Loe raamatut: «Заложница, или Нижне-Волчанский синдром»
Глава 1
Меня зовут Саша Емельянова. Мне семнадцать лет, через два месяца исполнится восемнадцать. В этом году я окончила школу и поступила в институт, на специальность «Информационная безопасность». Институт находится в соседнем городе, почти мегаполисе по нашим меркам. Но место в общежитии дадут только в сентябре, так что пока живу в родном Нижне-Волчанске. Можете не морщить лоб и не чесать затылок. Мне пока ни разу не встречался человек, способный сразу сообразить, на какой стороне карты этот город вообще искать. Оно и понятно. Живет в нем тысяч тридцать человек, есть один работающий завод, один торговый центр «Волчок», который все называют просто ТэЦэ – других-то нету, чего мудрить? – и одна центральная улица имени Ленина. А еще старый кинотеатр во дворце культуры, где крутят вышедшие в тираж фильмы, если в зале соберется больше десяти человек.
Живу я в убитой двухкомнатной хрущевке вместе с батей. Раньше с нами жил мой старший брат Стас, сын от первого брака матери, но недавно он переехал – получил неплохую для Нижне-Волчанска должность и снял отдельную квартиру. Мать нас бросила, когда мне исполнилось три года. Когда-то я сильно на нее злилась за предательство, а теперь перестала: сама жду не дождусь, когда уеду подальше от вечно опухшей батиной хари. Папаша мой всегда выпивал. А когда мать пропала, оставив в шкафу ворох цветастых платьев, пропахшей сладкими духами «Магнолия», словно с цепи сорвался. С тех пор я его трезвым-то и не помню.
Если б он только пил, и фиг бы с ним, как-нибудь протянули со Стасом. Но после ухода матери батя начал распускать руки. Сначала брата поколачивал, потом и меня, как подросла. Это у него называлось: «Воспитательный елемент». Получил двойку? На по щам. Вернулся поздно? На еще. Посмотрел косо, а на днях бутылка подорожала? Ну, вообще держись… Помнится, отделал он меня однажды, как бог черепаху, даже толстовка с капюшоном не помогла – синяки заметила классная руководительница. Оставила после уроков, усадила перед собой и давай причитать: как же так, надо твоего отца родительских прав лишить, а тебя определить в детский дом, откуда такую славную девочку быстро заберут в хорошую семью. А я и говорю: «Вы, Тамара Константинна, в своем уме? Кому я сдалась – подросток из неблагополучной семьи? Усыновляют младенцев, а меня промаринуют до восемнадцати лет и отправят обратно. А в детдоме что, жизнь больно сладкая?». В общем, отговорила. И двойки она мне с тех пор ставить в дневник перестала, только в журнал. Нормальная тётка оказалась, короче.
С батей потом тоже все нормально устроилось. Стас за лето вымахал, окреп и записался в секцию по смешанным единоборствам. Попробовал его папаша по старой памяти приложить, да не тут-то было. Закрылась лавочка. Меня брат трогать запретил, так что к средней школе жизнь более-менее наладилась. Единственное, брата после выпускного в армию забрали, но он меня в свою секцию записал. Сам после службы занятия бросил, потому что поступил в университет на юридический факультет, не до того стало. А я втянулась, пять лет уже хожу, недавно второе место на первенстве области заняла. Могла и первое, да в финале по очкам уступила, а не то был бы у меня в кармане второй разряд.
К старшим классам меня уважал не только присмиревший батя, но и вся подъездная гопота, включая сумасшедшего алкоголика с пятого этажа. Жену он гонял по квартире так, что люстра качалась, и крики по всему району слыхать. А со мной на лестнице здоровался, погоду да политику обсуждал…
В моей школе все учителя, кроме Тамары Константинны, удивлялись, как это мы с братом смогли сдать экзамены и поступить на бюджетное отделение? Без репетиторов, без родительской поддержки? А ответ был очень простым. Поступили, потому что иначе – конец. Мои одноклассники ничем не рисковали. Не пройдут по баллам на бюджет – есть платное отделение. Не получится в этом году – настанет следующий. А я знала: если сейчас не вырвусь из этого болота, не пойду учиться, то глазом моргнуть не успею, как окажусь на месте продавщицы в соседнем ларьке. И однажды возьму в счет зарплаты ноль восемьдесят пять и засяду на кухне вместе с батей…
Этот страх и заставлял меня вгрызаться в учебники, сидеть на форумах, шерстить интернет в поисках бесплатных видеопособий. Мотивировал похлеще любого репетитора. Даже лучше, чем новенький айфон, обещанный за поступление моей однокласснице Вике. Страх, а еще злость. Когда с детства никто не хочет сидеть с тобой за одной партой, потому что на тебе подвернутые штаны старшего брата и его же ботинки, надетые на два носка… Когда ровесники смеются в лицо, потому что на последнем родительском собрании батя захрапел в середине доклада, его растолкали, и он на всякий случай заорал матюгами, что выбьет из тебя всю дурь… Когда… Много было этих «когда».
На этом можно заканчивать с прелюдией и переходить к сути. А суть сегодняшним вечером вырисовывалась печальная…
Я сидела после тренировки в раздевалке, привалившись к шкафчику и медленно сматывая насквозь пропотевшие бинты. На меня накатила тоска. Надо было собираться и идти домой, но очень не хотелось. В квартире со вчерашнего вечера квасил батя с какими-то подзаборными колдырями. Алкашей я, положим, выкину, они уже на ногах не стоят. Но сложно вообразить, на что теперь походила наша и без того не шикарная квартира…
В прошлый раз к моему возвращению загажены были не только унитаз с раковиной, но и ванная, и даже почему-то рассохшаяся деревянная хлебница на кухне. А еще дома было нечего есть. В школе кормили бесплатно. Но школу я закончила, а потому с рисовой запеканкой и напитком из цикория с молоком в граненом стакане пришлось попрощаться. Конечно, я подрабатывала: разносила листовки по почтовым ящикам, расклеивала объявления. Но для учебы мне потребовался хороший ноутбук, и все накопления ушли на него.
Утром я позавтракала пустой гречкой, на обед потратила последний полтинник, а что есть на ужин не представляла даже в теории. Батя в еде не нуждался. Он, как лютик-одуванчик, перешел на какие-то альтернативные, неведомые мне источники питания. В пятницу обещали выплатить остаток зарплаты за прошлый месяц, но как прикажите жить оставшиеся три дня? В долг я не брала, о сложившейся ситуации никому не говорила. Достаточно близких друзей, чтобы напроситься на ужин в гости, не имела. Кое-что подозревал дядя Лёша, мой тренер, но на все расспросы я отвечала уклончиво, не желая втягивать его в окружавшую меня грязь. Дядя Лёша вздыхал, но ни на чем не настаивал, и только каждую неделю угощал пирогами да бутербродами, якобы насильно всунутыми в излишнем количестве женой.
Выход был один – идти к Стасу. В гости к брату я заглядывала редко, сам он не приглашал. Нет, мы не ссорились, ничего не делили и ни в чем друг друга не упрекали. Просто раньше нас хоть что-то объединяло – пятна зеленки на сбитых костяшках, завтрак на крохотной кухне, один на двоих велосипед. Но когда Стас вернулся из армии и съехал на съемную квартиру, оказалось, что, кроме совместного быта, ничего нас не связывало… Разница в возрасте – больше семи лет, чего вы хотите. Разве что внешне мы походили друг на друга: оба были худые, скуластые, черноглазые, как мать. Может, она была из цыган, потому и сбежала однажды за вольным ветром?
Я нехотя поднялась со скамьи, покидала вещи в спортивную сумку и надела куртку. Лето в этом году выдалось так себе – дождливое и холодное. Свинцовые облака жались к земле, а ветер так и норовил выдернуть душу и закрутить ее, жалкую и растерянную, над промзонами и пустырями.
Идти было недалеко. Минут двадцать, если быстрым шагом через дворы. Было, правда, уже темно – тренировка затянулась, да и в раздевалке я просидела долго. Для местной гопоты встретить одинокую девушку после заката – майский день, именины сердца. У меня одноклассника за проколотое ухо недавно так отметелили, что до сих пор с фиолетовой рожей ходит. Поэтому в спортивной сумке, болтавшейся на левом плече, кроме сменной обуви и снаряжения валялись походная аптечка и газовый баллончик (тьфу-тьфу-тьфу, еще ни разу не пригодившийся), а в кармане куртки лежал настоящий шокер. И если кому-то покажется, что это перебор, я от всей души приглашаю его прогуляться после десяти вечера по моему району, известному в народе как Бухара (и вовсе не потому, что здесь, блин, жарко и персики растут).
Так вот. Шла я по вечерней Бухаре, мимо панельных пятиэтажек, мимо детских площадок с качелями без сидений, мимо ржавых перекладин для ковров и припаркованных машин. Думала, где раздобыть денег, не забывала поглядывать по сторонам. Готовилась чуть что дать деру, ибо дядя Лёша всегда говорил: лучшая драка – та, которой удалось избежать. Впереди послышался звук разбившегося стекла, пьяно загоготали.
Решив не искушать судьбу, я свернула на обходную тропу через детский сад. Кто-то из моих предшественников выломал в заборе прут, проделав для пешеходов дыру. Садик у нас хороший, с пышными клумбами желтых шафранов и астр, с чистенькими деревянными беседками, окруженными зарослями шиповника и сирени. Вот только фонари там не горели, но да ладно, дорогу помню. Выйдя на протоптанную дорожку, я нахохлилась под резким порывом ветра и сунула руки глубже в карман. Поддела ногой позабытый малышней пластмассовый мяч… и замерла на месте, прислушиваясь к ночной тишине.
Во-первых, из-за кустов тянуло одеколоном. Кто-то не поскупился и вылил на себя половину флакона. Во-вторых, со стороны беседки слышались отчетливый шорох и поскрипывание досок, будто внутри переминался с ноги на ногу человек. Отметив этот странный факт, я хотела проследовать мимо, но у неизвестного зазвонил телефон. Звонок сразу сбросили, но я узнала мелодию, стоявшую на телефоне Стаса.
Нахмурившись, я с нарочитым шумом протопала мимо. В голове завертелись тревожные мысли. От садика до дома брата пять минут неспешным шагом. Мелодия не самая популярная, из советского фильма про неуловимых мстителей. Кто еще, кроме Стаса, захочет по десять раз на дню слушать, как «Громыхает гражданская война, от темна до темна…»? Да еще эти шорохи и поскрипывания… Бывало, по ночам на территории садика собирались подростки. Но они ни от кого не прятались: ржали на всю округу, слушали рэп на переносных колонках. И пахло от них купленными в складчину сухариками «Три корочки» и лимонадом «Колокольчик», а не дорогим одеколоном. Подозрительность пересилила страх: я сделала круг, бесшумно ступая кедами на резиновой подошве, и вернулась к беседке с другой стороны. Опустилась на корточки, заглянула в щель между рассохшихся досок задней стены.
Ни черта не видать. Единственный фонарь горел над крыльцом у главного входа, остальная территория садика была погружена в плотную, пахнущую шиповником и мокрой землей темноту. Понятно только, что в беседке стояли друг напротив друга двое мужчин. Оба высокие. Один худой и сутулый, очень похожий по силуэту на Стаса. У второго выправка была лучше, а еще он оделся не по погоде – вроде бы в майку без рукавов. Незнакомец принялся бесцельно чиркать колесиком зажигалки – короткая вспышка осветила его лицо. Парню было не больше двадцати трех. Еще одна вспышка позволила разглядеть длинный подбородок, чуть выступающую вперед нижнюю губу и старомодную стрижку, как у Цоя или Брюса Ли.
– Срок для раздумий подошел к концу. Мы дали тебе достаточно времени. – Незнакомец обладал приятным голосом, очень спокойным. Но что-то неуловимое в его интонации давало понять: тема этих раздумий была посерьезней, чем выбор маринада для шашлыка.
– Вы не понимаете… – Тихий бесцветный голос принадлежал Стасу. – От меня ничего не зависит. У меня маленькая должность, мне никто не доверит дело такого масштаба. Попробуйте поговорить с Брониславом Иннокентьевичем.
– Не прибедняйся, Стасик. – В голосе собеседника послышалась насмешка. Тень пошевелилась – незнакомец привалился к стене плечом, продолжая большим пальцем высекать из зажигалки искру. – Что мне твой Иннокентьевич. Делами он давно не занимается.
Я поняла, о чем велась речь. Стас, хоть и заканчивал последний год в магистратуре, уже работал помощником судьи. Кадров в Нижне-Волчанске катастрофически не хватало: все, кто помоложе и поумней, перебрались в столицу региона. Остались одни старожилы. Начальнику Стаса, упомянутому Брониславу Иннокентьевичу, до пенсии оставалось меньше двух лет. Он и раньше умом не блистал, а с возрастом начал все забывать и путаться в делах. Держали его, во-первых, потому что жалко, пусть уж с миром доработает человек, а во-вторых, из-за медали «За служение правосудию», хорошо смотревшейся в отчетах. Дела за него вел Стас, Бронислав Иннокентьевич только важно супил брови и подписывал, где галочка. А все его профессиональные консультации ограничивались старческим похлопыванием по плечу («Работай, сынок… Я всю жизнь работал, и ты работай…») и еженедельным отчетом о том, что поспело в огороде.
– Может, тебя не устраивает цена? Назови свою.
– Речь не о деньгах. – Брат помотал головой. – Это просто неосуществимо. Даже если дело передадут в наш суд, вы представляете, как тщательно оно будет разбираться на каждом этапе? Какой вызовет резонанс?
– Представляю, Стасик, хорошо представляю. Но это не твоя забота. Для тебя умные люди подготовили инструкцию, ничего самому изобретать не придется. – Незнакомец сунул зажигалку в карман. – Мне нужен ответ. Сейчас. Или твое место займет кандидат посговорчивей. Знаешь, как в народе говорят? Нынче полковник, завтра покойник.
Брат отступил, втянув голову в сутулые плечи. Происходящее нравилось мне все меньше, зато налет таинственности окончательно исчез. К помощнику судьи и раньше подбирались отдельные личности, требуя вернуть отобранные за езду в пьяном виде права или замять дело о грабеже. Обещали отблагодарить («Мамой клянусь, в долгу не останусь!»), угрожали («Ты че как не мужик, э! Выйдем поговорим!»), прессовали, но Стас в таких случаях становился только злей. На самых наглых наводил милицию, щедрых отправлял к Иннокентьевичу. Старик поил визитеров коньяком, выслушивал душещипательные истории и абсолютно ничего не делал.
– Давай, Стасик, не томи.
Незнакомец демонстративно размял шею, покачав головой и хрустнув шейными позвонками. И двинулся на Стаса, заставив того неуклюже попятиться. Дело принимало плохой оборот. Стас, конечно, единоборствами занимался и в армии служил. Но когда это было? Уже ни формы, ни навыков не осталось. А незнакомец на Брюса Ли походил не только дурацкой стрижкой из восьмидесятых – в его пружинистой походке чувствовались и сила, и грация, как у хорошего танцора. Встречала я такого на прошлогоднем чемпионате: по рингу перемещался плавно, а не уследишь. Главного соперника за два раунда укатал. Пришлось мне оторваться от щели и, пригибаясь к земле, на цыпочках переместиться ко входу.
И тут Стас сглупил. Ему бы прикинуться простаком, уступить: «Да какие вопросы, братишка, договоримся», а на следующий день пересчитать купюры на камеру, пока в соседнем кабинете ждет сигнала наряд. Но брат решил вспомнить опыт разборок на школьном дворе.
Ударил быстро, без замаха, целя в голову. На долю секунды силуэт незнакомца превратился в смазанное пятно. Вот он стоял напротив Стаса, а вот уже рыбкой нырнул под руку, приблизился и пробил двойку в ответ. Стас согнулся пополам, издавая булькающий хрип. Противник не остановился, добавил коленом под дых.
В моей голове что-то щелкнуло – беседка превратилась в кухню, место незнакомца занял пьяный батя, а взрослый Стас обернулся тощим испуганным подростком, отчаянно пытавшимся не зареветь. Больше не таясь, я метнулась в беседку, на ходу выдергивая шокер. Незнакомец успел оглянуться на шум, но шокер прозевал – я сделала ложный выпад правой, а сама исподволь ткнула в бок левой. В темноте полыхнула голубоватая искра разряда. Не дожидаясь, пока противник свалится на пол, я схватила задыхавшегося Стаса за рукав и потянула за собой.
Некоторое время мы бежали, наворачивая кренделя среди качелей, вкопанных в землю шин, гипсовых Чебурашек и кустов. Перемахнули через забор, миновали квартал. Я неслась впереди, за спиной, шумно дыша, с трудом поспевал Стас. Кто знает, вдруг у того придурка имелись друзья, поджидавшие в припаркованном неподалеку автомобиле? На такие встречи редко приходят в одиночку. Наконец, брат не выдержал – остановился, привалившись спиной к березе, и попытался отдышаться.
– Ну дела… Ты здесь откуда?
– В гости шла. – Я обеспокоенно посмотрела на его посеревшее лицо. – Ты как?
– Нормально, жить буду. – Брат пощупал живот, со страдальческим видом сведя к переносице брови.
– Это что за черт был? У тебя неприятности?
– Да нет, как обычно. Друг у него по пьяной лавке пешехода сбил. Восемь лет светит, вот и суетится. Разберусь, не переживай.
Сказано было сразу, без раздумий. Но тон подслушанного разговора как-то с объяснением не вязался. Простые нарушители, не имевшие опыта серьезных разборок, не умели вести беседу ровно. То угрожали, то поминали малых деток, то снова пытались напугать. Этот же парень не выглядел взволнованным. Он явно был уверен, что решение проблемы – всего лишь вопрос времени.
Я уцепилась за первую попавшуюся нестыковку:
– А почему ты сомневаешься, что дело передадут в наш суд?
– ДТП произошло в соседнем регионе, водитель прописан там же. А жертва из Нижне-Волчанска. Сейчас материалы гоняют по инстанциям, скорее всего, вообще не у нас разбирать будут. Пошли домой.
Я кивнула, постаравшись заглушить внутренний голос, настойчиво шепчущий: «Брехня, как есть брехня». Жил Стас в хорошей панельной девятиэтажке, из редкого в нашем городе новостроя. Мы поднялись на третий этаж, брат отпер дверь, вежливо пропустив меня вперед. Я стянула кеды, пристроила их на коврике у порога и прошла на кухню.
Для съемной квартиры здесь было довольно уютно – в углу стоял застеленный пледом диван, на подоконнике в керамических горшках цвели фиалки. Я заглянула в холодильник, в задумчивости прикусив губу: на полках обнаружились кастрюля с борщом, яйца и кусок заветренной колбасы. В морозилке зарастала пушистым инеем ополовиненная пачка пельменей. Но ее я помнила по прошлому посещению, а было это, дай бог памяти, ранней весной. Я вытащила кастрюлю и поставила ее разогреваться на плиту. А сама забралась с ногами на диван, уткнувшись подбородком в обтянутые потертыми джинсами колени. Стас вышел из ванной, вытирая лицо несвежим вафельным полотенцем.
– Чай будешь? – Не дожидаясь ответа, брат открыл кухонный шкаф, откуда вытащил две чашки и заварочный чайник. – Есть ромашковый, есть с чабрецом.
– Давай ромашковый. Говорят, помогает успокоиться.
– Врут, – хмыкнул Стас. – Не с нашей жизнью. Ты-то как себя чувствуешь, отважная воительница Сейлор Мун?
– А мне что сделается? Я несу возмездие во имя борща! – В кастрюле как раз забурлил, нагреваясь, суп, выпустив облако пара, пахнущее говяжьим бульоном и овощами.
Мы поужинали, немного поболтали о том, о сем. К обсуждению драки не возвращались, будто ничего не произошло. Мы с братом умели переключаться. Долго мусолить свои страдания и беды – это как погружаться в теплое болото, заросшее вместо тины обидами на судьбу. Квартиру Стас снимал однокомнатную, поэтому, допив чай и помыв посуду, я постелила себе на кухонном диване. Завернулась в плед, воткнула наушники с музыкой, закрыла глаза.
Только-только задремала, как скрипнула балконная дверь и по полу прокатилась волна холодного воздуха – Стасу захотелось подышать. На балконе он пробыл долго, не меньше четверти часа. Я снова начала засыпать, когда брат вернулся, выпил воды из-под крана и пошлепал обратно в комнату. Но так и не лег, а продолжил шататься беспокойным призраком по квартире. Несколько раз выходил на лестничную площадку – лязгала железом входная дверь. Кажется, с кем-то говорил по телефону, даже повысил голос. Я еще подумала сквозь сон: похоже, у брата завелась девушка, любительница выяснять отношения по ночам.
***
Утром что-то переменилось. Это чувство накрыло меня с головой, едва я разлепила глаза и наощупь нажала кнопку на телефоне, выключая будильник. Стас с очень странным выражением на лице смотрел в окно, прижимая к груди скомканную рубашку.
– Ты себя нормально чувствуешь? Может, больничный возьмешь?
– А? – Брат обернулся на звук моего голоса. На его подбородке проступила сизая щетина, глаза запали от недосыпа. – Да нет, все нормально.
– Смотри, всех денег не заработать.
Стас рассеянно кивнул и скрылся в ванной, откуда донеслись фырканье и звук льющейся под сильным напором воды. Я сползла с дивана, натянула футболку и штаны, включила чайник. В шкафчике нашелся растворимый кофе, в холодильнике – четыре яйца. А в мусорной корзине, куда полетела разбитая скорлупа, – пачка рекламных листовок и квитанций. На самом верху лежал конверт со штампом «Заказное письмо». Я сощурила глаза, присматриваясь… от нотариуса из Москвы. Адрес везде стоял батин, а значит брат опять незаметно вытащил из нашего почтового ящика квитанции и оплатил долги. Спасибо ему за это. Электричество нам уже как-то раз отключали, пришлось неделю есть и мыться при свечах. Утомила эта дурацкая романтика страшно, не хотелось бы повторять.
Пока я готовила завтрак, вполуха слушая новости по радио, брат успел порезаться бритвой, разбить мыльницу и споткнуться о мою спортивную сумку, брошенную в коридоре. Обычно он страшно ругался на раскиданные вещи, но в этот раз промолчал.
– Тебе сколько ложек?
– Две. Нет, лучше три и без сахара. – Брат устроился на неудобной табуретке для гостей, словно опасаясь садиться со мной на один диван.
Я разлила кипяток по фарфоровым чашкам с позолоченным ободком. На пузатом боку каждой красовалась искусная миниатюра: на одной на берегу озера возлежала дама в пышном платье и шляпе, на другой пастушка гладила ягненка на цветущем лугу. Сервиз достался нам от бабушки. В детстве я могла часами его разглядывать, придумывая истории про нарисованных персонажей. Дама у озера ждала рыцаря, а пастушка на лугу – серого волка, но не злого, а доброго, как в сказке про Ивана Царевича. Пожалуй, если представить мою жизнь в виде комикса, страница с чашками была бы самой красивой.
Стас принялся ковыряться в яичнице-глазунье. Его свежевыбритый подбородок прирос к груди, а взгляд примагнитился к растекшемуся желтку, где кончик вилки выводил задумчивые кренделя. За следующие десять минут он ни разу не поднял головы, предоставив мне возможность досконально изучить наметившуюся на затылке раннюю плешь.
– Ты чего? – спросила я, не зная, как сформулировать мысль точнее.
– А? – Опасливо вскинулся Стас и тут же улыбнулся. – Все хорошо. Почему ты спрашиваешь?
Несмотря на широченную улыбку, едва уместившуюся на худощавом лице, в вопросе проскользнула тревога. Я напряглась еще сильней.
– Странный ты какой-то сегодня.
– Просто сложный период на работе. Но все будет хорошо. Как учеба?
– Стас, очнись, какая учеба? Я школу закончила, а в институте занятия начнутся только в сентябре.
– Да-да-да, чего это я… – Брат зашелся мелким неприятным смехом. – Горжусь тобой, такая взрослая.
Вместо ответа я пожала плечами и в два глотка допила кофе, торопясь закончить странный завтрак.
– Тебе, наверное, деньги нужны? На, держи, отцу только не давай. Лучше продуктов купи.
Я бросила недоверчивый взгляд на две купюры по пятьсот рублей каждая. Неуверенно протянула:
– Спасибо. С чего это?
– Да ни с чего, ты же моя сестра.
– А можно я тогда твою гитару возьму на денек?
По лицу Стаса скользнуло кислое выражение, через мгновение сменившееся все той же фальшивой улыбкой.
– Бери конечно!
Ну дела… Как-то все это подозрительно, но надо пользоваться моментом. Неизвестно, когда в следующий раз брат проявит подобную щедрость. Тем более, вечером бывшая одноклассница Вика отмечала день рождения. Из-за болезни она пошла в первый класс на год позже, поэтому сегодня ей исполнялось девятнадцать лет. Гитара могла пригодиться. Еще вчера я не хотела идти на праздник, но раз появились деньги на приличный подарок, почему бы и нет? Скоро я уеду, новая жизнь вытеснит из памяти школьные коридоры, актовый зал со старым пианино и все до единого знакомые лица. Вика была одной из немногих девчонок, кто всегда относился ко мне нормально. Мне захотелось попрощаться.
Покончив с завтраком, я обулась, подхватила спортивную сумку и поудобнее пристроила за спиной тряпичный чехол. Бросила короткий взгляд в зеркало, заправив за ухо прядку неровно обстриженной челки. Кинула брату:
– Пока, я пошла!
Стас выполз из кухни, оперся о дверной косяк и бросил на меня затравленный взгляд.
– Саша…
– Что?
Брат промолчал.
– Я люблю тебя, сестренка. Помни об этом.
Я смущенно улыбнулась, не зная, что сказать.
– Удачи тебе на работе!
– Спасибо. – Брат окончательно скис, втянул голову в плечи и захлопнул дверь.
***
Большую часть дня я слонялась без дела. До обеда тренировалась в зале, после приняла душ и перекусила в столовой. Ближе к семи прогулялась в центр за подарком для Вики. Ее отец владел единственным в городе магазином бытовой техники, семья была обеспеченной, так что выбирать пришлось долго. Это мне что ни подари, хоть крем «Бархатные ручки», хоть пару носок – все пригодится. Остановилась на легком голубом шарфе из шифона, под цвет глаз. Вика красивая: тоненькая, с пышной копной золотисто-рыжих волос и лукавыми ямочками не щеках. Все парни из нашей параллели были в нее влюблены. Странное дело, но я никогда не завидовала чужой красоте, хотя сама являлась полной противоположностью местной звезды. Где у Вики были плавные изгибы, там у меня торчали углы. У нее волнистые локоны опускались ниже лопаток, а кожу покрывал ровный летний загар. У меня волосы были обстрижены по-мальчишески коротко, чтобы не мешали, а на бледном угловатом лице выделялись одни глаза под угольными росчерками бровей.
Ровно в семь вечера я надавила кнопку звонка, стоя на лестничной площадке перед Викиной дверью. Одноклассница открыла не сразу, я даже успела забеспокоиться и посмотреть на часы, думая, что перепутала время. Наконец, дверь распахнулась, и на пороге показалась раскрасневшаяся именинница в шифоновом платье до колен. На комоде у нее за спиной виднелся огромный, словно облако, букет белых роз. Я присвистнула.
– Ни фига себе!
Вика проследила за моим взглядом и еще гуще залилась румянцем. Я бы в такой ситуации стала похожа на помидор, а ей даже шло.
– Проходи, ты почти что самая первая! Родители уехали на дачу, представляешь! Подожди в гостиной, я скоро присоединюсь.
Я вручила подарок, протараторила положенные случаю поздравления и направилась прямо к накрытому столу. В комнате уже ошивался кто-то из одноклассников, разглядывая развешенные на стене дипломы с городских олимпиад: родители Вики гордились успехами дочери и прочили ей будущее врача. Про мои дипломы батя вспомнил только один раз, когда понадобилось на чем-то разделать селедку.
Одноклассник ткнул пальцем в грамоту за доклад «Будущее российской химической промышленности» и обернулся:
– Я и не знал, что ты такая… – Он замер, не договорив.
– …вездесущая, – закончила я за него.
Ни фига это был не мой одноклассник. Это был вчерашний незнакомец из беседки – я узнала вытянутый подбородок, впалые щеки и выступающую вперед нижнюю губу. В темноте я не разглядела карие, миндалевидного разреза глаза, но это был точно он.
– Андрей, познакомься, это Саша, моя одноклассница. Саша, это мой новый парень Андрей.
Андрей, гад глазастый, тоже меня узнал.
– Вы знакомы? – На хорошеньком лице Вики проступила тревога, хотя вот уж кому не стоило ревновать.
– Нет, – первой очнулась я. – Нет, я просто не ожидала, что сегодня будет кто-то со стороны. Думала, только наши.
Конечно, можно было схватить Вику за плечи, как следует тряхнуть и закричать: «Да ты знаешь, с кем связалась? А?! Знаешь?!», но я решила не гнать коней. Во-первых, я и сама не знала. Во-вторых, прямых доказательств аморальной натуры Андрея не имела. Ну, слышала какие-то невнятные угрозы, видела драку, и что? Если в Нижне-Волчанске отсеять всех кавалеров, любителей почесать кулаки, гулять придется с ровесниками Бронислава Иннокентьевича. И то не факт. А в-третьих, Вика смотрела на парня такими влюбленными глазами, что я сразу поняла: не поверит. Ни сейчас, ни потом, когда выпадет возможность побеседовать наедине.
– А расскажи, как вы познакомились? – с невинным видом поинтересовалась я.
– Я недавно приехал в ваш город по работе. – Андрей успешно скрыл мелькнувшее в первые секунды удивление. – Увидел на улице необыкновенную красавицу, пригласил выпить кофе…
Смущенная и довольная красавица добавила:
– Андрюша сказал, что сразу почувствовал искру…
– Яркую, как разряд электрошока, – не удержалась я. – Колени подкосились, и он упал к твоим ногам…
– Все так и было! – Вика, святая простота, не заметила ни колкости в моих словах, ни вымученной улыбки возлюбленного. – Андрей – деловой консультант из Москвы. Приехал сопровождать сделку по продаже нашего завода.
По длинной физиономии консультанта скользнула тень. Похоже, Вика сболтнула лишнее… Неловкую паузу прервала трель дверного звонка – начали подтягиваться гости. Через пять минут шумной суеты и целования друг друга в щеки компания бывших одноклассников расселась вокруг стола. Мне досталось место наискосок от именинницы. По правую руку от нее устроился Андрей, по левую – лучшая подруга Альбина, которую в классе прозвали Мистер Бин за привычку пучить глаза и рисовать очень похожие, изогнутые под острым углом брови. Рядом со мной сидели отличница Маша и симпатичный Витя Корнеев, звезда школьной сборной по волейболу. Он ловко откупорил бутылку вина, поинтересовался:
– Ну что, девчонки, кому налить?
Кроме меня, все гости за столом уже отпраздновали своё совершеннолетие. А Вике и вовсе исполнилось девятнадцать. Поэтому её родители и разрешили устроить взрослый праздник с шампанским и вином.
Застенчивая Маша порозовела, придвинув бокал. Мой ответ опередила Альбина:
– Ой, Саше лучше не наливай, гены – штука такая…
Мистер Бин надеялась меня задеть, но напрасно. За годы юности я обзавелась шкурой, толстой и прочной, словно шлюз советского бомбоубежища.
– Тогда Альбине лучше не накладывай, – посоветовала я Вике, на правах хозяйки угощавшей подругу жирным куском домашней пиццы.
Удар достиг цели: мама Альбины, в юности такая же миниатюрная, как и дочь, после тридцати начала стремительно приобретать идеальную форму, то бишь превращаться в шар. Маша тихо прыснула, Витя ухмыльнулся. Но руку с бутылкой, протянутую к моему бокалу, я отвела, шепотом попросив налить томатного сока. Не из-за генов. Просто я действительно насмотрелась на батю, который когда-то был компанейским молодым мужчиной… А стал опустившимся больным стариком в свои сорок пять. К тому же, в одной компании с Андреем я чувствовала себя неуютно и хотела сохранить ясный рассудок.
