– Ты думаешь, маленький засранец, я не знаю, что ты сотворил с бароном? Я все знаю и вполне готов к твоим выкрутасам! Я-то, как порядочный человек, из уважения к твоему хозяину, хотел, чтобы все у нас случилось мило и ласково, но раз ты мерзавец любишь пожестче – будет тебе пожестче! – и, почти уложив девушку на скамью, впился губами ей в рот.
В общем-то, Лёна не испугалась, видно подспудно все-таки ожидала чего-то подобного, но мыслишки в голове заметались: « – Чё делать? Чё делать?! Только за кинжалы не хвататься и магию не применять!»
Тут граф сам, если можно так сказать, предложил ей выход из ситуации – протиснул свой язык меж ее зубов. Ну, она их и сомкнула, зубы, то есть, да с усилием, да поелозила – тут же рот Льнянки наполнился его соленой горячей кровью. Граф дернулся и на мгновение ослабил хватку.
Несмотря на рвотный позыв, толкнувшийся в горло, девушка не растерялась и гибким движением вывернулась из под насильника. А оказавшись сбоку от него, со всего маху пнула крепким мысиком туфли куда-то по голени и рубанула ладонью по шее. И кинулась бежать.
Пролетев саженей десять по прямой, девушка свернула в первую попавшуюся боковую аллею, рассчитывая затаиться в темноте за деревьями. Но… неожиданно на кого-то налетела и опять оказалась в цепких объятиях. От неожиданности и очередной безвыходной ситуации она закричала и стала вырываться.
– Тихо Лёна, тихо! Это я, Ли! – услышала Льнянка напряженный шепот знакомого голоса: – Что, опять граф? – раздалось, так же чуть слышно, над самой головой, когда она перестала трепыхаться и расслаблено привалилась к крепкому плечу.
– Угу… – только и успела она ответить, как с той стороны, откуда она прибежала, раздался треск веток. Это, по всей видимости, услышав ее крик, прямо сквозь кусты к ним ломился граф-гадина.
Когда кроме шума ломающихся ветвей послышалась и смачная брань, притом довольно близко, Ли и Льнянка, схватившись за руки, кинулись наутек. Сначала прямо, потом налево, потом через веранду какого-то флигеля снова прямо… потом, кажется, опять налево… или нет, направо…
В общем, поплутав по полутемным дорожкам, в результате они оказались на самых задворках парка перед резной каменной ротондой увитой розами. Перед самым порогом той стоял маленький фонтанчик, основным элементом которого была мраморная русалка с огромными отсвечивающими в лунном свете грудями. Прямо из торчащих сосков этой хвостатой красотки били струи воды, попадая в подставленную чашу, сделанную в виде плоской ребристой ракушки. Шум празднества сюда уже не долетал, и единственным явственно слышимым звуком было журчание воды в этом фонтане. Не обращая внимания на непристойность сего сооружения, Льнянка наклонилась к самой чаше и зачерпнула воды.
Рот она полоскала долго, еще и пытаясь периодически тереть рукавом сюртучка передние зубы – все ей казалось, что вкус крови графа так и стоит на языке. Ли не выдержал и, взяв ее за руку, повел в беседку, где, вытерев ей лицо собственным платком, усадил на скамью. Потоптавшись чуть-чуть рядом, уселся и сам.
Опять засвистела, вспугнутая было их беготней и шумной возней у фонтана, какая-то пташка, вторя своим нежным голоском тихому мелодичному плеску воды. Розы, накрывшие маленькое строеньице почти сплошным пологом, в преддверии наступающей осени хоть и негусто цвели, но одуряюще пахли, вплетаясь своим сочным ароматом в пряный запах начинающей желтеть травы и немного пыльное тепло нагретого за день камня. Казалось спокойствие, тихие ночные звуки и чистые природные запахи окутали их маленький уютный мирок, отгородив его от остального большого мира.
Льнянка, как будто только сейчас осознав, что находится далеко от противного графа, встрепенулась и огляделась, а потом вдруг уткнулась носом в грудь Ли и заревела.
– Лён, ты испугалась, что ли сильно? – недоуменно спросил ее тот. Тем не менее, приобнял и успокаивая, стал гладить девушку по спине.
– Не-ет! Да-а! Я испугалась, но не графа-а! А своей беззащитности-и! Не могла, ни кинжалы доста-ать, ни магию примени-ить. Я помню наш разгово-ор… – ответила ему Льнянка, всхлипывая и подвывая на каждом слове.
Ну что мог сказать на это Ли? Да ничего! Только продолжать молча поглаживать вздрагивающую в его руках спину и заодно терпеть и не чесаться в том месте, где текущие слезы и дрожащие ресницы щекотали его шею.
Нарыдавшись вволю и успокоившись, Льнянка и не подумала выныривать из этих ласковых нежных рук. Ей было хорошо так, как не было с тех дней, когда она была маленькой, и ее брали на руки кто-нибудь из родных. Хотя нет, немного не так, но все равно – хорошо!
Ей вдруг вспомнилось, как она увидела Лиона в первый раз.
Она сидела и рыбачила на прилидском затоне, как делала это много-много раз. И ее совсем не волновала суета большой флотилии, приставшей к их берегу, разгоравшаяся где-то совсем рядом. От всего этого шума и беготни ее отделял высокий склон, и она могла спокойно позволить себе продолжать и дальше, в свое удовольствие, заниматься любимым делом.
Но, в какой-то момент, она поняла, что на нее смотрят. Да не просто смотрят, а прямо таращатся –разглядывают, как невиданное чудо чудесное. Она было хотела сначала не оборачиваться, но, конечно же, не выдержала. Вот тогда-то она в первый раз Лиона и увидела. Да и их всех – нынче уже родных и любимых ее спутников.
Конечно же, первой тогда в глаза бросилась мощная, даже в спокойном состоянии выдающая хищника, фигура Тая. Рядом с ним стоял, почти такой же высокий, но не столь раздавшийся в плечах, Вик. Впереди, шагах в трех, переминался с ноги на ногу торопыга Корр, с взъерошенными на прибрежном ветру черными кудрями и, как она узнала в дальнейшем, своей вечной белозубой улыбкой. В этом вертлявом и чернявом она также отчетливо разглядела оборотня. В хвосте же маленькой процессии, вытянувшейся по косогору в ряд, стоял молоденький темноглазый… полуэльф.
Льнянка как-то сразу поняла, что и по возрасту, и по крови они очень близки – что-то родное, понятное, тянущее повлекло ее к этому парню. И это понимание было даже поперед того, что вся компания в целом – ее люди, и она должна следовать за ними.
Первым, кажется, тогда заговорил с ней Корр. Но в тот момент ее занимал только молодой полуэльф, и ей хотелось именно его внимания. А он стоял и ел ягоды – целой пригоршней, жадно, быстро, и было понятно, что он сильно голоден. И на нее, Льнянку, смотрел хмуро и недовольно. Видно она была для него лишь нежеланной помехой, остановившей их на пути к деревенскому трактиру и сытной утренней трапезе.
И из-за этого его взгляда Лёнка тогда обиделась. Почему? Вроде чужой, голодный, злой парень – ну и шел бы себе дальше, ей-то что?! Так нет! Что-то заело ее, закусило и пожелалось девушке и его задеть, да побольнее!
А потом, когда она разглядела главное, ей, ясно видевшей уже, что впереди у них совместная длинная дорога, захотелось от души позаботиться о нем, но теперь уже он на нее дулся и разумных советов не принимал. Ну и Лёнка отступилась – стала воспринимать его как не очень приятное, но необходимое приложение к веселому Ворону, заботливому Вику и надежному Таю.
И вот теперь, здесь, в укрытой розами ротонде, на задворках дворцового парка, ей вдруг вспомнилась та их первая встреча. И самое первое впечатление о нем. Ничего ведь по сути и не изменилось с того первого взгляда – как тогда увиделось, так и случилось. Они все те же юные полукровки, живущие в большом сложном Мире. Как песчинки в волне, маленькие и хрупкие, – ни к людям прибиться не могут, ни к эльфам. Так и гоняла их волна-жизнь до этого дня – то к берегу, то от него. И только теперь объединив, сбила в единый комочек, сделав уж не песчинками слабыми, а камешком крепким и стойким.
Тут она поняла, что они все так же сидят, молча обнявшись, на той же скамье в беседке. Только Лион уже не гладит ее спину, а, видимо тоже задумавшись, машинально и мерно накручивает ее волосы на палец. Ей захотелось прервать этот затянувшийся неопределенный момент. Не зная, что сказать, Льнянка просто потерлась о его шею носом.
От этого, казалось бы, незамысловатого легкого движения Ли дернулся и напрягся, а под своей щекой Льнянка почувствовала моментально вспыхнувший жар и нервно забившуюся жилку.
Он попытался отнять свои руки от ее спины, но накрученные на пальцы пряди так сразу его не отпустили и он стал спешно распутывать их, дергая ее за волосы, при этом злясь, ругаясь и извиняясь.
« – О, Многоликий!» – с этим мысленным восклицанием пришло озарение – да он же хочет ее! Хочет так же страстно и сильно, как те парни в деревне, которые, не владея собой в нахлынувшем пылу, норовили притиснуть ее за сараем или повалить в стог! И хотел так всегда! И все его вздорные капризы, и дерзость, и грубость были от этого сдерживаемого желания! Ага, даже тогда – на косогоре, с ягодами!
И тут же пришло другое озаренье, вернее сразу решение, бесповоротное и окончательное, – такое, что только в ранней юности придти и может: « – А почему бы и нет?! Да! Да!»
Льнянка отлепила щеку от жаркой шеи и легонько поцеловала трепыхавшуюся жилку. Лион опять дернулся, да так, будто это было не мимолетное касание, а удар с размаху! А потом взял ее за плечи, аккуратно, одними пальцами и попытался отодвинуть от себя.
– Лён, не надо… – каким-то чужим хриплым голосом попросил он.
Но Льнянка не остановилась.
Ли продолжал отталкивать ее, но как-то вяло, как будто у него и сил-то не было бороться, и ей ничего не стоило притянуть его ближе. От перепуганной жилки Льняна мелкими легкими касаниями прошлась вверх по шее, по скуле, по щеке, по подбородку и остановилась только у рта. Чуть прижавшись к его губам своими на мгновение замерла, ожидая хоть какой-то реакции от парня.
А он, казалось, даже не дышал.
– Лён, прекрати… – шепотом попросил он. И она прямо у себя во рту почувствовала теплоту его выдоха.
И также, одним дыханием, ответила:
–Нет… – и повела языком между его полуоткрытых губ. Нырнула глубже, встретила его язык и закружила вокруг.
Лиона затрясло и, видимо, уже не имея сил сдерживаться, он стал неловко трясущимися руками тянуть и дергать завязки и пуговицы на ее одежде.
Когда парень расправился с ее камзолом и рубахой, и на Льнянке осталась только полотняная лента, которой она утягивала грудь, он опять отстранился от нее и спросил все тем же чужим хриплым, но таким притягательным голосом:
– Ты уверена?
Девушка не стала отвечать, а просто потянулась к завязкам на его рубашке.
Через мгновение он уже стянул вниз полотняную повязку и вздрагивающими ладонями обхватил ее груди. Сжал. Отпустил. Нашел большими пальцами верхушечки. Толи выдохнул, толи застонал.
« – А-ах!» – вторя ему, вырвалось из груди девушки.
Ее хватали крепкие холеные руки графа и барона, вызывая в ней только омерзение и злость. Ее лапали потные заскорузлые ладони деревенских парней, и Лёнка ощущала только раздражение и брезгливость. Руки же Лиона были одновременно и сильными, и нежными, и немного шершавыми от тренировок с оружием, и даже слегка влажными от духоты в беседке. Но они давали ей что-то такое, чего она, как оказалось, жаждала, но совсем не ожидала. Сначала в груди от его прикосновений зарождалась томная нега. Потом, эта тягучая сладость начинала расплываться, делая тело жарким и послушным его рукам, как горячий воск. И в завершении, золотой рыбкой ныряла вниз, в пах, и уже там трепыхалась и танцевала, наполняя девушку неведомым доселе наслаждением!
Погруженная в эти сладостные незнакомые ощущения, Льнянка не сразу поняла, что Лион отстранился.
« – Что не так?!!» – взбунтовалась каждая жилочка внутри, когда она почувствовала, что его ладони соскальзывают с ее тела.
Она открыла глаза, « – А они были закрыты?!» – попутно поразилась Льнянка, вглядываясь в темноте в лицо парня, которое было мало того, что отвернуто от нее, так еще освещалось совершенно нелунным теплым светом. Осознав это, Лёна резко повернулась. Перед самым ее носом в воздухе висела Лялька – руки в боки, готовая устроить им нагоняй.
– Ляль, только не начинай! Мне почти шестнадцать! Другие вон уж и замуж выходят! – воскликнула девушка, видя воинственный настрой феечки.
Та на доводы не повелась и, не подумав охладить праведный пыл, гневно заверещала на своем птичьем языке. При этом выразительно жестикулируя: сначала покрутила пальцем у виска, потом обвела ручками беседку и в завершении погрозила пальцем, но, видно не удовлетворившись грозностью этого жеста, потрясла еще и кулачком, сначала перед одним носом, затем перед другим.
В общем-то, все было ясно:
« – Совсем ку-ку? Да?! В общественном месте такой срам устроили! Вот уж наподдаю бесстыдникам – сначала одному, а потом другому!»
– Ляль, да ладно тебе! Так получилось… мы сами не ожидали… – просительно протянула Льнянка, пытаясь уговорить фею.
Но видя, что та не уговаривается, а с вызовом встает в позу – складывает руки на груди и поджимает губешки, вынуждена была перейти от обороны к нападению:
– Ты сама-то, что тут делаешь? Тебе ж нельзя выходить из Виковых покоев! Вокруг полно магов, да и всех остальных, кто тебя может увидеть! Вон, у каждого третьего оборотни в охранниках! И из посольств много народу всякого при дворе ошивается! А ты тут прилетела и подглядывала за нами – тоже, между прочим, не особо достойное деяние!
Но феечка от этого выговора не стушевалась, а помотала указательным пальчиком перед Льнянкиными глазами, типа: « – Не о том думаешь, подруга!», а потом большим, ткнула себе за спину.
– Лёна, она, по-моему, говорит, что сюда кто-то идет… – пояснил этот ее жест Лион.
« – Угу! Угу!» – закивала, согласная с ним, феечка.
Молодые эльфы переглянулись, дружно ойкнули и кинулись собирать разбросанные вокруг вещи. Лион схватился за полотняную повязку и попытался пристроить ее на место, то бишь, к Лёнкиной груди. Тут феечка опять взъярилась – заверещала, ручками по Лионовым ладоням замолотила – стала понятно, что так дальше дело не пойдет. Парень смутился и занялся собой, а фея закружилась сама вокруг девушки, помогая ей одеваться.
Успели они, слава Многоликому, вовремя.
Только была завязана последняя тесемка и застегнута последняя пуговица на их одеждах, как в светлом проеме входа нарисовалась знакомая громадная фигура Тая.
– Ну, вы даете, мелкие! Чего в самый-то дальний угол, как крысята, забились? – и тут же отвлекся от эльфят, разглядев висящую над их головами феечку: – А ты что здесь делаешь? Живо обходными путями попархала в покои Вика! – рыкнул он.
Та нисколько не испугавшись, гордо и высокомерно окинула всех взглядом, хлопнула в ладоши и… исчезла. Через минуту, пока все еще пораженные ее исчезновением молчали и оглядывались, она вдруг засветилась сидящей на плече Тигра.
– Ой, даже я не знала, что она так может! – восторженно воскликнула Льнянка.
– Ладно, раз так умеешь, можешь оставаться, – уже более спокойно сказал Тай и опять переключил свое внимание на молодых эльфов, – вас уже там хватились! – сказал он им, мотнув головой назад – туда, где проходило празднество. – Замучился, пока вас искал. Вы чего круги-то по парку наматывали, ели ваш след распутал? – спросил он, подергивая носом.
– К ней опять граф приставал. Она его слегка стукнула, а потом мы убегали, – прояснил ситуацию Ли.
– Понятно. Пора уже с Виком поговорить на эту тему. Пусть отваживает пощелыгу от себя, – и, почесав нос, закончил разговоры: – Так, а сейчас, встали и вышли, а то в этой прожаренной за день каморке розами прямо так и прет! У меня весь нюх уже отбило, пока я тут с вами торчу, – и прежде чем развернуться и выйти самому, смачно протяжно чихнул.
« – Вот и хорошо, что розами прет! А то бы еще что-нибудь унюхал…» – подумалось Льнянке.
Она переглянулась с Лионом и поняла, что его тоже посетила подобная мысль. Хихикнув на пару, эльфята потянулись на выход.
Окинув уже незамутненным эмоциями взглядом мраморную русалку, Льнянка поморщилась:
– Фу, какая гадость! Явно не эльфийская работа! – после этих ее слов Ли, как всегда бывало, когда обсуждение касалось хоть чего-то мало-мальски интимного, тут же покраснел.
Хотя, может и не из-за русалочьих прелестей, а того что произошло несколько минут назад внутри укрытой розами ротонды…
« – Главное, что Тай, кажется, ничего не заподозрил!» – подумалось девушке.
А потом они стояли спина к спине и играли один на лютне, а другая на фавновой свирельке. И вокруг них кружились в хороводе девушки, подражая танцам дриад… как им думалось.
Но счастливая Льнянка, « – Ага, счали-ивая!», была готова не замечать их огрехов, а видеть в бойких движениях только радость и веселье.
Но главное, она была посреди людей и ее спина опиралась на крепкую Лионову спину, а мерзкий граф стоял далеко в стороне. Правда, все еще рядом с Виком. Но вот Тай с Вороном смотрели на него пристально и зло.
« – А Корр-то уже знает! Сейчас и Вику расскажут! Будет тебе по мозгам, гадина!»
А через пару часов, когда они с Лионом, проводив сопровождаемых ими дам, влетели в комнаты Вика, столь важный для Льнянки разговор уже был в самом разгаре.
– …а может просто сказать ему, что она девушка – и дело с концом? – произносил принц, начатую до их появления фразу.
– Угу, – поддакнул Тай.
– Видите ли, мои невнимательные друзья… – отвечал им Корр, при этом сложив ладони домиком и глядя на них снисходительно и свысока, как учитель на нерадивых учеников: – Я тут как-то наблюдал его со стороны, в тот момент, когда облюбованный им эльфенок был ему недоступен. Так вот этот назойливый извращенец прекрасно проводил время, клеясь к одной из юных наследниц.
– Ну, так он, кажется, вдовец, а положение и титул обязывают когда-нибудь жениться вновь. Так что к его предпочтениям это отношения не имеет, – ответил на это Вик.
– Угу, – опять односложно согласился с ним Тай.
– Вы меня не дослушали. Уж поверьте мне – с наследницей он был не просто мил и внимателен, как предписывает этикет во время ухаживания. Его очень даже интересовали и ее юные грудки, выложенные напоказ в кружевном вырезе, и те прелести, что пониже их – он чуть, что не похлопывал ее по заднице! И взгляды его, которыми он окидывал то, что потрогать не мог, слишком горячи и охочи, для простого мужеложца. Уж прости Лёна за такие подробности в твоем присутствии – ну, так ты у нас девочка взрослая, сама все понимаешь! – кивнул он в сторону Льнянки, толи извинение, толи, так просто, уточнение: – Из всего вышесказанного следует вывод – что нашему графу поровну мальчик перед ним или девочка. А вот то, что той наследнице на вид не больше четырнадцати было, наводит на мысль, что заводит его не конкретный пол, а юность объекта. Так что, даже если мы обрядим Лёнку в платье, а она со своей эльфийской кровью и в нем на гранд-даму не потянет – граф, все равно не отстанет. Он на нашу девочку уже удила закусил – заиметь любой ценой. Если кто еще не понял, он и к Вику-то прилип из-за нее!
– Та-ак, а что делать-то?! В морду ему мы сейчас дать не можем – этот вариант мы уже обсудили… – недоуменно и растерянно протянул Тай.
– В морду мы ему – сейчас дать не можем. А вот после пересечения границы – очень даже! Пока мы здесь, Вик, кем бы он ни был, просто знатный гость, вынужденный блюсти этикет и соблюдать законы гостеприимства – то есть, сильно не гадить под носом у хозяев. Но стоит нам только попасть в Эльмерию, как он тут же становится единственным и неповторимым Наследником – как не крути, а вторым по значимости лицом в королевстве! А вот граф-извращенец – просто заезжим аристократом. Так что, в любом случае, правым будет наш Вик. Ну, и мы при нем! – хохотнул Ворон и в конце своей бурной речи добавил: – В крайнем случае Ричард нам легкий ай-яй-яй сделает – и все!
Вик поморщился, представив, как ему придется перед братом изворачиваться, чтоб учиненный мордобой только-то этим самым «легким яй-яем» и закончился, но идею, в общем-то, принял:
– Значит, так и порешим! Завтра с утра я ему дам понять, что в его обществе более не нуждаюсь. А главное, твердо скажу, что не потерплю его домогательств к моему пажу! А дальше будем смотреть на графское поведение. Может, с помощью Светлого, так и до Эльмера доедем без лишних приключений. Так?
– Так, – коротко, как и раньше, согласился с ним Тигр, но сделав паузу, в этот раз все-таки добавил кое что еще, при том в сторону Ли: – А ты Малыш и впредь от Лёнки далеко не отходи. Выглядишь ты уже достаточно взрослым парнем – как раз так, чтоб не привлекать графа, а отпугивать. Жалко вот только, что ты совсем магией не владеешь. Ну, так ведь он и не знает об этом, а проверять, я думаю, не захочет – больно уж ты на чистокровного эльфа похож… окромя глаз, конечно.
Лион на это кивнул и, конечно же, покраснел.
На саму Льнянку он при этом даже не посмотрел, но вот о чем подумал, она вполне могла догадаться… раз запылал ярче лампы, что на столе стояла.
И потекли для Льнянки приятные и спокойные дни.
Граф как с утречка заявился, так почти сразу и отвалил. И на горизонте особо не появлялся… так, издалека, на придворных празднествах, раза два нарисовался…
По утрам, привыкшая вставать с зарей Льнянка поднималась раненько и отправлялась исследовать дворец. Для нее, выросшей в деревне, это был целый новый мир.
Выйдя тихонечко из покоев, она кивала сначала своим стражникам-эльмерцам, а дальше по пути шепотом здоровалась с ламарскими. Жалко ей было мужиков – стой тут в тишине и темени и не смей заснуть. Ну, так служба у них такая…
А сама она с большим удовольствие следовала по тихому и полутемному дворцу. Никто ей не попадался на пути, никто не спрашивал, что она тут делает и, главное, не указывал. Редко, когда какая заспанная служаночка шмыгнет мимо или от дружка возвращаясь, или груженая вещичками для глажки, что господам к утренней трапезе понадобятся. Ну, так такая и внимания на маленького пажа не обратит.
Как-то в своих странствиях девушка отыскала галерею с портретами бывших королей и королев и потом долго разглядывала их с большим интересом. Как-то вышла в зал, где балы проходили, который по раннему утру был тих, сумрачно темен и пуст, и кружила по огромному пространству одна, подпевая себе потихонечку. А то просто выходила в сад и слушала, как ночная птичка перекликается с утренней. Но где бы она ни проводила начало своих прогулок, заканчивала она их всегда в одном и том же месте – дворцовой кухне.
Вот и сегодня, наведавшись в королевский зверинец, где ее, дриадову кровь, очень даже любили и ни лев, ни слон от предложенной ею ласки не отказывались, она отправилась туда же.
Основные большие помещения, когда она приходила, тоже еще были в основном пусты. Только вот, как и сегодня, пара поварят позевывая, ворочали в огромных очагах целиковые бычьи туши над огнем. Помахав мальчишкам, Лёнка двинулась дальше – туда, где она знала точно, жизнь уже вовсю била ключом – царство тетки Гусёны, главной по хлебушку, да ее помощниц: смешливой Милянки и неудержимой болтушки Сливянки.
Тетка Гусёна, заслышав сквозь треск болтовни девушек гулкие шаги, отставила кочергу, которой шуровала в поддувале громадной печи, распрямилась и заулыбалась Льнянке навстречу:
– А, наш любитель свежего молочка явился! Ну, проходи, проходи! – и гостеприимно указала она рукой на табурет, стоящий возле большого стола.
Это сейчас она такая добрая. А вот когда Льнянка забрела сюда в первый раз и попросила молока парного, то была встречена довольно недоброй репликой:
– Это ж откудать, скажи на милость, во дворце-то тебе парное молоко возьмется?! Коровы, знаешь ли, на грядках с примулами и розанами в парке не пасутся!
Но Льнянка тогда не растерялась, сначала вроде дурачком прикинулась, даже слезу пустила, на злую тетеньку обидевшись. Потом, на простецком языке, на котором в деревнях разговаривают, извинилась, что, дескать, глупость сморозила, а потом ароматы хлебные нахваливать стала да чистоту полов. В общем, уломала она тогда грозную тетку и молоко свое таки получила.
А потом и очаровала ее – где нарочитым подхалимством, где честной похвалой, а было, что и к слезам возвращалась. А к детским слезам королевская пекарка была явно неравнодушна, и со спокойной душой смотреть на плачущего парнишку не могла – тут уж Лёна свои первые булку и пряник от нее получила.
А вот девчонки-помощницы ее приняли сразу. Вернее не ее, а пажика приезжего принца – красавчика, в деревне, как и они выросшего, да половинчика к тому же. К таким деткам в Ламарисе вообще особое отношение было. Да, некоторые в них только ненавистную эльфийскую кровь видели. Но большинство народа все же трепетной жалостью проникалось – кто ж знает, может это ребятенок твоей соседки аль кузинки троюродной, в эльфийский Лациум когда-то угнанных.
Добыча признания у грозной тетки длился дня три, а потом все и наладилось. К заезжему пажику привыкли, полюбили, а теперь и ждали уже каждое утро. Так что все последующие дни приходила Льнянка в пекарню, как к себе домой – к родным уже людям.
Стол, к которому ее пригласила давно уж добрая к ней тетка Гусёна, был огромен и стоял посреди пекарской. На нем Сливяна раскатывала большие, тонкие как бумага листы теста.
« – Наверное, на какой-то десерт к вечерней трапезе», – подумала Лёна и, выискав место, не запорошенное мукой, уселась к столу.
А Миляна уже успела сбегать в задние комнаты и принести ей оттуда стакан молока и теплую обсыпанную маком витую булку. Потрепав Льнянку по щечке и подмигнув, она ухнулась в бадью с тестом, которая доставала ей до пояса и в результате оставила для всеобщего обозрения только объемный Милянкин зад.
– Что ж ты Лён своего старшего друга-то опять не привел? Уж такой красавец белявенький! Мы бы ему тоже молочка свежего налили да вкусненького чего нашли! – завела свою обычную песню Сливяна, как всегда при упоминании Лиона мечтательно подкатывая глаза.
– Ага, булками-то сдобными не обделили бы его! – раздался веселый голос Милянки из бадьи. Выглянуть из нее она при этих словах не удосужилась, а вот налитыми ягодицами, обтянутыми пестрой юбкой, красноречиво подергала – это видимо для тех, кто не догадался, каких тут сдобных булок пруд пруди.
– Ну-ка, цыц мне, распустёни! При мальчишечке шутки такие шутить будете! – прикрикнула на них старшая пекарка, но было видно, что она не злиться по-настоящему, а сама сдерживает смех.
– Да ладно! – воскликнула Милянка, все-таки выныривая из бадьи и начиная споро метать на противень куски теста. – Лён у нас совсем уже большой! Всего-то годика два не хватило, чтоб я ему булки-то не сюда носила, а самого выбирать в задние комнаты водила! – и закатилась звонким заразительным смехом.
Тут уж и тетка Гусёна не устояла, и Сливянка вслед за ней, да и сама Льнянка не удержалась. А Милянка, подхватив уж заполненный рядами пышного теста лист, проходя мимо, легонько пихнула пажика бедром и, подмигнув опять, сказала:
– Пошел бы со мной, миленький?! Там-то сладенького – ой, как много! – и поплыла мимо, хохоча во все горло.
Когда она скрылась в закутке за печами, где как знала уже Льнянка у них тесто для хлеба расстаивалось, Сливяна ей в след закричала:
– Ты Миляночка все смеешься! А вот мы на господ-то выходим посмотреть на галерейки верхние, а они-то нас и не видят! Вон только возле Лёна, каких красавцев навыглядывали – и пажика-эльфеночка второго, и принца-красовца, и охранников его. Особенно тот чернявенький хорош! А они, правда, оборотни, принцевы охранники? – затаив дыхание, воззрилась она на Льнянку.
– Угу, – кивнула та, дожевывая булку.
– Вот видишь Миляночка! – видно, не верила та, да спорить пыталась с подругой когда-то. – Этим, что при покоях состоят, больше нашего везет – на глазах у господ чей! Дамы-то, особенно те, что помоложе, все худосочные, а наши-то девушки ладные да справные, так что может какая и приглянется… – продолжала сокрушаться Сливянка.
– Да что вам эти господа-то дались? Простых парней, что ли нет для вас? Щас только съедут все эти заезжие и все везение, которому вы так завидуете, у комнатных-то служаночек наружу и полезет – вместе с пузом! – попыталась девок вразумить тетка Гусёна.
Но те так просто не сдавались:
– Может и так, если уж совсем дуры-то! Надоть же к бабке какой сходить да травки загодя прикупить! А так, правильно Сливяна говорит, будет, что красивого потом вспомнить, – это уже, понятное дело, Милянка в разговор вступила, накидывая тесто на очередной противень. – А простой парень еще будет – вот как замуж выйдем, так всю жизть и будет! Так что ты Лён давай своих-то к нам веди. Ей эльфеночка, а мне чернявого – с ним, я думаю, поинтересней времечко-то проводить будет!
– Ладно, скажу, – пообещала Льнянка, соображая про себя, что своего Лиона она, конечно, им не отдаст, а вот Ворона можно будет и направить сюда. Ничего, он и один их обеих уходит!
А в это время тетка Гусёна вокруг большого стола ходила и пальцем в листы теста, раскатанные Сливянкой, тыкала.
– Болтать-то ты горазда, а вон накатала толсто! – недовольно сказала она, после осмотра Сливянкиной работы: – Давай, делай тоньше. А то в печи-то сильно вспучатся, и опять крошева много будет – потом эта ведьма пришлет обратно. Мне этого не надо – с энтой чумой вязаться! Еще наговор какой пустит. После прошлого-то раза хлеб дня три плохо поднимался, а в этот раз можа че и похлеще утварит!
– Это вы про невесту нашего короля? – спросила Льнянка, когда увидела как Сливяна, только плюнув через плечо, не возражая, принялась перекатывать свои листы с перепуганным видом. Ее эта тема очень даже интересовала, но в отличие от трепа о парнях она всплывала крайне редко.
– Угу, о ней! – бросила Сливяна, с остервенением катая скалкой и делая тесто уж ни на лист бумаги похожим, а на шелк заморский – полупрозрачным и невесомым. – Ох, и не повезло же вашему королю! Нет бы та принцесса, что второй идет, ему досталась. Она хоть и не такая красавица, но зато, как говорят, девушка милая и добрая! – продолжила она, берясь за следующий пласт.
– Да ладно, что ты мальчика пугаешь, справятся они там, в Эльмере-то, с ней! У них, рассказывають, и Архимаг посильнее нашего старикашки будет, и второй принц, тот, что служитель при Храме, тоже, вроде, маг неслабый! Правильно Лён я говорю? – вклинилась как всегда оптимистично настроенная Милянка, принявшаяся к тому моменту уж, наверное, за пятый противень.
– Да, верно. А вы-то что все ее боитесь?
Тут опять Сливянка вступила и затараторила, боясь видно, что тётка Гусёна ей договорить не даст, на запретную-то тему:
– Да ее все бояться! Даже король с королевою, то есть, отец родной с мамашею! Злая она и никогда злость свою не сдерживает. Еще детёй, как рассказывають, чуть пол дворца не разнесла да народу кучу перекалечила. Ее тогда в замок дальний отослали и там до сих пор держали. Вот только зиму назад, как разговоры о свадьбе-то пошли, так в столицу и вернули. А теперь, говорють, люди стали помирать от неизвестной напасти – и все парни молодые да, как я тебе скажу, ладные. Конюхи там, прислужники, подавальщики, у нас вон поваренок был – чуть тебя старше, а миляшка такой – прям, как ты. И все здоровые и сильные вначале – прям кровь с молоком, а потом почаврят с месяцок и все – уже померли! Вот мне одна служаночка, подружка моя, рассказывала, что как ведьма съедет, так башню-то ее и запруть сразу же! И даже никто там и убираться не буде и ни одной вещи не тронуть – так и запруть!