай, остались те, кто на моей стороне. Они помогут, – ухмыляется, потому что в данную секунду сможет назвать с десяток фамилий тех, кто терпеть Макса не может. Нерадивого отпрыска Никольского старшего много кто ненавидел из-за халатности в бизнесе. Думается, дело не только в ней.

– Уверен, что получится? – с сомнением говорит она, буравя его взглядом.

Дену хочется коснуться её, утешить, сказать так много, но он знает, что может не вернуться.

– Я, в отличие от некоторых, исполняю свою часть сделки, – глухо смеётся он, отшучиваясь. Ей не стоит вникать в детали. Она должна выбраться невредимой, чего бы ему это не стоило.

Забавно, в самом деле, потому что совсем недавно он также рассуждал о вечеринке, на которой всё должно было перемениться. И переменилось, увы так, как никто не ждал.

Вскоре они добираются. Улочка погружена во тьму, фонарей на окраине практически нет, а луна предпочитает спрятаться за хмурые тучи. Подъезжая, он замечает горящий свет на втором этаже. Не ошибся. Вряд ли кто мог находиться здесь кроме подручного Макса и Светы. Они с братом выкупили недвижимость ещё с пару лет назад, но до реализации идеи руки не дошли, не до того было с делами фирмы. Посторонним сюда не попасть, код от замка знают только они двое.

Он тормозит метров за сто пятьдесят, глушит мотор, выключает фары. Им не нужно, чтобы их заметили преждевременно.

– Подожди внутри, – просит Ден, выходя наружу. Прохладный ветер обдувает лицо, ветви деревьев по бокам от дороги качаются, шумят жёлто-зелёной листвой.

Слышит, как закрывается дверь с другой стороны, жмёт зубы.

– Почему ты не можешь послушаться? – бросает он, оборачиваясь. Девчонка смотрит прямо. Она совершенно не похожа на ту потерянную незнакомку в баре при их первой встрече, добровольно отказавшуюся от дочери. Теперь готова идти за ней в самое пекло.

– Как когда ты приказал уйти из дома? Когда не желал признаваться в невиновности в убийстве отца? Что из этого? – шипит Ника, явно намеренная стоять на своём. – Нет. Там мой ребёнок. И я пойду вместе с тобой.

Он выдыхает, жмёт губы и кивает. Только время на спор потратят, Свету могут перевезти из-за побега её матери, и они её уже не достанут.

– Только осторожно, – командует, смиряя её суровым взглядом. И ведь нравится. Даже такая нравится: упрямая, гнущая свою линию. – Следуешь за мной, не шумишь, крик не поднимаешь, что бы ни случилось. Ясно?

– Ясно, – отвечает тихо. Стоит ему отвернуться, за пальцы ловит, останавливая, шепчет вдогонку: – Береги себя.

У него ухает в груди сердце, его щемит, разрывая на куски. Если они выберутся из заварушки живыми, если всё получится… он никогда не отпустит двух таких разных женщин. Они стали для него тем, за что можно уцепиться, чтобы не пойти ко дну, тем, чего достаточно, чтобы жить с мыслями о будущем, а не сожалениями о прошлом.

– За меня не переживай, – оглаживает её ладонь, отпускает.

Они заходят внутрь без проблем. Удивительно, как Макс, с его желанием всё контролировать, не сменил код. Он замирает у лестницы, рукой указывает оставаться внизу. Ему нужно проверить. Делает шаг, второй, поднимается по ступеням. Поворачивает за угол к той комнате, в которой присутствовало освещение. Толкает легонько, оставляя щель. Петли не скрипят, спасибо и на этом. Он видит женщину, та сидит в кресле вполоборота к нему, листает страницы книги. Светы он не замечает. Её тут либо нет, либо она не попадает в поле зрения. Отодвигается немного, доски под ногами прогибаются, раздаётся треск. Женщина поднимает голову, передние пряди колыхаются при движении, открывая её лицо. Он её знает. Та самая Татьяна, с которой его познакомил брат.

Таиться больше нет смысла. Ден настигает её в несколько секунд, что она не успевает сориентироваться, роняет книгу, когда он нависает сверху. В её глазах мелькает испуг. Правильно. Она должна бояться. Предавать его – неверный выбор. Хотя… они никогда не были особенно близки. Он всего лишь платил ей за питание.

– Денис? – визгливо вскрикивает она, пытаясь подняться, но он опускает её обратно давлением руки на плечо.

Ухмыляется криво, склонив голову вбок, щурится, словно примеряясь.

– Ты забрала кое-что моё, – говорит он, щёлкает костяшками пальцев. Татьяну передёргивает от каждого щелчка, будто хрустят её, а не его суставы.

– Не понимаю, – стенает она, пряча взгляд. Врёт. Точно видно, что врёт. И к чему? Здание мало, его обыск займёт от силы минут десять.

– Думаю, понимаешь. Ты можешь сказать, или я узнаю сам после того, как ты уже не сможешь произнести и слова, – угрозы – то, что работало всегда. Почти безотказно. Главное знать, на что давить. В её случае всё просто: жизнь. Жизнью многие дорожат, особенно собственной.

Он слышит шаги позади, не реагирует. Татьяна с силой сжимает пальцы на обивке, словно готовится бежать. Но он-то знает, что человек позади – не её спасение.

– Я нашла её, пойдём, – тихо зовёт Ника, голос пропитан облегчением.

– Если оставим всё так, доложит. Ступайте к машине первыми, – у них нет иного выбора, кроме как избавиться от женщины. Отпустят – и Макс узнает об их местоположении. Скорее всего, он уже догадался о его побеге из лаборатории, если не дурак, проверил её первым делом.

Девчонка вновь не слушается. Чёрт бы её побрал! Подходит, дёргает за рукав, привлекая внимание. Он смотрит на неё, на заспанную Свету рядом, сжимающую материнскую ладонь.

– Пожалуйста, – умоляет не лишать человека жизни. Господи, даже такого, как Татьяна.

– Она же участвовала в… этом, – рычит он, в последний момент проглотив слово «похищение». Вряд ли ребёнок понял, что случилось. Подумаешь, одну няню сменила другая.

Ника качает головой. Мольба отражается на её радужке.

– Она могла бы немного поспать, – предлагает она, губу закусывает, смотрит на женщину. – Этого достаточно, чтобы мы успели отсюда убраться.

Он мечется не дольше минуты. Не сводит с неё взгляда, вдруг передумает, вдруг обрушит сдерживаемый гнев на соучастницу, как сделала подобное когда-то. Но этого не происходит. Она остаётся непоколебима.

– Будь по-твоему. Идите.

Когда девочки покидают комнату, Татьяна глядит на него затравленным зверьком, боясь пошевелиться.

– Будет немного больно. Тебе следует их благодарить. Я не ограничился бы бессознательным состоянием, – ребро ладони опускается на её шею, туда, где находится сонная артерия, веки женщины закрываются, а тело обмякает. Он сдержал слово, пусть внутри аж трясло. Она заслужила наказание посерьёзнее. Однако на то право Ники, это было её решение.

Спускается вниз с ощущением незавершённости, меняет выражение лица на более мягкое, завидев Нику со Светой. Они стоят, обнявшись, составляя единое целое, так и должны выглядеть мать и дочь.

Замирает на некоторое время, боясь их побеспокоить, настолько счастливыми они выглядят, воссоединившись. Но время утекает сквозь пальцы, у них на путь до деревни от силы час, а ещё необходимо сменить автомобиль.

Ника поднимает взгляд, словно почувствовав его присутствие, улыбается благодарно: широко и искренне, как умеет только она. Он сдержанно кивает.

– Пора, – командует, усаживаясь на водительское.

Когда две его женщины занимают места позади, трогается, забив в навигаторе салон, где можно арендовать машину. За дополнительную плату ему отдадут её без паспортных данных. Пригождалось пару лет назад, когда им с братом стреляло в голову ускользнуть из-под контроля отца и развеяться. Остаётся надеяться, что Серёга до сих пор имеет привычку ночевать прямо в офисе.