Loe raamatut: «Охота светской львицы»

ЧАСТЬ 1

ГЛАВА 1

М-да! И что же мы имеем на сегодняшний вечер из еды? Странно, но трехминутное тупое разглядывание двух баночек йогурта (обезжиренного, между прочим!) и пакетика с невероятно полезной проросшей пшеницей почему-то не превратило эту диетическую гадость в две славные сочные котлетки и тарелочку жареной картошки. Я с надеждой закрыла глаза и усиленно занялась материализацией своих мыслей. А что, со всех сторон жужжат: мысли материальны, слова материальны, не думай о плохом, думай о хорошем – и все будет супер!

Так, как это делал герой Стругацких? Глаза закрыты, сосредоточиться и представить то, что тебе нужно, как можно четче. Все, вижу, вижу! Вот она, тарелочка, широкая, славненькая, с цветочками по ободку. А на ней, на тарелочке, паром исходят две румяные котлетки, картошечка жареная, янтарная, хрустящая, еще пофыркивает после сковородки. А еще, а еще – керамическая мисочка с грибочками маринованными, лучком пересыпанными да маслицем политыми. Мням! Ой, запах-то какой вкуснющий! Ура, получилось!

Я открыла глаза, томясь в предвкушении. Упс! Вся моя материализованная красота куда-то испарилась, а йогурт и пшеница показались еще омерзительнее. Внезапно рядом послышались возня и сопение. Я оглянулась. Понятненько. Каждый вечер одно и то же. Сила воли и зверский аппетит опять выясняют отношения. Причем если еще неделю назад сила воли загоняла аппетит под плинтус одной левой, то сегодня все было грустно. Аппетит стал абсолютно зверским, даже чудовищным, а моя неудачная попытка стать волшебницей и вовсе превратила его в монстра. У силы воли не было шансов. Она осталась мерзнуть в пустом холодильнике, рассказывая йогурту и пшенице пошлые анекдоты. А меня эта гнусь, этот монстр, этот сволочной аппетит пинками погнал в магазин.

Как поется в набившей оскомину песне: «Я за ним – извини, гордость, я за ним одним, я к нему одному». Точно. За ним. За тортом. И за мясом, и за картошкой. Ну ее в «Космо», диету, не мое это, не мое. И ведь знаю, что не мое, знаю, что не быть мне пугливой ланью, а снова влезла. Или, вернее, не влезла. В классные супермодные брюки, которыми хотела Лешку удивить. Вернется он через две недели с гастролей – а я вся такая модная и хитовая. И внезапная такая. И непредсказуемая. И порывистая. И… О чем это я? А, Лешку поразить решила. Хотя после недавних событий Майоров меньше всего расположен к внезапности и непредсказуемости, он вообще хотел мне охранника навязать, еле отбилась (см. книгу Анны Ольховской «Ребро Каина»). Чего ее бояться, эту Жанну, ей, думаю, сейчас не до нас. Генерал Левандовский такую облаву через Интерпол устроил, ой-ей-ей!

Кто такие Лешка, Жанна и генерал Левандовский? Лешка, он… мы… Так, господа, должна вам сказать, что чересчур обширный словарный запас периодически устраивает мне бяку. О, прочувствовали? Вкусили изысканнейшего слога? Бяка! Как много… да что ж такое-то, а! См. комедию А.С. Грибоедова «Горе от ума».

А теперь по существу. Я – Анна Лощинина. Жизнь моя до недавнего времени была довольно скучной и однообразной. Зато спокойной. Живу я в небольшом городе, в двух часах езды от Москвы, работаю журналисткой на вольных хлебах. Имею массу знакомых и пару-тройку хороших друзей. А еще – лучшую подругу (куда ж без нее!), которая терпит меня еще со школы. Татьяну Старостенко, она же – Таньский. Жизнь катилась себе тихонечко, изредка подпрыгивая на небольших ухабах, пока ей, жизни, это не надоело. Скорости ей захотелось, видите ли, ралли приснились! И понеслось.

Вначале я, совершенно неожиданно для себя, обнаружила вдруг в собственных закромах способность писать стихи. А еще – тексты песен. Благодаря которым и познакомилась с суперзвездой российского шоу-бизнеса Алексеем Майоровым. Около полугода мы общались с ним заочно, по телефону и через Интернет. Ни он, ни я не анализировали наших отношений, нам просто было хорошо говорить и молчать вместе. А что дальше – не задумывался никто. В июле у Алексея намечался перерыв в гастрольном графике, и вот тогда я и должна была приехать в Москву для работы над новым альбомом Майорова. Не сложилось, в Москву под моим именем приехала моя бывшая одноклассница Жанна Карманова, еще со школьных лет фанатично влюбленная в Алексея Майорова. Мы с ней неожиданно как-то пересеклись в городе, Жанна узнала, что я собираюсь ехать к Алексею и что он в лицо меня не знает. И решила действовать.

А надо отметить, что мадам Карманова, в девичестве Евсеева, привыкла добиваться своего любой ценой. Удачно выскочив в свое время замуж за гениального фармацевта Михаила Карманова, Жаннуся теперь стала одной из богатейших дам нашего города. Ее муж владел собственной фармацевтической компанией «Карманов-фарма», где наряду с разрешенными лекарственными препаратами разрабатывал и те, которое заказывали ему представители криминального мира. Впрочем, услугами Михаила пользовались и некоторые типы из спецслужб. В числе таких разработок была и методика полного стирания одной личности и замена ее другой. Человек больше не помнил, кем он был, он становился другим. И именно эту методику Жанна взяла на вооружение для достижения собственных целей. Понадобилось ей наказать свою бывшую лучшую подругу, посмевшую в свое время увести у юной Жанночки парня, – наказала. Причем и парня тоже. И в коттедже Кармановых появились новые слуги – горничная Ксюша и садовник Павел. Они же – Артур и Алина Левандовские, родители очаровательной девчушки Инги по прозвищу Кузнечик. То, что ребенок остался без папы и мамы, Карманову абсолютно не заботило. У девчонки ведь еще есть бабушка и дедушка. Правда, одного не учла Жаннуся – дедушкой Кузнечика оказался генерал ФСБ Сергей Львович Левандовский. Но до поры до времени это ей не мешало.

Ко мне тоже была применена та же методика, и я стала санитаркой в психушке по имени Уля. А Жанна, как я уже упоминала, отправилась в Москву. Но обмануть Алексея ей не удалось, он мгновенно распознал подмену. И начал свою игру, чтобы узнать, что же случилось с его Анной?

Много чего произошло до того, как мы с Лешкой все же встретились. Оказалось, что Майоров давно знал семью Левандовских и с трепетной нежностью относился к маленькой Инге. Разыскивая меня, он обнаружил пропавших Артура и Алину, сообщил об этом Сергею Львовичу, но генерал не успел, его сына и невестку из коттеджа успели убрать. А убрали в ту психушку, где работала я. В общем, я помогла ребятам сбежать, а потом все закрутилось, связалось в тугой узел, и на сегодняшний день мы с Лешкой – две половинки одного целого, семья Левандовских считает меня чуть ли не дочерью, с Кузнечиком мы лучшие подружки. Михаил Карманов теперь работает под жестким контролем генерала Левандовского. Жанне удалось сбежать за границу, прихватив капиталы мужа. Сергей Львович не оставляет ее в покое и абсолютно убежден, что мадам Карманова в Россию больше не сунется. Если бы! Я-то знаю Жанну лучше, ее мстительность можно сравнить только с ее же больным самолюбием. И оставить нас с Лешкой в покое она вряд ли согласится. Хотя…

Да ну ее, Жанку! Аппетита она мне не испортит!

Я неслась к магазину, повизгивая от нетерпения, на что прохожие реагировали довольно нервно. Чудаки, это я еще не в голосе, ослабела от голода. Вконец распоясавшийся от безнаказанности и моей покорности аппетит уселся мне на шею и завыл «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед». Так что, несмотря на обычную для конца ноября слякоть и скользоту, доскакала до ближайшего супермаркета я довольно быстро, причем даже ухитрилась не угваздаться по самую холку.

Всю последнюю неделю я старалась обходить это место стороной, моим приоритетом на протяжении диеты был магазинчик «Здоровое питание», расположенный недалеко от редакции газеты, для которой я сейчас готовила материал. Из-за чего, кстати, у нас с Лешкой разгорелась нешуточная война. Он настаивает на моем окончательном и бесповоротном переселении в Москву. На его стороне тяжелая артиллерия в лице Кузнечика и ее родителей. После того, что нам пришлось пережить вместе, малышка прикипела ко мне всей душой. Да и я, если честно, тоже. Алина атакует меня ежедневными звонками, предлагая различные варианты с работой, один заманчивее другого. Артур шлет через Интернет фото домов, где они присмотрели для меня подходящее жилье. Кстати, к Артуру, единственному из жертв Кармановой, память так и не вернулась. Михаил действительно старался исправить зло, сотворенное его женой, неважно, что было тому причиной – угрызения совести или страх перед генералом Левандовским. Я лично склоняюсь ко второму, но кто знает? В общем, после курса лечения в клинике Карманова память восстановилась и у Нины, бывшей Марины, кухарки, которую Жанна просто выкрала из Питера. Господи, сколько же горя принесла эта неясыть людям! Когда я увидела мужа и детей Нины, приехавших забрать ее из клиники домой, я чуть не разревелась: вся боль, весь ужас, пережитый этими людьми за долгие месяцы разлуки, оставили свой след в их глазах, и хотя сейчас они были радостно-возбужденными, сияли от счастья, но эта боль никуда не ушла, она останется с ними навсегда. А вот у Артура дела шли неважнецки. Удивительно, но память и навыки музыканта вернулись к нему очень быстро, он снова занял свою исполнительскую нишу, но вспомнить свою жизнь до эксперимента Жанны Кармановой не смог. Конечно, Михаил не прекращал поиски средства, способного помочь Артуру, генерал не оставлял его в покое, но пока все оставалось по-прежнему. Алину Артур снова полюбил и в новой жизни, будучи Павлом, хоть с этим проблем не было. Дочку же и родителей он так и не вспомнил и теперь строил отношения с ними заново. С Ингой проблем не было: Кузнечик любого привяжет к себе в считаные минуты. С отцом и матерью оказалось сложнее, Артур очень хорошо к ним относился, был благодарен за помощь, но… не мог назвать их «мама» и «папа». Вернее, он старался, но, забывшись, опять обращался по имени-отчеству. Мне было очень жалко Ирину Ильиничну и Сергея Львовича – вроде нашли сына, а вроде и нет. Ирина Ильинична совсем извелась, а генерал Левандовский с еще большим ожесточением искал виновницу бед его семьи по всему свету. Но Жанна словно в воду канула.

В общем, Майоров и компания с редкостным упорством тянули меня в Москву, а я упиралась. Не могу сказать, чтобы я вовсе не хотела туда перебираться, просто не хватало решимости уехать. Это ведь мой город, я здесь родилась и выросла, здесь могилы моих родных, здесь треть населения – мои друзья и знакомые, здесь Таньский, наконец! Хотя что касается Таньского, то моя любимая подруга, услышав, что Лешка хочет забрать меня в Москву, стала уговаривать меня на переезд. Она танком наезжала на мои аргументы и плющила их в блинчик, обзывала меня разными нехорошими словами, из которых воспроизвести можно только «дура ненормальная», а остальное – «…», «…», «…» и т. д. Но глубоко-глубоко, на самом дне серых глаз Таньского затаились тоска и грусть. Она думала, я не замечу! Да мы знаем друг друга с первого класса, уже целых… В общем, долго. И она надеется что-то скрыть от меня, дурында! Короче, никуда я пока не поеду, а дальше – посмотрим. Лешка все равно без конца на гастролях, а когда возвращается, я его уже жду.

Но сейчас он уехал, а я, чтобы не выть от тоски, работаю, как и раньше, журналистом на вольных хлебах. Снова приходится иметь дело с любезной Людмилой Петровной, она же Людочка, зам. главного редактора нашей областной газеты. Хорошо, хоть Людочка не знает о моем непосредственном участии в скандале с четой Кармановых, эхо которого до сих пор сотрясает наш город. Иначе давно распяла бы меня на стене своего кабинета и изрешетила дротиками любопытства.

А возле редакции этой самой газеты и находится магазин «Здоровое питание», постоянным клиентом которого я являлась последние семь дней и благодаря изысканному ассортименту которого стала желудочно неудовлетворенным кадавром, а не интеллигентной, полной чувства собственного достоинства дамой. Но теперь – все! Я вернулась к тебе, о мой супермаркет!

Счастливая, я с наслаждением толкала перед собой тележку, в которой уже практически не осталось свободного места, все было забито разной вкуснятиной, а сверху громоздилась коробка с тортом. Таньскому я брякнула с мобильного, и она уже с космической скоростью, в нашем городе равной скорости троллейбуса, двигалась в сторону моего дома. Мы решили помянуть безвременно покинувшую меня диету.

На моем пути в сторону кассы обнаружился прилавок с копченостями, и я решила прикупить еще и колбаски. На витрине сверху лежала уже взвешенная и упакованная продукция. Перебирая куски колбасы, я искала нужный сорт, как вдруг… Машинально взяв в руки пакет с копчеными ребрышками, обратила внимание на то, что они какие-то уж очень, как бы это правильно сформулировать?.. Худые, что ли. Обычно ребрышки – это аппетитные мясистые штучки, да еще и с сальцем. Но эти! По-моему, хрюшки, чьи бренные останки я держала в руках, скончались от истощения. Жалкие косточки были едва обтянуты пленкой даже не мяса, а жил. Кошмар какой-то, интересно, как сия продукция называется? Их нужно назвать: «Кости. Копченые. Оно вам надо?» Я перевернула пакет в поисках этикетки и, взвизгнув, выронила его из рук. Дремавшая за прилавком продавщица от моего визга вмиг проснулась и судорожно ухватилась за колбасный нож устрашающих размеров. Не обнаружив никого, кроме меня, она обрушилась на меня со всей силой пролетарского гнева:

– И чего вы так орете, женщина, совсем с ума сошли, что ли?

– Э-э-э-т-т-т-о-о-о что? – проблеяла я, указывая пальцем на валяющийся пакет с ребрами.

– Где? – продавщица навалилась на витрину, стараясь разглядеть, что там у меня под ногами. Витрина жалобно пискнула, вслед за ней испуганно пискнула я, поскольку мадам увидела наконец валяющийся на полу товар, который она сама недавно заботливо упаковала. Личико стало пунцовым, глазки почти выкатились из орбит, размахивая ножом, она заверещала:

– Ах ты, нахалка! Люди тут работают, стараются, а потом приходят сумасшедшие всякие и начинают товар на пол кидать и ногами топтать! Эй, Коля, иди сюда!

К нам направился шкафообразный охранник; выражение его лица приятного вечера мне не обещало. Вокруг начали уже собираться покупатели, версии происшедшего выдвигались самые разные.

– Ну чего тут у тебя, Зина? – лениво осведомился подошедший Коля, до жути похожий на одного своего тезку, Коляна, встреча с которым уж точно не принесла бы мне ничего хорошего.

– Так вот эта, представляешь, хвать с витрины ребрышки, хрясь их на пол и ну топтать! – зачастила Зина.

Коля удивленно воззрился на меня:

– И чего это вы, гражданочка, пьяная, что ли?

– Все было совсем не так, – начала я, но Зина не выдержала:

– Так я что, вру, да? Ах, ты…

– Погоди, Зина, дай гражданочке сказать, – остановил фурию охранник, отчего сразу стал для меня славным и симпатичным.

– Ну вот, – я осмелела, – я взяла пакет с этим, с этой… С товаром, в общем, но, увидев название, испугалась и выронила это на пол. Но я его не топтала! Мне и в голову не придет по человеческим останкам топтаться, а вы ими торгуете, да еще и не скрываете этого!

Услышав мои слова, толпа взволнованно загудела, а Зина растерялась:

– Какими еще останками, вы чего?

– А вот! – обличительно указала я на поднятый Колей пакет с ребрами. – Читайте, что здесь написано!

– «Ребрышки крестьян», – прочитала стоявшая рядом женщина и ойкнула.

Из притихшей толпы выскочила старушка, выхватила из корзины пакет с такими же ребрышками и метко запустила ими в Зину. Той удалось увернуться, а старушка заголосила:

– И что же это делается, люди добрые! А я-то обрадовалась – дешевые, вот и взяла, а этикетку-то и не прочитала, очки дома забыла! То-то кости тощие такие, в деревнях ведь плохо сейчас, голодно, так они чего удумали – крестьян на убой! – Старушка впала в транс, высота ее голоса приближалась к ультразвуку, толпа угрожающе загудела.

На шум выскочила администратор магазина. Она взяла в руки пакет, прочитала и устало проговорила:

– Сколько можно, Зина, просила ведь – вводи информацию в весы правильно, так ведь до абсурда дойти можно. Вот и дошли. А вы, женщина… – повернулась она ко мне. – Ладно, бабка, она старая, но вы-то! Вы соображаете, что говорите? Вы сюда смотрели? – администратор указала на витрину, где на горке костей красовался ценник «Ребрышки по-крестьянски». – Зине нашей лень полностью вписывать название, она и выдала не «по-крестьянски», а «крестьянские», электроника сократила, и получилась ерунда. Вы же взрослая, интеллигентная вроде женщина, – продолжала упрекать меня администратор, я же пылала от стыда, казалось, алое сияние моих ушей окрашивает лица окружающих в приятный розовый цвет.

Но тут Коля, приглядывавшийся ко мне все более внимательно, наклонился к начальнице и что-то прошептал ей на ухо. Лицо женщины прояснилось, и она громко сказала:

– Все, граждане, расходитесь, здесь вам не цирк. А вы пойдемте, – ласково поманила она меня за собой, – вас без очереди рассчитают.

Ошалев от происходящего, я покорно двинулась за администратором в сторону касс. Когда меня уже почти рассчитали, мой мобильный завопил голосом Винни-Пуха из мультика: «Ой-ей-ей-ей, спасите, помогите!» (Помните, как Пух застрял в норе Кролика? Вот этот вопль я и поставила на номер телефона Таньского, поскольку в детстве мы звали друг друга Винни и Пятачок.) Коля, маячивший неподалеку, нервно дернулся, и тут я вспомнила! Когда у меня только появился мобильник, в этом же магазине вышла забавная история, после которой окружающие остались абсолютно убеждены в моем душевном нездоровье. И помогал мне тогда сумки нести этот самый Коля. Так, теперь ясно, мысленно усмехнулась я, слушая по телефону возмущенный вопль Таньского по поводу моего отсутствия дома. Скандал был погашен из-за боязни, что я впаду в буйство. Ну что ж. Мы, психи, такие. Теперь всегда буду ходить только в этот магазин, пусть боятся! Зато вежливое обслуживание мне обеспечено.

ГЛАВА 2

Когда содержимое тележки перекочевало в пакеты, оказалось, что их, пакетов, получилось аж четыре штуки. «Ничего себе! – мысленно присвистнула я. – А все ты, скотина!» Но аппетит, который я пыталась упрекнуть, сделал вид, будто меня не слышит, и лишь нетерпеливо ерзал у меня на шее, желая побыстрее попасть домой.

Хорошо, хоть Таньский прибыла пораньше, и я направила ее себе навстречу. Так, она должна бы уже и появиться, ага, вот и моя болтливая тележка. В дверях появилась мрачная личность: больше всего, похоже, Таньскому хотелось громко, во всеуслышание, сообщить, что она думает по поводу подруги, но, увидев количество и размер ноши, возле которой стояла эта самая подруга, она примерзла к полу с совершенно очаровательным выражением лица, оценив которое охранник Коля еще больше утвердился во мнении на мой счет. Повернувшись к нему, я мило улыбнулась и прощебетала:

– А вот и моя подружка пришла. Мы с ней в больнице познакомились, в одной палате лежали. Очаровательнейшая особа и, что удивительно, не замужем. А вы, Коля, женаты?

– Да, да, конечно, – пролепетал бедняга и поспешил ретироваться.

– Жаль! – заорала я ему вслед. – А у моей подруги есть замечательная коллекция колюще-режущих предметов, испытанных ею в деле! – Коля перешел на спринтерскую скорость и скрылся в подсобке.

– Ты чего разоралась? – Таньский подошла ко мне. – Что за ерунду несешь про какую-то коллекцию?

– Шалю вот, – скромно потупила я глазки. – От голода совсем умом тронулась, – заметив приоткрывшуюся дверь подсобки, громко добавила: – И вообще, у меня осеннее обострение! – Дверь захлопнулась.

– Ага, понятно, – Таньский осмотрела торбы. – И как мы это дотащим, по-твоему? Вьючных верблюдов на парковке я что-то не заметила.

– Ой, да ладно тебе! – махнула рукой я. – Здесь же недалеко, будем добираться короткими перебежками. Главное, чтобы ручки у пакетов выдержали.

– Жаба ты жадная, – грустно констатировала подружка и, взяв два пакета, потащила их к выходу.

– На том стоим, – просопела я, грузно шагая под тяжестью своей половины ноши.

Домой мы добрались практически без потерь, правда, выглядели к концу похода не очень презентабельно, думаю, у прохожих наш вид рождал одну и ту же ассоциацию: «Это кто?» – «Кто-кто, конь в пальто». Уточним: не кони, а лошади, причем одна из лошадей, Таньский, в рыжей дубленке. Ей пришлось хуже моего, поскольку, когда зверский аппетит пинками выгонял меня из дому, я схватила первое попавшееся одеяние. Им оказался пуховик, в котором я мусор выношу. Не совсем «от-кутюр», но братские чувства у местных бомжей я в нем пока не вызываю. Зато плестись с сумками мне было не в пример легче, а вот Таньский… Она недавно купила себе славную рыжую дубленочку и, естественно, собираясь в гости, не могла отказать себе в удовольствии покрасоваться, хотя на улице было от силы два градуса мороза.

В общем, когда мы ввалились в квартиру, Таньский была похожа на обмусоленный щенком ботинок, поэтому я не стала бухтеть, когда моя подружка, сбросив дубленку и побросав в прихожей пакеты, первым делом бросилась в ванную.

Пока она там плескалась, я разобрала покупки и занялась подготовкой сокрушительного ужина. Выпущенная из холодильника сила воли укоризненно на меня посмотрела и обреченно ушла в угол за батареей. Греться и дуться.

Когда посвежевшая и порозовевшая подружка вышла из ванной, завернувшись в мой халат, процесс готовки был в самом разгаре.

– И почему я все это терплю? – грустно обронила Таньский и, взяв нож, занялась салатом. – Ведь как обычно бывает у интеллигентных людей? Приглашение в гости означает, что ты придешь нарядная, тебя встретят у накрытого стола, предложат тапочки, усадят поудобнее, чтобы из окна не дуло, и под бутылочку легкого вина можно вести беседы о вечном. О мужиках, например. А тут? Я, как положено, навела немыслимую красоту, прибыла в гости, причем, прошу обратить внимание, не с пустыми руками, а с бутылочкой того самого легкого вина – и что? Вначале меня используют, как ишака, нагрузив неподъемными торбами, в результате чего вся немыслимая красота была смыта трудовым потом. Едва я, слегка освежившись, вышла из ванной, отчаявшись выглядеть достойно и завернувшись в этот убогий халат, мне, гадко ухмыляясь, предложили почетную должность кухарки!

– Это ты с кем сейчас разговариваешь? – полюбопытствовала я. – Если с едой, то, Таньский, пора.

– Куда пора? – не поняла еще не вышедшая из образа униженной и оскорбленной подруга.

– На обследование к психиатру! – Я злорадно хихикнула. – Симптомчики у тебя того.

– Чего «того», чего «того»! – голосом Василия Алибабаевича заблажила Таньский.

– Дурдом по тебе плачет, вот чего! Это я тебе как узкий специалист говорю!

– Так, сейчас один узкий специалист станет совсем узким, когда я его в лапшу порублю! – подруга воинственно замахала ножом. – Меня, в довершение ко всему, оскорбляют!

– Ага, – радостно закивала я. – А еще я сейчас по поводу твоей фигуры начну изгаляться.

– Ой, держите меня семеро! – Таньский, закончив строгать салат, полезла в холодильник за майонезом. – Кто-то, похоже, считает себя очень хитрой и надеется, что доведенная до отчаяния подруга, закончив приготовление пищи и накрыв стол, не выдержит издевательств и, рыдая и заламывая руки, унесется в ночь. Так вот вам, – в нос мне уперлась вымазанная майонезом фига, – не дождетесь!

– Не удалось! – Я прищелкнула пальцами. – Что ж, придется с тобой поделиться. Можешь взять те две помидорки, вот еще тебе огурчик, и бери, от сердца отрываю, два, нет, три кусочка хлеба! Уф, молодец я, правда?

– Умгум, молодец, – согласилась подруга, с удовольствием дегустируя собственноручно приготовленный салат. – Ты, главное, не останавливайся, говори. А я буду слушать.

– А Таньский слушает да ест. За вами должок, мадам, получите, – моя фига, в отличие от ее, была чистенькой, так что небольшой перевес в битве титанов остался на стороне Таньского.

Ох, каким же все было вкусным! После недели «здорового питания» и кусок вареной колбасы покажется мечтой гурмана, но без ложной скромности отмечу, что стол мы с Таньским соорудили славный. Конечно, до Анжелы нам далеко, но она ведь профи, а мы – так, любители.

Когда был утолен первый, а потом и второй, и третий голод, мы решили посмотреть телевизор, поскольку наелись так, что даже разговаривать не было сил.

Я нажала на кнопку пульта. На экране появилась заставка «Вести», затем диктор стал читать анонс программы.

– Ой, новости, ну их, – заныла Таньский, – от них только изжога начнется, переключи на что-нибудь веселенькое.

– Сейчас, – я снова взяла пульт в руки, но…

На экране появилось изображение чудовищно искореженной машины, диктор что-то говорил о серьезной аварии, прозвучала фамилия «Майоров». Пульт выпал у меня из рук, голова закружилась, видимо, я побледнела так, что Таньского пулей снесло с дивана, она обхватила меня руками, прижав к себе:

– Что ты, Аня, еще же ничего не ясно, давай подождем, скоро сюжет целиком покажут.

– Это она, – выдавила я.

– Кто?

– Жанна. Я же говорила, она нас в покое не оставит. Господи, Лешка… – Сердце сжалось и словно перестало биться. Кровь в венах застыла. В голове – вязкая пустота. Нет боли, нет света, нет звука. И меня нет. Кто-то трясет меня за плечи, а потом бьет по щекам. Зачем, не надо, пустите, я пойду. Но этот «кто-то» настойчив до безобразия. Наконец я с трудом открыла глаза и увидела над собой испуганное лицо Таньского.

– Ты чего дерешься? – прошептала я.

– А ты чего? – подружка всхлипнула. – Глаза закатила и – хлоп. Дыхания не слышу, сердца не слышу, синяя лежит вся. Я сама чуть не умерла от ужаса, хорошо, твой Майоров позвонил. Он мне и сказал, что делать. Видишь – получилось.

– Подожди-подожди, – я приподнялась, – кто позвонил?

– Да Майоров твой, – сквозь слезы улыбнулась Таньский, – он и сейчас на проводе, ждет.

Я выхватила трубку и дрожащим голосом спросила:

– Лешка?

– Я, зайцерыб, я, – теплый Лешкин голос растопил лед в венах и запустил сердце. Но, похоже, оттаяла не только кровь, поскольку из глаз потекли слезы, и я захлюпала носом. Услышав эти звуки, Лешка зачастил: – Успокойся, со мной все в порядке, я вообще не хотел тебе говорить, но проныры-телевизионщики раньше меня на место аварии успели.

– Как – на место аварии? Так тебя в машине не было?

– Ну да. Нам пора было на концерт ехать. За мной, как обычно, машину прислали, но я задержался, ответ на твое письмо заканчивал, а поскольку хотелось подробно описать все свои желания, которые я собираюсь осуществить после возвращения… – я покраснела, Таньский с любопытством уставилась на меня, а Лешка продолжал: – Поэтому я решил ехать позже, в автобусе с музыкантами. А в моей машине поехал Виктор.

– Как он, что с ним? – заволновалась я. Лешкин администратор мне нравился, славный парень, да и помог он здорово Лешке в моих поисках.

– Неважно, – чувствовалось, что Майоров искренне переживает, Виктор стал ему настоящим другом. – Он сейчас в реанимации, а я не могу к нему поехать, концерт никто не отменял, люди уже слышали об аварии, толпа собралась возле концертного зала, волнуются. Вот отработаю программу – и в больницу. Если Виктора можно перевозить, отправлю в Москву.

– А сам?

– А мне придется ехать дальше. Впереди еще две недели гастролей.

– Как же ты без администратора?

– Ничего, думаю, справлюсь.

– Лешка, глупый, я чуть не умерла, – я снова всхлипнула.

– Да я сам чуть не умер, – дрогнул Лешкин голос, – звоню, а трубку берет твоя подружка и истерически вопит, что ты услышала новость, упала и не дышишь. Весело, правда?

– Весело, – хрюкнула носом я.

– То-то. Правда, надо отдать должное твоему Таньскому, она все сделала правильно, и ты, смешной хомяк, снова со мной. И пожалуйста, не пугай так больше деда Леху, дед Леха старенький, дед Леха и помереть может.

– Только попробуй, – пригрозила я, – умру следом и покажу там тебе небо с овчинку.

– Вот теперь это точно ты, – удовлетворенно вздохнул Лешка, – узнаю брата Колю. Ладно, я пошел, пора начинать. Целую. И спасибо тебе.

– За что?

– За то, что ты есть у меня, за то, что пишешь письма, на которые хочется побыстрее ответить, и за то, что я задержался сегодня, дав волю своим эротическим фантазиям.

– Да вы, сударь, просто маниак какой-то! – манерно прогундосила я. – В вашем-то возрасте, любезный, о профилактике простатита заботиться следует, а не эротическим мечтаниям предаваться.

– Ах, вот так, значит? – угрожающе зарычал Лешка. – В безопасности себя ощущаем и хамим любимцу публики? Так ведь я вернусь скоро, наглый жабс, и тогда уж – не обессудь.

– Начинаю дрожать от ужаса, – хихикнула я и, облегченно вздохнув, положила трубку.