Loe raamatut: «Улыбка бумажного змея»

Font:

ISBN 978-5-4493-1802-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Улыбка бумажного змея..

– Согласись, это заманчиво – стать счастливым. Здоровье, благополучие, изобилие – есть к чему стремиться. Даже исполнение желаний не пугает – мы ведь уже достаточно разумны и опытны, чтобы своими мечтами не натворить бед. Мы уверены в этом. Мы загадываем желания. Кто чаще, кто реже. Это делают даже самые прожженные реалисты. Обязательно 31 декабря и в свой день рождения. А потом ждем. Иногда явно и нетерпеливо, порой тайно, иногда отставляем задуманное на самые задники подсознания, почти забываем о нем. Но душа-то помнит. Мы готовы приблизиться к манящим вершинам, приручить их. Какие только приемы мы не используем для этого! Уж тут все средства хороши. Мы забываем, что для достижения цели нужно не так уж много— любовь, труд, терпение. И вера, – Гога откинулся в кресле и закинул ногу на ногу.

Он вошел в свою роль – вещателя великих истин. В такие минуты у меня всегда возникает непреодолимое желание сказать что-нибудь поперек его истины. Даже если я согласна с ним. Мне хочется начать спорить, пусть даже все сказанное верно, и придраться не к чему.

– Но ведь и удачу со счетов сбрасывать нельзя! – сказала я, не сдержавшись, с той интонацией, которая, совершенно точно, не пройдет незамеченной, и вызовет у Гоги ответное желание доказывать свою правоту с пеной у рта.

– А что это такое? – победно взвился его голос. – Что ты имеешь в виду под словом «удача»? Ее восточную версию или западную? На востоке вообще странно для нас определяют удачу. У китайцев, например, это трехсоставная субстанция. Во-первых, это взаимоотношение человека с землей, потом внутреннее состояние этого человека в данный конкретный момент, и. наконец, взаимодействие первого и второго – все вместе дает удачу небесную.

– Небесная – это когда все сразу и много?

– Это уже российская удача. Всего побольше, побольше, а потом как-нибудь разберемся, нужно нам это было или нет. У них по-другому: без больших энергозатрат и с радостным ощущением гармонии, царящей в душе и мире.

– Звучит заманчиво. С трудом и терпением сложнее.

– Конечно, сложнее, но, если подумать, «труд» и «терпение» – не китайские ли это «взаимоотношение с землей» и «внутреннее состояние человека»?

– Может быть. Но хочется легкости. И не только мне. Махнула палочкой и оп! Волшебства хочется.

– Взрослая уже девочка, чтобы в сказки верить, – произнес Гога свою любимую фразу неподражаемым тоном.

– А самому-то не хочется? – я старалась не заводиться. – Всем и всегда хочется. Потому и используют все возможные способы, помимо труда и терпения. И использовали. Во все времена. Обращались, например, к духам? Почему нет? Всегда было. Задабривали, приносили жертвы в надежде, что те помогут направить реку жизни в нужное русло. Спрашивали совета, просили приоткрыть будущее, гадали. Не для этого разве? Вот тебе и волшебство, и оношение к нему человека.

– По поводу тонких вещей ничего сказать не могу, потому что с духами не знаком и ничего от них никогда не ждал.

– А вдруг то, что мы называем духами это на самом деле не изученные пока силы природы, ее часть, проявление ее законов? Вдруг это из той же серии, когда, чтобы улучшить работу сердца, нужно помассировать точки на ступне, растереть мизинец или сложить пальцы рук в определенную мудру? Мы этих связей не видим, но восточная медицина утверждает, что они есть.

– А чтобы хорошо зарабатывать, необязательно работать, нужно просто поставить в офисе аквариум с золотыми рыбками.

– А почему нет? Одно другому не мешает.

– И ты хочешь?…

– Попытаться найти взаимосвязь между невидимым и реальностью.

Гога покачал головой – бред. И я решилась.

Решившись на этот шаг, я – Рак по гороскопу – знак особо чувствительный к расположению небес и людей, этакий путешественник по жизни, порой, мало обращающий внимание на ее достопримечательности, занятый собственной персоной и собственной сияющей мечтой, сооруженной пусть без особой тщательности, но с большим энтузиазмом, итак, я перелопатила горы литературы, послушала прорицателей и гадалок, оздоровилась или наоборот подорвала здоровье по нескольким из многочисленных методик, попыталась по другим приманить удачу и богатство, и поняла одну вещь: все это – слишком длинные дороги к счастью, усеянные камнями, ловушками, ложными указаталями и лабиринтами, не имеющими выхода. Не успеешь оглянуться – жизнь прошла, а ты все еще недостаточно богат, не всегда здоров и сияние твоего успеха не слепит соперников и не освещает путь единомышленникам.

Кроме того, подручные инструменты, используемые для магического действа, как правило, дороги, громоздки и не всегда соответствуют случаю. Чего только стоит визит к колдуньям с горящими глазами и лапками кузнечиков в волосах! Или взять карты Таро, и тома комментариев к ним – деньги потратил, раскинул и с ужасом ждешь вердикт. А вдруг гадость какая-нибудь выпадет, и ведь будешь верить, потому что так устроен человек: засядет слово в подвалах памяти, и уже не ты ему хозяин, а оно начинает заправлять твоей жизнью. А гороскопы, в которых есть все возможные варианты будущего. Можно начать чтение Львом, закончить Водолеем, а потом весь день чувствовать себя Скорпионом… Или вошедший в моду фэн-шуй – тоже недешевое удовольствие. Попробуйте-ка приобрести все необходимые амулеты, переставить мебель в квартире, как того требует древняя наука, вырубить или наоборот посадить дерево около порога, снести угол неловко стоящего соседнего дома, который перекрыват свободное течение ци. Если бы требования фэн-шуй ограничивались элементарными, как-то: держать закрытым унитаз – чтобы положительная энергия вашего дома не стекала вместе с водой в городскую канализацию, проветривать помещение и своевременно подчищать хлам. Так нет же! Проверяй-перепроверяй по компасу места, где, в соответствии с древней китайской наукой, нужно разместить аквариум с рыбками, цветы, деревья с округлыми листьями, фотографии любимых, китайский «голос ветра» или обычные медные колокольчики, камин с живым огнем, фонтанчик. А когда жить?

Я пошла по наилегчайшему пути, нашла способ, приемлимый даже для самых ленивых. В сущности, тот же гороскоп, но все объясняешь сам, потому что переведенный с китайского текст абсолютно иденферентен в любую сторону – зла или добра. Затрат материальных – ноль, временных – пять минут, а поле для раздумий открывается широчайшее, главное иметь положительный начальный посыл, как в той дурацкой песенке: «Хорошо, все будет хорошо…»

Как это делается? В трудную минуту берешь китайскую «Книгу перемен» – «Ицзин», достаешь из сумочки три монеты любого достоинства, кидаешь шесть раз и, в зависимости от сложившейся гексаграммы, становишься на этот день или любимцем фортуны со всеми вытекающими последствиями, или откладываешь важные дела до лучших времен, что тоже хорошо – отдохнуть иногда надо. Эти несложные манипуляции, дающие хорошие результаты «малой кровью», настраивают на веселый лад и, возможно, благодаря этому восстребованны и действенны.

Здесь, как в любой игре, существуют правила, но они необременительны.

Во-первых, не задавать древней китайской книге один и тот же вопрос дважды, даже если не удовлетворены полученным ответом. Во-вторых, не распыляться и за один сеанс не пытаться решить больше одной проблемы. И в-третьих, не расстраиваться, даже если выпадает одна из четырех худших – по китайским меркам – гексаграмм: 3, 29, 39 или 47 – на следующий день выпадет другая. Снаряд не попадает в одну воронку дважды.

Был период времени, когда я не могла долго прожить без этих сплошных и прерывистых линий. Чуть ли не каждый день я улучала момент, чтобы определиться по китайской методе. Однажды, открыв в очередной раз тетрадку, в которую я заносила результаты общения с древним манускриптом, я обнаружила, что прошел ровно год с моего первого опыта. Даты шли в хронологическом порядке и отмечали один за другим дни сомнений. Так после тридцатого октября и соответствующему этому дню номеру гексаграммы, в тетради стояла дата – тридцатое ноября, потом третье декабря, двенадцатое декабря и т. д. Я открыла «Книгу перемен» и прочла о том, как сложился для меня прошедший год в соответствии с занесенными в тетрадь номерами китайских рисунков. Всего восемьдесят одна гексаграмма и, соответственно, восемьдесят одна рекомендация. Так как в соответствии с «Ицзин» возможны всего шестьдесят четыре варианта гексаграмм, получалось, что в течение года некоторые картинки повторялись. Например, гексаграмма номер 36 встречалась в моей тетрадке три раза. Толкование ее гласило: «В настоящее время вам сопутствует удача, но не будьте слишком самонадеянны, ситуация может измениться. Действуйте обдуманно и предусмотрительно, не увлекайтесь любовными авантюрами. Со стороны вы производите впечатление баловня судьбы, и потому, вполне возможно, окружающие истолковывают ваши поступки превратно, но не тревожьтесь, в ближайшем будущем все встанет на свои места.

Желания ваши исполнятся. Будьте экономны».

Это было интересно. Теперь можно было писать роман или околонаучный трактат о своей жизни, сочетающий рекомендации и предостережения древних, собственные воспоминая и анализ совпадений и расхождений первого и второго. Это был бы некий эксперимент с прошлым. И я уже собралась было взяться за это интересное дело, но в последний момент остановилась.

Экспериментировать с собственной персоной, пусть даже с прошедшим отрезком своей жизни – дело небезопасное, думаю я, по той простой причине, что прошлое слишком близко стоит к настоящему и будущему и прочно связано и с тем, и с другим.

И может и по носу щелкнуть за наглость… Если что.

Для проведения подобного эксперимента нужно обладать немалым мужеством, и потому лучше изучать чужую жизнь и чужие пути достижения счастья, решила я, так спокойнее. И неважно, что при этом чистота эксперимента утрачивается, а изучение движения к счастью превращается в эксперименты с речью.

Гексаграмма номер 4. «Все вокруг вы видите, будто сквозь некую пелену, но она скоро спадет, и мир вновь обретет для вас ясность. Однако, поскольку в настоящее время нервы ваши сильно расшатаны, не принимайте скоропалительных решений. Если хотите добиться успеха, не пренебрегайте советами старших, вдумайтесь в них, скоро все изменится. Не унывайте, побольше времени уделяйте общению с детьми. Новые планы, новые проекты уже возникают, но даже близко нет новой любви. Сконцентрируйте волю на исполнение одного—единственного желания.»

Александру снился сон. Он выходит в столовую дома престарелых, необычайно просторную, освещенную голубым телевизионным светом, оглядывается и не узнает окружение. Обычно эта комната едва вмещает пятнадцать убогих стариков – маленькая, с двумя огромными окнами-витринами, которые неудобны и жарким летом, когда солнце в полдень само одуревает от зноя, и сырой зимой, плачущей дождями, выходит упругим шагом молодого человека и видит ее.

За окном – ночь большого города – не бархатно-черная, а ржаво-рыжая, разбавленная светом круглого желтого фонаря. Фонарь похож на полную луну на тонкой ножке, выросшую на синтетическом газоне. «Вечное полнолуние, – думает Александр, – оттого здесь хочется волком выть.».

В столовой висящий под потолком телевизор плюется словами давно забытого языка, а внизу – развалившись в пластиковом кресле, сидит она – его сладкая мучительница. Она сидит расслабленная, в полудреме. Ее глаза подернуты сонной негой. Полные губы не сомкнуты, и в голубоватом свете телеэкрана из-за них поблескивают ровные острые зубки хищницы. Большое, размякшее от жары тело. Ноги в плотно обтягивающих черных коротких лосинах закинуты на стол. В безвольно свисающей с подлокотника руке – тлеющая сигарета, хранящая отпечатки губ. Он подходит к ней вплотную, большой, здоровый, крепкий мужчина, возвышается над ней, такой маленькой, глупой, бестыжей женщиной. Она выныривает из дремы, видит его, и в глазах ее появляется обычная насмешка.

– Как ты донес сюда свои телеса, старый хрен, – говорит она, – И ведь смог же, посмотри-ка на него… Что же ты прикидываешься немощным днем? Тебе нравится, ездить на моем горбу? Или тебе чего-то хочется?.. Все еще хочется?.. – дальше она говорит совершенно непотребные вещи и протягивает руку для того, чтобы, как обычно, ущипнуть его за ставшее ненужным и причиняющим только боль место.

И тогда он неуловимым, стремительным, молодым движением легко перехватывает ее руку, срывает с кресла и толкает к столу. В первое мгновенье она пытается сопротивляться, бьет его в грудь свободной рукой, ругается непристойно. Она еще не понимает, что с ним, теперешним, шутить нельзя. Но минутой позже замирает, обмякает в его руках. Она привыкла подчиняться силе. Она любит силу. Он срывает с нее одежду и потом делает с нею все, что давно хотел сделать, о чем мечтал ночами, лежа без сна, наедине с болью и страхом в одинокой тишине этого жалкого пристанища для стариков, делает то, что делали тысячу раз – он знал и слышал это – с ней другие мужчины темными ночными часами. И она, как всегда, страстно и отчаянно кричит, даже не пытаясь сдерживаться, потому что абсолютно уверена в молчании девяти немощных старух и трех стариков, затаивших дыхание и превратившихся в слух в своих холодных постелях, и под ее крики вспоминающих молодость, которой, казалось уже, никогда не было. Как и много раз до этого, дом напрягся и ждал ее всесокрушающего финального крика, и в ватной тишине комнат слышалось только скрипучее и жадное лязганье челюстей полуживых старух и стариков, а воздух становился неоновым от тусклого блеска двенадцати пар глаз, затуманенных желанием.

Абсолютно правильный диск луны вздрогнул, взмыл вверх, наполнился неудержимо-пронзительным сиянием и взорвался, осыпая искусственный газон ослепительными осколками. Старый дом со всеми приживальцами перевернулся, и Александр открыл глаза.

Стояла ночь, в окно светила настоящая луна, а в комнате для персонала кричала Ольга, и тяжело дышал мужчина.

Гексаграмма 49. «Все вокруг вас пребывает сейчас в движении, все меняется, но в конце-концов добрые результаты превзойдут самые смелые ваши ожидания. В настоящий момент вы не чувствуете в себе уверенности, но скоро она вновь вернется к вам вместе с новыми перспективами, обстоятельства изменятся к лучшему. Вы измените свои недавние планы и отправитесь туда, куда прежде и не собирались. В игре вы сейчас удачливы».

У него было приносящее удачу имя – Аурель. Аурель Дбружевич. После освобождения он носил длинные волосы, как в молодости, аккуратно зачесывая их назад, имел на среднем пальце татуировку в виде перстня, держал очень прямо спину и ходил абсолютно бесшумно, как охотник или индеец. Все говорили, что он похож на Гойко Митича – героя вестернов из его молодости Ему нравилось это сравнение.

Пятьдесят прожитых лет отметились на его худом, смуглом лице глубокими бороздами, ногти среднего и указательного пальцев правой руки пожелтели от огромного количества выкуренного за тридцать пять лет, в темных волосах поблескивали седые волоски, но ослепительно-голубые глаза отражали живущую в нем душу двадцатилетнего юноши, абсолютное бесстрашие, ничем не уничтожимую гордость, волю и готовность к любви.

В тот год, когда исполнилось десять лет после расстрела Николаэ Чаушеску, он в третий раз уезжал из Румынии на заработки. В первый раз он работал в соседней Чехии. Это произошло спустя три года после выхода из тюрьмы, где он оттрубил пять лет как «пособник бесчеловечного режима». Он служил в армии Чаушеску, охранял резиденцию генсека, был арестован и осужден вместе со многими другими. Ауреля не расстреляли потому, что он никогда никому не делал зла, и вины его не было ни перед Богом, ни перед людьми – то есть по чистой случайности.

В Чехии он все лето, с мая по сентябрь, ставил дома. Заработал немного, больше потратил на жилье и сигареты и вернулся домой совсем не богачем. Денег хватило на то, чтобы перекрыть крышу дома и жить, не очень прижимаясь, полгода.

Сосед, работавший в то же самое время в Израиле, строил теперь новый дом. Он рассказывал фантастические истории об несметном количестве работы в этой жаркой стране, о пылких южных женщинах и о своих успехах на этом поприще. Мужчины слушали с недоверием и завистью, хвастались своими приключениями. Аурель помалкивал, охраняя покой семьи. Он знал, что деньги и кроличий синдром таинственным образом связаны, что связь эта прямая – чем более активен в одном, тем больше тебе дается другого, но еще он знал, что все может полететь в тартарары, если к простым инстинктам добавится что-нибудь более сложноустроенное, любовь, например.

Он давно уже не занимался поисками любви, потому что она ждала его дома, его жена Клаудиа. Заработать он мог. И несмотря на то, что благополучие никогда не давалось ему легко, как некоторым везунчиком, он знал, что его упорный труд будет вознагражден.

Во второй раз Аурель отправился на заработки не в соседнюю Чехию, а в Израиль, о котором рассказывал сосед. Здесь за работу платили в несколько раз больше, и в декабре-феврале не нужна была зимняя одежда, потому что самый сильный дождь с ветром при плюс двенадцати – это не зима. Кроме того, в Израиле у него был интерес личного свойства, о котором он не расказывал никому. Только младший брат знал об этой тайне, и с надеждой ждал его возвращения

Эта первая поездка в Израиль получилась тяжелой. Оказалось, что к жаре не так-то просто привыкнуть. Зной временами делался непереносимым, а работать приходилось под палящим солнцем. Аурель загорел дочерна, еще сильнее похудел, и теперь больше, чем когда-либо был похож на героя американских вестернов. Иврит давался с большим трудом, и пока Аурель не встретился с очаровательной девушкой- румынкой и женщиной из Молдовы, он по большей части молчал, и временами ему казалось, что он скоро разучится говорить. К радости Клаудии, денег, заработанных во время первой поездки Ауреля в Израиль, семье Дбружевичей хватило на два года безбедной жизни в родном городке.

Возможно, хватило бы и на более долгий срок, если бы не ряд причин. И первая – младший и единственный брат Ауреля умер, оставив без кормильца семью. Вторая – их с Клаудией старший сын, которому только-только исполнилось двадцать лет, решил жениться. В конце лета он привез из Бухареста юную, миловидную девушку, еще моложе, чем он сам – знакомиться. Девушка много улыбалась, говорила мало, и явно смущалась присутствием родителей. Когда сын с невестой уехали, Клаудия сказала твердо, что для общего счастья и благополучия старикам не следует жить с молодыми. и нужно покупать или строить новый дом. Другого выхода, по ее мнению, не было.

Существовала еще одна проблема, которая осталась нерешенной с прошлой поездки, а до этого жила много лет, этакая душевная заноза или вялотекущая болезнь, присутствие которой ощущается в самые тяжелые минуты. Об этой занозе кроме Ауреля знал только младший брат. Пока был жив.

В конце октября Аурель снова ехал работать в Израиль, в эту странную, ни на одну другую не похожую страну, которая умеет приворожить человека или напрочь отвратить от себя того, кто ей не подходит. Аурель собрался за месяц: сходил в фирму, которая за солидные деньги отправляла рабочих в другие страны, подписал договор о том, что не будет иметь притензии к фирме-отправителю, если…, получил визу, оплатил билеты, купил черно-желтую ковбойку, коричневые мягкие мокасины и бежевые вельветовые брюки – на зиму. Дал жене брата денег – на первое время. До отъезда еще оставалось несколько дней, и он занялся домом, потому что уезжал не на неделю и не на две: подправил то, что требовало ремонта – близкое расставание прибавило зоркости глазу.

Один из вечеров Аурель посвятил своей коллекции курительных трубок, которая насчитывала девяносто два предмета и являлась объектом его гордости. Некоторым экземплярам из этой коллекции было по сто с лишним лет. Вот, например, под номером три находится курительная трубка из Франции конца девятнадцатого века, она не простая, а с дополнительной чашей. Обе чаши выполнены из дерева, а мундштук – из оленего рога, Трубка инкрустирована металлическими вставками. Или вот эта – одна из любимых трубок Ауреля – «охотничья» с крышкой, сделана в России в тридцатых годах двадцатого века, фарфор с росписью на охотничью тематику, металл, деревянная вставка с винтовой нарезкой, чубук крепится шнурком к мундштуку. Высота трубки 29 см. Номер шестьдесят семь. Какие-то трубки являлись настоящим шедевром ручной работы, как вот эта – под номерм двадцать один: Дерево, янтарь, резьба. Франция, первая четверть двадцатого века. а были и такие, что принадлежали персонажам историческим, например, под номером девять хранилась трубка Николае Чаушеску, «покровителя и благодетеля». И истязателя многих тысяч людей, как оказалось. Аурель не знал его таким.

Все трубки были разложены в матерчатые кармашки черного бархатного «патронташа» размером шестнадцать на шесть,. Рассчитанного, таким образом, на девяносто шесть предметов. Сейчас были заняты девяносто два из них. Четыре кармашка были пусты.

Аурель аккуратно свернул «патронташ» и уложил почти пятикилограммовое сокровище в самый нижний ящик деревянного комода с искусной резьбой вокруг кованых ручек. Он никогда не курил из этих трубок, потому что для каждой из них, чтобы трубка «зазвучала», нужно подобрать один-единственный сорт табака, который соответствовал бы именно этому материалу и этой форме, а для некоторых трубок табак требовался и вообще драгоценный…

Когда наступил день отъезда он еще раз проверил уложенные в чемодан вещи, взял кожаную куртку – на случай зимних пронзительных ветров с моря, зачесал назад темно-русые волосы, пригладил вислые усы, обнял отца, поцеловал жену и сыновей и уже повернулся было, чтобы уходить, но Клаудия остановила его. Она быстрым шагом поднялась на второй этаж, где находилась их с Аурелем спальня, и через несколько минут спустилась вниз с маленьким кожаным мешочком в руках. Мешочек был стянут кожаной тесемкой, такой длины, чтобы его можно было свободно носить на шее. «От сглаза и от соблазнов, от злых энгергий и сил, подстерегающих нас в пути. Там внутри Дух Святой. Не снимай», – сказала она, надевая амулет на шею мужу, и глаза ее заблестели.

Гексаграмма 38. «Эта гексаграмма означает, что данный период вашей жизни лишен гармонии. Вам кажется, что все вокруг придираются к вам, настроенны злонамеренно. Даже самые незначительные мелочи выводят вас из себя. Успокойтесь, не нервничайте, положение скоро исправится. Сподвижников вам сейчас найти трудно. Некая женщина действует вам на нервы. Следите за своими словами, и не принимайтесь ни за что новое. В поле ваших интересов в данный момент находится целый ряд вещей, совершенно не соответствующих вашим истинным желаниям.»

Ольга, прикрывшись пестрым покрывалом, сидела в кровати. Бени стоял к ней спиной и застегивая брюки. Если бы он не был ее начальником, он был бы прекрасными любовником, а так между ними постоянно стояли ее подневольность и его неограниченная власть над этим домом, вместе с ней и со всеми его стариками, старухами, запахом старческих слез, отблеском серебряных паутин, быших когда-то старушачьими волосами, забытыми их бывшими владелицами в пропитанных вздохами затхлых углах. Она вздохнула, поправила бретельки маечки, которую впопыхах забыли снять, и стала ждать окончания свидания, которое, как и все остальные не отличалось разнообразием.

– Я пошел. Уже поздно, – сказал Бени, – Ты завтра работаешь?

– Вечером, с Рукией, – ответила она, старательно складывая слова чужого языка.

– Ну, и хорошо. Увидимся. Бай, – и он растворился в ночи.

«Будто бы и не было его. Козел, – злость вдруг ударила в голову, – К Рукие даже не пытаешься подступиться, дерьмо. Боишься. Только попробуй – сразу – чик – все твое хозяйство под корень. Хорошо, если живым оставят. Арабы.. Они умеют постоять за своих женщин. Да и за себя тоже. Это только наши мужики сопли жуют, пока их баб, за ими же заработанную копейку, всякие придурки трахают.»

Рукия была санитаркой в пропахшем старостью гареме, где безраздельно царствовал сорокапятилетний смуглый мужчина. Ее, единственную изо всего обслуживающего персонала, Бени держал не за то, что она была женщиной, а потому что весь дом существовал благодаря ей. Этот двор с зеленой травой, эти вымощенные разноцветным камнем дорожки, кухня, в которой сукразитные шарики – по распоряжению хозяина – шли на счет, а в огромных холодильниках гнили красные перцы, зеленые кабачки и желтые яблоки, эти семь комнат старческой безысходности – все тщательно обихаживалось ею – полноватой тридцатилетней арабкой с открытым приятным лицом и покладистым характером. Наверное, Бени не обошел бы своим вниманием и ее – ее круглое лицо было миловидно, большие черные глаза смотрели застенчиво, а крупные губы всегда улыбались навстречу собеседнику. Скорее всего, в один из вечеров хозяин, ощутив очередной нестерпимый зуд похоти, увел бы и ее в маленькую комнатку, едва вмещающую белый металлический шкаф и две высоких кровати, и сделал бы своей наложницей, как и всех остальных работавших у него женщин. Но он боялся – и совершенно справедливо – остаться после этого немужчиной, а то и вовсе трупом – нельзя без последствий надругаться над арабской женщиной.

Вечерами за Рукией приезжал младший брат и увозил ее в свой дом, где она жила вот уже почти два года. До этого она шесть лет была замужем. О том, что случилось в ее семье, Рукия не распространялась. «У нас не могло быть детей, поэтому муж не захотел жить со мной. Он взял себе молодую жену», – говорила она обычно, опуская глаза и краснея, если кто-то спрашивал ее о семейной жизни или о детях.

Утром на смену придут Лиля и Светка. Сорокапятилетняя одинокая Лиля – постоянно ожидающая внимания хозяина и ревнующая его ко всем, кроме Ольги, и молоденькая, хорошенькая Светка – на данный момент любимая жена этого местичкового эмира. Она появилась в Доме месяц назад, улыбнулась пухлыми губами, произнесла длинный монолог на родном языке хозяина, ответила, улабаясь, на его вопросы. Тоненькая ниточка трусов между округлых ягодиц была едва заметна под просвечивающим на солнце нежно-зеленым платьем с разводами ярких тропических цветов. Точеные ножки на высоких коблуках ступали легко. Все это вкупе решило исход дела. На третий день Светка была определена в ночную смену, а на четвертый – назначена старшей в Доме после господина, с приличной зарплатой и полным отсутствием каких-либо обязанностей, кроме одной – ублажать Бени. Да и то: зачем еще нужна медицинская сестра в месте, где из соображений экономии полностью отсутствуют какие-либо медпринадлежности.

Она прекрасно справлялась со своими обязанностями, и через две недели вся власть в Доме оказалась в ее руках. Вся, которую позволил ей взять Он – повелитель женщин, старух и трех бессильных стариков, которые были уже почти мертвы, но помнили, что когда-то и они сами были всемогущи.

Бени ушел. Бледно-желтая луна на тонкой ножке освещала постриженную траву, цветы вдоль дорожек, молодую, с коническим стволом пальму возле крытой веранды. В столовую через кружевные занавески ветер и свет фонаря несли колышущиеся узорчатые тени. Было душно и влажно. Ольга включила кондеционер – все равно Бени сегодня уже не появиться и не будет ругать ее за транжирство, а старики хоть чуть-чуть отдохнут от жары, закрыла входные двери, обошла дом. В последней комнате во сне громко всхрапывала Ривка. Ольга по-кошачьи тихо прокралась мимо ее двери, чтобы не разбудить эту грозную и в восемьдесят лет старуху. В комнате Александра она услышала слабое постанывание, вошла: на освещенном лунным светом лице спящего старика светилась улыбка.

– Вот ведь старый хрыч! Давно уже ничего не может, а туда же!

Она наклонилась и хлопнула рукой где-то посередине между торчащим животом и коленями. Старик вскрикнул и открыл глаза.

– Что, сны не дают покоя? – спросила Ольга по-русски.

Старик страдальчески улыбнулся, неловко высвободил из-под простыни руку и схватил за край ее коротенькой маечки.

– Да отстань ты.., – Ольга стукнула его по руке, – Спи уже.

– Я еще возьму тебя, – пообещал старик на своем языке.

Это была устойчивая языковая форма, но Ольга, переведя – и то с большой погрешностью – известные слова, добралась только до поверхностного смысла.

– Ну конечно, покатаемся, покатаемся с тобой. Поедем вместе. Где твои денежки, старый хрыч. Дело только в этом.

Гексаграмма 32. «Вы разрываетесь на части, пытаясь двинуться сразу в двух направлениях. Если сохраните выдержку, все завершится с пользой для вас. Не стремитесь к переменам. Желание ваше исполнится, если вы будете терпеливы. Нелишне сейчас провести „внутреннюю инвентаризацию“ и попытаться как следует разобраться в дальнейших планах, намерениях. Для новых начинаний момент неподходящий.»

В самолете Аурель вспомнил брата. Если бы тот был жив, возможно, сейчас они летели бы в Израиль вместе. Брат был на два года младше, и умер два месяца назад, когда ему только-только исполнилось сорок пять. После вскрытия врач сказал, что рак сожрал его всего, а начал, судя по всему, с желудка: такое, мол, бывает у человека беспокойного, метущегося, не умеющего прощать.

Аурель ничего не ответил тогда, потому что знал, что причины лежали гораздо глубже, и дело было не только в свойствах характера или нежелании забывать причиненное кем-то зло. Он не стал говорить всем известных вещей о том, что больше всего боли приносят люди, которых больше всего любишь. Аурель не стал рассказывать и о том, как брат был похож на мать, как он умел смеяться и как им было хорошо вместе. К чему постороннего человека посвящать в семейные дела. Но сам он в последнее время часто откручивал, как кинопленку, время назад и просматривал, просматривал, просматривал напряженным взглядом день за днем, год за годом, пытаясь понять, когда и почему смерть восторжествовала в этом человеке. Что в душе его брата стало той болью, тем колышком, за который смогла уцепиться болезнь, и почему она не ушла по прошествии своего времени, как это часто бывает, а осталась навсегда и разрушить тело.

Первой болью, которую так и не смог забыть брат, был уход из семьи отца. Младшему тогда было десять, а Аурелю двенадцать лет, и он помнил, как плакала совсем еще молодая мать, как в момент опало ее лицо, и потухли глаза. Потом она справилась с горем, расцвела краше, чем прежде, научилась растить детей одна, полагаясь только на себя и на подросших сыновей, но в первые дни, недели, месяцы ей было невыносимо тяжело, и они умирали вместе с ней.

Tasuta katkend on lõppenud.