Loe raamatut: «Мамусик против Ордена Королевской кобры», lehekülg 16
Глава 27
Родственников у меня много, и все они раскиданы по разным уральским городам. Ездить к каждому в гости – жизни не хватит. Поэтому раз в пять лет я собираю всех двоюродных братьев, троюродных сестер, четвероюродных племянников и пятиюродных внуков, а также их законных супругов и детей у себя в Купчине. Семья – это святое! К тому же должна же я похвастаться, какой у меня сыночек чудный растет, на зависть всем.
Если хотите знать точные цифры – в последний раз в мою сорокадевятиметровую квартиру втиснулись аж двадцать три человека. Пришлось одалживать столы у соседей.
Степочка сделал было робкую попытку привести свою тогдашнюю девушку, чтобы познакомить свою избранницу с нашей большой семьей, но я отговорилась аллергией на ее духи, которая в переполненном помещении только усилилась бы. Как вы понимаете, никакой аллергии у меня, конечно, и в помине не было. Просто мне категорически не нравилась эта карьеристка. Вечно она ходила в таком, знаете, деловом костюме, на умопомрачительных шпильках, волосы стянуты в конский хвост; и, главное, постоянно пропадала на работе. Она была маркетологом в какой-то международной компании. Ну скажите на милость, зачем мне такая амбициозная невестка? Кто будет за Степочкой ухаживать, если она только и думает, что о каких-то презентациях? Кто будет детям носы вытирать, пока она участвует в пустых проектах? Кто будет носки стирать и борщи варить, наконец? Словом, не пустила я девицу на свой порог. Не удалось ей попробовать мой фирменный холодец.
К чему я это рассказываю? К тому, что на подготовку нашего семейного мероприятия у меня обычно уходит целая неделя. А здесь, в Константиновском, нужно было справиться меньше чем за час. Если вы хорошо умеете считать, то поймете, что и гостей тут было на одного больше, чем у меня дома. А продуктов – в десятки раз меньше. Потому что основную часть ингредиентов серые повара использовали для создания смертоносных блюд, которым теперь была одна дорога – в лабораторию, а затем в печь, но никак не на высочайший стол.
Полковник Орлов экстренно вербовал новых официантов из офицеров ФСО, в том числе моих знакомцев с проходной, косо на меня поглядывавших (гусара-начальника службы увели в наручниках по моей наводке), – а я размышляла, как бы мне определить ядовитость специй, расставленных повсюду в керамических горшочках. Без соли и перца даже я не смогу приготовить ничего приличного, а шпаргалок с описанием содержимого вазочек на этот раз не было.
Хотя…
Кто разбирается в пряностях лучше Главного Магистра Ордена Королевской Кобры?
Вот непогрешимый индикатор степени ядовитости приправ!
Новоиспеченные официанты скидывали свои неприметные пиджаки и неумело повязывали вокруг талии столь же неприметные серые фартуки, а затем, взяв подносы с аперитивами, направлялись в сторону Голубого зала, где уже начали собираться главы государств, ожидающие превосходного обеда, о котором можно будет рассказывать – нет, не внукам – требовательным журналистам.
Время раздумий кончилось. Наступило время действий.
Я подхватила трехкилограммовой пакет с пшеничной мукой и подошла к Главному Магистру, который сидел в наручниках возле дальней стены в окружении трех парней в бронежилетах и всячески старался сделать вид, что он меня не замечает.
– Товарищ Магистр! – окликнула я. Старичок словно не слышал – с преувеличенным интересом изучал изразцы на противоположной стене. – Эй, товарищ Магистр! – Мой собеседник перевел взгляд на темный фламандский натюрморт с какой-то протухшей рыбиной в окружении подгнивших яблок. Мне эта игра уже порядком надоела. – Прекратите валять дурака и скажите-ка мне вот что: эта мука отравленная или нет?
Старичок упорно молчал, рассматривая остывающего барашка над пеплом олеандра.
– Знаете что, мой милый, – раздраженно сказала я, – я так поняла, что вы очень дорожите своей жизнью – так вот, вы же не хотите, чтобы я заставила вас попробовать каждый продукт, который вызывает у меня сомнения? А эти бравые ребята из спецназа помогут мне вас угостить.
– Не буду я вам помогать, – буркнул Главный Магистр, глядя в сторону. – А насильно заталкивать в меня отраву вы не станете. Это нарушение прав человека.
– А моего сыночка, ни в чем не повинного, держать за решеткой шесть дней – это не нарушение прав человека? – взорвалась я. – Из-за вас Степочка на всю жизнь получил тяжелейшую психологическую травму!
– Степочка? – Главный Магистр изумленно вскинул седые брови и наконец посмотрел прямо на меня. – Степан Суматошкин?.. Вы его мать?.. Ну конечно… Я должен был догадаться… Что случилось с моей головой?!
– Старческий маразм, – предположила я.
– Любовь, любовь затуманила мое сознание… – бормотал Главный Магистр про себя, склонив белую голову. Сквозь редкие волосы горько розовела лысина. – История, ты ничему не учишь! Сколько гениальных планов срывалось из-за страсти к женщине. Сколько мировых лидеров теряли голову – а следом и власть – из-за любви. Король английский Эдуард Восьмой, сын троянского владыки Парис, принц Люксембургский Луи… Теперь я – один из них… Позор, какой позор… Какое бесславное завершение трехвековой миссии великого Ордена… Шекспир, зачем ты умер? – вдруг воскликнул он куда-то в оштукатуренный потолок. – Вот тебе повесть, которой нет печальнее на свете! Вот тебе материал для невиданной доселе трагедии!
– Так, товарищ Магистр, – решительно остановила я эти возлияния. – Как вы совершенно правильно отметили, Шекспир уже давно умер, а вот восемнадцать президентов и шесть премьер-министров, в том числе четыре женщины, несмотря на все ваши старания, – еще нет. Но скоро вполне могут скончаться от голода. Посему быстренько ответьте мне на простой вопрос: эта мука отравлена или нет?
Главный Магистр вновь опустил голову и тупо уставился в пол.
– Что тут у нас, игра «Море волнуется раз»? – К нам бодрой походкой подошел полковник Орлов, на ходу завязывая вокруг талии передник. – Морская фигура замерла и не желает сотрудничать со следствием? Окей, мы сейчас это запишем. И на суде об этом скажем. И я такой морской фигуре – которая обвиняется в подготовке к беспрецедентному террористическому акту, затрагивающему государственные и международные интересы двадцати четырех стран, да еще и скрывает при этом ценную информацию, – завидовать не стал бы. – Он наклонился к старичку. – Приятель, вы бы лучше одумались, пока не поздно.
Главный Магистр дернул бородой, словно его ударили по лицу.
– Не отравлена эта мука, – выдавил он сквозь зубы.
– Может, попробуем ложечку? – предложил полковник Орлов.
– Говорю, не отравлена, – огрызнулся Главный Магистр. – Обычная мука.
Полковник Орлов оценивающе взглянул на старичка:
– Окей, вроде не врет. Но мы его потом все равно заставим попробовать все, что приготовим. Ни одно блюдо не покинет Голландский зал, пока не получит одобрение нашего дегустатора. Понятно, парни?
Коммандос синхронно кивнули, выражая готовность угостить арестованного хоть русской едой, хоть русской пулей, если потребуется.
Полковник повернулся ко мне:
– Командуйте, Любовь Васильевна. Что будет в меню?
– Ну, я считаю, стол без пирожков с мясом – это не стол, – начала я загибать пальцы. – К ним подадим хороший, сытный уральский борщ – я тут где-то бульон видела, если только его еще отравить не успели… Ну и на второе – котлетки с жареной картошечкой.
– Отлично, – утвердил полковник. – Распределяйте обязанности.
Распределились так. За Яковом Матвеевичем закрепили чистку овощей – он с ностальгической улыбкой вспомнил, как в институте, в далекой молодости, ездил на картошку; я прикрыла его чудесный белый костюм чистым серым передником. Володю поставили работать с мясом – как любой уважающий себя охотник, он вытворял с ним чудеса. Полковник лепил пирожки и ровные, как с конвейера, котлетки; сначала я подумала, что столь великолепный глазомер и твердую руку он натренировал, стреляя в преступников, но потом выяснилось, что в свободное время Орлов мастерски играл на бильярде. Главный Магистр нехотя комментировал, в каких плошках – яд, а в каких – обычные специи. Пантера же, которая не умела абсолютно ничего, развлекала нас закулисными историями из своего бурного прошлого, сидя на столе и болтая ногами. Я хотела было отправить надоевшую девицу восвояси, но полковник не позволил – сказал, она может пригодиться при допросе Черного Пса, а до концерта еще полно времени.
Вы спросите, чем занималась я? Парила над всеми. Властвовала. Чувствовала себя повелительницей поварешек, королевой кастрюль, госпожой готовки. Когда еще выпадет шанс руководить командой помощников, состоящей из полковника полиции, майора полиции и доктора наук, да к тому же усиленной Главным Магистром могущественного древнего Ордена!
Через полчаса пирожки румянились в печи, борщ кипел в котелке бордово-красным вулканом, котлеты из тетеревов, собственноручно ощипанных, выпотрошенных и нарубленных Володей, шипели на медной сковороде, а по соседству источала соблазнительные запахи жареная картошечка с лучком, наводя на мысли о деревне и прохладном вечере после душного дня на сенокосе, с песнями про несчастную любовь и хороводами.
Мои поварята обессиленно вытирали мокрые лбы и тяжело отдувались. У Якова Матвеевича сбился на сторону галстук – такого я не видела даже в «черный вторник», когда он в одночасье потерял все свои сбережения, в том числе гранты на проведение научно-исследовательской работы и правительственные премии. Полковник Орлов сам себе массировал шею. Рубашка его, и без того несвежая, взмокла от пота. Володя клонился набок со стула, уронив лохматую голову на скрещенные руки. Моя суперкоманда выложилась по полной на этом кулинарном марафоне. Мы чувствовали себя саперами, чудом преодолевшими заминированное поле.
– Батюшки-светы! – вдруг воскликнула я, когда официанты уже загрузили на подносы тарелки с борщом и пирожками. – А запивать-то чем они будут? Прохладительного-то ничего нет! Про безалкогольные напитки не подумали!
– В той бочке десять литров брусничного морса, – невинным голоском посоветовал Главный Магистр. – Сплошные витамины. Мы еще не успели его отравить.
Я заглянула в бочку. Там действительно плескалась алая жидкость, пахнущая ягодами. При мне туда яд не подмешивали – однако доверять хитрому лесовичку я все-таки не рискнула.
– Очень мило с вашей стороны подсказать выход из ситуации… – задумчиво сказала я Главному Магистру. – Даже слишком мило. Совсем на вас не похоже.
– Просто я надеюсь, что моя посильная помощь вам, Любовь Васильевна, а также искреннее раскаяние зачтутся при вынесении приговора. – Главный Магистр обреченно пожал сутулыми плечами.
– Раскаяние? Помощь? Ну-ну, – сказала я, скептически приподняв брови. После чего зачерпнула поварешкой морс и поднесла ему: – В таком случае – как насчет попробовать? Бояться-то нечего. Вы же еще не успели его отравить, верно?
Старичок отшатнулся от поварешки, словно я пыталась засунуть ему в рот раскаленную кочергу. Несколько капель морса попали ему на бороду.
– Вытрите! Вытрите немедленно! – завизжал он. – Я не могу сейчас умереть! Я еще не готов! Мне еще столько нужно успеть!
– Так морс же вроде не отравлен, приятель, – подошел к нам полковник Орлов. – Сплошные витамины. Наоборот, дольше проживете!
– О дьявол! Это морс из колдовской фиалки, или розового барвинка, – трясясь от страха, признался Главный Магистр. – Настаивался сутки. Если он сейчас попадет мне на кожу – мгновенно начнется паралич нервной системы. Спасите, умоляю!
Полковник Орлов обмотал руку мокрым полотенцем и вытер белую бороду Магистра, по которой уже расплывались неряшливые красные пятна.
– Еще и возись с ним, – вздохнул полковник.
– Если позволите вмешаться, Любовь Васильевна, – послышался сзади суховатый голос Якова Матвеевича, – я хотел бы обратить ваше внимание вот на эти ягоды – похожи на черную смородину. Как вспоминал Михайло Ломоносов, Екатерина Великая часто угощала гостей смородиновой водой…
– Это и правда черная смородина? – накинулась я на Главного Магистра. – А? Или опять какие-нибудь волчьи глаза?
– Нет таких ягод – «волчий глаз», – недовольно отозвался старичок, стряхивая с бороды капли воды. – Есть «вороний глаз» и волчья ягода. Для меня остается загадкой, как вы прошли наши вступительные испытания?! Этот вопрос не дает мне покоя последние полчаса!
– Пусть это останется моим секретом, – кокетливо ответила я. – Не все же вам тайны разводить… Так это ядовитые ягоды или нет?
– Нет, – буркнул Главный Магистр. – А жаль.
– Попробуете парочку? – предложил полковник Орлов, взяв пару смородин на ложку.
– А ложка мытая? – подозрительно уставился на нее старичок. – Мне лишние бактерии в желудке не нужны.
– Боже, как мы кудахчем над своим здоровьем, – снова вздохнул полковник. – Мытая, мытая. Пробуйте, приятель, президенты ждать не будут.
Главный Магистр открыл рот, будто престарелая галка, полковник насыпал туда ягод, старичок прожевал их и проглотил. Мы замерли в ожидании результата. Ничего не происходило. Магистр сидел с кислым видом, но, похоже, чувствовал себя превосходно.
– Итак, команда, – провозгласила я, – приступаем к изготовлению смородиновой воды – я такой поила Степочку, когда он был маленьким… Вот уж не думала, что на старости лет буду угощать этим скромным напитком президентов.
– Вы вовсе не старая, Любовь Васильевна! – хором воскликнули Яков Матвеевич, Главный Магистр и, как я с удивлением отметила, полковник Орлов.
– Но не такая уж и молодая, – из вредности вставила Пантера. И эта девица всерьез рассчитывает, что у нее что-нибудь выйдет с моим сыночком! Клянусь своими леопардовыми тапочками, в жизни ей не получить моего благословения!
Напиток императрицы приготовили за несколько минут. Ягоды настрадались порядочно, прямо как я за последние дни: их залили кипятком, безжалостно намяли с сахаром. После чего жмых выкинули за ненадобностью, а получившийся концентрат разлили по бокалам и разбавили ледяными кубиками.
После того, как Главного Магистра накормили комплексным обедом в целях проверки блюд на ядовитость, наши деликатесы наконец-то покинули Голландский зал и отправились защищать честь русской кухни перед самыми высокопоставленными персонами мира.
– Устал я от этих запахов чертовски! Не видел столько еды со времен последнего развода. – Полковник Орлов потянулся с довольным видом человека, ухватившего за хвост жар-птицу – после долгих, безнадежных, изматывающих поисков, в успешный исход которых никто не верил. – По-моему, мы с вами, дамы и господа, вполне можем совместить полезное с приятным. Нам нужно побеседовать вот с этими двумя кудесниками, – он кивнул в сторону пригорюнившихся руководителей Ордена Королевской Кобры, – а сесть тут толком негде. Того и гляди, угодишь локтем в какую-нибудь ядовитую дрянь. Насколько мне известно, в бельведере наверху есть немецкая кофеварка…
– И мы до сих пор здесь? – воскликнула я. – Срочно кофе, и покрепче! Это именно то, что мне сейчас нужно.
– Да, кофе был бы очень кстати, – робко проклюнулся заскучавший было Володя.
– Нет, приятель, на тебя приглашение не распространяется, – безапелляционно заявил полковник. – Ты остаешься в Голландском зале. Кто-то должен следить за нашими ФСО-шными официантами-любителями. Пользуйся случаем, покомандуй напоследок, пока тебя не уволили.
Глава 28
Когда мне было восемнадцать лет, я была ужасно красивая. Не в смысле ужасная, а в смысле – очень красивая. Поверьте на слово. Если хотите знать, многие меня путали с актрисой Татьяной Догилевой, особенно после выхода фильма «Блондинка за углом».
Шел семьдесят девятый год. Ударными темпами строился БАМ, в Афганистане вот-вот должен был высадиться русский десант, Брежневу присудили Ленинскую премию по литературе, а я заканчивала второй курс швейного техникума. Впрочем, учиться мне было некогда – кавалеры буквально не давали мне прохода. По ночам пели серенады под окнами общежития, с утра караулили у парадной с цветами в руках, по вечерам таскали в кино, на всякие новинки вроде «Осеннего марафона» или «Москва слезам не верит». Мороженого мне покупалось столько, что я вполне могла бы на досуге им торговать с тележки. Помнится, у меня постоянно болело горло из-за немыслимого количества съеденного лакомства.
Как-то раз прибегает ко мне в общагу один из наиболее перспективных кавалеров – сын номенклатурного работника. У папочки его, достойного представителя правящего класса, была еще четырехкомнатная квартира на Суворовском проспекте, а сам ухажер щеголял в настоящих американских, а отнюдь не югославских или там польских, джинсах и презирал авоськи. Вахтерша наша, с уважением относившаяся к кастовой системе Советского Союза, а также к еженедельным подношениям в виде дефицитной колбасы, пропускала его на территорию женского царства почти без ворчания.
В общем, вламывается он ко мне без стука, глаза горят, руки трясутся. Кричит: «Завтра… завтра… ох, я сейчас в обморок грохнусь… Люба, завтра идем на концерт – ты не поверишь! – Элтона Джона!» «Кого?» – равнодушно переспросила я, поскольку меня интересовало творчество исключительно отечественных звезд эстрады. «Элтона! Джона!» – повторил кавалер, пытаясь нащупать у себя пульс. «У тебя нашатырного спирта случайно не найдется?» – прибавил он.
После того, как я привела его в чувство, он сумел более или менее связно рассказать, что каким-то чудом его отцу удалось достать два билета на первую крупную гастроль западного рок-музыканта в Ленинграде. И он приглашает меня посетить исторический концерт в «Октябрьском». Дальше следовали восторженные, сбивчивые подробности: «Мне за эти билеты семьдесят рублей предлагали, я не отдал!.. Элтон приехал в СССР с мамой… Привез с собой одиннадцать тонн оборудования – фантастика!.. Я сегодня весь день дежурил у „Октябрьского“, и разглядел-таки, как Элтон подходит к окнам гримерки! По крайней мере, я почти уверен, что это был его силуэт!..»
Нельзя сказать, что я испытывала похожие эмоции. Однако упустить шанс похвастаться перед подружками я тоже не могла. Кроме того, я всегда считала себя человеком широких взглядов и гордилась своим чутким отношением к современным тенденциям.
Словом, за ночь я сшила себе премиленький облегающий комбинезончик из голубой хлопчатобумажной ткани – с острым воротником, короткими рукавами и широким поясом, – накрутила кудри на пиво и, взяв своего ухажера под ручку, отправилась на концерт всемирно известного англичанина. Настроение было отличное – май выдался теплым, что не могло не радовать после особенно лютой зимы; подружки, которым я уже успела растрезвонить, куда иду, умерли от зависти; и даже письмо от родителей с Урала, в котором сообщалось, что моя сестра Глафира перевелась в Ждановский университет и переезжает в Ленинград, не смогло омрачить мой позитивный настрой.
Ну, что я вам должна сказать? Так я и не поняла, как этот Элтон Джон, в потешной полосатой кепке и круглых очках, стал мировой знаменитостью. Недалеко он ушел от Пантеры с ее непонятной и даже, на мой взгляд, вредной музыкой. Мой кавалер в исступлении, что есть мочи подпевал британцу: «A rocket man, a rocket man! And I think it’s gonna be a long, long time…»
, а я видела, как на него из первого ряда с ужасом и осуждением обернулась партийная активистка в строгом платье и с гладкой прической, и мне стало нестерпимо стыдно.
– Пойдем отсюда! – потребовала я, дернув кавалера за рукав, как только песня кончилась. – Хватит позориться!
– Что? – Он уставился на меня невидящим взглядом.
– Я говорю, пойдем отсюда! Ведешь себя как чуждый, антисоветский элемент!
В глазах моего кавалера бушевала гроза. Он не знал, что выбрать: эпохальный концерт или мою благосклонность. Я видела, как его душа рвется на части.
Думаю, вы уже догадались, чем все закончилось. Кавалер опустил голову и покорно, как собачка, поплелся за мной. Мы покинули БКЗ на середине слишком занудной, на мой взгляд, песни «Candle in the wind».
Кстати, через несколько дней я бросила этого ухажера. Зачем мне связывать свою жизнь с проводником буржуазной идеологии? Тем более, что я познакомилась с симпатичным начинающим автослесарем Петей Суматошкиным, сразу покорившим меня своей робкой улыбкой и золотыми руками…
Почему я все это вам рассказываю? А потому что сейчас, устроившись в бельведере Константиновского дворца с чашечкой крепкого кофе, я вновь почувствовала себя восемнадцатилетней красоткой – за мое внимание соревновались сразу трое видных мужчин. Да, друзья мои, трое! Я не обсчиталась! Главный Магистр, немного оклемавшийся после всех перипетий, Яков Матвеевич, вернувший галстук на место, и, как ни странно, ироничный полковник Орлов собственной персоной.
В бельведере было тихо и уютно. Стены, пол, потолок – повсюду деревянные панели благородного оттенка темной черешни. Мы словно оказались на старинном паруснике. Тут и там декораторы расставили морские акценты: золоченая статуэтка в виде штурвала; уменьшенная копия гальюнной фигуры – растрепанная русалка с трезубцем; «роза ветров» на полу из наборного паркета; плетеные канаты, комоды-рундуки… Степочке здесь очень понравилось бы…
Когда мы поднялись сюда, под самую крышу, на лифте (вы только представьте! лифт во дворце! новодел, конечно; это пусть всякие великие князья тренируются, бегая вверх-вниз по лестницам, а президенту негоже ножки трудить), полковник бросился усаживать меня в полосатое кресло, спрашивая:
– Все окей, Любовь Васильевна? В обморок пока падать не собираетесь? А то столько вы пережили за последние дни…
– Все шикарно, товарищ полковник, – кокетливо отвечала я. – Давление у меня всегда одинаковое, космическое – сто двадцать на восемьдесят.
– Поразительно… – Полковник прищурился, поглаживая родинку на щеке. – Смотрите-ка, а тут и коньячок рядом с кофеваркой есть! Плеснуть вам, Любовь Васильевна, капельку в кофеек?
– А почему бы и нет, товарищ полковник? Плесните, отчего же! Можно и не капельку!
– Окей. Вам эспрессо или американо?
Полковник включил кофеварку; модель была эксклюзивная, под старину, тускло блестела античной бронзой – вот только громадный многоцветный дисплей с сенсорными кнопками немного выбивался из стиля.
– Экспрессо, будьте любезны, милый товарищ полковник, – улыбнулась я игриво, сделав вид, что не заметила его ошибки.
– Несравненная Любовь Васильевна любит кофе покрепче, господин Орлов, я хорошо знаю ее привычки, – опередил меня Яков Матвеевич, небрежным жестом смахивая пылинки с рукава белого пиджака. – А уж какой кофе она варит сама – м-м-м! Мы с ней частенько встречаем рассвет за чашечкой божественного напитка ее собственного приготовления.
Полковник прервал свои манипуляции и через плечо взглянул на меня, подняв брови. Я смущенно откашлялась и уточнила:
– Мы с Яковом Матвеевичем просто соседи. – Я сделала упор на последнее слово.
– Пока просто соседи! – Яков Матвеевич сделал упор на первое. Что-то он сегодня разошелся. Наверное, понравилось меня спасать.
– Ну-ну, – хмыкнул полковник и возобновил свою ворожбу с дисплеем.
Рядом с кофеваркой обнаружилось блюдо с маленькими квадратными шоколадками, на которые я после пережитого набросилась, как ненормальная. Яков Матвеевич, зная мою страсть к шоколаду, галантно от него отказался. Полковник, решивший было восполнить запас калорий, потраченный во время интенсивной готовки, ревниво посмотрел на соперника и тут же положил блестящий квадратик обратно.
Пантера на шоколадки и вовсе не претендовала – из своего драного рюкзака цвета земли она вытащила пачку чипсов и захрумкала ими, запивая химическую гадость еще более вредным энергетическим напитком.
Главного Магистра и Черного Пса также усадили в кресла и даже предложили им кофе – без коньяка. Байкер не удостоил полковника ответом. Он хмуро глядел в пол. Старичок же несмело продребезжал:
– Благодарю, я бы не отказался…
Спецназовцы за спиной арестованных рыцарей стояли как истуканы. Им бодрящих напитков никто не давал. Коммандос никак нельзя было отвлекаться от своих прямых обязанностей – слишком высоки были ставки.
– Оказываются, кобры любят кофе, кто бы мог подумать, – хмыкнул полковник, вновь пикая сенсорными кнопками. – Нужно занести этот удивительный факт в Википедию.
Ароматная жидкость наполняла чашку. Звуки напоминали плеск волн о борт корабля. Когда же я прибуду к месту назначения? Когда наконец закончится мое путешествие по коварным волнам старого Петербурга?
Я перехватила тоскливый взгляд Якова Матвеевича.
– Посмотрите, какая чудесная витая лесенка, Любовь Васильевна, – тихо сказал он. Я обернулась. За моей спиной закрутились сказочной спиралью черешневые ступеньки, ведущие в крошечную башенку с панорамными окнами. – Наверное, в солнечную погоду кажется, что ты поднимаешься прямо в рай. Жаль, что сейчас ливень… – Он крепко обхватил поручни своего инвалидного кресла. Костяшки побелели от напряжения. – А еще жаль, что я никогда не смогу там побывать. Если бы я только не был прикован к этой проклятой колымаге! – Столько боли звучало в его голосе – неужели только из-за дурацкой лесенки?
Тем временем, Главный Магистр с наслаждением отхлебнул пенку, поглядывая на меня из-за чашки.
– Жаль, чертовски жаль, что не все идет так, как нам бы хотелось… – эхом подхватил он речитатив Якова Матвеевича. – Знаете, из вас получилась бы идеальная первая леди, дорогая Любовь… – тихо сказал он. – Вы так элегантны…
Яков Матвеевич безнадежно опустил голову.
Я промычала Магистру «мерси», но не уверена, что меня хоть кто-нибудь понял: рот у меня был забит до отказа. Я напихала за щеки едва ли не полкило шоколада.
– Что ж, приятель, пока некоторые тут пьют кофе и сожалеют о том, что потеряли такую потрясающую женщину, – вкрадчиво обратился полковник к Черному Псу, – я имею в виду твоего начальника и никого больше… Не желаешь ли в чем-нибудь признаться? В краже «Книги Пряностей»? В нанесении травмы средней степени тяжести шеф-повару ресторана «Туфелька Екатерины»? В подбрасывании улики? В подготовке террористического акта?
Байкер упорно молчал.
– Ты же понимаешь, что благодаря вышеупомянутой потрясающей женщине, – Орлов указал на меня, – у нас есть аудиозапись заседания Ордена? На котором все твои заслуги обсуждались подробно и во всех красках. Я тебе, приятель, сейчас помогаю. Чистосердечное признание, как известно, облегчает наказание.
Байкер молчал.
– Пантера, быть может, подключишься к нашему разговору? – Полковник Орлов вопросительно посмотрел на певичку.
– Песик, будь умняхой. – Пантера стряхнула с джинсов рыжие крошки, присела на корточки перед бывшим парнем и заглянула ему в глаза. – Не усложняй себе жизнь.
Он дернулся, заскрипел зубами, потом рявкнул:
– Я тебе больше не Песик, к чертям собачьим Песика! И в советах твоих не нуждаюсь… – Он потряс в воздухе руками в наручниках. – Дважды меня предала! Дважды!.. Но я не такой, как ты. Я не изменник. Если я поклялся хранить верность миссии Ордена – я сдержу слово, несмотря на все ваши чертовы уловки!
– А что за миссия-то у вашего Ордена? Я что-то подзабыл… – Полковник слегка прищурился.
– Рахе! Месть! – воскликнул Черный Пес, ударив кулаком по кожаному колену.
– Ну и очень зря, – ненавязчиво заметил полковник, перебирая шуршащие фантики, которые я в шоколадном азарте разбросала по всему круглому столу. Казалось, он весь погрузился в этот процесс – словно не было для него сейчас ничего важнее, чем сложить из оберток невесомую, хрупкую пирамидку.
– Что зря? – не понял Черный Пес.
– Зря вы так зациклились на своей мести, – лениво сказал полковник, пристраивая последний фантик на верхушку своей блестящей кучки. – Ваш так называемый Великий Магистр вообще от нее отказался перед смертью.
– А? – раскрыл рот Черный Пес.
Лицо же Главного Магистра внезапно скривилось так, словно вместо превосходного кофе ему подсунули чистейший лимонный сок без сахара. Морщины его собрались в некое подобие карты гористой местности, испещренной реками и источниками.
– Вот тебе и «а». – Полковник вдруг посмотрел прямо на байкера – под этим тяжелым взглядом допрашиваемый даже ссутулился. – Я только что из Германии. Нашел там следы вашего Великого Магистра. Вы вообще в курсе, что он после смерти Екатерины Второй вернулся на родину?
– Он… он исчез… перешел в высшие сферы, как король Артур, и обещал вернуться, как только мы будем готовы… – жалко забормотал Черный Пес.
Полковник дал ему высказаться, помолчал, потом продолжил:
– Ну, в какой-то мере он и правда оказался в высшей сфере – в сфере высшего образования, если точнее. В конце жизни он принял-таки приглашение Кёльнского университета – стал там профессором, преподавал, разработал невероятно эффективные лекарства, которые немецкие фармацевтические компании выпускают до сих пор, между прочим…
– Это поразительно, господин полковник! – не удержался Яков Матвеевич. Он заметно взбодрился. Лучшее средство от несчастной любви и сожалений о несбывшемся – любимая работа. – Я как будто читаю последние страницы захватывающего детектива – потерянные двести лет назад… Как вам удалось все это узнать?
Похоже, полковнику было приятно слышать искреннее восхищение в голосе уважаемого ученого. Ревность отошла на второй план. Он улыбнулся.
– Не так уж это было и сложно, Яков Матвеевич… Самым трудным оказалось оторвать себя от брауншвейгской колбасы – которая, кстати, совершенно не похожа на ее советский вариант…
Ага, так я знала, что он там прохлаждался, в этой Германии, закусывая всякими колбасками, пока мой Степочка в застенках томился!
– Мне повезло – почти сразу на той самой барахолке в Кёльне я наткнулся на подростка, который и продал директору «Туфельки Екатерины» пресловутую «Книгу Пряностей». Пришлось немного нажать – немецкий я немного знаю – и выяснилось, что паренек потихоньку таскал книжки из папиного кабинета в местном университете…
– Ай-яй-яй, как нечестно, – покачала я головой.
– Папа, университетский профессор, сразу понял, о какой книжке идет речь и для начала посоветовал мне встретиться с потомком ее автора, чтобы получить сведения из первых рук… Так что больше всего времени я потерял на ожидание аудиенции у потомка брауншвейгских герцогов, его высочества принца Ганноверского Эрнста Августа, – сообщил полковник. – Парень пашет как вол в лондонском банке, мотается между Германией и Англией, будто и не наследник королевского дома, а простой клерк – правда, не каждый офисный клерк располагает собственными замками в разных частях Европы… В общем, если бы не его жена, которая уговорила высочайшего супруга встретиться со мной на минутку – скучал бы я до сих пор в том крошечном немецком отельчике, выбираясь разве что в соседний бирхаус, чтобы попробовать очередной сорт свежесваренного местного пива…
