Loe raamatut: «Моя няня»
Часть I. Шаг в прошлое
Глава 1. Дорога домой
Осень выдалась душной и поздней. Совсем не московской. Пропахшей зноем, пылью и тьмой
густых и терпких запахов, которые бывают только в крупных мегаполисах. Летняя жара не хотела
уступать место подбирающейся на мягких лапах прохладе, цеплялась сухими жёлтыми руками за
дома, машины и спешивших по своим делам прохожих.
Кожа взмокла, тонкая ткань платья прилипла между лопатками, а ручка пакета больно врезалась в
ладонь. На улице было людно, все спешили домой. Виолетта шумно выдохнула и перебросила
пакет в другую руку. С собой пришлось забрать обувь, чтобы отнести в ремонт. Это можно было
сделать завтра, но она решила, что лучше не откладывать.
– Виолетта Сергеевна, а в котором часу вы завтра будете? – спросила шедшая рядом девушка.
Новая сотрудница. Вика? Ника? Виолетта не помнила, но она уже сильно раздражала. Даже
программист Витька на её фоне мог считаться вполне милым существом. В другой раз, может,
обошлось бы – Виолетта не стала брать дурного в голову, но сейчас хотелось послать всех далеко и
надолго.
– Не знаю, как из банка вернусь, – отрезала она.
– Я тогда позвоню?
Девушка переминалась с ноги на ногу, явно не желая портить отношений с будущей начальницей и
в то же время понимая, что любезной беседы не выйдет. Даже Виолетта заметила, что той было не
по себе – слишком бледная и очень боится сказать что-то не то. Словно девица-красавица перед
чудовищем из пещеры. Впрочем, после работы статус чудовища Виолетту устраивал.
Решив, что новенькой подчинённой займется завтра, она кивнула и поставила пакет с обувью на
землю.
– Хорошо. Завтра.
Девушка закивала, спешно распрощалась и тут же растворилась в толпе.
Мышка, – подумала Виолетта. – Серая, незаметная. Таких было и будет ещё тьма. Запоминать вас
всех неохота. Вот задержишься, потом и попробуем поговорить.
Духота не спешила сходить на нет. Виолетта исподлобья глянула на солнце, которое уже должно
было клониться к закату, но по-прежнему посылало на столицу горячие лучи.
До спуска в метро оставалось не так много, поэтому, вновь подхватив пакет, она зашагала к нему.
Счета, разговоры, сломанный телефон и шеф, который вечно не в настроении. Партнёры из
Прибалтики неожиданно потребовали пересмотреть контракты, а экономист ушла в декрет.
Неудача? Или сговор? Как назвать череду неприятностей, которые валятся одна за одной, будто кто
дёрнул за верёвочку, и они игрушечными шариками свалились вниз. Прямо тебе на голову. Только
ушибы и синяки от этих шариков весьма болезненные.
Вспоминать о разрыве с Игорем и вовсе не хотелось. Два месяца прошло, а ощущение, что только
вчера. Виолетта вздохнула. Так в мыслях можно завязнуть, как в болоте. А потом бежать к
психоаналитику с просьбами о помощи. Другой вопрос, что вряд ли психоаналитик подлатает
прорехи в душе, прорезанные осточертевшим бытом.
Кофе, кот, кондиционер. Остальное потом. Кот, кстати. Купить ему колбасы надо, а то в
холодильнике ничего и не осталось, а зверь голодовку не оценит.
Послышался неприятный треск. Внутри ёкнуло, Виолетта чуть не выронила пакет. Качество
оказалось ужасным. Слава богу, успела поймать. Босоножки и туфли остались внутри, а не лежат
на земле. Процедив сквозь зубы какое-то ругательство, она вздохнула и стала на эскалатор.
Монотонный спуск дал возможность немного передохнуть и подумать. Понять, что не всё так
плохо. Даже можно сравнить с нищими, которые сидят тут и выпрашивают подаяние. У неё всё
есть. Не в тех количествах, в которых нужно, и не в то время, когда необходимо, но всё же есть.
Послышалось, что кто-то её позвал. Виолетта оглянулась, но люди были заняты своими делами,
никто на неё не обращал внимания. Откуда-то ветерок принес едва уловимый запах сирени,
внезапно чересчур сладкий и тошнотворный. Миг – и всё прошло.
Виолетта посмотрела вперёд. Усталость и жара всё же действуют. Чем скорее она окажется дома,
тем лучше.
В шумном людском потоке, казалось, можно забыть обо всем. Нужно смотреть, чтобы не
затоптали, и сам ни на кого не наступил. Огромная живая змея из множества чешуек-людей
медленно двигалась вперёд. Рядом – гладкой серебристой стрелой несутся вагоны метро. Жизнь
идёт размеренно и спокойно. Её не волнуют проблемы простых смертных.
Ранее Виолетта не допускала таких мыслей. Теперь они стали появляться всё чаще. Скорее всего,
это надо было списать на возраст. Юность уже не вернется, до старости ещё далековато, но
задуматься не помешает. Хотелось бы по-прежнему вставать по утрам и, глядя за окно, радоваться
новому, а не думать, как пережить ещё один день.
Виолетта бросила взгляд на изящные часы с серебристой веточкой металлического браслета. Без
чего-то восемь. Скоро можно будет полностью перебраться на работу и жить там. Это ликвидирует
ряд проблем вроде визгливой соседки и её ребёночка, которому никогда не придётся страдать от
переизбытка интеллекта.
В целом, кризис среднего возраста только подбирался, но настроения не было давно. Кира
Каталинская, подруга с дипломом психолога, говорила не расстраиваться, по-научному
раскладывала проблему на косточки и советовала не перенапрягаться. Будь на её месте кто другой,
Виолетта бы не поверила, но Каталинская – особый случай. Её удача – зверь пугливый и
неприрученный, появляющийся только тогда, когда ему пожелается. Но даже при таком раскладе
она не падала духом. Имея такой пример перед глазами, Виолетта понимала, что всё возможно.
Долго ждать не пришлось. Сев между пожилой женщиной с огромной сумкой и вертлявой девицей
лет шестнадцати, Виолетта почувствовала, как заломило спину и заныла поясница – весь день
приходилось помнить про осанку, на встрече с партнерами не расслабишься. Она откинула голову,
касаясь затылком холодной стенки, и прикрыла глаза. Ехать далеко, можно даже вздремнуть.
Обычно электронная книга – лучший спутник в поездке, но сейчас ей лучше лежать в сумке.
Вникнуть в текст всё равно не получится, а перечитывать заново – глупая трата времени. К тому
же среди разнообразия на прилавках всё никак не попадалась та, которую бы можно было читать с
удовольствием. Чтиво было похоже на серую однородную массу, не вызывавшую никакого
интереса.
Виолетта выдохнула. Справа громко заиграла мелодия из фильма про Шерлока Холмса. Старого,
ещё с артистом Ливановым в главной роли. Уже было подумав на пожилую даму, Виолетта
искренне удивилась, когда по мобильному вдруг затараторила юная девица справа.
Надо же, – хмыкнула она про себя. – Оказывается, не всё потеряно. Молодое поколение не
отвергает хороших вещей. Впрочем…
Хорошие вещи – понятие очень широкое. Кому нравится слушать Магомаева, а кому лучше
Роллинг Стоунз и Скорпионз. Или Сплин с Ночными снайперами. Выбор огромный, бери что
хочешь. Единственное, что от Виолетты было так же далеко, как Нептун от Земли, так это
современная популярная музыка. С экранов телевизоров её подавали в неограниченных
количествах, однако Виолетта предпочитала такие вещи для себя исключать.
– Да я же говорю тебе, – звонко произнесла девица, – вчера мне Ленка рассказала. На сайте
вычитала. Ну да! Представляешь, что творится уже! Ты только своей старшей не вздумай сказать.
Ей-то страшилки такие слушать нельзя. Ещё дома рожать надумает.
Виолетта повела плечами, чтобы не занемели в такой позе. Оказалось, сидеть не так уж и удобно.
Она открыла глаза и осмотрелась. Напротив сидели мальчишки-подростки, чуть поодаль – молодая
мать с ребёнком лет шести, хмурый старик неодобрительно поглядывал на говорившую по
телефону девушку. Её голосок был слышен в каждом уголке вагона. Виолетта ничего не имела
против разговоров в общественных местах, но считала, что можно говорить и потише. Не
обязательно, чтобы все вокруг знали о твоих проблемах. Девица проронила неприличное слово,
пожилая дама брезгливо поджала губы и бросила на Виолетту взгляд, мол, видите, чему их учат в
школах? Виолетту это не особо волновало. Замолчала бы, и то хорошо.
– Ненормальная она у тебя, – буркнула девица в трубку. – Говорю же, лучше не давать ей поводов
нервничать. Да ещё и Вадька её козёл. Может, не бросил бы – иначе всё повернулось, а так…
Виолетта невольно усмехнулась, бездумно глядя на пакет с обувью. Ситуации везде одинаковые,
про своего Игоря она думала точно так же.
– Ну и как знаешь! – вдруг рявкнула в трубку девица и раздражённо нажала на «отбой».
Она вдруг посмотрела на Виолетту. В серых глазах, щедро накрашенных тушью и тенями, почему-
то появилось странное выражение, словно она искала поддержки.
– Вот скажите, – её голос прозвучал неожиданно тихо и глухо, будто доносился откуда-то издалека.
Виолетту поразила такая перемена: тут чуть ли не кричала, а тут – раз! – совсем другой человек.
Пожилая женщина даже чуть подалась вперёд, чтобы послушать, что скажет девица. Но та,
кажется, ничего не видела вокруг.
– Если детей воруют прямо в роддоме, то можно ли кому-то верить? Но ведь если сказать матери,
то ничего хорошего же не будет, так?
Старик снова уткнулся в газету, молодая мать недоверчиво поглядела на неё, но крепче прижала к
себе ребёнка – неосознанно, порывисто, будто пытаясь защитить.
Пожилая женщина покачала головой и цокнула языком.
– Да, детонька, сейчас творится страшное. А что уж что потом делают с ними – один Бог знает.
Ведь и на органы могут продавать, и в рабство.
Виолетта поморщилась: соседка слева оказалась сплетницей, которая красит всё в чёрные тона.
Всё плохо, будет ещё хуже. От таких людей не скрыться, но жаль, что выходить не прямо сейчас,
поэтому придётся слушать.
– Я не знаю, – медленно произнесла девица, – только ничего хорошего – это точно. – Она снова
посмотрела на Виолетту, словно недовольная тем, что не услышала от неё ни слова. – Вот вы бы
что сделали, если б узнали о таком, а ваша подруга должна была бы рожать?
Виолетту озадачила такая постановка вопроса. Хотя бы потому, что в её окружении никто рожать
не собирался. Разве что Каталинская могла бы. Но та была из рода таких дам, что дала бы
прикурить самому Джеку Потрошителю, вздумай он покуситься на её ребёнка.
– Зарезала бы вора, – сухо сказала Виолетта.
Пожилая женщина еле слышно охнула и даже забыла, что хотела что-то сказать. Девица чуть
рассеяно похлопала ресницами и уткнулась в свой мобильный, будто там резко возникло что-то
очень важное.
Старик неодобрительно посмотрел на Виолетту и покачал головой, мать с ребёнком сделала вид,
что ничего не слышала. Сама Виолетта понимала, что ответ оказался резким, но, тем не менее,
была довольна, что все вмиг замолчали, перестав приставать с дурацкими разговорами.
Вагон плавно остановился, с тихим шипением открылись двери. Виолетта встала и покинула его,
радуясь, что скоро будет дома.
Глава 2. Вечер
Вечер тянулся: медленно, душно, не желая уступать место ночи. Виолетта сидела на балконе и
молча смотрела на заходившее солнце. Тонкая сигарета в длинных пальцах тлела, выпуская сизый
дымок. Во рту растеклась горечь табака с привкусом вишни. Мать всегда говорила, что курить
такие сигареты могут только интеллектуалы, непризнанные гении и извращенцы. Виолетта не
относила себя ни к одной из этих категорий, однако мать периодически приписывала ей их все
сразу.
– Ты могла бы быть учёным, – глухой голос матери, кажется, отталкивается от серых стен
квартиры, дрожит, миг – и рассеется пылью. – Сколько собрала красных дипломов? Один, два? У
тебя золотая медаль лежит в коробочке. Зачем?
Каждый разговор с ней – очередное напоминание, что из блестящего талантливого ребёнка ничего
не вышло. Ничего – это экономист, это цифры в глазах, это прокуренный голос, деньги каждый
месяц, часть которых получает мать, и безразличие ко всем выговорам.
В гости к родителям Виолетта старалась ходить нечасто. Собственные недостатки не казались
столь удручающе огромными, когда глухой голос вновь начинал повторять:
– Ты бы могла… Ты же раньше… Почему же не сейчас?
Вопрос стекает расплавленным железом. После не остаётся ни мыслей, ни желаний – только пепел
и пыль. Так бывает в местах, где века назад прошёл поток раскалённой лавы. В местах, где больше
ничего не будет.
Сигарета догорела, кончики пальцев обожгло. Виолетта поморщилась, потянулась за пачкой и
достала новую. Налетел прохладный ветерок, шевеля каштановые волосы. Виолетта сделала
глубокий вдох, только надышаться всё равно не вышло. Прохладный ветер, но какой…
неправильный. Духота смеялась над людьми, ветер ничего не мог с ней поделать.
Щёлкнуло колёсико зажигалки, табачная горечь снова полилась вишнёвой горячей струёй в горло.
Внизу слышался скрип ржавых качелей, ещё из тех, что поставили несколько лет назад.
Металлический столб, еле крутящееся колесо на его вершине и две мощные цепи, прикреплённые
к нему. На свободных концах цепей – узкие доски. Дети садятся на последние, доисторические
качели начинали крутиться, хрипя от старости. Внизу вдруг звонко закричал ребёнок. Тут же
раздался громкий окрик женщины:
– Мишка, стой! Куда на дорогу?! Ну, я тебя сейчас!
Ребёнок замолк, Виолетта глянула вниз. Мальчик лет пяти растерянно стоял посреди дороги и
смотрел на приближавшуюся женщину в зелёном платье. Из-за поворота, сверкнув фарами, будто
хищник глазами в темноте, повернула приземистая машина.
Идиот какой-то, – подумала Виолетта, – фары не забыл включить, а объехать детскую площадку
ума не хватило.
Машина рыкнула, молодая женщина ухватила ребёнка, моментально забыв, что хотела наказать, и
метнулась в сторону. Машина на скорости пронеслась мимо. Женщина в зелёном не двигалась,
молча глядя ей вслед.
Виолетта чуть нахмурилась. Почему-то вспомнился разговор в метро. Истеричная девица и cтарая
сплетница – не та компания, о которой нужно думать. Разговор с ними был странным.
Украсть ребёнка. Она затянулась, выпустила дым. Таким может заниматься кто угодно. Органы
там, что-то иное. Достаточно на свете богатых бездетных пар, готовых отдать любые деньги за
младенца.
Она передёрнула плечами и раздавила окурок в пепельнице. Сволочи. Всё равно таким нет
прощения. Из корыстных целей они делают несчастными настоящих родителей.
Виолетта прикрыла глаза. Настроение ни к чёрту. Внезапно пришло воспоминание. Даже не
вспоминание, а его тень – вытянутая и трепещущая, такая бывает от пламени свечи, которое
сдувает ветер.
Внизу снова кто-то закричал, но она уже не стала смотреть туда. Нечего. Бабки на скамейках у
подъезда завтра преподнесут все новости на блюдечке с голубой каёмочкой. Вновь раздался скрип
ржавых качелей, залаяли собаки, непутёвый Мишка, кажется, опять выскочил на дорогу – слышны
крики его матери. Можно бесконечно наблюдать. Ничего не изменится.
Виолетта открыла дверь и вошла в комнату. До этого кондиционер не зря работал около часа,
чтобы ночью можно было спокойно спать. Но спать ей не хотелось. Она прошла на кухню, взяла
тусклую турку, сыпанула кофе, залила водой и поставила на огонь.
Надо бы почистить турку, – рассеянно подумала Виолетта, глядя на готовящийся напиток.
– Нелепые аристократские замашки, – звучит в ушах голос отца, хриплый, странно звучный, будто
в трубу кто насыпал песка. Вроде всё слышно, но при этом есть ощущение фальши и
неправильности. – Варят кофе бездельники и гурманы, как твоя мать.
С матерью они разошлись, когда Виолетте было тринадцать. Это официально. А разлад пошёл на
пять лет раньше. Художник, дитя свободы и сторонник временных заработков так и не смог
научиться жить в семье, воспринимая себя её частью. Было вообще удивительно, как они жили
вместе до этого. Отец, Сергей Викторович Белянцев, не способен был говорить вместо «я» – мы,
вставать по утрам, ходить каждый день на работу и следовать заученным правилам. Остальное –
пыль, мелочи жизни. Поэтому вареный кофе был ему непонятен.
Виолетта сняла турку и перелила напиток в чашку. За окном кто-то пронзительно взвизгнул, рука
дрогнула, коричневая ароматная жидкость полилась на светлый пластик стола. Она ругнулась,
ухватила первую попавшуюся под руку тряпку и принялась вытирать. У отца было всегда так же.
Не пролить, не разбить у него не получалось. Обязательно случалось что-то такое, что потом
приводило к скандалу. В нём обычно победительницей выходила мать. Отец, поджав губы, уходил
к себе в комнату и закрывался, не желая никого слышать. После этого они могли не разговаривать
несколько дней. Хуже всего в это время было то, что про Виолетту оба словно забывали. Такие дни
казались серыми и блеклыми, а по ночам приходило чудовище. Оно почему-то пахло сиренью,
сладостями и… страхом. Среди темноты не получалось его разглядеть, однако Виолетта очень
хорошо знала, что чудовище рядом. Оно дышало на ухо, от этого было тепло и щекотно, но по
позвоночнику ползли мурашки, и хотелось кричать. Только нельзя было размыкать губ, иначе
чудовище метнется сгустком тьмы вперёд, войдёт в глаза, оплетёт с ног до головы и утянет за
собой. Куда – Виолетта не знала и не пыталась узнать. Играть в молчанку с чудовищем было
страшно, но правильно. Каждый вёл свою партию, зная, что второй не нарушит правил.
Виолетта всегда хотела, чтобы бесшумно открылась дверь, и в комнату вошла мать. Или отец. А
чудовище, испугавшись взрослых и света, рассеялось, как чёрная пыль. Но никто не приходил.
Тишина в доме била по нервам, оглушала бешеным стуком собственного сердца.
Виолетта иногда беззвучно плакала, но не смела выйти сама. Нельзя. Чудовище будет против, оно
хочет играть. От запаха сирени становилось дурно, желудок делал кульбит, тошнота подбиралась к
горлу, а перед глазами появлялись цветные тени. Что было потом – она не помнила, просто
просыпалась утром. С лучами солнца кошмары таяли, рассказывать о них было боязно. Мать в
мистику не верила, могла жестоко засмеять, а отцу, кажется, было абсолютно всё равно.
Потом чудовище ушло, исчезло быстро и бесшумно, как надоедливый сосед, который вдруг решил
сменить квартиру. Скучать никто не будет, но и совсем забыть не сумеют.
Виолетта привела в порядок стол и принялась за кофе. Он уже подостыл, поэтому можно было
насладиться напитком не обжигаясь.
Она присела на диван. Кухня была обставлена неплохой мебелью даже по столичным меркам.
Зарплата позволяла приобретать хорошие вещи, но никак не людей. Виолетта невольно
задумалась, пытаясь понять, почему вспомнилось чудовище из ночных кошмаров. Да и как оно
появилось – никогда не задумывалась. А ведь появилось же. Пришло из ниоткуда быстро и мягко,
будто и не отходило от детской колыбельки.
Кофе вдруг показался горьким, сигаретный дым и тот приятнее был. Виолетта поморщилась,
встала и вылила остатки в раковину. Незадавшийся день продолжался дрянным вечером. Но
чудовище… В детстве ей снился сон. Особенно, когда жёлтый фонарь светил прямо в окно, и
казалось, что раскаленные электрические лучи проникают в маленькую комнатку, она видела его
совсем близко.
Сгусток тьмы появилялся возле шкафа с книгами, замирал, словно прислушиваясь и проверяя, есть
ли рядом с ним кто-то. Сердце стучало в ушах, ладони становились влажными, Виолетта
впивалась пальцами в одеяло, под которым было нестерпимо жарко. Тьма не двигалась, живой
кляксой замирала в комнате, а потом вдруг вздрагивала, вытягивалась веретеном, трепетала, как
под порывом ветра. Хотелось истошно кричать, но голос пропадал. Из тьмы начинало выползать
чудовище: медленно, неторопливо. Возле тьмы появилялся белый червь и какая-то странная
тёмная согнутая палка. Виолетта хрипло выдыхала, понимая, что палка – это лапа, а червь –
изогнутый коготь. Проходил миг, и чудовище резко прыгало на потолок. Металось вправо, потом
влево, слышался пронзительный стрекот и тут же резко обрывался, будто кто затыкал Виолетте
уши берушами. Звук больше не повторялся, но чудовище продолжало метаться по потолку и
стенам. Его можно было видеть только краем глаза и лишь в движении. Девочка холодела,
пошевелиться не было сил. Стрекот пронзал стрелой и неожиданно переливался в вой сирены
скорой помощи. Потом слышались с улицы возбуждённые голоса.
Виолетта не шевелилась, но в какой-то момент вдруг понимала, что чудовище исчезло. встать и
подойти к окну она всё равно не осмеливадась. Лежала, боясь вздохнуть. Сон был слишком похож
на реальность. Потом становилось спокойнее, и остаток ночи проходил спокойно. Правда, наутро
она узнала, что у соседа случился сердечный приступ, и вызывали врачей.
Тогда почему-то подумалось, что он тоже видел чудовище, но не сумел смолчать и закричал.
Поэтому оно его и забрало, а её – нет. Сон или реальность? Виолетта никому не рассказала о своих
мыслях, решив, что всё равно никто не поверит.
Чашка чуть не выскользнула из рук. Она быстро закрыла кран. Посуда бьётся к счастью и
опустошению бюджета. Поставила чашку на место, решив, что бодрящих напитков на ночь лучше
все-таки не пить, а то детский страх может вернуться.
Неожиданная трель телефонного звонка заставила вздрогнуть.
– Кого ещё на ночь глядя, – прошипела Виолетта сквозь зубы. Телефон она не любила, считая, что
говорить по нему можно только по рабочим вопросам или с очень близкими людьми. Последних у
неё было слишком мало, а о работе сегодня уже думать не хотелось.
Она глянула на определитель. Каталинская. Кира не считает, что почти ночь – это повод не
беспокоить, она вообще не любила условности.
Виолетта взяла трубку.
– Ты там долго ещё собираешься киснуть? – поздороваться подруга даже не подумала. – Помнишь,
что на выходных мы записались на семинар по сновидению?
Виолетта кивнула, но потом спохватилась и ответила:
– Да, помню. Надеюсь, что не буду работать. Столько всего…
На семинар они собирались давно, поэтому пропускать его не стоило. Но если совсем не будет сил,
то сидеть, как выжатый лимон, нет смысла.
– И думать не смей, – обрубила Кира. – Ничего не знаю. Соберёшься и пойдёшь. Ты меня уже
второй месяц за нос водишь.
Виолетте стало стыдно, подруга была права.
– Хорошо, договорились. В эту субботу – обязательно.
– Вот и ладушки, – повеселела Каталинская. – Завтра тебе я ещё позвоню. Добрых снов.
– И тебе.
Виолетта посмотрела в окно, за которым уже была ночь. Уверенность, что придут именно добрые
сны, почему-то быстро растаяла.
Глава 3. Прошлое
В парке было шумно, людно и празднично. Ярко и нарядно одетые мужчины и женщины смеются
и громко разговаривают, обходя Виолетту и её родителей. Девочка с любопытством глазела по
сторонам. Такие выходы у них нечасто, поэтому на душе становится радостнее в два раза. В
правой руке зажата ладонь мамы, в левой – папы. Оба сегодня выглядят не так, как обычно. Мама
надела коричневое платье, приколола брошку-бабочку с разноцветными крыльями. Они едва
заметно подрагивают и ослепительно сверкают в свете фонарей, заставляя жмуриться или
отворачиваться. Виолетта долго разглядывала брошку, считая, что её сотворил настоящий
волшебник. Мама смеялась и говорила, что это всего лишь «аметисты и гранаты». Ни первое, ни
второе слово четырёхлетнему ребёнку не понять, поэтому Виолетта решила, что это всего лишь
какие-то заклинания, благодаря которым потом получаются такие красивейшие вещи. И когда она
вырастет, то у неё будет множество такие украшений, которые она сможет менять хоть каждый
день. Только все равно казалось, что всё же есть что-то такое, что заставляет маму быть в
напряжении и внимательно смотреть по сторонам. Причем старается она это делать так, чтобы
отец ничего не заметил.
Сам отец – в строгом тёмном костюме. Почему-то кажется, что именно так должен выглядеть
самый настоящий папа. Не так красиво, конечно, как мама, но так… солидно и уверенно.
Виолетта, по словам обоих родителей, выглядит, как «настоящая принцесса». Розовое платье с
оборками, которые колят коленки, стоит только сесть на скамеечку, пышные банты на тёмных
волосах и маленькие туфельки.
– Золушка, – говорил папа, улыбаясь и глядя на неё. – Самая настоящая Золушка. Разве что кареты
нет.
– С каретами сейчас сложно, – смеялась мать. На удивление, она делала это искренне и открыто,
что бывает так редко. Родители вообще тогда говорили друг с другом резко, громко и неприятно.
Хотелось закрыть уши ладонями и не слышать их.
Виолетте уже читали сказку про Золушку, однако ей эта история совсем не понравилась. Ведь
прежде чем стать принцессой бедной девушке пришлось страдать и терпеть очень много плохих
вещей. Единственная, кто Виолетте нравится в сказке, это тётушка волшебница. Она добрая,
красивая и… волшебница. Этим всё сказано и ведь это же так здорово! Наверно, такая же, как и
тот, кто сделал маме бабочку с «аметистами и гранатами». Мама, кстати, говорила, что это всего
лишь камни. Но Виолетта не верила ей. Камни она видела во дворе возле дома. И на дороге, что
ведёт к большому магазину с конфетами и печеньем. Камни большие, серые и некрасивые. А тут
глаз отвести нельзя. Поэтому никакие это не камни!
– Хочешь сладкой ваты? – спросил папа и кивнул в сторону низенькой женщины-продавщицы
возле столика.
Виолетта радостно подпрыгнула, норовя повиснуть у родителей на руках, и закивала.
– Хочу, – сказала она тем непререкаемым тоном, которым могут говорить лишь маленькие, точно
зная, что взрослые обязательно исполнят их желания.
В этот раз даже мама не ругалась и не говорила, что много сладкого – очень вредно, а открыла
кошелёк и вынула деньги. Вата оказалась по-настоящему вкусной. Казалось, что её можно есть на
завтрак с обедом и ужином. Виолетта решила тогда, что вата эта особенная, праздничная. Оттого и
настолько вкусная. Вот если, например, прийти завтра, то уже всё будет совсем иначе, ничего
подобного попробовать не удастся.
На миг сказка, правда, исчезла. В толпе Виолетта заметила странную женщину, которая неотрывно
на неё смотрела. Внимательно, цепко и нехорошо. Не взгляд, а острые иголки, которые впивались в
кожу. Потом женщину закрыл собой какой-то высокий человек, и она исчезла из поля зрения.
Вместе с неприятными ощущениями девочка выбросила из головы и незнакомку.
Руки после лакомства стали сладкими и липкими. Такими, что так и хочется вытереть их о
надоевшее платье. Особенно о гадкие оборки. Кто и зачем придумал их? Хоть мама и говорила
перед прогулкой, что так красивее, Виолетта ее совершенно не понимала, считая, что взрослые
совсем ничего не знают о красоте. Вот мама красивая, но оборок у неё нет. И папа тоже. Так зачем
же они?
Руки ей тогда вытерли чистым платком, который пах мамины духами, и сказали, что принцессы
должны быть чистыми. Виолетта в жизни не видела ни одной принцессы, поэтому ничего
возразить не могла, но уже стала считать всех принцесс занудами. Тем же платком ей пытались
вытереть губы и щёки, но Виолетту это совершенно не интересовало. Она увидела карусель,
раскрашенную в голубой, жёлтый и зелёный цвета. На смешных пони сидят дети и ездят по кругу.
Пони, разумеется, не живые, а карусельные. Совсем не страшные и маленькие. Живую лошадку
Виолетта видела той осенью. Хорошая лошадка была, ласковая. С тёмными печальными глазами,
мягкой густой гривой и бархатным на ощупь бочком. Но покататься на ней так и не получилось.
Когда Виолетту попытались посадить на лошадку, девочка начала кричать и плакать. Тогда почему-
то не получилось объяснить, что лошадку жалко, она живая и не должна возить тяжести.
Возможно, расскажи Виолетта о своих соображениях, её сумели бы успокоить, но, увы, никому это
не пришло в голову. И даже когда детство осталось в далёком прошлом, будучи взрослой
женщиной, Виолетта всё равно не могла заставить себя сесть на лошадь или прокатиться в
повозке, запряжённой симпатичными пони. Порой детские убеждения так же сильны, как и
детские страхи.
В какой-то момент мать начала часто озираться, теребить в руках сумочку и крепко хватать дочь за
руку, держа так, будто должно произойти что-то страшное, от которого предется убегать
Отец недовольно посмотрел на неё. И в то же время взгляд у него немного растерянный, он всё
время смотрел в сторону, будто не желая видеть своих жену и дочь.
– Серёжа, людей становится слишком много, – с нажимом произнесла мать. – Погуляли и хватит,
пора возвращаться.
Отец тяжело вздохнул, уходить ему явно не хотелось:
– Варь, ну чего ты? Даже до вечера ещё далеко. И день такой хороший.
Мать сжала руку дочери ещё сильнее, и Виолетта ойкнула от неожиданности:
– Мам, больно!
– Отпусти её, – тихо сказал отец. – Прогони свою паранойю хоть сейчас.
Мать зло сощурила глаза и сказала так, что по спине у девочки побежали мурашки:
– Паранойю? Ты хочешь повторения, да? Повторения? Одного раза уже было мало тебе?
Отец бросил взгляд на Виолетту:
– Не сейчас, – коротко сказал он, а потом наклонился и взял дочь на руки. – Смотри, – это уже
матери, – так будет всё в порядке. Давай, ещё пройдёмся чуть-чуть. И пойдём домой, честно.
Мать рассерженно фыркнула, но поймав непонимающий взгляд Виолетты, будто смирилась и
молча пошла за отцом. Виолетта же рассматривала людей вокруг, стараясь не думать о странном
разговоре родителей.
Чуть вдалеке, возле раскидистых деревьев, в тени маленькой аллеи, опять стояла высокая
женщина. Совсем худая, можно даже сказать – вытянутая, напоминающая злодейку из книжки,
которую вчера на ночь читала мама.
Женщина вдруг резко повернула голову, отчего у Виолетты ёкнуло внутри. Лицо разглядеть нельзя
– сплошное размытое пятно, и только глаза сверкали. Большие, чёрные, прожигающие насквозь.
От них стало жарко и холодно одновременно. А ещё вдоль позвоночника пополз влажной змейкой
страх, от которого онемели губы и нельзя было произнести ни слова. Женщина подняла руку и
указательным пальцем поманила Виолетту к себе.
– Ты мне ухо оторвёшь, – неожиданно послышалось бурчание отца.
Виолетта виновато убрала руку, понимая, что вцепилась в него изо всех сил.
– Но там…
– Опусти её, – устало сказала мать. – Большая уже, сама должна ходить. За руку со мной пойдёт.
Отец хмыкнул:
– Да перестань ты бояться каждой тени!
– Ты мне так уже говорил! – в голосе матери появились опасные дрожащие нотки. – С самого
начала!
Виолетта увидела прилавок с мороженым и потянула мать за юбку:
– Мам, купи мороженое, а?
Начавший уже набирать обороты скандал резко затих. Чтобы купить мороженое, пришлось встать
в очередь. Мать потянула Виолетту за собой. Людей много, среди очереди мальчишки-подростки
затеяли возню, и тут же со всех сторон посыпались возмущения и ругань. Виолетта отошла на шаг
от матери, чтобы посмотреть, что же там такое происходит и что так громко все это обсуждают.
– Интересно, да?
От хриплого ледяного голоса сердце ушло куда-то вниз. Виолетта подняла голову. Свет
прожектора ослепил, не давая разглядеть склонившуюся женщину. Крик «мама» застыл где-то в
