Глава 9. Кто хозяин этой глупой красной машинки?
Поговорив с Кати по перстню, Николай Константинович успокоился.
– А я знал, что всё в порядке! – с кряхтением заметил Константин Алексеевич. Разобрать, что он говорит, было сложновато: экс-император увлечённо, как крот, копошился в оттаявшей земле, повернувшись к сыну своей тыловой частью. Эта часть монарха, освещаемая первыми лучами мартовского черноморского солнца, была обтянута красными крестьянскиим штанами. – Эх ты, паникёр. «Что-то случилось, что-то случилось»! – передразнил он сына. – Веселее надо быть, сынок! Бодрее! Передай-ка мне вон тот саженец, Пино Нуар.
– Просто я ночью почти не спал, меня терзали какие-то предчувствия…
– Да что ты мне белый Шардоне суёшь! Вот чумичка бестолковая! Русским языком тебе сказали – Пино Нуар! «Чёрная шишка», чёрная, а не белая! Совсем уже со своими предчувствиями потерялся. Предчувствия у него. Ерунда это всё!
И Константин Алексеевич с ещё большим рвением набросился раскапывать ямки для саженцев винограда.
Николай Константинович задумчиво смотрел на редкие перистые облака, предвещавшие хорошую погоду.
– Понимаешь, отец, у меня так бывает перед каким-то роковым, жизнеопределяющим событием. Интуиция срабатывает, как подушка безопасности на «русско-балте»…
– Ну, пошло-поехало! – закряхтел Константин Алексеевич. – Интуиция, роковые события. Зануда ты, дружок, порядочная! Дай-ка сюда ещё одну Пинушку-Нуарушку. Нет, вы посмотрите на него, теперь Мерло мне пихает. Пинушку давай! Нуарушку! Вот, другое дело.
– У меня интуиция звенела, как сумасшедшая, за несколько часов до рождения Кати; и накануне ухода Василисы. Я тогда тоже не спал, чувствовал, что что-то будет. Каждый раз перед запуском новой модели «русско-балта» не сплю…
– Я тебе, сынок, одно скажу, – распрямился, держась за спину, Константин Алексеевич. Вся его цветастая рубаха была перемазана землёй. Борода, впрочем, тоже. – Ты же вышел на пенсию! У тебя только-только жизнь начинается! Наслаждайся ей! Возьми жизнь за грудки и встряхни как следует, а не про интуицию рассуждай! Ходит тут серьёзный, мрачный, как памятник своему тёзке Николаю Второму. Эх, надо было тебя Афоней назвать, как я хотел! Или, скажем, Баламутом. А что? Прелестное новгородское имя четырнадцатого века. У бабули твоей как раз новгородские корни. Ведь совсем другой характер бы у тебя получился!
Николай Константинович на секунду вообразил, что его зовут Афоней, или, того пуще, Баламутом, и негромко хохотнул. Беспокойные мысли вмиг куда-то подевались.
– Вот так-то! – довольно подвёл итог Константин Алексеевич и направился к дому. – Пойдём-ка чайку с крыжовенным вареньем попьём. Катенькино любимое. И Екатерины Второй, к слову сказать, тоже.
Возле "Фодиатора", припаркованного на круглой песчаной площадке перед входом в скромную резиденцию экс-императора, крутилась невероятно аристократичная собака – русская борзая. Белая шерсть с рыжими подпалинами ложилась мягкими волнами – за обладание такой шелковистой шевелюрой столичные модницы, поскуливая от зависти, отдали бы что угодно. Гордая осанка, аккуратная узкая голова.
Несмотря на печальную от природы морду, собака казалась очень даже беззаботной и вела себя соответствующе: деятельно обнюхивала колёса и фары «Фодиатора», исподтишка заглядывала в салон и вообще всячески интересовалась автомобилем. Старинная русская порода на фоне обтекаемого, блестящего "Фодиатора" смотрелась весьма контрастно.
В этой ухоженной аристократке Николай Константинович с удивлением узнал Золушку – собака ещё год назад жила в Царском селе, при Императорских конюшнях. Завели её больше по традиции, на охоту никогда не водили, и вообще как-то некому было ей заниматься, пока в Царское село не прибыл архитектор Иван Воронихин, один из участников конкурса «Великая княжна. Live». Жену-принцессу Иван в итоге не получил, зато обзавёлся другой верной спутницей – красавицей Золушкой. И наконец-то познакомился со своим кумиром – Константином Великолепным.
– Ага, и Ванятка тут! – обрадовался Константин Алексеевич. – Наверное, с Алёшкой забежал поздороваться. Он тут работает неподалёку.
– Ванятка? Вы что же, настолько подружились?
– Почему бы и нет? – пожал цветастыми плечами Константин Алексеевич. – Он мне тебя в молодости напоминает. Смешно так дёргается, когда я его подкалываю. Прям как ты. Два нытика.
Николай Константинович сморщил нос.
– Вот-вот! Ванятка точно так же делает! – возликовал Константин Алексеевич.
В доме было шумно и весело. «Нытик»-архитектор хлопал старого товарища и бывшего коллегу по могучим плечам, Алексей в ответ громко пищал: «Ай, дяденька, задавишь!». Высокий, интеллигентный, чуть сутулый Иван в ответ улыбался и говорил: «Тебя попробуй задави, шкаф ты эдакий».
Свой вклад в общую суету и толкотню вносила маман Мадлен, маневрировавшая по столовой с «идеевскими» чашками и «хохломскими» розетками для варенья.
– Ваше величество! – воскликнул Иван, оглянувшись на скрип деревянной двери. – Как я рад встрече! Сто лет с вами не виделись!
– Сто не сто, а больше полугода точно, – протянул архитектору руку Николай Константинович. – А ты, Иван, где так загорел? За границу ездил на отдых?
– Наоборот, ваше величество!.. – гордо начал Воронихин, но бывший государь был вынужден его перебить:
– Не «ваше величество», а Николай Константинович.
– Да, Вань, ты про это официозное «величество» забудь; Николай Константиныч рад-радёшенек, что вырвался из золотой клетки, – вклинился в разговор Алексей. – Тем более, ты ему почти что родственник.
– Ну что ты такое болтаешь, – застеснялся Иван.
– А что? Ты же был официальным кандидатом в зятья Николая Константиныча? Был. И я был. И я почти что родственник. Жаль, несостоявшийся.
– Знаешь, Алёшка, а мне порой кажется, что ты мой внебрачный сын, – вмешался в разговор Константин Алексеевич. Старичок уютно устроился в плюшевом кресле производства «Хохломы» и оттуда благосклонно взирал на суматоху в центре столовой. – Весь в меня! Скажи-ка, как маму-то твою зовут?
– Софья, – усмехнулся Алексей.
– Хм-м, Софья? – почесал в бороде Константин Алексеевич. Из бороды посыпались мелкие комочки земли. – Нет, с Софьями дела не имел… И вообще ни с какими женщинами, кроме моей Марусечки, никогда не знался! – нарочно повысил он голос, заприметив Мадлен, входившую в столовую с банкой крыжовенного варенья в одной руке и горячим чайником в другой.
– Ах ты, бесстыдник! – добродушно сказала маман. И она, и её сын прекрасно знали, что Константин Алексеевич, несмотря на своё бахвальство, всю жизнь преданно любил только одну женщину – свою прекрасную шведскую принцессу.
– Кажется, Иван, мы отклонились от темы. Так откуда, говоришь, этот очаровательный загар? – не в силах сдержать улыбку, переспросил Николай Константинович.
Архитектор выпрямился, мечтательно посмотрел куда-то вдаль, сквозь настенный календарь посадки редиса. Такой же взгляд, если верить неизвестному художнику начала девятнадцатого века, был у знаменитого предка Ивана – Андрея Никифоровича Воронихина, создателя Казанского собора и Горного института в Санкт-Петербурге.
– А я, Николай Константинович, – вдохновлённо сообщил Иван, – выиграл конкурс на лучший проект нового здания Шепсинской киностудии. Сразу после этого уволился из Императорской строительной коллегии и теперь работаю здесь, на Чёрном море. Веду авторский надзор за воплощением своего проекта в жизнь.
– Что за проект? – заинтересовался Николай Константинович.
– О, революционный! Откровенно говоря, даже слишком. Я и сам-то изрядно удивился, когда студия его выбрала. – Иван выпустил небольшую трёхмерную голограмму из своего перстня: – Смотрите.
Посреди деревенской столовой – с отскобленными добела полами и кружевными занавесками на окнах – засветился эфемерный сказочный остров. С южной стороны он напоминал угрюмый замок Монте-Кристо; с северной – старый новгородский кремль; с восточной – Великую Китайскую стену, какой она видится со стороны Бохайского залива; с запада остров походил на один из сверкающих небоскрёбов Манхэттена. Вокруг хлестали волны Чёрного моря.
– Называется проект – «Гвидон». Это комплекс универсальных локаций, – объяснил Иван, подкручивая проект по часовой стрелке. – Экстерьеры со всего света. На одном острове можно снимать фильмы про разные страны. Очень удобно, всего в паре километров от побережья. Чуть ли не вплавь можно добраться.
– Не припомню, чтобы возле Шепси были острова… – задумался Николай Константинович, мысленно представляя себе карту империи.
– А их и нет, – согласился Иван. – Мы строим насыпной остров, с нуля. Студия сейчас процветает, деньги есть.
– Да, эти чумички хотели за пятьсот тысяч купить у меня права на экранизацию истории моей жизни, – послышалась реплика из «хохломского» кресла. – Только я отказался.
– Пол-лимона? Ах, ёлки цитрусовые! – схватился за голову Алексей. – Почему же вы отказались?
– Услышал рабочее название фильма: «Сын служанки на российском троне», – вздохнул экс-император.
– Да уж, – покачал головой Николай Константинович. – Сильно. Так ты, Иван, и живёшь где-то неподалёку?
– Студия предоставила мне домик на побережье, – махнул рукой куда-то в сторону Иван. – Я как туда въехал, сразу обзавёлся разумной кормушкой для Золушки, очень меня этот гаджет выручает, а то часто задерживаюсь на острове допоздна…
– Не за что, дружище, – милостиво кивнул Алексей, он же – изобретатель автоматической кормушки для домашних питомцев. – Не забудь написать хвалебный отзыв в Интерсетке.
– Некогда мне глупостями заниматься, у меня революционный проект горит! Кстати о революционных проектах, – спохватился Иван. – Николай Константинович, позвольте поздравить вас с «Фодиатором»! Великолепная идея, великолепное воплощение. Я впечатлён.
– И Золушка твоя, судя по всему тоже, – посмотрев в окно, сказал Николай Константинович. – Дверь в салон лапой умудрилась открыть!
После небольшой паузы, посвящённой совместному вытаскиванию упирающейся собаки из «Фодиатора», уселись за длинный сосновый стол.
– Чай мы разливаем по старинке, – извинилась Мадлен, берясь расшитой прихваткой за горячую ручку чайника. – Без этих ваших новомодных самоваров, «Электро Пых-пыхов» и прочего. Каспер, угощай гостей вареньем!
Николай Константинович кушал кисловатое изумрудное варенье из наивно-нарядной, как подсолнух, розетки; в миллионный раз рассматривал старинную серебряную ложечку, на которой было выгравировано его имя; пил сладкий чай из белой, вытянутой, словно полураскрывшийся тюльпан, шведской чашечки. На душе, как раньше говорили, было покойно. Яркие лучи путались в кружевах на окнах и смеялись над глупыми ночными предчувствиями бывшего монарха. Николай Константинович расслабился и вполуха слушал застольный разговор.
– Крыжовник нужно залить отваром из вишневых листьев и дать ему настояться, – неторопливо рассказывала маман Ивану. – Только через два дня он будет готов к главному событию своей жизни – томлению в сахарном сиропе…
– Истинное объедение, Мадлен Густавовна! – Алексей, кажется, единолично слопал как минимум половину банки. – Николай Константиныч, может, ну его, это кругосветное путешествие? Останемся тут, в Бетте. А что? Крыжовенное варенье здесь есть, вино домашнее тоже. Что ещё человеку нужно для счастья?
– Любовь, Алёшенька, любовь ещё нужна для счастья, – вздохнул Николай Константинович.
– Пожалуйста, у меня давно готов план «Б». – Для поддержания угасающих жизненных сил Алексей навалил себе ещё целую розетку варенья. – Сделаем тактильную голограмму – точную копию Василисы Ивановны. Как вам мыслишка?
Константин Алексеевич захихикал в бороду и показал большой палец. Николай Константинович отцовского энтузиазма не разделил.
– Мыслишка, на мой взгляд, так себе, – честно отозвался он.
– Нет, вы только представьте, – воодушевился Алексей, – обратимся в «Баюна», они же слепили Бету, значит, своё дело крепко знают. Столько фильмов есть с Василисой Ивановной, она там во всех ракурсах – уверен, что можно снять с вашей супруги все размеры, я бы прямо сейчас мог накидать «рыбу» такой программы…
– Нет уж, Алёша, не надо с Василисы ничего снимать и накидывать на неё свои рыбные программы, – помотал головой Николай Константинович. – Не хочу голограмму.
– А ведь голограмма будет вечно молодая, взгляните на Бету, – убеждал Алексей. – It's better in Betta with Beta , – сострил он. – А настоящая Василиса Ивановна-то уже, наверное, совсем не такая, какой вы её помните. Морщины и всё такое.
Николай Константинович и сам частенько об этом думал, боялся, что даже не узнает увядшую Василису при встрече (ей ведь уже тоже хорошо за сорок!), поэтому сейчас промолчал.
– К тому же голограмма тактильная, так что вы и прикоснуться к ней сможете. – Алексей для примера запустил голограммку с игрой «Увернись от Бабы-яги» на своем перстне. – Вот, немножко шершавенькая, а в целом очень даже приятная.
– Смогу прикоснуться, но не взять в объятия, – возразил Николай Константинович. – Это как обниматься с порывом ветра.
– Да зачем вам на старости лет обнимашки эти все, – простодушно отозвался Алексей. – Поговорили по душам с виртуальной супругой, и ладно.
– Не такой уж я и старый. – Николай Константинович насупился.
– Конечно, нет, – поддержал сына Константин Алексеевич. – Ему до старости еще дальше, чем мне! А я чувствую себя ого-го-го как! Жениться могу снова, если захочу.
– Что, Каспер? – подняла брови Мадлен.
– Нет-нет, Маруся, ничего! – притворно испугался экс-император. – Говорю, счастлив в браке! И сыночку нашему того же желаю.
– Спасибо, отец, – снова вздохнул Николай Константинович. Опять ему взгрустнулось. Как и всегда, когда речь заходила о Василисе.
Его робкая надежда на то, что супруга-актриса вернулась в Шепси, совершенно не оправдалась. Они с Алексеем потратили пару недель на тщательные опросы местных жителей и сотрудников студии. Да, все здесь помнили Василису Прекрасную. Да, все очень сочувствовали Николаю Константиновичу. Нет, никто не видел её на побережье уже больше двадцати лет. А значит, поиски нужно было продолжать в другом месте.
– Нико, может, ты не поедешь неведомо куда? – умоляюще сказала маман, в волнении теребя прихватку. – Алекс правильно предлагает, оставайтесь здесь, в нашей империи. Ну сдалась тебе эта Василиса! Вокруг множество женщин, которые были бы счастливы от одного твоего взора. Вот мне, например, Мелисса Майер нравится. Такая бойкая девушка!
– Маман, Мелисса не в моем вкусе. – Николай снова чувствовал себя гимназистом, застуканным за написанием лирического стихотворения «Незнакомке, увиденной на эскалаторе станции "Невский проспект"». Не очень-то приятно, когда твои личные чувства разбирают на семейном совете.
– Может, просто позвонишь ей? – развивала тему маман, не обращая внимания на недовольное лицо сына. – Сходите перекусить в «Омелу», закажешь пива, произведённого на её фамильном заводе – кажется, «Нихтс стопт» называется? – ей будет приятно. Я почти уверена, что она согласится с тобой пообедать.
– Пива я не пью и звонить ей не буду, – отрезал Николай Константинович. Будучи джентльменом, он не стал рассказывать собравшемуся за столом обществу, как не далее чем полгода назад он застал Мелиссу в собственной опочивальне – и ничто не могло остановить премьер-министра в её желании заняться с императором кое-чем позажигательнее простого обеда в «Омеле». Между прочим, именно любовь к Василисе спасла тогда Николая Константиновича от непоправимой ошибки, которая к тому же вполне могла вылиться в политический скандал имперского масштаба.
Он встал из-за стола. Посиделки пора было заканчивать. Солнце за окном звало в дорогу.
– Алексей, ты со мной? – решил он уточнить на всякий случай.
– Я ж ваш Санчо Панса, Николай Константиныч, – с грохотом отодвинулся от стола богатырь. – Поехали за вашей Дульсинеей. Возвращаемся к плану «А».
И «Фодиатор», слушаясь своего создателя и споря со стихиями, отправился в путь.
«Клубок-навигатор», установленный в машине, ни в какую не хотел принимать в качестве цели назначения туманную формулировку «туда не знаю куда», несмотря на все программистские ухищрения Алексея. Пришлось конкретизировать.
Агентам Третьего отделения Императорской Канцелярии когда-то давно удалось отследить Василису в Марокко. Фес, затем Марракеш – и на этом всё. Так что Николай Константинович решил попытать счастья в Северной Африке: пообщаться с бедуинами в пустыне (Василиса всегда хотела покататься на верблюде), заглянуть к гадалкам на восточном базаре (Василиса, как и многие актрисы, была весьма суеверна), побродить по лавкам, торгующим вечной молодостью, точнее, маслами и кремами из плодов арганового дерева (Василиса любила ухаживать за собой).
– Желаете покорить Чёрное и Средиземное моря? – строгим женским голосом спросил клубок-навигатор.
– А то! – залихватски засучил рукава Алексей, садясь за руль.
– Маршрут построен, – сообщил клубок. На виртуальной карте мира появилась мультяшная шерстяная нитка, ведущая из Бетты в Фес. – Покатились!
Чёрное море не желало покоряться «Фодиатору». Аквамобиль швыряло по волнам вверх-вниз, как на качелях. Машина была слишком маленькой, а открытое водное пространство – слишком большим. Николай Константинович чувствовал себя муравьишкой, случайно забравшимся на покрывало в тот самый момент, когда хозяйка решила его хорошенько вытрясти. За поручни в салоне он схватился настолько крепко, что костяшки пальцев побелели, а мышцы занемели до локтей.
Рядом Алексей пытался удержать руль. Руль, в свою очередь, полагал, что на воле ему будет значительно интереснее, и вырывался из рук Алексея как мог. Если бы каждый раз, когда богатырь орал «ёлки», в марокканской пустыне сажали пальму, – то уже через полчаса плавания «Фодиатора» по Чёрному морю знаменитые африканские пески получили бы медаль как «зелёные лёгкие планеты».
Даже лёгкий шторм был для аквамобиля непосильным соперником.
А так хотелось вписать в технические характеристики машины строчку «возможна водная эксплуатация в бурю»!
– Набери высоту, пойдём по воздуху! – крикнул наконец Николай Константинович. Не хотелось признавать, что его детище в чём-то пасует, но выхода не было.
Алексей дёрнул рычаг переключения передач к букве «F».
«Фодиатор» с облегчением оторвался от воды. С ветром он умел справляться.
Расстроенные путешественники отказались от первоначального плана прокатиться до острова-студии и посмотреть, что там да как. Солнце скрылось за тучами, а значит, батареи на крыше не заряжались. По расчётам Алексея, энергии хватало в обрез до турецкого порта.
«Фодиатор» низко шёл над беспокойными тёмными волнами. Шипящие брызги оседали на покатом ветровом стекле. Небо серой кляксой растеклось над головой.
Однообразный морской пейзаж скоро наскучил Николаю Константиновичу и он включил на бортовом экранчике «Дульсинею с улицы Сервантеса» – комедийную мелодраму начала девяностых, где Василиса прекрасно сыграла девушку «сверхъестественного обаяния», которую безуспешно пытается очаровать невезучий романтик.
Забавный эпизод с ветрогенераторами только-только начался, как вдруг совсем рядом с «Фодиатором» раздался вежливый механический голос:
– Осторожно! Слева по курсу – непредвиденный объект! Осторожно!
Навстречу аквамобилю двигался корабль-призрак: беспилотное рыболовецкое судно. Точнее – целая водная фабрика размером с особняк девятнадцатого века. Всё здесь было автоматизировано. Скумбрии и анчоусы Чёрного моря знали: за их передвижениями следят из космоса. Судно преследовало стаи рыб, руководствуясь сигналами со спутниками. Морские обитатели вылавливались, тут же обрабатывались и упаковывались под вакуумом. И пожаловаться-то несчастные рыбы никому не могли: людей не борту безжалостного судна не было.
– Осторожно! Объект опознан! – объявило судно. – Зарегистрировано на главном сервере Центрального Статистического Комитета Министерства внутренних дел как «Фодиатор-1», владелец Романов Николай Константинович. Осторожно! «Фодиатор-1»! Держитесь правее!
– Откуда оно знает, кто мы? – подивился владелец «Фодиатора».
– Там на рубке, наверное, камеры специальные установлены, считавшие наш номер, – предположил Алексей, беря правее и поднимаясь повыше, чтобы избежать столкновения с судном.
– Хорошо, что не врезались в такую махину! – поёжился Николай Константинович.
– А что, было бы забавно! – хмыкнул Алексей. – Наша машина в честь рыбки называется. Вот и окончилась бы её биография встречей с рыболовецким судном!
Николай Константинович не успел достойно ответить, поскольку на руке у него пискнул перстень – одновременно с бортовой системой «Фодиатора».
– Да сколько можно! – в сердцах сказал он. – Снова штраф за нарушение высотного режима!
– Ёлки, – не сдержался Алексей. – Перешлите его мне.
Каким-то чудом «Фодиатор» дотянул до турецкого Пойразкёя. Зарядились, передохнули. Задерживаться в Турции путешественники не стали. Кофе они не пили, ковры класть было некуда. Юридические формальности, касающиеся пересечения границ, Николай Константинович уладил ещё до отъезда. Клубок-навигатор настойчиво предлагал продолжать движение по маршруту.
Перед «Фодиатором» промелькнули Стамбул, Мраморное море, Чанаккале; потом началась Греция с её Эгейским и Ионическим морями, Афинами и Каламатой. Сегодня странники завтракали в Кальяри на Сардинии, а через два дня – в Санте-Эулалии-дель-Рио на Ибице. Они загорели, похудели и научились управлять «Фодиатором» настолько виртуозно, что аква-авиа-автомобильчик мог теперь стать звездой шоу «Цирк 2.0», которое транслировалось этой весной по «Всемогущему».
Когда до Марокко оставалось часов пятьдесят, Николай Константинович вдруг вспомнил:
– Алёш, давай заедем в Марбелью.
– Не думаю, что клубку это понравится, – выразил сомнение товарищ. – Испания нам не пути.
– Знаю, но отец просил привезти из Андалусии саженец сорта Паломино. Хочет собственный херес пить, – вздохнул капитан.
Поиски растения заняли целый день. Марбелья, с её узенькими крутыми улочками, многоступенчатыми лестницами и раззявами-туристами не годилась для автомобильных поездок. Даже с виртуозными водителями. Поэтому «Фодиатор» ещё с утра пришлось бросить возле какого-то восточного магазинчика на тенистой авениде.
Подходящий саженец обнаружился у не в меру жадного виноградаря только к вечеру, когда путешественники были уже вконец измотаны. Отдав за дурацкую ветку четверть месячной пенсии, Николай Константинович, едва волоча ноги, отправился за машиной. Алексею он поручил заказать в ближайшей «Омеле» на соседней улице побольше блинов со всеми возможными начинками.
– Вот не повезло! – застонал Николай Константинович, увидев, что «Фодиатор» намертво зажат другими автомобилями. – Блины ведь уже стынут!
Особенно небрежно была запаркована одна глупая красная машинка с испанскими номерами. Именно она не давала «Фодиатору» не то что выехать – даже вылететь из ловушки. Невозможно было расправить пропеллеры. С одной стороны, Николаю Константиновичу, как штатному инженеру Русско-Балтийского завода, было приятно, что красная машинка носила на своём капоте зелёную ромашку родного предприятия; с другой – он был ужасно раздражён столь эгоистичной парковкой.
– Сеньоры! Кто хозяин этой машины? – принялся выкрикивать Николай Константинович на испанском, бегая туда-сюда вокруг краснушки с изрядно надоевшим ему саженцем. – Я не могу освободить свой автомобиль!
– Успокойтесь, сеньор! – послышался мелодичный женский голос из открытой двери марокканского магазинчика. – Я здесь, всё хорошо!
Из ароматной полутьмы восточной лавки выплыла высокая женщина в чадре, расшитой всеми оттенками голубого. Вуаль закрывала всё её лицо, оставляя неширокую прорезь для глаз.
– Простите, сеньор! Сейчас я освобожу вас! – весело сказала женщина по-испански. И подняла на Николая Константиновича глаза. Совсем не испанские. И даже не марокканские, несмотря на яркий восточный макияж.
Глаза были васильково-голубые. Огромные. Бездонные.
Николай Константинович покачнулся и выронил саженец прямо на капот глупой красной машинки.
– Сейчас я освобожу вас, – тихо повторила женщина на чистейшем русском языке.
На него смотрела Василиса.