Лоно вокруг него сжимается, она чувствует каждую вену, сжимая его внутри себя. Дискомфорт не исчезает полностью, ведь у неё так долго никого не было, но похоть сильнее. Ника вообще не помнит, чтобы хоть кого-то хотела настолько неистово.

Прикусывает сосок, зализывая тут же, а её выгибает, током бьёт, пронзая до кончиков пальцев ног. Он вбивается всё быстрее, быстрее и быстрее, пока она не достигает пика. Выгибается в пояснице, запрокинув голову, дышит часто, вздымая грудь. Он вколачивается глубже, выбивая гортанные стоны, уткнувшись носом ей в шею, пока не замирает, вздрагивая несколько раз.

Они оба потные, измождённые, но расслабленные и довольные. Ника не знает, чего ждать дальше. Через секунду, минуту или две. Она не может собрать мысли в нечто связное, то, с чем можно будет работать. Оттого растекается в его руках, ощущая, как плоть всё ещё пульсирует, а сердце не может выровнять ритм.

Глава 12

Ника

Она лениво потягивается, выпутываясь из сетей его рук, перекатывается на живот, сбрасывает одеяло, правда, тут же возвращает его на место, вспомнив о наготе. За вечер и ночь они, как безумные, занимались сексом трижды, из-за чего у неё дрожат ноги и саднит лоно.

Ника закусывает губу, тихонько стонет, закрывая ладонями глаза. Ощущает, как горит от смущения лицо. Что они натворили? Что натворила она? Всё было просто ещё сутки назад, а теперь запуталось, как клубок украденных котом нитей.

Она поворачивает голову, изучая лицо Дена. Он выглядит умиротворённым, расслабленным. Спит, закинув руку на подушку. Если б он всегда был таким, их взаимодействие не напоминало бы американские горки. Её тянет коснуться его кожи, убрать с век спадающие пряди, но она останавливает себя на половине пути.

Ступни касаются пола, утреннее солнце слепит, проникая через закрытое окно. Стараясь не шуметь, она осматривает пол, но не находит своих вещей, поздно вспоминая, что те остались на кухне там же, где всё началось.

Футболка в ящике находится почти сразу, доходит ей практически до колен.

На цыпочках крадётся мимо постели в надежде избежать неловкого разговора, оборачивается в последний раз и натыкается на сощуренные карие глаза. Он с насмешкой смотрит на то, как она пытается улизнуть.

– Бросаешь одного, не попрощавшись? – хмыкает он, усаживаясь. Одеяло спадает, оголяя торс, Ника сглатывает.

– Мы живём в одном доме, – фырчит она, стараясь скрыть смущение. Получается паршиво, потому что предательские щёки тут же алеют вместе с ушами. Чёрт бы побрал генетику. Это наследственное, из-за светлой кожи пунцовые пятна видно ещё сильнее.

– Иди ко мне, – усмехается он, похлопывая рядом по простыне.

Ника закатывает глаза.

– Извращенец. Нам нужно есть. И мне необходимо позвонить Светке, – отрезает она. Футболка перестаёт казаться длинной, мужской взгляд будто проникает под неё, сканируя.

– Вчера тебе всё нравилось, – хмыкает он, поднимаясь на ноги.

Она отступает к выходу, чуя неладное. Слишком уж хитрые у него глаза. Ден движется плавно, медленно, но вдруг срывается с места и перехватывает её за талию под громкий непроизвольный визг.

– Придурок! – брыкается Ника, силясь вырваться. Он целует её шею, зарывается носом в копну светлых спутанных волос. – Нет. Ден, нет! Отвали! – ругается она с перерывом на дурацкий смех.

Он забирается пальцами под ткань, ведёт подушечками по животу, провоцируя уже знакомое тянущее чувство. Дурные мотыльки машут крыльями, совершенно не слушая разум. Их становится больше, чем вчера. И это пугает.

– Нет? – мурчит он в ухо, выпуская изо рта горячий воздух, дует легонько, вызывая ворох мурашек по спине.

Ника выдыхает шумно через рот, тая в его объятиях. Коленки дрожат, подкашиваются, она облокачивается на него, с усилием опускает затылок на широкую грудь.

– Нет, – говорит уже твёрже, собираясь с духом. – Мне нужно в душ. И у меня кончились силы, дай передохнуть, – желудок, будто подтверждая, жалобно урчит.

Он хохочет едва слышно, поцелуем ласкает висок. Тянется к губам, но она отворачивается, уклоняясь.

– «Нет» значит «нет», мы даже не чистили зубы, – ладони исчезают с её тела, тут же становится как-то холодно, ощущение уюта испаряется, как не бывало.

– Понял, заноза, – отвечает Ден, отодвигаясь.

Она честно пытается не смотреть, как он одевается, что даётся с трудом. Ей действительно нужен отдых, тело не выдержит ещё один такой марафон в скором времени. Хотя, по его виду не скажешь, что расстроился. Выглядит чрезвычайно довольным собой. Больше, чем обычно.

– Я пойду первой, – неловко бормочет она, переминаясь. Он кивает, с улыбкой исчезая за дверью. Нике сложно не отметить: она ему идёт. Не кривая усмешка, а именно улыбка. Пожалуй, та впервые со дня их знакомства появилась на его лице.

Вода остужает кожу и голову. Она специально включает прохладную. Подставляет макушку, капли стекают по волосам вниз, пока не скрываются в стоке. Аромат его шампуня щекочет ноздри, кажется, она без того пропахла им вся, целиком, безвозвратно.

Всё произошло как-то чересчур быстро, ей необходимо время на размышления. Как теперь быть? Что делать? Предстоит ли в будущем развод или меж ними происходит что-то серьёзнее, чем секс без обязательств?

После двадцати минут под отрезвляющими струями, она решает, что это всё не так уж важно в преддверии грядущих событий. Им бы разобраться с Никольским старшим, а уж что там будет дальше – разберутся.

Прислушавшись к себе, Ника понимает: будет больно и сложно (когда с ним было легко?). Она каким-то непостижимым образом умудрилась влюбиться в такого невыносимого типа, как Денис. Лучше б в душу запал Макс, он куда больше подходит на роль примерного супруга. Но едва ли сердцу можно приказать. Эти чувства засели в ней крепко, теплятся ровным огоньком, не желая тухнуть, сколько пламя не заливай. Момент, когда можно было их сокрыть за семью замками упущен. Просто так есть. Теперь это её реальность.

Она подсушивает волосы полотенцем и прокрадывается к себе в комнату, надеясь переодеться без отвлекающих факторов. Благо, получается. Ей сейчас необходимо побыть одной.

Набирает номер Ульяны, на той стороне идут длинные гудки, спустя секунд тридцать отвечает женский голос. Няня передаёт трубку Светке, ей становится легче, когда слышит дочь, волнение развеивается.

– Привет, мам. Ты когда вернёшься? – спрашивает малышка, на заднем фоне звучит мелодия знакомого мультфильма. Его крутили одно время по ТВ.

– Привет, Свет. Скоро. Мы должны немного поработать, как закончим, обязательно за тобой приедем, – обещает она, а у самой сердце щемит от тоски. Ей интересно, когда полное безразличие и отрицание сменились трепетным беспокойством. Будто не она избегала ребёнка прошедшие годы. Даже удивительно, что дочь так легко идёт на контакт. То к лучшему, значит, не слишком поздно всё исправить.

– Правда? А что вы делаете?

– Правда. Кое-что важное, мы заработаем много денег и купим тебе самые лучшие краски, – говорит Ника, припоминая, что Светка всегда любила рисовать. Пусть, пока её художества далеки от совершенства, но ей явно это по душе. Позже следует отдать её в художественную школу.

Раздаётся громкий писк, нечто среднее между смехом и визгом. Она глупо улыбается, удерживая мобильный у уха.

– Мам, – шепчет тонкий голосок, – Ульяна какая-то странная. Плачет много, – жалуется тихо, видимо, надеясь, что её не услышат.

Конечно, странная. Они все точно с катушек слетели. По-разному. Если их затея провалится, причастные взойдут на эшафот без исключений. Никольский старший найдёт, от него не спрячешься. Ей даже от его сына сбежать не удалось.

– Она переживает за нас, малыш, всё хорошо, просто Ульяна очень чувствительная. А ты сильная, правда? Ты же нас поддержишь? – пытается подбодрить, придав тону уверенности.

– Сильная, – звонко выдаёт Светка. – Я уже большая!

Конечно, большая, пять исполнилось. И она вновь пропустила её день рождения. И ведь молчит, ни слова в упрёк не сказала, хоть не в курсе, что на этот раз Ника не пришла не по собственному желанию. Сложно оказаться подле неё, когда лежишь на больничной койке.

– Взрослая! – посмеивается она. – С Днём рождения, солнышко, – глаза увлажняются против воли.

– Тебя не было, – обвиняет дочь. Её тянет оправдаться, но всё то, что приходит в голову, прозвучит не так, лишь ухудшит ситуацию. Правда же в их случае – плохой выход. Ей в последнюю очередь нужно, чтобы Света переживала.

– Прости, пожалуйста, мы были очень заняты. Денис взял выходной ради свадьбы, нам пришлось много работать. Но мы обязательно отметим позже, – выдаёт на одном дыхании, комкая края домашней кофты.

Некоторое время стоит тишина.

– Ладно. Когда ты приедешь? – ей нечем клясться, что это случится в ближайшее время, потому что сама не уверена в положительном итоге их безумного предприятия.

– Я… – её прерывает движение сбоку. Ден стоит, опершись о косяк, смотрит внимательно, вслушиваясь. Чёрт знает, сколько он там уши греет. Нике становится некомфортно. Она ёжится.

– Скажи, что будем через неделю, – едва слышно советует он, задерживая взгляд на её губах. Она сглатывает ставшую комом слюну.

– Через неделю, Свет.

– Через не-де-лю! – задумчиво произносит дочь, дробя последнее слово по слогам. – Ой, мам, тут серия новая. Про утяток. Я пойду, – Ника открывает рот, но ничего сказать не успевает, Светка бросает трубку.

Ей смешно от такой непосредственности. Так тянулась к ней, чтобы сейчас предпочесть мультфильм. Однако так даже лучше. Дальше последовало бы больше вопросов, а ей нечего ей ответить.

Она опускает телефон на постель, усаживается, поджав под себя ноги, встречается с Деном глазами. Вновь поражается, какие они у него невероятные: в нынешнем освещении светло-шоколадные, отливают на солнце золотом. Её удивляет такой оттенок, потому что ранее никогда не замечала, не обращала внимания, сосредоточенная на его гнетущей ауре. Теперь она у него вовсе не гнетущая, скорее, наоборот.

Капли воды стекают по его русым прядям, по щекам, шее, исчезая за тканью. Она благодарит небеса за то, что он соизволил одеться. Вид его обнажённого торса совершенно точно дурно влияет на её способность ясно мыслить.

– Нравлюсь? – хмыкает он, подмигивая.

Она моргает, не зная, как реагировать на его игривое настроение. Подобное поведение ему несвойственно, по крайней мере, ранее он не проявлял эту сторону, предпочитая властность и отстранённость.

Ведёт плечом, выдыхает.

– Ты невыносим, знаешь? – говорит она совсем не то, что вертится в мыслях. Он понимает, как делал это всегда. Как-то обидно: так легко читает её сознание и без вампирских штучек.

– Значит, нравлюсь, – склабится довольно, демонстрируя белые ровные зубы, растягивая пухлые губы в улыбке. Её одолевает неловкость при воспоминании о том, где недавно были эти самые губы. – Ты вроде хотела есть. Пойдём, я заказал доставку, привезут через минут двадцать, пока можем сделать кофе, – он задумывается, на мгновение прерываясь, а после продолжает, – или тебе чай?

Забавно, ведь он вправду понятия не имеет, что она предпочитает. Нике известна его любовь к кофе, а вот ему разузнать не довелось.

– Чай. Чёрный с двумя ложками сахара, – отвечает она, обнаруживая его волнение по тому, как дёргается кадык, когда сглатывает слюну, по положению рук, сцепленных за спиной. Её удивляет факт, что он способен переживать. Недавно всё было иначе. Придётся научиться взаимодействовать с такой вот его эмоциональной версией.

Он кивает, выходит вон, а затем до неё доносится громкое:

– Идёшь? – ей так тепло на душе, от его баритона в груди трепещет. Наконец, жизнь налаживается. Но, наверное, не стоит к этому привыкать. Как известно, всё хорошее рано или поздно имеет свойство заканчиваться.

Она спускается по лестнице, глядит на его широкую спину, как шаманит что-то с кофейной машиной, ругается приглушённо, не разобрать. Легко догадаться: техника вновь сбоит. Ника фыркает себе под нос, как по ней, куда проще сварить напиток в турке. По старинке оно надёжнее. Однако Ден точно с ней не согласится, может, время своё бережёт, может, просто не хочет возиться.

Красивый, бес, даже взлохмаченный после ванных процедур. И вихры идут ему больше, чем деловая укладка. Ей не по нраву его обыкновенно зализанные с помощью специального средства волосы.

Она приближается незаметно, поддавшись порыву, обнимает сзади, укладывая щёку на выступающие лопатки. Он чертыхается и поворачивается вполоборота.

– Ты бы так не подкрадывалась, могу не узнать. Реакция, сама понимаешь.

Ника пробирается прохладными ладонями под его футболку, останавливаясь на горячем животе. Ден чуть заметно вздрагивает. Она и не ведала, что ему не по душе холод. Как странно: ледяной айсберг не терпит зиму.

– Боишься замёрзнуть? – фыркает, потираясь лбом о ткань. И чувствует его расслабляющиеся мышцы.

– Слышала о контрасте температур? Это нормальная реакция организма.

– Сломалась? – спрашивает очевидное, по сути, ей не нужен ответ.

– Снова. Нужно купить другую, – говорит так серьёзно, словно неисправная кофемашина – главная его жизненная проблема.

Она не выдерживает, прыскает от смеха. Он звенит колокольчиками, переливаясь. Ден высвобождается, чтобы стать лицом к лицу, кольцует её своими руками, слоняется и прикусывает кончик носа.

– Ай! – пищит Ника, пытаясь уклониться.

– Будешь знать, как издеваться, – ей не хочется пояснять, что никакая это не издёвка, всплеск эмоций от всплывших в памяти будущих сложностей, не более. Не хочется рушить такой момент. Ей чудится, будто он может не повториться. Будто их время ограничено чем-то или кем-то. Оно может истечь в любой миг.

– Я не понимаю. Неужели так плохо один раз попить чай? – он смотрит на неё, как на дурочку, словно глупость сморозила, не иначе.

– А так плохо вместо чая пить чёрный несладкий кофе? – усмехается, явно намекая на то, что их вкусы различны.

Она поглаживает кончик носа в месте укуса, морщится и кладёт голову на его плечо. Ден молчит, опершись подбородком о её макушку. Так они замирают недвижимые на минуту или две. Оба осознают: речь вовсе не о напитках. Всё куда глубже. Если копнуть, она уверена, они настолько непохожи, что в списке интересов не совпадёт ни один. И ей, о боже, всё равно. Лишь бы он и дальше оставался рядом, стоял вот так, сжимая крепко и бережно, лишь бы в его глазах вновь не блеснули осколки колотых льдин.

– С твоей мамой всё хорошо. Я узнавал. Её перевезли в другую больницу, подправили документы. Отец не отследит, – шепчет, похлопывая её по пояснице.

Ника выдыхает шумно, ощущая облегчение. Ей погано, потому что с их вчерашним безумством она упустила целый день. Вместо того, чтобы кувыркаться, могла бы набрать матери. А вот он не забыл, позаботился заранее.

– С-спасибо, – сбивчиво благодарит, а в горле щекочет. Глаза щиплет. Она коротко втягивает носом воздух. – Правда, спасибо. Я должна с ней поговорить, – у них с мамой не всё было гладко, одно её долгое сожительство с отцом чего стоит, что говорить о давлении в вопросе беременности в их… обстоятельствах. Конечно, можно заострить внимание на том, что материнские чувства в ней по итогу всё же проснулись, но… если бы нет? Что тогда? Ещё один несчастный, нелюбимый ребёнок? Порой аборт – необходимость. Сложное решение, которое необходимо принять. Не то что она собралась ворошить прошлое, однако маму за то не простит. Сейчас Светка – всё для неё, но когда-то ведь было иначе. Ника помнит своё горькое отчаянье, залегшее в самом существе, гложущее изнутри, снедающее разум.

Ден остро чувствует её напряжение, целует легонько в висок, в скулу, смыкает их губы в практически невинном поцелуе. Отстраняется, берёт в ладони обе щеки, смотрит прямо в глаза, ищет там что-то, будто пытается проникнуть в саму суть. Не спрашивает, всё ли нормально, потому что знает, это абсурдный вопрос.

– Пожалуйста. Ты хочешь поехать по магазинам? Или в парк? Без Светы на этот раз, но ещё успеется, – он прокашливается, видимо, испытывая неловкость.

Она смотрит на него, гоня прочь негативные мысли, кивает.

– Давай. А можно и туда, и туда? – усмехается, копируя его манеру.

– Конечно. Осилишь? – оглядывает, пытаясь сыскать в ней признаки усталости.

Ника переминается с ноги на ногу, оценивая своё состояние. Мышцы ноют, как после длительных физических нагрузок, но не настолько сильно, чтобы отказаться от прогулки. К тому же, погода выдалась на диво чудесная.

– Осилю. Если что, мы остановимся отдохнуть где-нибудь в кафе, – его глаза светятся, в них ей мерещатся восхитительные искры. При одном взгляде сердце начинает сжиматься, желание коснуться, убрать не дающую ей покоя с самого утра прядь, невыносимо. Она поднимает руку, зачёсывает его волосы пальцами назад, чтобы те не закрывали длинные ресницы с карими омутами под ними. Ден улыбается.

– Мне стоит постричься?

Она задумчиво перебирает вихры, а затем мотает головой.

– Нет. И так отлично, – ему идёт абсолютно всё, просто что-то ей нравится больше, а что-то меньше. Отрасти патлы до лопаток, всё равно останется неотразим. Нельзя же быть настолько идеальным! Странно, как она этого раньше не замечала? Может, просто не желала. Или боялась погрязнуть в нём, ведь то, что она чувствует, действительно устрашает. Это похоже на пожар и наводнение сразу. Одно затихает на мгновение, чтобы разразилось другое. Замкнутая петля, не иначе.

Глава 13

Ника

До салона они добираются меньше, чем за час. Их встречает девушка в униформе. Глядит на Нику, растягивая губы в профессиональной улыбке, затем смотрит на Дена, склоняется в полупоклоне, намерено демонстрируя декольте. Он хмыкает, не задерживаясь на оголённом участке груди дольше секунды, сканирует. Её всё равно от этого передёргивает. Точно для него нормально относиться к женщинам, как к товару на прилавке. Кто-то достоин его внимания, кто-то нет. Возможно, она остро реагирует. Не хотелось бы чихвостить его сейчас, когда у них всё только наладилось. Потому жмёт губы и проходит вперёд, не обращая внимания на застывшую сотрудницу.

– Нам нужна вся новая коллекция, – звучит его бархатистый голос. Девушка вздрагивает, вытянувшись по струнке.

Это, получается, на него все так реагируют? Потому что он не ведёт и бровью, словно привык наблюдать подобное каждый день.

Ника садится на диванчик, приносят каталог. Никольский со знанием дела листает страницы.

– Нам вот это, это, это и это. И несите всё с пятой модели по восемнадцатую, – распоряжается он, не удосужившись уточнить её мнение. Хотя… когда он спрашивал? Она не спорит, в моде он явно сведущ лучше неё. Им всё же придётся посетить светский раут, нужно соответствовать.

– Сейчас, – суетится сотрудница, на чьём бейдже значится «Диана». Она оправляет юбку, шествует на каблуках в соседнее помещение. Поразительно, как, вообще, держится на высокой шпильке весь день. У Ники и в кедах-то ноги устают.

– А не слишком много? – удивляется, потому что, если подсчитать, платьев выходит около тридцати с лишним. Пока примерит, коньки отбросит от изнеможения. Шоппинг – точно не её конёк.

Ден усмехается, она сглатывает. Ненавидит, когда он так делает, сразу хочется вытянуть белый флаг.

– Ничуть. Подберём модель, цвет, сделаем заказ, как раз успеют к пятнице.

– Так быстро? – до пятницы остаётся три дня. Неужто успеют? Обыкновенное ателье за такую работу не взялось бы, слишком уж сжатые сроки.

– Не за безделье я столько плачу, – жмёт он плечами, будто всё происходящее – само собой разумеющееся.

Она закатывает глаза: кичиться состоянием – совсем уж лишнее. Будто ей неизвестно, каковы его счета.

Он откидывается на спинку диванчика, вытягивает ноги. И она отмечает, насколько разительно отличается их обувь. У него – вычищенная классическая, у неё – спортивная и явно поношенная. Естественно, имелись туфли, подобранные Ксюшей, но надевать их на длительную прогулку было бы самоубийством.

– Скажи, что мы возьмём одно, – тянет она, рассматривая одежду на витрине. Ей кажется, что тряпки не могут столько стоить. Но они могут. Это она поняла ещё с первого похода в торговый центр по его указке. Ей некомфортно принимать такие дорогие вещи. Было тогда, а сейчас тем более. Ощущение, словно извлекает выгоду из их отношений.

Он вздёргивает бровь.

– Если ты сменишь наряд несколько раз за вечер, у гостей возникнут вопросы.

Она облегченно выдыхает. Слава богу, он не намерен скупить здесь всё. Её бы это обременило. Он и так слишком многое для них сделал. Вылечил маму – ей бы ни в жизнь не хватило средств, хоть на три работы устройся; оплатил их ипотеку – как узнала недавно от Макса; нанял Ульяну, от которой Ника пребывала в совершенном восторге, как и дочь.

До неё слишком долго доходило, что то, что он делал, никогда не причиняло вреда. Да, был груб, неуважителен, однако даже на их сомнительную сделку имел достойную причину. До сих пор кажется странным: её месть ценой в ребёнка. Смерть одного за какие-то анализы. Она так и не спросила, что он собирался делать со Светой после… конечно, в случае, если бы она действительно исполнила обязательства.

– Я всё подготовила. Проходите, – говорит Диана, обращаясь к Дену, хотя платья предназначены не для него. Одна только картинка, где он стоит в одном из творений дизайнеров, уморительна.

Он поднимается, протягивает Нике ладонь. Она кладёт в неё свою, не удерживается и бросает колкий взгляд на наглую девицу. У той на лице не дёргается ни одна мышца. Может, решила, что привёл в магазин одну из своих любовниц. Самое обидное, в таком случае она близка к истине, ведь они так и не определили формат их… связи.

Они проходят в примерочную, которая напоминает таковую в последнюю очередь. Комната достаточно просторная прямоугольной формы, а на противоположной от входа стене висит здоровенное зеркало с подсветкой.

– Не беспокойте нас, – приказывает Ден. Она ёжится от его холодного тона. В последний раз слышала его не так давно, но уже успела позабыть, ведь его пыл оказался ярче. Последнее, чего бы ей хотелось – вновь прочувствовать это на себе. Она помнит, как он умеет давить одним присутствием: позой, аурой, выражением лица. Такое не выбросишь из памяти.

Сбоку расположены вешалки, а на них рядом висят подготовленные платья. Одно краше другого. Ника в последний раз видела подобное многообразие перед выпускным, а то было давненько.

Он подходит сзади. Она сначала ощущает его близость нутром, только потом пальцы касаются шеи, отодвигая волосы. Дышит ей на ухо, оставляет короткий поцелуй на затылке.

– Которое примеришь первым? – хрипло выдыхает он, а ей становится дурно от нахлынувших эмоций. Их слишком много: льются через края. Кровь в венах бурлит, закипая от того, как он задал простой вопрос, из-за чего она не сразу находится с ответом.

– Вон то синее? – пищит Ника, не узнавая собственный голос. Она не то что не выбирала, указала на первое попавшееся. Последнее, о чём сейчас может думать – платья, ведь Ден стоит позади неё слишком близко. И слишком далеко.

– Уверена? – спрашивает, а сам ведёт носом по её коже. Мелкие волоски на руках стают дыбом, сердце ухает, стремительно падая в живот.

Она делает над собой усилие прежде, чем отстраниться. Ден садится в мягкое на вид кресло для ожидания.

– Конечно.

Наряд оказывается достаточно вычурным: верх напоминает блузу с рюшами, а низ едва ли достигает длины «мини».

– Ты собираешься отвернуться? – сдавленно бормочет она, стряхивая несуществующую пыль с синих джинс.

– Мне и так замечательно, – отзывается подлец, скрещивая на груди руки. – Да брось, после вчерашнего тебе не должно быть дела.

Но ей есть! То, что он видел её тело во время их общего помешательства, ещё не значит, что ему позволено наблюдать в любой момент. Чёрт бы его побрал! Нужно же понимать, когда стоит уступить. Но, видимо, понятие «стыд» ему не знакомо, как и «приличия».

Нику берёт нечто среднее между злостью, азартом и упрямством. Она вздёргивает подбородок, отходит к мягкому ковру, скидывает обувь, ступая на мягкий ворс, а затем раздевается. Медленно стягивает вещь за вещью. Правда, в процессе выясняется, что сексуально снимать джинсы – та ещё задача. Спотыкается о штанину, чуть не падая. Под конец она раздражена и сконфужена. На Дена не смотрит, боится увидеть насмешку, ведь даже простой трюк из фильмов ей не удался. А казалось, так всё просто.

Ткань струится по телу, практически не ощущается, укутывает невесомостью. Она смотрит в зеркало, замечает, как алеют щёки. Такую длину ей не доводилось носить раньше. Юбку хочется одёрнуть, а лучше пришить туда кусок аналогичного шёлка сантиметров в двадцать.

В отражении видит его лицо: заострившееся и напряжённое. Желваки ходят на скулах, руки сжались на обивке. Она замирает, встречаясь с ним взглядом. Он жрёт её, словно и нет на ней слоя ткани, словно предстала обнажённой.

Кадык дёргается, когда он сглатывает.

– Не подходит, следующее.

Она медленно кивает, точно в замедленной съемке. Не отводя от него глаз, снимает с себя вещь, та ворохом падает к ступням. Он поднимается, долго перебирает вешалки, пока она ощущает себя перетянутым канатом, завязанным в несколько узлов. Меж ними метра три, но воздух тяжёл, еле проникает в лёгкие.

Ден останавливается на А-силуэте до пят, передаёт его ей, специально касаясь своими пальцами её, оставляет на запястье почти неощутимую ласку: до боли короткую и мимолётную. Ей могло бы показаться, если бы не ткань в её руках.

Ника надевает его быстро, и выясняется, что оно не такое уж и простецкое. Материал переливается при движении, становясь то чёрным, то серебристым, грудь закрыта целиком, а вот вырез на спине полностью открывает лопатки.

Он убирает её волосы, перекидывая на правую сторону, склоняется, касаясь губами шеи. Глядит на отражение, пожирая её реакцию, впитывая в себя каждую увиденную эмоцию. И ей перестаёт казаться, что перед ней всё ещё человек, а не монстр. Но ей всё равно. Лишь бы не прекращал.

Он не останавливается: оглаживает бедро, вжимает её ягодицы в свой пах. Она физически ощущает его возбуждение, насколько сильно он её хочет прямо сейчас. И это желание не требуется озвучивать. Его можно увидеть, коснуться. Словно оно материально – трещит, накаляется, разогревая их обоих.

Он кладёт пальцы на её плечо, едва касаясь, спускается к локтевому сгибу по оголённому участку, переходит на живот. Невесомость прикосновений делает лишь хуже. Её знобит, скручивает всю от едкой необходимости стать ещё ближе, снять дурацкие лишние наряды.

Ника как-то совсем быстро забывает о том, что ей нужен отдых после предыдущих похождений.

Он целует её висок, отодвигая передние пряди, дышит глубоко и громко, утыкаясь носом в волосы. Смотрит в глаза через зеркальную поверхность, растягивая губы в улыбке.

– Прости, я не планировал, но не могу удержаться, – шепчет хрипло, а она видит, как расширяются его зрачки, когда она подаётся назад, облокачиваясь спиной о его грудь. Там быстро, рвано стучит его сердце. И её шальное вторит в такт.

Глядит на отражение, где и её зрачки практически заполнили радужку. От возбуждения аж потряхивает, им мало друг друга, словно не будет другого момента, а то, что у них есть могут отобрать, не спросив.

– Ден, – тянет Ника, оборачиваясь. Тянет и поднимается на носочки, своими губами легонько мазнув по его губам.

Ему как крышу срывает. Пальцами цепляет волосы на затылке, заставляя запрокинуть голову вверх, стонет ей в рот, погружая внутрь язык, скользя по нёбу, зубам, сплетая с её языком. Ремень расстёгивает, шагая вперёд, пока она не упирается лопатками в холодное зеркало.

– Я не хотел так, не хотел, Нии-ика, – его голос срывается на её имени, будто ему сложно разговаривать. Будто нет на то сил.

– Я хочу, – выдыхает она, суматошно водя ладонями по его рубашке в поиске пуговиц. Отыскав верхнюю, пытается просунуть в петельку, да пальцы не слушаются, трясутся, как трясётся она вся. – Хочу тебя сейчас, – не выдерживает, потому что чёрт бы побрал того, кто придумал пуговицы. Дёргает на себя, срывая одну. Та падает и катится по полу.

Он усмехается ей в губы, вновь сминает. Жадно, неистово, охочий до спасительной воды, где вместо – её слюна.

– Нет, – говорит он решительно, но не отстраняется, не отходит. Смотрит только мутным взглядом, а она не понимает, как это «нет». Как он может отказать в такой момент?

– Нет? – спрашивает едва слышно, еле шевеля языком. Коленки подкашиваются, в горле стаёт ком.

– Нет, – повторяет, ехидно кривя свои красивые губы. – У меня есть идея получше. Не хочу, чтобы ты завтра весь день не могла встать, – напоследок хмыкает он до того, как разворачивает её лицом к зеркалу, заставляя опереться о поверхность руками.

Задирает юбку, верх спускает, что он висит на талии, бельё тоже не щадит. Она чувствует холод обнажённой грудью, соски набухают, сжимаясь в маленькие горошины. Охает, когда он надавливает на поясницу, заставляя прогнуться. Проскальзывает пальцами между ног, ведёт по половым губам, размазывая влагу. Усмехается довольно, закусывает кожу у шейных позвонков, а затем проводит по месту укуса языком, зализывая.

Ника тихонько стонет, подаваясь навстречу пальцам, но он фиксирует её свободной рукой, не давая двинуться.

– Шш, подожди, – урчит ей на ухо, а у неё от его голоса внутренности переворачиваются. Хочется, чтобы взял прямо здесь. И плевать, если придётся сутки проваляться в постели.

Так и стоит: голая, возбуждённая, податливая, как пластилин. Бери и лепи, что угодно. Он лепит, обводя чувствительную точку круговыми движениями, затем трёт, сжимает. И всё по новой. Её бьют импульсы, когда сразу несколько фаланг оказываются внутри, стенки вокруг сжимаются, ей кажется, что он совершенно точно ощущает их пульсацию.

Она хнычет тихонько, когда он входит слишком резко. Ден замедляет темп, выходит, вновь возвращаясь к клитору. Остаётся совсем немного до конечной, узел в самом низу становится плотнее и плотнее, её глаза закатываются, а взор мутнеет. Отражение уже не различить, Ника опускает щёку на запотевшее от дыхания зеркало, приоткрывая рот. Но ей не дают сорваться в самую бездну. Он удерживает на краю, заставляя балансировать. Как только кажется, что вот-вот, убирает подушечки с плоти, но вводит внутрь, дразня поступательными движениями, растягивая.

– Пожалуйста, – она готова расплакаться, настолько остро ощущается необходимость разрядки. Лоно колет, ей чудится, что ещё немного и её просто разорвёт от дикой невыносимой похоти.

Он чувствует это, прижимается сзади, упираясь пахом в её ягодицы, рукой охватывает шею, заставляя смотреть. И Ника видит, насколько похабна представшая картина. Его пальцы, блестящие от её влаги, массируют низ живота, гладят рёбра, зажимают розовый сосок. Он пощипывает один, затем другой, вновь спускается к бёдрам. Она смотрит на своё безумное выражение лица, потерянные громадные зрачки, затем на его лицо. Такой же сошедший с ума, потерявший себя в ней или наоборот. Толкается раз, два, выскальзывает, когда она откидывается затылком на его плечо. Гладит клитор, пуская мелкие электрические импульсы по телу, пока её не накрывает волной. Она взрывается, подрагивая в его руках, пружина сжимается и разжимается разом, эйфория наполняет организм. Колени подкашиваются, но он удерживает на весу расслабленное тело.