– Поверишь ли, Катенька, ещё этот приличнейший наряд обозвала несоответствующим и хотела втиснуть меня в старый мундир! Еле отбился! – И Константин Алексеевич, подняв руки вверх, покрутился вокруг своей оси, хвастаясь перед собравшимися тропическим многообразием цветов на своей рубашке.
Мадлен тяжело вздохнула, явно устав бороться со своенравным мужем. Сама она была в строгом брючном костюме сдержанного бежевого цвета. Согласно оглашённому заранее дресс-коду, дамы на прозрачную платформу допускались только в штанах – чтобы соблюсти приличия. Екатерина, например, надела широкие струящиеся палаццо , скроенные специально для неё Лидвалем, и узкий топ морского оттенка со стразами, представляющими собой ни что иное, как уменьшенную копию хрустальных гексагонов. Стеклянные каблучки стучали по платформе. Русые волосы тяжёлыми волнами спускались на обнажённые плечи императрицы. Журналисты модных изданий поразились женственности наряда государыни, которую все привыкли видеть в джинсах и толстовке.
– Как вам церемония, Константин Алексеич? – с нескрываемой гордостью поинтересовался технический руководитель, оторвавшись от дисплейчика на пульте.
– Лично мне страшно, я высоты очень боюсь, – тихо проблеял Столыпин, хотя его и не спрашивали.
Дедуля посмотрел себе под ноги, сквозь изумрудное стекло – внизу, как в детском калейдоскопе, проносились рукописные плакаты и растяжки на петербургских зданиях: «Мы любим вас!», «Романовы навсегда», «Только Екатерина!» и хитро-универсальное «Я голосовал за ВАС!» – такими огромными буквами, что их наверняка можно было разглядеть и с Луны; так что Ангел, уже приступивший к ведению внеземного шоу, вполне мог принять последний плакат на свой счёт.
Константин Алексеевич сделал здоровенный глоток из бокала и ответил:
– А знаете – несмотря на то, что я ужасно боюсь высоты; несмотря на то, что мне пришлось накачаться вином, как последней чумичке, чтобы взойти на борт этого хрустального Летучего Голландца; несмотря на всё это – вы молодцы! Здорово придумали, здорово воплотили.
– Тебе правда больше нравится, чем ваши с папенькой церемонии? – по-детски обрадовалась Екатерина.
– Не то слово! Мы-то с Колюней, дремучие люди, по старинке всё делали – как мой батюшка, светлая ему память, постановил: через костры прыгали, венками короновались… Банный обряд этот ещё, на потеху толпе – веники, шайки-лейки, бр-р-р… – Константин Алексеевич залпом допил вино.
– Дикость, – прокомментировала Мадлен. – Лично мне больше по душе традиционность. Вот у нас в Швеции – какая торжественная церемония коронации!
– Да, бабушка твоя – предательница, – доложил Екатерине Константин Алексеевич. – С удовольствием смотрела шоу Ангела! Не отрываясь!
– Но ведь как красиво! – воскликнула Мадлен. – Бархат, храм, певчие!
– Одна виртуальная девчонка Бета намного бодрее всех твоих заунывных чумичек вместе взятых, – заявил дедуля. – Не зря мой батюшка отменил эти церковные штучки и придумал абсолютно новую церемонию коронации – пусть в чём-то и дурацкую, согласен, без издержек не обошлось. Я про банный обряд, если кто не понял.
– Все поняли, Каспер, – снова вздохнула Мадлен.
– Батюшка хотел вернуться к русским народным корням, – развил свою мысль Константин Алексеевич, – но Катенька пошла ещё дальше! Объединила сказку и последние научные достижения. Вот почему трон должен передаваться молодому поколению! Двадцать шесть лет и ни на один день позже!
– Это звучит как тост, Константин Алексеевич, – осмелился высказаться Столыпин. – Хотите, ещё вина вам с Мадлен Густавовной принесу?
– У меня есть для Константина Алексеича кое-что получше, – вмешался технический руководитель. – Раз уж он нахвалил нас с ног до головы.
– Что может быть лучше вина? – поразился экс-император.
– Бутылка-непроливайка для него! – объявил Алексей.
– Как это?
– А вот так! Специально для вас придумал новую форму горлышка винной бутылки. Добавляем тоненькую канавку по кругу, такой желобок-окантовку – и ни капли вина не попадает на скатерть!
– Как интересно! – воодушевились оба пожилых супруга и поспешили за Алексеем, у которого в сумке совершенно случайно оказался опытный образец непроливайки.
Столыпин побежал в другую сторону, к фуршетному столу – за левашами для своей начальницы. Папенька танцевал с Мелиссой под пронзительное "Виновата ли я". Алексей полностью завладел вниманием дедули с бабулей, наполнял из своего стеклянного изобретения бокал за бокалом, приговаривая: "Ни капли вина мимо! Ни молекулы! Ни атома! Ни атомного ядрышка винишка мимо! Ни даже одного заряженного протончика не выльется на стол!".
Екатерина осталась возле хрустального трона совсем одна (если не считать её нового дружка-перстенька), но это было и к лучшему: хотелось сосредоточиться перед важнейшим событием в жизни.
Платформа тем временем завершала круг почёта над Петербургской стороной. Сверху старейший район столицы, изрезанный реками и каналами, походил на мозаику – Пётр Великий и его потомки собирали этот пазл всю свою жизнь. Семь островов были накрепко перевязаны мостами, мостиками, а с недавних пор – ещё и прозрачными вакуумными трубами.
За последние десятилетия имидж города немало изменился. Почернели знаменитые петербургские крыши – из смотровых площадок превратились в энергетические: повсюду были установлены плоские и широкие батареи, активно поглощавшие солнце. Лучи, которым удавалось проскочить мимо ненасытных батарей, на радостях прыгали вверх-вниз по дворам-колодцам, отражаясь в бесчисленных зеркалах.
Тут и там зеленели крошечные скверики – деревья и цветы в них были по-северному скромными. "Ничего, друзья, скоро и вам достанется столько света, что даже черноморские пальмы позавидуют", – мысленно подбодрила растения Екатерина. Накануне она подписала проект "Второе солнце".
Пролетели над стеклянным чудо-дворцом Левинсона; приблизились к телецентру на Чапыгина. На экране размером с Тронный зал, установленном на стене медиа-небоскрёба, Екатерина увидела Бету, исполняющую бессмертную "Берёзу", и свою маленькую фигурку вдалеке, на общем плане: с платформы велась прямая трансляция церемонии. Пока в центре внимания была виртуальная певица, но уже совсем скоро фокус переместится на хрустальный трон.
Внизу экрана, украшенного усатой кошачьей мордочкой – логотипом "Баюна", располагалась бегущая строка с последними новостями: праздник – праздником, а требовательных зрителей "Всемогущего" нельзя держать в информационном вакууме.
"В России появятся разумные дороги, способные заряжать автомобили во время движения. Депутаты Государственной думы оценивают шансы на принятие соответствующего законопроекта как "чрезвычайно высокие"… Государыня Екатерина III выделила 250 тысяч фунтов личных средств для обустройства бесплатной клиники иппотерапии на базе Императорской конюшни в Царском Селе. Кирин, конь Её Величества, станет Почётным Вожаком табуна парнокопытных лекарей… Срочно! Вокруг премьер-министра России разворачивается политический скандал. Мелисса Майер подозревается в…"
Платформа миновала телецентр, экран скрылся из глаз – Екатерина так и не узнала, в чём подозревается Мелисса.
Обязательно нужно выяснить.
Но уже после церемонии.
Время возложения короны пришло.
Алексей кивнул: всё готово.
Хрустальное облако зависло над Невой. В зыбких волнах летающая платформа с царской семьёй казалась нереальной, призрачной – словно и не было никогда ни самой Екатерины, ни её папеньки Николая Третьего Прогрессивного, ни даже её развесёлого дедушки Константина Великолепного… Мерцало и менялось разноцветное отражение платформы.
Закончилась песня Беты. Стали слышны восторженные крики подданных – Екатерина померещилось, что Дворцовый мост впереди и Троицкий позади аж прогнулись под тяжестью зрителей.
Подошёл папенька – нарядный и благородный в своём парадном мундире.
– Кати, пора.
В наступившей тишине Екатерина поднялась на стеклянный трон, отлитый специально для неё мастерами Русско-Балтийского завода. Трон неуловимо напоминал автомобильное кресло серьёзного внедорожника – что, конечно, привело к появлению множества заголовков в прессе вроде «Императрица рулит» и «В командорской машине – Екатерина!».
Сердце государыни стучало сильнее ударных в песнях Беты.
Папенька вознёс над головой Екатерины прозрачную остроконечную корону, достойную самой Снежной Королевы. Ледяные кристаллы ослепительно сверкали на солнце. Императрице вдруг вспомнилось, что японцы считали хрусталь замёрзшим дыханием дракона.
– Дочь моя, Екатерина, – зазвучал мягкий, но торжественный голос Николая Константиновича из динамиков платформы. – Вручаю тебе эту корону – символ демократической монархии! Помни, что власть наша хрупка, как хрусталь. Она дана нам не Богом, а народом! Помни, что слово Романовых – крепче карбона. Помни, что император – не небожитель, как бы высоко его ни возносили приближённые.
Тяжёлая корона опустилась на русую голову двадцатишестилетней девочки.
– Будь достойным представителем нового поколения Романовых. Пусть державным в России будет только течение Невы, над которой мы находимся ! – возвысил голос Николай Третий. – Не самодержавие, а демократия есть палладиум России ! Я доверяю тебе лучшую страну на земле. Империя теперь в твоих руках. Позаботься о ней.
***
Проклятые никотиновые пластыри не работали.
А что, если очень, очень, очень быстро прикурить сигарету, сделать всего одну, самую маленькую затяжечку и тут же выбросить окурок в Неву? Никто и не заметит – все уставились на Катарину, восседающую на хрустальном троне.
Мелисса мелкими шажками, бочком, стала пробираться к краю платформы.
Раз, раз, раз… Ах, чёрт!
Врезалась в необъятную клетчатую рубашку.
– Мелисса Карловна, ну вы меня и напугали! – Алексей рефлексивно поднял пульт над головой. – Я же мог нас всех в воду случайно уронить! Рука бы дёрнулась – и всё, привет. Такая коронация уж точно запомнилась бы на четыреста четыре года, это я ещё минимум беру. Представьте только – вся императорская семейка барахтается в бурных невских волнах! Я, конечно, сразу иду ко дну, потому что, признаться, плаваю плоховато, да и пульт меня вниз потянет. Кроме того, как добропорядочный самурай, я должен буду покончить с жизнью после такого позора! А вот вас, Мелисса Карловна, наверняка сразу же спасут, вы прямо как буёк-поплавок. – Он окинул смешливым взглядом её облегающий брючный костюм тревожного пожарного оттенка.
Премьер-министр вздернула острый подбородок.
– Болтун ты, Алёша, порядочный. И как только Николас тебя терпел в вашем путешествии? Столько недель подряд слушать этот трёп! Я бы с ума сошла.
– Вы лучше спросите, как он будет терпеть меня в качестве зятя всю оставшуюся жизнь! – предложил Алексей, хитренько прищурившись, как медведь, обнаруживший на ветке улей без пчёл, но с большим запасом мёда.
– Постой, какого ещё зятя? – Мелисса настороженно заправила волосы за уши. – О чём ты говоришь? Катарина замужем и, насколько мне известно, любит Генри. У тебя нет шансов.
– А вот и есть! – не согласился Алексей. – Только не с Катей.
– А с кем?! У Николаса одна-единственная дочь, и прямо сейчас он возлагает ей корону на голову.
Алексей аж затрепетал от скрытого удовольствия.
– Нет! Не одна у него дочь, не одна!
– Что?
Техруководитель сжал губы, пискнул сквозь щёлочку что-то неразборчивое; потом шумно, как паровоз, выдохнул и наконец сообщил:
– Эх, ладно, умеете вы раскручивать людей! Софи строго-настрого запретила мне открывать рот, пока не поговорю с Николаем Константинычем – но у меня просто нет сил сдержаться! Я так счастлив! Представляете, Мелисса Карловна, Софи – его младшая дочь!
– Как дочь? Чья дочь? Николаса? – ахнула премьер-министр.
– Василиса Ивановна уже была в положении, когда сбежала от мужа! К Ангелу Изумительному Софи не имеет никакого отношения. Её отец – Николай Константинович Романов!
Мелисса открыла рот – и так и не нашлась, что сказать.
Пока Алексей рассуждал на тему того, как ему повезло с будущей женой и будущим тестем, премьер-министр пыталась представить реакцию Николаса на это сообщение. Будет ли он рад?
Когда они танцевали сегодня – он сам её пригласил, сам! – Николас совершенно определённо дал понять, что у них с Василисой всё кончено. Во время танца он так прижимал партнёршу к себе, смотрел на неё такими глазами… Никакой больше "Карловны", только "Мелисса". Причём с особой, интимной интонацией.
Не ожидала, правда, не ожидала. Где его вечная отстранённость, где эта раздражающая, излишняя интеллигентность? Сегодня её держал в объятиях страстный, темпераментный мужчина. Который, увидев полуобнажённую женщину в своей опочивальне, не станет смущённо жаться к стене и предлагать гостье прикрыться плащом.
Премьер-министр, с её богатым жизненным опытом (трое бывших мужей, Левинсон и некоторые другие неучтённые кавалеры) поняла, что после коронации её ждёт продолжение. Похоже, Николас решил перейти в наступление. Экс-император явно затеял операцию "Бескомпромиссный штурм Мелиссы".
А тут вдруг – новые вводные.
Какая-то новая непонятная дочь.
Что с ней делать?
И надо ли что-то делать вообще?
С другой стороны – а нужен ли самой Мелиссе этот Николас, который прошлой осенью растоптал её чувство собственного достоинства? Отвергнул её, унизил. Дворянин называется.
Кроме того, есть ещё Левинсон. Вроде бы есть. Мелисса погрязла в этих запутанных отношениях. Когда она принесла креативному директору "Всемогущего" фильм Генри про Ангела, Габи так воодушевился перспективой громадных рейтингов, что буквально накинулся на неё, как американский буйвол. Но он по-прежнему не желал помогать ей с пиаром. Да и общение их в основном проходило в спальне, в крайнем случае – в столовой, в компании картонок из "Омелы" и орущего телевизора. Вот и на коронацию Левинсон отказался её сопровождать – якобы у него наметилось одно срочное журналистское расследование.
Чёрт возьми, может, он прознал про досадную оплошность, допущенную Мелиссой? Во всей этой суматохе лидер "Вольнодумцев" напрочь забыла отозвать законопроект Ангела об увеличении содержания императора, прозванный журналистами "Копейка в год". Акт устанавливал новый налог на монархию в размере одной копейки в год с каждого гражданина империи. Госдума, растерявшись, взяла да и приняла законопроект в первом чтении. Что теперь скажет Катарина? Возмутится? А ведь только-только наладились с ней отношения. Или, наоборот, обрадуется стабильному доходу? Двести миллионов копеек в год – это, простите, больше ста шестидесяти тысяч рублей в месяц! Хватит не только на новое платье от Лидваля!
Курить хотелось просто до чёртиков.
– Трам, пам-пам-пам, пам-пам! – замычал рядом Алексей на мотив "Боже, царя храни", подпевая гимну империи, зазвучавшему после возложения короны на голову Катарины.
– Ага! – не преминула уколоть техруководителя Мелисса. – Значит, всё же тебе хочется, чтобы в гимне звучали какие-нибудь слова! А ведь сам виноват, насоветовал тогда Николасу в гараже: зачем трудиться, придумывать политкорректные и толерантные строчки, оставьте одну только музыку и всё! Про морсовары, клюкву развесистую, жердели какие-то рассуждал с умным видом!
– Ёлки-ёлки-ёлки! – зачастил Алексей.
– Нет, эти слова как-то не очень подходят, – с укором заметила премьер-министр. – Придумай что-нибудь получше.
– Нет, вы не поняли! – Алексей стал интенсивно тыкать пальцами в дисплей пульта. – Ёлки-квадрёлки! Сигнал пропадает! Связь с коптиками прерывается!
Платформа едва ощутимо дрогнула. Романовы, кажется, ничего не заметили, продолжали спокойно стоять и слушать гимн. Однако Мелисса сквозь разноцветные стёкла ясно видела: несколько пропеллеров перестали крутиться. Дисплей пульта в руках Алексея замигал красным.
Ба-бах! – оглушительно грохнула пушка Петропавловской крепости. Единственная уступка традиционности, уважительный поклон основателю столицы.
– Мелисса Карловна, что делать?! – Лицо Алексея вмиг стало серьёзным. Пшеничные брови сошлись на переносице. – Решение за вами, раз Катя занята. Платформа может упасть в любой момент. Приводниться невозможно – тяжёлая, утонет вместе с нами, и это уже не шутка. Попытаемся посадить её на крышу Зимнего, откуда стартовали. Ответ нужен срочно. Времени на раздумья нет. Отдайте мне приказ. Прерываем церемонию?
Ба-бах! – снова пушка. Всего запланировали двадцать шесть выстрелов.
– Мелисса Карловна! – С другой стороны подскочил раскрасневшийся, запыхавшийся Столыпин. Глаза навыкате, барашкины кудряшки дыбом, галстук вместе с пропуском на сторону. – Мелисса! Карловна! Ваш'превосходительство! Срочная новость!
– Не сейчас, Семён, – выставила руку премьер-министр. – Что бы это ни было – не сейчас! Не про Третью же мировую войну ты пришёл сообщить. А всё остальное подождёт.
– Вообще-то, Мелисса Карловна… – не унимался обер-камергер, задыхаясь. – Вообще-то про неё.
– Что?
– Про Третью мировую. – И Столыпин ухватился за клетчатое плечо Алексея, чтобы не упасть. – Мне только что позвонили. Минуту назад Испания официально объявила войну Венесуэле. Что нам теперь делать, Мелисса Карловна?!
Ба-бах! – словно контрольный выстрел в голову.
На этот раз к пушечному басу добавилась какая-то трель. Перстень. Незнакомый номер.
– Да? – вяло ответила Мелисса. – Кто это? Перезвоните позже.
– Вас беспокоит "Всемогущий", редакция новостей. – Голос корреспондента был настойчив и твёрд. – Мы звоним проверить информацию. Свидетели утверждают, что вы страдаете от никотиновой зависимости. Правда ли это? Какой сорт сигарет вы предпочитаете? Сколько выкуриваете за день? Собираетесь ли вы в отставку в связи со своей пагубной привычкой, которая идёт в разрез со всеми лозунгами вашей партии?
– Откуда у вас мой номер? – еле вымолвила Мелисса.
– От нашего креативного директора. Так как вы прокомментируете ситуацию? Нам нужен срочный ответ.
Ба-бах!
Мелисса тоскливо посмотрела на тёмную беспокойную Неву.
Вокруг – только вода. Деваться с хрустального облака было некуда.
Алексей ждал её ответа.
Столыпин ждал её ответа.
"Всемогущий" ждал её ответа.
Чёрт, сигаретку бы сейчас.
###
ГОСУДАРЫНЯ FOR REAL
Роман
Цикл: Романовы forever (3)
Серия: Уютная империя
Часть I
Глава 1. Империю за сигарету
17 мая 2017 года
Российская империя. Санкт-Петербург. 200 метров над Невой
Мелисса
Семье Романовых грозила немедленная гибель.
Летающая платформа с царской семьей и еще парочкой высокопоставленных лиц Империи вот-вот должна была обрушиться прямо в негостеприимную Неву. Один за другим отказывали квадрокоптеры, удерживавшие хрустальную платформу в белесом небе столицы. Еще несколько мгновений – и коронация новой императрицы Екатерины Третьей закончится совсем не так, как планировалось.
Здоровяк Алексей, технический руководитель полета, безуспешно терзал пульт управления квадриками. Алексей был весь покрыт испариной, клетчатая рубаха прилипла к спине, пот заливал глаза, но Попович не решался даже на мгновение оторвать пальцы от джойстика, только тряс кудрявой русой головой, как сенбернар после купания.
– Ёлки-квадрёлки, ко мне, паршивцы, сюда, кому я говорю, – стонал он, адресуясь к запасным дронам, дежурящим на крыше Зимнего. Вот же они, беспилотники из плана Б, стоят на низком старте между римскими статуями на парапете дворца: пропеллеры крутятся, фамильный герб Романовых (огненный полулев-полуястреб на серебряном фоне) сияет на весеннем солнце, но всё это великолепие ровным счетом ничего не стоит без нормального вай-фая. – Где сигнал, дроны вы негодяйские, что с вами всеми вообще сегодня творится? Мелисса Карловна, ни черта не работает! Ума не приложу… Технические решения исчерпал все… Ёлки, хоть бабу Ягу с ее метлой вызывай подхватить платформу… Мы в воздухе продержимся от силы минут пять, и то если остальные наши квадрики не откажут.
Если бы даже Мелиссе и удалось придумать в буквальном смысле из воздуха план спасения парящей махины, на которой, к слову, находилась и она сама, то как быть с проблемой номер два? Ведь в эти же минуты стремительно надвигался крах самой Мелиссы как премьер-министра Российской империи.
Журналисты заподозрили главу правительства в тайном пристрастии к курению и требовали комментариев, причем еще до окончания церемонии коронации. О, как они хотели потоптаться на позорном секрете Мелиссы Майер! Еще бы – лидер самой либеральной партии «Вольнодумцы», ратующей за экологию и прогресс, и минуты протянуть не может без средневекового зелья.
Какой бесславный, глупый финал блестящей карьеры! Все достижения, все жертвы, все победы, всё будет потеряно из-за одной-единственной маленькой слабости. Черт побери, ну разве она одна все еще курит в этой стране, помешавшейся на здоровом образе жизни? Вовсе нет. Вот, скажем, этот инфернальный Бланк из конкурирующей партии «За Веру, Царя и Отечество» – ну не расстается с трубкой ни на секунду. Почему к нему ни у кого нет никаких вопросов, хотя у него дым уже чуть ли не из ушей, а ее журналисты растерзать готовы?
Один из них, самый наглый, посмел позвонить ей на личный Перстень, его самоуверенный голос буравчиком впивался ей в мозг через Разумный Наушник:
– Мелисса Карловна, вы бы назвали свое поведение лицемерным? – В голосе корреспондента «Всемогущего» чувствовалось превосходство свободной прессы над вечно оправдывающейся властью.
Летающие камеры описывали вокруг Мелиссы зловещие круги. Хорошо хоть, телевизионщики пока не поняли, что коронационная платформа, прямо сейчас, в эфире «Всемогущего», терпит авиакатастрофу.
Но был еще один пожар, пожар вулканического масштаба, перед которым прочие проблемы казались утренней прогулкой в весеннем лесу.
– Это Третья мировая, Мелисса Карловна, – лепетал Столыпин, бессмысленно дергая себя за магнитный пропуск от дверей Зимнего дворца, – это самая настоящая Третья мировая. Меня даже затошнило от страха. Как я скажу об этом мамочке? Она не переживет.
Да, нравилось это мамочке Столыпина или нет, но несколько минут назад честолюбивая Испания объявила войну Венесуэле – союзнику Российской империи, а точнее, ее подопечному. И не просто объявила, а, как только что доложил Столыпин, уже ввела свои корабли в прибрежные воды беззащитной южноамериканской республики. Не помогли ни дипломатические ухищрения Мелиссы, ни ее прямые угрозы стране-агрессору. Короля Луиса Второго терзали великие амбиции. Он поставил перед собой цель вернуть Испании звание сильнейшей в мире колониальной империи. «Второй Золотой век», ни больше не меньше; таков был лозунг его нового крестового похода.
Мелисса почувствовала себя обманутой, обманутой жестоко даже по политическим меркам. Ведь у них с Луисом (вот кто непревзойденный лицемер!) была железная, а точнее, золотая договоренность: Россия передает Испании секрет философского камня, раскрытый отечественными программистами и позволяющий превращать тяжелые металлы в золото; а Испания отказывается от планов захвата Южной Америки, сохраняет мировое равновесие и спокойно богатеет всем на удивление.
И вот – на тебе. Луис усыпил бдительность могучей России, а сам потихоньку отправил корабли к берегам Венесуэлы. А это значит, что если Мелиссе каким-то чудом удастся спасти летающую платформу и свою репутацию, то ей как главе правительства придется экстренно решать: ввязывать ли страну в Третью Мировую. Да, решать придется именно ей, с такой-то неопытной государыней; вести военную кампанию Мелиссе придется тоже по сути в одиночку. Несмотря на то, что императоры имели право в некоторых случаях вмешиваться во внешнюю и внутреннюю политику, на протяжении последнего века Романовы играли скорее декоративную роль в управлении Государством Российским. Про себя Мелисса называла отечественную монархию «милой антикварной безделушкой».
Платформа ощутимо накренилась.
– Елки, крякнемся сейчас, как утята новорожденные, – бормотал Алексей, весь красный и мокрый.
– Вы готовы признать факт курения официально? – надменно вопрошал корреспондент в наушнике.
– Венесуэла отчаянно просит помощи, что делать, ваш’превосходительство? – трепетал Столыпин.
– Какого черта, – негромко сказала Мелисса.
Все пожары подождут. Кроме одного, никотинового у нее в крови.
Дрожащими пальцами она нащупала в кармане ярко-красных брюк последнюю сигарету, которую берегла на черный день. Помятую, растрепанную, никуда не годную. Такую же, как и сама Мелисса в данный момент.
– Какого чёрта, – повторила она в полный голос, щелкнула зажигалкой и затянулась самозабвенно, как перед расстрелом. На глазах у миллионов зрителей. Отныне жизнь Мелиссы будет делиться на «до» и «после» 17 мая 2017-го года.
Легким щелчком выбросила окурок в Неву – словно чистая вода никогда и не значилась в ее предвыборной программе.
Потом велела Столыпину с Алексеем взять себя в руки и прекратить истерику.
Решительно сбросила звонок от нахала-журналиста и набрала на Перстне номер креативного директора «Всемогущего».
– Звонишь ругаться, что дал твой номер своему корреспонденту? – невозмутимо приветствовал ее Левинсон. – Даже не собираюсь просить прощения. Ты и так знаешь, что работа для меня превыше всего. Впрочем, как и для тебя. Поэтому мы с тобой до сих пор вместе.
– Уже нет, Габриэль, – холодно отозвалась Мелисса. Пальцы дрожать перестали. – С этого момента – не вместе. Но не будем тратить время на дешевую мелодраму. Уверена, ты переживешь. – Левинсон хмыкнул, но возражать не стал. Ничем его было не пробить. С ним навсегда расстается самая влиятельная женщина страны, а он там, судя по звукам, кофеек себе заваривает. – Я звоню тебе, чтобы заключить сделку.
Платформа снова покачнулась. Николай Константинович, возлагавший корону на свою дочь Екатерину на противоположном конце плоского облака, на мгновение умолк, затем возобновил торжественную речь.
– Люблю сделки, – сообщил Левинсон. – Но если ты надеешься, что я не вынесу в главные новости твое публичное курение, то зря. Что с тобой, Мелисса? Ты всегда была так аккуратна. И вдруг – дымишь прямо во время коронации. Только что видел тебя с сигаретой в эфире. Всё, что я могу для тебя сделать, это выделить полторы минуты на твои оправдания в завтрашнем выпуске «Светлого утра, Империя». Приходи в студию в пять тридцать. Не опаздывать.
– Как же я рада, что бросила тебя, – процедила Мелисса, с ненавистью глядя на шпиль телебашни, впивавшийся в небо. – Но сделка в другом.
Она раздраженно отмахнулась от очередной телекамеры, зудящей у правого плеча. Камера обиженно дернулась и отлетела подальше.
Платформе между тем заметно накренилась.
– Всё, я веду ее к Дворцовому мосту и опускаю, – сдавленно сказал Алексей. – Времени нет совсем. Как только квадрики перестают крутиться, становятся лишним балластом. Они прикручены к платформе, их не сбросить. Беру курс на мост, как хотите.
– Но там же люди, Лёша! – взвился Столыпин, показывая на мост, где толпились нарядные, радостные горожане, размахивая флажками и картонными сердечками. – Люди пострадают! Подданные!
– До площади не дотянуть, ясно? – крикнул Алексей. – Ёлки, на себя-то плевать, но я не могу утопить всех Романовых, вместе взятых, да и вас с Мелиссой Карловной заодно!
– Отставить Дворцовый мост, – жестко вмешалась Мелисса, прикрыв рукой Перстень. – Сейчас я всё решу.
Она вернулась к разговору с Левинсоном:
– Габриэль, я прямо сейчас объявляю в твоем эфире, что ухожу в отставку, – Мелисса говорила быстро, но четко. – Дарю тебе уникальные исторические кадры. Ты будешь крутить их в эфире до старости, собирая теленаграды и теша свое непомерное эго. А за это ты окажешь мне всего одну пустяковую услугу: все квадрики «Всемогущего» в радиусе километра немедленно слетаются сюда. У тебя их много, я знаю.
– Не понял – тебе одной камеры для объявления своей отставки мало? Ну и у кого после этого непомерное эго? – насмешливо спросил Левинсон.
– Для такого объявления и одна камера – слишком много, – буркнула Мелисса.
Платформа в буквальном смысле уходила у них из-под ног. Столыпин часто и тяжело дышал, пытаясь справиться с морской болезнью. Алексей исступленно жал на кнопки пульта и последними словами поливал современные технологии в целом и беспилотные летательные устройства в частности. Перепуганная Екатерина вжалась в трон, умоляюще глядя на отца. Николай Константинович едва держался на ногах, но продолжал церемонию, посматривая через плечо на Мелиссу. По его лицу было ясно, что он понял – премьер-министр действует.
Мелисса чувствовала себя пилотом пассажирского авиалайнера, который нужно посадить на крошечную просеку в джунглях.
Сейчас самое трудное – сообщить прожженному телевизионщику, что через пару мгновений он сможет снять потрясающее видео и тут же доказать, что делать этого не стоит.
– Послушай, это не для эфира, но коронационная платформа терпит бедствие, – как можно спокойнее сказала Мелисса. – Наши дроны отказали. Теперь уже почти все. Твои квадрики нужны для поддержки проклятой стекляшки.
Левинсон, похоже, поперхнулся кофе:
– Ах вот оно что! А я смотрю на экран и думаю, что у нас с сигналом, почему картинка дергается? Вас болтает, как во время шторма. Почему Николай не остановит церемонию?
– Знаменитая выдержка Романовых. На бал и на эшафот с одинаковой улыбкой. Ну что, Габи, договорились? – нетерпеливо сказала Мелисса.
– А Катюшка-то как растерялась, ты погляди, – Левинсон будто ее не слышал, – вся бледная. Это что, наша новая царица? Вот этот, с позволения сказать, мокрый котенок?
Платформу трясло, как Помпеи при извержении вулкана.
– Тебя тут нет, Габи, – вступилась Мелисса за несчастную Катарину, хотя, по правде говоря, терпеть не могла заносчивую девчонку, – турбулентность уже нешуточная. Скажи, дашь свои квадрики?
– А военные беспилотники почему не привлечешь? Детка, это же так просто.
– На военные операции нужно личное разрешение императрицы, неужели не понятно? Где я тебе сейчас его возьму? Можно подумать, ты не знаешь, что на каждом приказе должны стоять две подписи, моя и ее! Черт возьми, Габриэль, соглашайся! – повысила голос Мелисса. – Во имя нашей бывшей любви. Тебе что, недостаточно одной погибшей любви? Нужны еще жертвы?
– «Амбициозная летающая платформа терпит крушение в разгар коронации», – Левинсон попробовал на вкус заголовок, – вот какие кадры стали бы историческими. Вот за что мне дали бы главную телевизионную премию мира. Твоя отставка меркнет на фоне суперкатастрофы тысячелетия. «Титаник» двадцать первого века»… «Гибель величайшей империи в прямом эфире «Всемогущего»»… Ух, я прямо завелся!
– Что ж, тогда прощай, – резко сказала Мелисса. – У меня есть еще пара минут позвонить твоим конкурентам. «Елею», например. Или «Демосу». Да мало ли у нас каналов. (Алексей безнадежно покачал головой.) У них квадриков поменьше, но до набережной нас дотянут.