Глава 10. "Венчание на царство"
– Мои верноподданные милашечки, доброе утро-доброе утро-доброе утро! – тараторил Ангел на экране. Телеведущего, обычно разряженного наподобие яванского императорского павлина, было не узнать: аккуратная стрижка, элегантнейший тёмно-синий мундир с золотыми эполетами, простые чёрные брюки – без единой блёстки, без единого, даже самого крохотульного, стразика. – Вот и наступил ваш самый долгожданный день. Готовьтесь восторгаться! Сегодня я устрою вам Новый год, день Кленовых Листьев и ВулканФест одновременно. В эфире "Венчание на царство"! Финальный эпизод: "Коронация"! И-и-и, я так волнуюсь, друзьяшки вы мои! – заверещал он в конце совсем по-поросячьи. Сдержанный наряд не изменил беспокойную натуру Головастикова. Золотая бахрома на эполетах мелко тряслась в такт его ужимкам. – Аве мне! Да здравствует Ангел!
– Тоже мне, человек-праздник, – пробормотала Екатерина. Шевелить разбитыми в кровь губами было трудно. – ВулканФест и День Кленовых Листьев он моим подданным заменит, подумать только.
Заявление телеведущего и вправду казалось смелым, если не самонадеянным.
К дню Кленовых Листьев народ относился до крайности уважительно. К природе этот праздник имел лишь косвенное отношение, а посвящён он был победе России над бюрократизмом. В один ясный осенний день тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года государь Алексей Михайлович разом сменил всех чиновников, больших и провинциальных, на всех государственных постах. На смену замшелым бюрократам пришли офисные революционеры, которые объединили множество разрозненных сведений о гражданах империи в одну удобную систему Центрального Статистического Комитета Министерства внутренних дел, впервые в истории применив компьютерные технологии. Мегатонны ненужных документов сдали на переработку, а каждый молодой чиновник посадил по клёну; акция проходила под девизом "Кленовый лист лучше бумажного". Разумеется, подготовка ежегодного празднования дня Кленовых Листьев сопровождалось исключительно электронными сметами и распоряжениями.
ВулканФест же был самым бурным, самым сумасшедшим праздником года. Фестиваль каждое лето проходил в долине под Иркутском. Концертными площадками служили жерла потухших вулканов – громадные воронки были оборудованы скамейками для зрителей и сценами для артистов и музыкантов. Впечатляющее культурное событие гремело не только на все "Сибирские Афины", но и на весь мир. Именно на ВулканФесте впервые заявила о себе певица-голограмма Бета.
Затмить великолепие этих праздников, да ещё и вкупе с Новым годом, представлялось задачей невыполнимой. Екатерина фыркнула и тут же застонала от боли: губы горели, голова кружилась, а правая рука неприятно пульсировала в районе запястья.
– Ну что, милашки мои верноподданные, вы готовы к упоительному историческому шоу?
Императрица левой рукой прибавила на пульте звук, впервые в жизни испытывая ревность. Нет, мучиться из-за мужчины, конечно, приходилось – попался ей как-то один вероломный бойфренд по имени Джим. Но чтобы ревновать целый народ? Такого ещё не было. "Это мои верноподданные, мои личные, а не твои!" – вдруг разозлилась она на Ангела.
Старенький "Баюн", установленный в спальне Кенсингтонского дворца, показывал вполне прилично – но очень уж он был маленьким. Успенский собор на этом экранчике смотрелся каким-то несерьёзным, игрушечным. Между тем, события на территории московского Кремля происходили совсем не шуточные.
Ангел, гордо задрав узенький подбородок, под ошеломляющий перезвон колоколов приближался к паперти, на которой выстроилось не менее полусотни священнослужителей в парадных одеяниях. Возглавлял эту группу духовной поддержки ажиотированный Доброжир. Руку его оттягивал золотой жезл, напоминающий посох богатенького пастуха. Голову венчал белый куколь , нарядная ряса ниспадала блестящими складками. На груди сверкал бриллиантовый крест.
Головастиков подошёл к патриарху и склонил голову, шепнув в камеру: "Вот оно, начинается!". Доброжир в прямом эфире покропил телеведущего святой водой. Певчие затянули какой-то оглушительный псалм. Ангел, смахнув капли с причёски, направился внутрь собора.
– Не надо тебе это смотреть, Кейт, – поморщился Генри. – Тебе сейчас вредно волноваться. Давай выключим.
– Хочу смотреть и буду! – заупрямилась Екатерина, но звук слегка притушила. Генри был прав: провокационный телепроект отнюдь не способствовал скорейшему выздоровлению императрицы.
Она упала вчера на скачках. Совершенно позорно грохнулась с Кирина сразу после того, как он выиграл Золотой кубок Аскота. Только успела услышать громогласное: "Победитель забега – Кирин! Жокей и владелец – Екатерина Романова! Главный приз – двести пятьдесят тысяч фунтов!", после чего в ушах зазвенело, в голове помутнело от радости, а в глазах всё завертелось: безумные шляпки англичанок, камера Генри, зелёные ленточки, вплетённые в блестящую от пота гриву Кирина, бледно-жёлтое платье королевы, грозовые облака, надвигающиеся с востока…
Руки перестали слушаться, выпустили поводья – и Екатерина вывалилась из седла, словно тряпичная кукла.
На ипподроме тотчас поднялась ужасная суматоха. Генри отбросил камеру, кинулся к супруге – умудрившись, как истинный англичанин, не уронить при этом свой цилиндр. Екатерина лежала у него на плече, думая не о своей победе, а о том, что её снежно-белый, с изящной изумрудной полоской на рукаве, жокейский костюм безвозвратно испорчен, так же как и бархатный шлем, специально заказанный у английского мастера к соревнованиям. Всё в грязи, а камзол ещё и в крови – разбила губы о тактильный браслет. Ладно хоть зубы целы.
Подлетела Дженни Смит, вся в растрёпанных чувствах. Екатерине тут же досталось под горячую руку. "Глупенькая девочка! А если бы ты шею сломала? Что бы мы без тебя делали? А страна твоя что бы без тебя делала? Ох, Китти! Глупышка! Головка кружится?". Батистовым платочком, от которого мягко веяло розами, Дженни вытерла наезднице кровь с подбородка.
В Аскот срочно вызвали личного врача королевы. Ещё через три часа на арендованной "Ладье" прибыл доктор из Зимнего, с которым Екатерина виделась буквально пару недель назад, пятнадцатого марта, на ежегодном медицинском осмотре. Котёл Ершова тогда показал, что у неё небольшая наследственная аритмия, привет от папеньки.
За доктором из Петербурга увязался Столыпин, хотя Екатерина строго-настрого запретила ему покидать столицу – кто-то должен был разгребать текущие дела. Коих после травмы императрицы посыпалось множество.
В частности, Военный Министр Сухомлинов с перепугу едва не объявил в стране чрезвычайное положение. В последний момент заполошного старика успела остановить Мелисса. Биржевые акции русских компаний рухнули вслед за Екатериной: бизнес боится политической нестабильности. Пришлось срочно созывать успокоительную пресс-конференцию. И снова всё легло на худенькие плечи Мелиссы, пока Столыпин с кудахтаньем бегал вокруг императрицы. Премьер-министр собрала журналистов в Зимнем и дала им возможность полюбоваться онлайн на государыню, пусть слегка потрёпанную, но пребывающую в полном сознании. Государыня, возлежа на подушках в Кенсингтонском дворце, милостиво соизволила помахать журналистам ручкой.
К вечеру Екатерина осознала, что, в отличие от неё самой и российских биржевых акций, почтовый сервер Зимнего очень даже крепко держался на ногах и совсем не собирался падать. Где шквал соболезнующих писем? Где, спрашивается, проявление народной любви?
Нет, конечно, кое-что приходило. Так, крохи сочувствия. Подданные присылали плюшевых медведей и цветы, но подарков едва хватало, чтобы заполнить одну комнату Кенсингтонского дворца. Небывалое равнодушие. Просто чёрствость со стороны родного народа!
И уж совсем немногие поздравляли её с тем, что она стала Императрицей аскотского ипподрома – главное достижение её жизни, ради которого она тренировалась столько лет! Днём и ночью думала про скачки, выкладывалась на манеже на двести, триста процентов, обучала Кирина. И победила – невероятно, но победила – лучших жокеев мира! Несколько раз во время прохождения дистанции ей казалось, что у неё сердце остановится – но она продолжала, и Кирин летел вперёд, к финишу, взметая пыль из-под ухоженных копыт. Они сделали невозможное, выиграли гонку – а никому из её подданных и дела до этого нет. Обидно, знаете ли!
Помнится, когда Екатерина объявила конкурс на свою руку и сердце, почтовый сервер обрушился уже через считанные минуты.
Народ почти не уделял внимания своей страдающей императрице, и только теперь она поняла – почему.
Ангел вскружил людям головы византийской роскошью своей фальшивой коронации.
– А сейчас, друзьяшечки мои, я воссяду на точную копию Мономахова трона, – говорил телеведущий в камеру, подходя к резному Императорскому престолу, установленному посередине собора. – Настоящий трон забрали отсюда ещё в пятидесятых музейщики-безбожники, но мы с Его Святейшеством подсуетились и восстановили престол. Видите, милые зрители-верноподданые, – Ангел поковырял ногтем деревянные барельефы над царским местом, – картинки с приключениями благоверного великого князя Владимира Киевского, каждая на своём месте: и как он знаменитую шапку от византийского коллеги Константина Мономаха примеряет, и как с боярами судачит, и вот какие-то бочки на тележках – пардон, это, наверное, пушки… Одним словом, хоть комиксы выпускай!
Телеведущий кокетливо, будто в балетном классе, присел на корточки рядом с троном:
– И зверюшки страшные все тут, у-у какие!
– В одном Ангел прав: зверюшки и правда не слишком приятные, – заметил Генри, присматриваясь к экрану, на котором показывали основание престола. Царский трон базировался на четырёх свёрнутых в клубок животных. Судя по мордам животных, они были не слишком довольны тем, что на них водрузили сооружение высотой шесть с половиной метров. – Кто это вообще такие? Собаки, что ли?
– Дедуля мне рассказывал про этот бестиарий под троном, – вспомнилось Екатерине, – там есть лев, гиена с высунутым языком, и два оскрогана.
– Оскроган? – переспросил Генри. – Незнакомое слово. Как это будет по-английски?
– Думаю, что никак, – пожала плечами Екатерина. Малейшее движение тут же отзывалось болью в затылке. – Никто из учёных не знает, что за существо такое – оскроган. Дедуля его то броненосцем зубастым называл, то тигром саблезубым. Он шутил, что раньше императорский престол на каких-то чумичках стоял, а теперь опирается на четыре твёрдые "Т": технологии, терпимость, телевидение и тепло народной любви…
Тут императрице взгрустнулось. В тяжёлую голову внезапно пришёл неутешительный ответ на риторический вопрос, который Дженни задавала ей на ипподроме. Что бы делала страна, если бы Екатерина вчера свернула шею? Да ничего. Никто бы, пожалуй, даже и не заметил этого! Все же так увлечены новеньким блестящим шоу Ангела Головастикова!
Тем временем, телеведущий забрался на царский трон и умолк, поскольку в игру вступил патриарх:
– Понеже благоволением Божиим и действием Святого и Всепрощающего Духа, и Вашим изволением имеет нынче в сем первопрестольном храме совершиться Императорского Вашего величества коронование и от Святого мира помазание; того ради по обычаю древних христианских монархов, да соблаговолит Величество Ваше в слухе верных подданных Ваших исповедовать Православно-кафолическую веру, како веруеши?
– Ни слова не понял, – выдохнул Генри. Серые глаза расширились от удивления.
– Общий смысл в том, что Доброжир готов короновать эту кривляку, как только тот подтвердит свою принадлежность к православной церкви, – перевела Екатерина. – Прорекламировал свою религию по телику – получи приз, поддельную корону.
Ангел во всеуслышание признался, что он верит во всё то, что предлагает своим прихожанам церковь, прибавил в конце "аминь", после чего Доброжир затеял длинную молитву. Читались ектении, потом тропари, затем пророчества; послания сменялись прокимнами и плавно переходили в Евангелие.
Генри заметно заскучал, время от времени вздрагивая на выкриках вроде "да отрыгнут горы веселие!" и "всяка душа властем предержащим да повинуется!" .
Екатерина злорадно подумала: тут "Елей" явно просчитался. Сел в громадную телевизионную лужу. Динамика шоу из-за всех этих священных песнопений безнадёжно провисла.
Режиссёр "Венчания на царство" отчаянно пытался спасти рейтинги, развлекая зрителей крупными планами: одухотворённое, румяное лицо Ангела, похожего на именинника… Поющий Доброжир – глаза искрятся, как у азартного игрока, поставившего всё своё состояние на тёмную лошадку… Двуглавый орёл на вершине трона – такая же грозная птица раньше простирала свои крылья над капотами "русско-балтов", пока её не поменяли на безобидную зелёную ромашку…
Камера перешла на пышную публику в Успенском соборе. В приглашении на церемонию был чётко обозначен дресс-код: "Церковно-аристократический девятнадцатый век", – так что светские львы были в тёмных фраках, светлых панталонах и ярких шейных платках, а светские львицы – в корсетах, рюшах и кружевных мантильях, прикрывающих завитые локоны. Лица были хорошо знакомы Екатерине – эти же люди в прошлом году рвались поглазеть на решающую битву двух женихов в шоу "Великая княжна. Live", – однако старинная мода на порядок облагородила собравшихся.
– Даже Трифон явился! – возмутилась императрица, привстав на локтях. – Вот от него не ожидала!
– Какой ещё Трифон? – переспросил Генри, очнувшись от дрёмы.
– Ну Трифон Правдин! Помнишь "Шоу Трифона"? Шло по "Всемогущему" тридцать лет! Трифон родился на глазах у телезрителей, жил в прямом эфире и не знал, что его снимают, пока на него не упал прожектор с фальшивого неба.
– А-а, этот Трифон! – закивал Генри. – Конечно, все его знают. Он потом отсудил у "Всемогущего" триста тысяч рублей – по десять тысяч за каждый год жизни под камерами.
– И представляешь, пришёл на эту лживую коронацию! Человек, который большую часть своей жизни был окружён телевизионной ложью высшего разряда! Да ему "Всемогущий" жизнь загубил!
– Или, наоборот, спас, – предположил Генри. – Сделал его звездой мирового масштаба, да ещё и богачом.
Екатерина могла бы с этим поспорить, но тут молитвы неожиданно закончились и из экранчика раздался голос Ангела:
– Повелеваю возложить на себя порфиру, друзьяшки мои!
Багряный плащ был аккуратно сложен на бархатной подушке, которую почтительно поднесли патриарху двое священников. Доброжир накинул мантию от Лидваля на узкие плечи Ангела, приговаривая "Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь", после чего возложил руки на склонённую голову своего подопечного и вновь завёл молитву.
– О нет, опять?! – застонал Генри. – Давай выключим, а? Я теперь понимаю, почему твой предок отменил эту затянутую церемонию.
– Отстань, не мешай, – Екатерина не желала упустить ни единой подробности. – Сейчас, похоже, ключевой момент будет.
В кадре возникла корона Российской Империи.
– Милашки, вот она, вот она! – мелко запрыгал на месте Ангел. – Копия императорской короны! Конечно же, мы не могли доверить её изготовление никому другому, кроме как петербургскому ювелирному Дому Фаберже! Наденьте мне её скорее, ваше святейшество, наденьте же!
Доброжир, пряча улыбку в кудлатую бороду, торжественно исполнил просьбу Головастикова, не забыв при этом присовокупить обязательное "Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь", – и приступил к очередной речи, после которой помощники доставили ему главные символы царской власти. Ангел, задыхаясь от восторга, протянул руки.
– Как это яблоко, приняв в свои руки, держишь, – произнёс патриарх, вкладывая телеведущему державу в правую ладонь, – так держи и все царства, данные тебе от Бога, соблюдая их от врагов непоколебимо.
Левой рукой Ангел схватился за скипетр и от избытка чувств упал на мягкое царское сиденье.
Первая часть коронации была завершена.
Телевизор вновь наполнился перезвоном колоколов, пением "Многая лета" и литургий, а также раскатистыми выстрелами из пушек.
– И кто им дал разрешение на пальбу, интересно? – нахмурилась Екатерина. – Москвичей почём зря пугают.
– Наверное, подали заявку на достоверную реконструкцию исторических событий, – пожал плечами Генри. – Я однажды снимал документалку про Бородино, нам разрешение на выстрелы дали за один день. Прислали уведомление по электронной почте. Удобно у вас в России организованы государственные услуги.
– Слишком удобно, как я погляжу, – недовольно пробурчала императрица.
Тем временем Ангел отдышался и встал с трона:
– Верноподданые-подданные-подданые мои! Мы переходим к самой саркастической – пардон, сакральной – части церемонии. Помазание на царство!
Двое молодых попов оперативно развернули красную бархатную дорожку от престола к алтарю, и тут же накрыли её золотой парчой. Ангел с важным видом направился к Царским вратам алтаря, где его уже поджидал Доброжир, умильно улыбаясь. Екатерина была вынуждена признать, что сейчас главный герой шоу совершенно не походил на изнеженного телеведущего. Эта роскошная мантия, корона, скипетр с державой, богатый и просторный Успенский собор – всё это производило впечатление даже на неё.
У Царских врат Ангелу пришлось скрепя сердце временно расстаться с императорскими регалиями – чтобы обеспечить доступ к своему тщедушному телу.
– А сейчас Его Святейшество смазывает меня – пардон, помазывает – специально изготовленным миром, – болтал Ангел, вполоборота повернувшись к камере. Патриарх тем временем прикасался к его лицу чем-то вроде кисточки для бритья, которую он окунал в старинный сосуд, известный как "августова крабица". – Миро для меня изготовили из лучшего испанского оливкового масла, добавили в него лепестков роз, белого вина, муската, фиалок, лимона и разных других ценных вещей. Запах просто потрясающий, милые мои, уж поверьте!
Патриарх, не отвлекаясь на трескотню своего подопечного, отстегнул клапан на мундире Ангела и нарисовал кисточкой крест на гладкой груди телеведущего. Потом кивнул своему помощнику, и тот бросился оттирать масло влажными салфетками для младенцев. После этого Головастикова завели внутрь алтаря, где напоили вином "Шато де ла Шерте" и накормили просфорами из итальянской муки – телеведущий, разумеется, не постеснялся озвучить стоимость исходных продуктов в эфире.
Причастие придало Ангелу сил – на трон он вернулся уверенным в себе победителем.
– Ещё и поздравлять его бросились, подлизы, – с неудовольствием прокомментировала Екатерина, глядя на очередь из знаменитостей, выстроившихся перед престолом. – Терпеть их всех не могу. Одни балы да рауты у них на уме. Всё время требуют, чтобы я им какие-нибудь танцы в Зимнем устроила. Пустышки.
– О да, какие негодяи, – мягко сыронизировал Генри, скрестив руки на груди, – хотят танцевать – может быть, даже под Бету; может быть, даже после пары глотков стаута…
– Тш-ш-ш, – шикнула на него Екатерина, чувствуя, как к щекам приливает кровь. – Дай послушать, что там этот фейковый правитель творит.
Фейковый правитель, судя по его блаженной улыбке, полностью растворился в ореоле собственной славы. Собрав полный урожай обожания со стороны высокопоставленных светских особ, Ангел величаво выплыл из Успенского собора. На паперти новоявленного телемонарха взяли в плотное кольцо священнослужители, дабы оградить от посягательств толпы – народу, охочего до зрелищ, в Кремле собралось великое множество. Под очередной, изрядно поднадоевший уже колокольный перезвон, коронованный Головастиков вознёсся на Красное крыльцо Грановитой палаты. Здесь архиереи расступились, и телеведущий, освещаемый дружелюбным московским солнцем, трижды поклонился публике:
– Итак, верноподданные-подданные-подданые мои милые, обещаю править справедливо, а самое главное – красиво, – объявил Ангел с крыльца. – Наше шоу на этом закончено. Я отправляюсь на пир в Грановитую палату с моим святейшим приятелем Доброжиром… Так, что ещё? Все подробности коронации читайте в моём блоге в Интерсетке ("Неужели остались ещё какие-то неизвестные подробности? Он же не замолкал ни на минуту!" – подумала Екатерина). А я прощаюсь с вами… Но увидимся мы, друзьяшки, гораздо скорее, чем вы можете себе представить! Сюрприз, большой сюрприз готовится для вас, дорогие мои подданые! Пока-пока! Целовашки-обнимашки!
– Мда, – сказал Генри, встал из кресла и выключил телевизор. – Остаётся утешаться только тем, что коронация была не настоящей. Пожалуй, хлебнула бы Россия с таким-то монархом. Не переживай, Кейт, ты лучше.
Екатерина закрыла глаза. Голова трещала. Загипсованная правая рука ныла. Сердце стучало слишком быстро. Вдруг нестерпимо захотелось домой, к берёзовому соку и левашам. Перед Аскотом она ничего не ела несколько дней, чтобы не было превышения по весу. С её ростом трудно было быть жокеем.
Церемония, увиденная по телевизору, произвела на Екатерину угнетающее воздействие. Она расстроилась больше, чем ожидала. В свою очередь, выстраданная победа на скачках радовала её, наоборот, гораздо меньше положенного. Ну, победила. Ну, выиграла двести пятьдесят тысяч фунтов. Неплохо, если учесть, что курс рубля к фунту – один к десяти. Правда, потратить аскотский приз, по условиям соревнований, можно было только на мероприятия, связанные с лошадьми. Деньги мёртвым грузом легли на банковский счёт императрицы.
Так, а дальше-то что? Цель достигнута. А впереди – пустота. К чему теперь стремиться?
Откровенно говоря, и сами хвалёные скачки не слишком впечатлили Екатерину. Она готовилась к чему-то более изящному, что ли. На деле же оказалось, что за пределами королевской ложи изящества было не больше, чем в бойцовском клубе. В дни соревнований Аскот был заполнен искусственным загаром, фальшивыми ресницами, накладными ногтями, обтягивающими миниплатьями и выпивкой, которая сопровождалась вульгарными драками.
"Что-то там теперь, интересно, испанский король поделывает?" – ни с того ни с сего пришло в голову Екатерине. "Мелисса, кажется, говорила, что он собирался встречаться с венесуэльским президентом… Не подрались ли горячие южные парни между собой?".
– Разумник, позови Семёна, – шепнула она перстню. Тот немедленно отправил Столыпину виртуальную снежинку – фирменный значок императрицы. Вообще-то обер-камергер пил чай с миссис Смит в соседней комнате, и можно было просто крикнуть, он бы услышал; но, во-первых, не пристало государыне орать как оскроган, а во-вторых, Екатерина беззаветно любила гаджеты и постоянно выискивала повод их использовать.
– Ваш'величество, я здесь! – вбежал в спальню Семён, стряхивая с галстука крошки печенья. – Получил снежинку! – Затем обернулся к Генри: – Как поживаете, ваш'высочество? – и прищёлкнул каблуками.
Английский принц изумлённо смотрел на выкрутасы Столыпина.
– Семён, что с тобой? С каких это пор я тебе "высочество"?
– Да вот, знаете ли, увидел вас в этих исторических интерьерах, где правили ваши предки, и как-то само вырвалось… – застеснялся Семён.
– Господа, господа! – вмешалась Екатерина. – У нас есть более важные темы для обсуждения, чем давно покойные предки моего супруга. Хочу знать, что происходит в Испании – но сначала, Семён, скажи: как тебе эта вопиюще-фальшивая коронация?!
Не успел Столыпин изобразить на своём круглом лице праведное возмущение и открыть рот для вынесения вердикту Ангелу-безобразнику, как перстень на руке императрицы вновь проснулся: Мелисса. Екатерина включила громкую связь.
– Катарина! – закричала Мелисса едва ли не на весь Кенсингтонский дворец. – Катарина! – Никто в Зимнем никогда не слышал, чтобы премьер-министр кричала. – Чёрт возьми, Катарина! Коронация была настоящей!
– Что? – не поняла Екатерина.
– Я просмотрела Закон о Престолонаследии от пятого апреля тысяча семьсот девяносто седьмого года, Павел Первый его написал, "Учреждение об Императорской фамилии" называется, – Мелисса захлёбывалась словами, – и, чёрт подери, Ангел с Доброжиром проделали всё в точности по этому закону! Доброжир короновал Головастикова по всем правилам!
– Погодите, Мелисса Карловна, – у Екатерины сдавило горло, – но ведь с семьсот девяносто седьмого года столько воды утекло! Два с лишним века прошло. Наверняка этот старый закон уже отменили! Ведь мой дедушка короновался по-другому, и папенька тоже…
– В том-то и дело, Катарина! – Отчаяние в голосе Мелиссы мешалось с досадой. – Никто из них не удосужился отменить это проклятое "Учреждение"! Павловский закон о престолонаследии не имеет срока давности! Он всё ещё в силе. Уж поверьте выпускнице юридического факультета!
– Постойте, постойте, Мелисса Карловна, – Екатерина пыталась ухватить хоть немного воздуха, широко открывая рот, – вы хотите сказать… Вы хотите сказать…
– Коронация была настоящей, Катарина! Это конец! Новый император Российский Империи – Ангел Головастиков, чёрт его раздери!