Loe raamatut: «Первый раз»

Часть I

Глава 1

«Голова болит, зубы ни к черту, сердце жмет, кашляю ужасно, печень, почки, желудок – все ноет! Суставы ломит, еле хожу. Слава богу, что я не мужчина, а то была бы еще предстательная железа!»

Под этой жалобой Фаины Раневской на свое самочувствие я готова подписаться обеими руками. Вот появятся силы, смогу поднять карандаш – тогда и подпишусь. А пока… Пока мерзопакостное создание, гнуснейший вирусный тип по имени Грипп самым подлым образом превратил меня в развалину. Практически древнегреческие руины получились. Или древнеримские? В общем, на широкой кровати рассыпаются сейчас в прах роскошные когда-то дворцы, ухоженные сады, великолепнейшие храмы… М-да! Температура, господа, жар, бред, горячка. Нет-нет, руины имеют место быть, а вот насчет великолепия с роскошью…

– Зайцерыб, ты как там? – жалобно донеслось из коридора. – Можно к тебе?

– Лешка, – хрипло просипела я, – сколько раз можно повторять: моя болезнь – это локальный случай, а если заразишься ты, то превратишься в биологическое оружие дальнего радиуса действия.

– Почему сразу дальнего? – Ручка двери укоризненно покачалась.

– А кто завтра на гастроли в Челябинск едет? Куда уж дальше! И вот, – я поудобнее устроилась на подушках, – придут зрители на концерт, нарядные, с цветами, а уйдут с соплями.

– Вот ни слова в простоте не скажет, – заворчал Лешка. – Все норовит рифмами глаголить. А то и вещать! Ладно, толстик, – он поскреб дверь пальцами. Дверь, как мне показалось, жеманно хихикнула. – Я побежал. Дел перед отъездом, как всегда, невпроворот. Катерина уже пришла, в кухне хозяйничает. Слушайся ее во всем и побыстрее выздоравливай. Я соскучился. Целую!

– Радуйся, что пока не в холодный лоб, – исключительно из-за происков высокой температуры продолжала вредничать я.

Именно в лоб, правда, в горячий, и влетел воздушный поцелуй, коварно посланный мужем из-за приоткрытой двери.

Дверь захлопнулась прежде, чем я успела достойно ответить. Слышно было, как Лешка отправился в кухню, о чем-то там погудел с Катериной, нашей домоправительницей, затем дошла очередь хлопнуть и входной двери.

Замурлыкала тишина. Не та холодная и безжизненная, что бывает в пустых аудиториях и закрытых на ночь музеях, нет. Другая. Теплая, уютная, наполненная ярким светом утреннего солнца, позвякиванием посуды в кухне, вкусными запахами, украдкой просачивающимися оттуда же. Она обволакивала и убаюкивала, закрывала мягкими ладошками глаза… Я не в состоянии была ей сопротивляться и погрузилась в пушистую дрему. Но тишина почему-то мурлыкала все громче, вот она уже начала топтать меня мягкими лапками. И проводить пуховкой по лицу. И щекотать мне нос…

– А-а-апчхи!!!

Тишина страдальчески поморщилась, но массаж не прекратила. Врачевательницу звали Сабриной, и это была вторая по важности персона в нашем доме после Катерины. Мы с Лешкой были салабонами, которыми эти старослужащие помыкали как хотели. Причем абсолютно не считаясь с нашим мнением!

Вот и сейчас: огромная пушистая бегемотиха, появившаяся в результате какого-то генетического сбоя после акта страстной любви между норвежским лесным котом и сибирской кошкой, взгромоздилась мне на грудь и вытаптывала мой кашель.

– Саба, брысь! – Моя вялая попытка сопротивления была смята усилившимся топотанием и повторным боданием в нос.

Пришлось смириться. В который уже раз. Кто тут венец творенья, в конце-то концов?! Ой! Извините, ваше кошачье высочество, не извольте гневаться, я абсолютно с вами согласна. Конечно же, коты.

Вскоре Сабрину сменила на посту Катерина, вкатившая в комнату столик на колесиках. Хрупкая столешница была плотно заставлена тарелками, стаканами, чашками, пузырьками и прочей дребеденью. Бедняга столик держался из последних сил, натужно поскрипывая колесиками. Дородная Катерина, чей свекольный румянец сиял даже сквозь марлевую повязку, не обращая внимания на мои капризы и нытье, заставила меня поесть, напичкала лекарствами и даже умудрилась перестелить постель, не вытряхивая меня оттуда.

Знаете, на что это больше всего походило? Жизнерадостная девочка Катя играет со своей куклой в доктора. Спасибо, хоть не держала куклу за ногу вниз головой, когда постель перестилала.

Кукла, то бишь я же, на протяжении всей экзекуции размышляла над глобальными вопросами мироздания. Например: зачем Катерине марлевая повязка на физиономии, если съеденный ею с утречка килограмм чеснока давно уже уничтожил всех микробов в радиусе трех метров вокруг эпицентра?

А тем временем меня плотно укутали в одеяло, нахлобучили на голову шапочку с помпончиком и открыли форточку. Проветривать. Вот за это – отдельное спасибо.

Лежу теперь спеленутая, только соски с погремушкой не хватает, и думаю – как же я дошла до жизни такой?

Да очень просто. Не жилось мне, Анне Лощининой, журналистке на вольных хлебах, спокойно в своем городе, не паслось мирно на журналистском пастбище – потянуло меня песни писать! Вернее, тексты песен. Правда, на это меня спровоцировал мой приятель, Илюха Рискин, но факт остается фактом – у меня получилось. Песнями заинтересовался Алексей Майоров, звезда отечественного шоу-бизнеса. И понеслось! Знакомство с Алексеем; наш творческий тандем; соприкосновение с таким явлением, как фанатизм. От этого «соприкосновения» меня штормило так, что надежды уцелеть почти не было. Подмосковная психушка, цунами в Таиланде, лагерь бедуинов в Египте – ничего себе моментики жизни!¹ Но все это в прошлом, а в настоящем – мой муж, моя половинка, моя жизнь – Лешка. Алексей Майоров.

И в качестве бонуса – его (а теперь уже наша) домоправительница Катерина. Которая и принесла в наш дом полгода тому назад крохотный пушистый комочек с гордым именем Сабрина. Бомбу замедленного действия.

Бомба попыталась было снова взобраться ко мне на кровать, но вовремя появившаяся Катерина пресекла эту попытку на корню, подхватила бомбу под мышку, закрыла форточку и отбыла в кухню. В качестве компенсации за причиненный мне моральный ущерб она принесла мне книги и газеты.

Что ж, посмотрим, чем решила меня порадовать Катерина. Так, детективчик. То, что нужно в моем состоянии, тем более что автор – дама. Значит, без ведер крови, без смакования сексуальных сцен, без натурализма, в общем. Легкое ненавязчивое чтиво.

Где-то через час знакомства с творчеством писательницы из Питера мои уши все настойчивее стали натягиваться на затылок, глаза – скашиваться к переносице, а мозги совсем разжижились и озадаченно побулькивали в голове. Возможно, сюжет был закручен лихо, не знаю. Не смогла поймать за хвост постоянно ускользающую суть интриги, поскольку с трудом продиралась сквозь имена, данные автором своим героям. Последний раз такую подборочку я слышала в КВН, но там это было коротко и смешно. А здесь… Когда зеленоглазого красавца-брюнета, мужественного северного мачо, лихого опера зовут что-то типа Фемистокл Аркадьевич Свинцицкий, а его помощницу, знойную библиотекаршу – Олеандра Повсикахиевна Рубероид-Стечкина, до сути повествования добраться нелегко. Практически все действующие лица носили столь же гордые имена, и потому вскоре я сдалась. Вот поправлюсь, силенок прибавится – тогда да, тогда я смогу!

Посмотрим газеты. Так, все ясно. Катерина осчастливила меня своим любимым чтивом – еженедельниками, содержащими минимум политики, максимум «жизненных» историй. Особенно я люблю разделы знакомств в таких газетах просматривать – чего там только не увидишь!

Чихая и кашляя, на помощь хозяйке подтянулось чувство юмора и угрюмо уселось рядом, недовольное моей неугомонностью. Давай, хозяйка, наслаждайся, если тебе неймется, попробую помочь.

Скоро от угрюмости и уныния не осталось и следа. Рубрика не обманула моих ожиданий. Класс: жених ищет невесту, согласную жить на земле, выращивать клубнику, цветы и прочие деликатесы! Другой познакомится с хрупкой девушкой двадцати пяти – тридцати лет, приятной полноты. А вот еще…

Разыгравшееся чувство юмора резко затормозило, издало неразборчивый вяк и булькнуло кверху лапками в моментально разжижившийся мозг. Да что же это такое сегодня, а?! Люди из Санкт-Петербурга решили меня окончательно убедить в моей же умственной неполноценности? Привожу сей шедевр дословно: «Мужская строгая требовательность к себе, собранность, подтянутость, ответственность в откровенности и проницательности с творчеством на «мах» ищет единство духа только Девичьей Чести в красивой, симпатичной, высокой с работоспособностью создать до виртуозности, не гнушаясь бытовым. Далее зависит от самой. Фотография обязательна – не скрыть содержание. Честность, если нужен ответ. Желательно провинция. Сам из Санкт-Петербурга, но в деревне. Созерцать лес в утешения и покой». (Орфография и пунктуация сохранены.)

Всхлипнул и разрыдался телефон. Я взяла трубку:

– Да, слушаю.

– Добрый день. Будьте, добры, пригласите, пожалуйста, Анну Майорову.

– День, конечно, добрый, но выполнить вашу просьбу я не могу, – улыбнулась я.

– Почему? – безупречно-вежливый женский голос превратился в растерянный. – Я ошиблась номером? Извините, пожалуйста.

– Эй-эй, Сашка, не вздумай трубку бросать! – заторопилась я. – Ты что, чучундра, какая я тебе Майорова, я по-прежнему Лощинина, забыла?

– Ой, Анетка, это ты, – рассмеялась моя собеседница. – А я тебя и не узнала, ты таким басом говоришь! Я думала, это ваша Катерина трубку взяла.

– Ничего и не басом, – возмутилась я, – а с очень даже эротичной хрипотцой, приобретенной в результате неравной борьбы с гриппом.

– Наш сантехник Коляныч с такой же эротичной хрипотцой обычно бутылку водки вымогает, без которой кран от протечек, по его словам, не избавится ни за что, – хихикнули в трубке.

– Вот чего-чего, а чуткости и поддержки от тебя не дождешься, Александра Игоревна. А ведь ты мать! – пафосно завыла я. – Причем двоих детей мать! И должна свою материнскую нежность и ласку распространять вокруг себя концентрическими волнами, дабы все, попадающие в зону их действия, ощущали себя защищенными и любимыми. Твоими птенчиками, твоими…

– Вижу, я не вовремя, ты совсем плоха, деточка, – нарочито заботливо прокудахтала Саша. – А позови-ка ты к телефону Катерину, я ей пару материнских рецептов продиктую, как тебя лечить. Там есть такие миленькие ингредиенты, как медвежья желчь, барсучий жир, сушеные летучие мыши, кровь сорокалетних мужчин-девственников…

– Нет!!! Только не это! Я все поняла, больше не буду!

– То-то же.

– А что у тебя слышно? Ушла в глухое подполье, месяц на связь не выходила. Мобильный выключен, по домашнему телефону пару раз звонила – застать не могу. Я просила Славку передать, чтобы ты проявилась, но от тебя ни ответа, ни привета. Твой сынуля ничего тебе не передавал? – спросила я.

– Да он передавал, – тяжело вздохнула Саша, – просто… Понимаешь, такая ситуация сложилась, что я даже и не знаю. По телефону как-то…

– Так, понятно. Пан Голубовский резвится?

– В общем, да.

Глава 2

С Сашей Голубовской я познакомилась относительно недавно, где-то с полгода тому назад. Лешка собирался на гастроли по Белоруссии, а мне давно хотелось побывать в этой стране. Уж очень противоречивые мнения слышала я о бывшей советской республике, дровишки в костер моего любопытства подбрасывались постоянно.

Стояло лето, первое наше спокойное лето. Два предыдущих были совершенно безумными, и тем ценнее казались мгновения релакса и покоя. Хотя, со стороны, круговерть нашей жизни спокойной ну никак назвать нельзя: у Лешки постоянные концерты, поездки; и я тоже не бездельничала, наладила контакты с парочкой гламурных журналов. Но мы были вместе, и ни одна тучка не выплясывала тарантеллу на нашем небосклоне. Поскольку я публиковалась под своей фамилией, а для широкой публики наш союз с Лешкой по-прежнему оставался тайной, особого ажиотажа вокруг моих материалов не было.

В общем, прошлое лето начиналось великолепной погодой, а также встречей с Таньским (как я ее зову) и ее семьей. Кто такая Таньский? Моя лучшая подруга, еще со школьных времен. Таньский теперь – мама двух очаровательных малышей, живет в Швейцарии.² Ее муж, Хали Салим, наследник многомиллионного состояния, впервые после рождения двойняшек рискнул отпустить мою лучшую подругу домой, в Россию. Ну, как отпустить – разрешить приехать, но только в сопровождении его, мужа, свекра Мустафы, детишек и батальона прислуги. По-моему, семейство Салимов заняло целый этаж «Президент-отеля». Месяц, который мне удалось провести с любимой подружкой, пролетел катастрофически быстро. И вот уже синеглазый красавчик Хали нетерпеливо поглядывает в нашу с Таньским сторону, прислушиваясь к объявлениям, звучащим в Шереметьево. А я никак не могу отпустить подругу, прижимая к себе ее кукольно-хорошеньких малышей, целую их в щечки, целую Таньского и реву, реву… Малыши относятся к причудам «этой тетки» философски, они привыкли, Таньский обрыдала уже три носовых платка, и конца нашей образцово-показательной истерики не видно.

Когда объявили о том, что регистрация билетов на Женеву заканчивается, Хали не выдержал и взмолился:

– Алексей, хотя бы ты вмешайся! Мы же опоздаем!

– Интересно, – хмыкнул мой муж, все это время делавший вид, что он с интересом изучает желтую газетенку с собственным портретом на развороте, – что же тебе мешает?

– Жить хочу, – грустно вздохнул Хали. – И домой хочу. Но очень похоже, что сегодня улетит только отец с прислугой.

– Так оставайся!

– Я бы с удовольствием, но бизнес, понимаешь? Сейчас разгар курортного сезона, в наших отелях дел накопилось! – Хали страдальчески поморщился. – А мы с отцом вместе все бросили и в России месяц проторчали. Хотя было весело, не спорю.

– Так зачем же вы вместе приехали? – резонно поинтересовался Лешка. – Пусть бы Мустафа и оставался у руля.

– Да, останется он, – проворчал Хали. – Отец же на внуков не надышится, даже на день с ними не хочет расстаться. Так что давай на счет: раз, два…

– Три! – подхватил Лешка, ловко забрал у меня малышей и передал их Хали, который сразу же направился с детьми к стойке регистрации.

Таньского словно магнитом потянуло туда же, меня – за Таньским, но Лешка и тут не дремал. Он нежно и в то же время крепко прижал меня к себе.

Сквозь слезы я следила, как моя любимая подружка проходит регистрацию, паспортный контроль, вот она, обернувшись, еще раз помахала мне рукой, Хали потащил ее на посадку – и все. Улетела.

Вообще-то, я рыдать не очень умею, дилетант я в этом деле. И запас слез у меня не очень большой. Но если уж начну, то отдамся процессу со вкусом и упоением. Так что бедняге Лешке пришлось нелегко. Но он справился.

Вот так и получилось, что к началу Лешкиного гастрольного тура по Белоруссии моя депрессия после отъезда Таньского и желание побывать в незнакомых местах объединили свои усилия и отправили меня вместе с Лешкой на гастроли. Впервые за все время нашего союза.

Почему впервые? Да потому, что очень трудно делать вид, что мы друг другу чужие, когда все время мы проводим вместе. А из Лешкиного коллектива только его администратор Виктор знал о нас все, поскольку в свое время он активно помогал Лешке в моих поисках.

И в той поездке Виктор был нашим союзником. Он оформил меня тур-менеджером Майорова и старался селить нас в гостиницах по соседству. Но все равно нам приходилось нелегко. Впервые я воочию убедилась, как крепко достается моей «половинке» во всех этих поездках. Выматывался он страшно, а тут еще и фанатки! Бр-р-р.

Но все равно было очень интересно. Мне понравилась Белоруссия, а особенно ее столица, Минск. Чистый, ухоженный, улыбающийся город. Именно улыбающийся: люди, окна домов, витрины, стекла проезжавших мимо машин – улыбались все.

Я побывала во многих интересных уголках Минска благодаря моему добровольному гиду, Саше Голубовской. Она работала в команде организаторов тура, и мы как-то сразу, с первой минуты знакомства, прониклись симпатией друг к другу.

Саша была всего на пять лет старше меня, но уже имела двоих почти взрослых детей. Она рано вышла замуж, сначала родилась дочка, Вика, а через четыре года – сын Слава. На момент нашего знакомства Вике исполнилось семнадцать лет, Славке – тринадцать. А их маме… А их маме никто никогда не давал ее лет, и повсюду – в транспорте, в магазинах, на улице – к ней обращались не иначе, как «девушка». Зачем обращались? По разным причинам, но очень часто – с надеждой на знакомство.

Потому что Саша – очень симпатичная. И женственная. И обаятельная. И умная. И добрая. И нежная. И…

И у нее дрянной муж. Который ничем не заслужил такую чудесную жену. Но вместо того чтобы благодарить бога за эту удачу, вместо того, чтобы любить, холить и лелеять Сашку, он с упорством, достойным лучшего применения, загоняет ее под плинтус, унижает и издевается над ней.

Не знаю почему, но меня буквально трясет, когда я вспоминаю об этом типе. Лично мне он ничего плохого не сделал, при встречах был подчеркнуто вежлив и обходителен, выглядел отнюдь не уродом – но у меня он всегда ассоциировался с гиеной. Это на уровне подсознания.

Так и получилось, что пустоту, появившуюся в моей жизни после переезда Таньского в Швейцарию, заполнила Саша. Гастрольный тур по Белоруссии продолжался около двух недель, и все эти две недели мы провели вдвоем. К концу второй недели у нас не было секретов друг от друга: она знала все о моей жизни, а я – все о ней. Или почти все.

За это время я несколько раз гостила у Голубовских, познакомилась с Викой и Славкой. Мы сразу понравились друг другу. Чего не скажешь об Андрее, ее муже. Или, как он сам себя именует, – Анжее. Парень родом из западной Белоруссии, вот и возомнил себя поляком. И хотя по паспорту он – Андрей Валентинович Голубовский, при знакомстве этот тип представляется Анжеем Валентиевичем.

Возможно, первопричиной моей антипатии к Андрею послужило то, что все его поступки я рассматривала через призму скудных рассказов Саши. Именно скудных, поскольку она много и с удовольствием говорила о детях, и совсем мало и неохотно – о муже.

И все же, все же… Не только Сашкины рассказы, но и то, что я видела, бывая у нее в гостях, повлияло на мою «симпатию» к пану Голубовскому. Отношения Андрея к Саше основывалось на простеньком тезисе: «Тот прав, у кого больше прав». В данном случае – денег. Андрей являлся директором крупнейшего в Белоруссии дилерского центра известной автомобильной марки, производимой в Германии. А Саша посвятила себя семье и детям, хотя в свое время, окончив престижный институт, имела очень перспективную должность. Но совмещать семью и карьеру для женщины всегда было (да и остается) невозможным делом, что бы там ни говорили. И Саша уволилась, благо зарплата мужа позволяла ей не работать и заниматься домом. Ей так казалось. Наивная! Несколько лет она не работала, но чем богаче становился Андрей, тем жаднее. Гайки закручивались все туже, вскоре ему потребовались еженедельные отчеты о потраченных деньгах с предъявлением всех чеков, вплоть до продуктовых. Чеки тщательно анализировались, и при обнаружении Андреем факта покупки более дорогого и качественного сока или сорта колбасы Саше закатывалась форменная истерика. А о милых женскому сердцу вещицах, типа красивого белья, нового парфюма или французского крема для лица, и речи не шло. Вскоре Саша с ужасом обнаружила, что превращается в оборванку: обувь носилась ею уже семь лет, пальто – шесть, свитера растянулись и покрылись катышками, джинсы протерлись. Не хватало даже на секонд-хенд! Пришлось ей срочно искать работу. А куда пристроишься после почти восьмилетнего перерыва? Но дружба и в наше время все еще не пустой звук, и Саше удалось с помощью старых друзей устроиться в гастрольно-концертную организацию администратором, где она и крутится по сей день. Свою порцию моральных плюх Саша от мужа по-прежнему получает, поскольку зарабатывает на порядок меньше, но она хотя бы смогла прочно встать на ноги.

После моего возвращения домой мы с Сашей очень плотно общались через Интернет и по телефону, она пару раз приезжала в Москву по делам, гостила у нас. В последний раз она была в январе, и я как-то раз не выдержала:

– Слушай, сколько же можно терпеть? Ты же умная, красивая, самодостаточная женщина, тебя уважают все, кто тебя знает. Кроме твоего мужа. Разводись ты с ним, а?

– Думаешь, мне все это нравится? – Саша попыталась улыбнуться, но губы ее задрожали, а глаза моментально наполнились слезами. – Если я подам на развод, это ударит по детям. О том, чтобы Андрей гордо ушел и оставил квартиру нам, – и речи не идет. Он будет делить все, до последней вилки. А по поводу алиментов он меня давно уже предупреждал – мы с детьми получим копейки с его официальной зарплаты. У них же сумма в конвертах очень сильно отличается от той, что значится в бухгалтерии. Если же я буду, по его выражению, «качать права», мною займется их служба безопасности. Вот так. – Саша отвернулась к окну.

– И долго ты будешь все это терпеть? – Я села рядом и обняла ее за плечи.

– Не знаю. Мне бы выдержать хотя бы до тех пор, пока Славка окончит школу. Несмотря ни на что, он тянется к отцу, я же вижу. А характер у парня и так не сахар, да еще возраст… Он совсем психованный сейчас, не дай бог что – всякое может случиться. Наркотики, например. – И Саша расплакалась.

– Ну ладно, ладно, – мне страшно захотелось заставить Андрея петь фальцетом, – успокойся! Поступай, как знаешь. Я поддержу тебя во всем.

И мы продолжали общаться, пока месяц тому назад Сашка вдруг не исчезла с моего горизонта.

Чтобы объявиться сегодня.