Loe raamatut: «Очень откровенно»
Глава первая
– Мисс Аксенова, вы меня слышите?
Какая странная фраза. Кто вообще так говорит? Два совершенно несочетающихся друг с другом слова.
Кто-то снова спрашивает это, и я понимаю, что фраза сказана на английском. Мне светят фонариком прямо в глаз, так что приходится открыть глаза. Несколько секунд я пытаюсь проморгаться. В голове единственный вопрос «Где я?», но произнести его не выходит – в горле пересохло.
Врач – а мужчина в светло-синем костюме явно врач – дает мне стакан с водой и терпеливо ждет, когда я напьюсь.
– Вы слышите меня?
– Да. Где я?
– В госпитале. Вас привезла скорая сегодня утром, после несчастного случая на лайнере «Коста-Кристиана». Вы ударились головой, у вас сотрясение. Как себя чувствуете?
– М-м-м… кажется, нормально. Только голова кружится и как-то… не знаю, в голове туман.
– Это нормально. Мы провели несколько обследований, но, к счастью, все обошлось без серьезных травм. Однако нужно будет понаблюдать вас несколько дней. Не беспокойтесь, из-за инцидента лайнер пробудет в порту достаточно, чтобы вы смогли вернуться, если пожелаете, и продолжить путешествие. Ваша страховая сказала, что может отправить вас домой…
– Постойте, – прерываю его я, – что за лайнер? Я куда-то ехала, я…
Замираю. Голос словно выключают по щелчку, и сразу же включается паника. Я чувствую, как легким не хватает воздуха, и побелевшими пальцами сжимаю поручни койки.
– Я ничего не помню. Я… я не знаю, как меня зовут! Господи! Я ничего не помню!
Врач меняется в лице, а мой пульс набирает обороты. Кажется, сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Меня бьет мелкая дрожь, а все попытки пробиться через туман в голове и вспомнить хоть что-то рождают адскую головную боль.
– Сестра! – кричит врач.
Он выкрикивает названия каких-то лекарств, и я с облегчением позволяю сделать мне укол. Еще теплится слабая надежда, что я очнусь после снотворного, и произошедшее окажется страшным сном.
Но нет. Я – чистый лист.
В следующий раз я просыпаюсь ночью. Это, конечно, совсем не российская больница: вокруг суетятся медсестры, что-то замеряют, проверяют давление, пульс, реакции. Прибегает врач и долго расспрашивает меня о самочувствии. Мы не касаемся памяти, ограничиваемся коротким диалогом:
– Вы что-то вспомнили.
– Нет, ничего. Как только пытаюсь, жутко болит голова.
– Не нужно насиловать организм. Такое бывает после травм, пройдет.
– А если нет?
– Я не вижу в ваших обследованиях никаких повреждений. Скорее всего, ретроградная амнезия – реакция на стресс и травму. Вы испугались, ударились головой. Вот мозг и пытается, как может, оградить вас от травмирующих воспоминаний.
– А что случилось? Что за несчастный случай?
– Об этом вам расскажет тот, с кем вы путешествовали. Мы уже оповестили ваших друзей, завтра они вас навестят.
Отлично, вот и все, что я знаю: я путешествовала не одна, произошел какой-то несчастный случай, а еще у меня отличная страховка, потому что этот госпиталь больше напоминает космический корабль. И я как будто вышла из анабиоза и теперь должна стать колонистом на новой планете. Но сложно быть колонистом, если ты даже имя свое знаешь с чужих слов.
Судя по карточке пациента меня зовут Аксенова Алина Александровна, гражданка Российской Федерации. Мне двадцать два, и мой паспорт явно новый – там всего одна виза, зато сразу полугодовой шенген. Я въехала три дня назад в Италию. И у меня отвратная фотка в паспорте, но этим вряд ли кого-то удивишь.
Когда я смотрю на себя в зеркало, то вижу миловидную девушку с крупными кудрями русого цвета. У меня тонкий и немного курносый нос, полные губы и зеленые глаза. Конечно, пребывание в больнице сказывается на красоте: губы обветрились и потрескались, скула заклеена пластырем, а на затылке красуется шишка. Сестра сказала, мне повезло, что не стали сбривать волосы, иначе сейчас я бы выглядела намного хуже.
У меня нет мобильника, а телевизор работает только на итальянском, поэтому я отключаю звук и просто целыми днями смотрю на рекламу пиццы и курортов. Внутри никаких эмоций. Часто ли я бываю на море или должна испытывать радость от того, что наконец вырвалась в отпуск? А может, я здесь по работе? Но я не знаю, кем работаю, нет никаких обрывков или флешбеков.
Пытаюсь ловить себя на случайных мыслях – вдруг промелькнет что-то из прошлой жизни или профессиональной деятельности. Но через туман не пробиться, и в итоге я смиряюсь. В конце концов, в существовании комнатного растения – я сейчас чувствую себя именно им – есть свои плюсы.
На второй день, когда я неторопливо ем пудинг и смотрю в окно, на уютный больничный дворик, в дверь палаты кто-то стучит. Хмурюсь – обычно медперсонал не спрашивают разрешения.
– Да, войдите!
В палате оказывается… я едва не роняю ложку при виде этого мужчины. Нет, я его совершенно не узнаю, он просто очень впечатляет. Черные, как уголь, волосы и такие же глаза, легкая небритость, четко очерченные линии скул и подбородка. Фигура… рубашка на нем сидит идеально, а на руке поблескивают явно дорогие часы. Я невольно не могу оторвать глаз от его рук. Никогда бы не подумала, что могу так запасть на мужественные руки.
– Алина? – говорит он. – Мне позвонили и сказали, что ты проснулась.
Я пожимаю плечами.
– Наверное.
Он удивленно поднимает брови:
– Наверное, проснулась?
– Наверное, Алина.
– Значит, ты и впрямь ничего не помнишь. Я, честно сказать, подумал после разговора с доком, что ты просто не помнишь сам момент травмы. Совсем ничего?
Вздыхаю и отодвигаю столик (он на колесиках).
– Совсем. Имя и возраст знаю только по документам, внешность – из зеркала. Не помню ничего, даже любимый фильм.
– «Счастливого дня смерти».
– Спасибо. Посмотрю.
Это очень удобно – можно пересмотреть заново кучу классных фильмов и перечитать гору книг.
Хотя кое-что я все же помню. Например, я совершенно точно пробовала пиццу и очень ее люблю, мне нравятся аттракционы, я ношу часы на левой руке, а еще знаю, кто президент, и что круизы только-только возобновили работу после пандемии.
– А вы… мой друг?
Если это так, то у меня крутой круг общения. Может, я – дочь богатых родителей? Иначе откуда деньги на круиз, страховку?
– Меня зовут Данил Никольский. Я… в какой-то мере твой друг. Хотя… скорее, любовник.
Я давлюсь минералкой и стараюсь не краснеть. Понятия не имею, откуда у меня такая реакция. Мне не пятнадцать, я путешествую по Средиземному морю, почему у меня не может быть такого крутого бойфренда?
«Он не сказал «я – твой парень». Он сказал «я – твой любовник», – пронеслось в голове.
– Что ж… прости, но я тебя не помню.
– Врач сказал, это пройдет. Кстати, вот.
Он ставит на столик рядом с койкой небольшую корзинку с удивительно красивым букетом.
– Спасибо, – улыбаюсь я. – Данил… расскажешь, что произошло? Почему я здесь?
Он смотрит с опаской, явно не зная, что мне можно рассказывать, а что не стоит.
– Мы и сами точно не знаем. На корабле, где мы путешествовали, произошел взрыв. Сначала мы думали, что никто не пострадал. Но потом внизу, в техническом отсеке, нашли тебя. От взрыва с верхних полок посыпались коробки, инструменты и что-то определенно двинуло тебе по голове. Скорая забрала тебя сюда. Я ездил разбираться с последствиями взрыва, но как только врачи позвонили, сразу же приехал.
– Взрыв… что там случилось?
– Полиция установила, что это был не теракт. Взорвался баллон с газом, вероятно, попался бракованный. Сейчас идет расследование. Круиз остановили, так что мы задержимся в отеле, и это очень удачно: врач сказал, тебе понадобится отдых.
– Спасибо. – Я благодарно улыбаюсь.
Так странно. Если этот человек – мой любовник, то должно же что-то внутри откликаться? Он хорош собой, чертовски хорош, но я ничего не чувствую ровным счетом!
– Алин… ты совсем ничего не помнишь? Ни взрыв, ни другие обстоятельства?
Качаю головой, вижу в его глазах беспокойство, тревогу и что-то еще.
– А что? Это важно?
– Просто не очень понимаю, что ты делала в тех помещениях. Гостям круиза туда нельзя.
– Прости. Ты же не думаешь, что это я как-то замешана во взрыве?
– Нет, Алина, господи, конечно нет. И взрыв – это случайность. Дебил, не следивший за эксплуатацией баллонов, уже уволен. Просто я чувствую себя виноватым за то, что с тобой случилось. Я должен был подарить тебе сказку на Средиземном море, а не черепно-мозговую травму и ретроградную амнезию.
– Что ж, я, очевидно, везучая девчонка. Значит, мы отдыхали?
– Да. Круиз по Средиземью – так ты его называла. Мы должны были посетить Италию, Турцию, Грецию и еще кучу стран, провести три райские недели на шикарном круизном лайнере.
– И я всем испортила отдых.
– Я бы так не сказал. На самом деле, я не фанат качки, чаек и корабельного казино в нейтральных водах. Мы и в отеле отлично проведем время. И ты, надеюсь, поправишься.
Наступает самая неловкая пауза в мире. Мы молчим, обдумывая произошедшее. Я чувствую, как снова начинает болеть голова, но не могу отцепиться от соломинки, за которую держусь изо всех сил. Только она связывает меня с миром, которого я совсем не помню.
– Мы путешествовали вдвоем? Или в компании?
– Втроем с моим другом, Олегом.
– И… ты можешь мне что-нибудь рассказать обо мне? Кто я? Чем занимаюсь? Чем живу? Давно мы вместе?
– Алин…
Он тянется ко мне, словно хочет обнять, но на середине передумывает.
– Врач просил не грузить тебя информацией. Я все расскажу и даже покажу, но позже, когда ты немного придешь в себя.
– Но…
– Ты – Алина Аксенова, ты юрист, недавно закончила московский вуз. Мы познакомились на твоем выпускном, ты праздновала в ресторане, который принадлежит моей семье. Тебе очень натерли туфли, ты сняла их и поставила в туалете, а пока была в кабинке, кто-то их спер. Ты расплакалась, хотела сбежать, а я тебя поймал и вывел танцевать.
– Босиком? – рассмеялась я.
– Да. Ты была босиком, мы танцевали посреди зала, и каждый знал, что я – его владелец, а потом я посадил тебя в лимузин, и мы уехали. За новыми туфлями.
– Красиво.
– Да. Об остальном позже. Тебе нужно набираться сил. Врачи продержат тебя до завтра, если все будет нормально. Я заберу тебя после обеда, идет? Все вопросы по страховке будут решать со мной, не парься об этом. И да, вот это тебе пригодится, но не увлекайся.
Он вытаскивает совершенно новенький айфон, с него еще не сняты пленки и наклейки.
– А… мой?
– Мы его не нашли. При тебе его не было, в твоей каюте тоже. Может, где-то в вещах, я не стал рыться. Найдешь сама потом. Этот просто, чтобы ты не осталась без связи – там есть мой номер. Ну и интернет.
– Спасибо.
– Поправляйся. Не думай ни о чем. Ты в безопасности, Алина. И мы очень ждем твоего возвращения.
Едва он уходит, я тут же ищу себя в соцсетях. Так странно листать чужой фотоальбом и видеть себя. Похоже, я не так уж люблю публичность: в инстаграме всего с десяток фоток, и в основном – пейзажи без подписей. Я уже бывала в Италии, ведь есть фото с пастой и вином на фоне типичной итальянской улочки. Бывала полгода назад – и не с Никольским ли?
Мне не удается узнать ни свою профессию, ни что-то еще, хоть немного значимое. А войти в аккаунты не получается. Я пытаюсь вспомнить пароль машинально, и даже какие-то комбинации на клавиатуре кажутся знакомыми, но сайты и приложения раз за разом выдают отказ.
Бесполезно. Я – чистый лист.
В конце концов, у меня начинает болеть голова, и медсестра заставляет отложить телефон. Горсть таблеток – и я не чувствую ни боли, ни тревоги. Почти сразу же мгновенно засыпаю и провожу единственную ночь без снов – как выяснится впоследствии.
Наутро мне почти хорошо. Врач долго меня опрашивает, осматривает и, наконец, говорит, что я могу идти домой. Даже смешно: я понятия не имею, где мой дом и куда я должна вернуться. Единственный мой контакт с внешним миром – номер Данила, ему я и звоню.
– Буду через полчаса, – лаконично отвечает он.
У меня нет одежды, но об этом я сказать забываю. К счастью, Никольский приезжает с бумажным пакетом, в котором я нахожу легкое белое платье, босоножки на низком каблуке и небольшую шляпку.
– Там ужасное пекло.
Мы получаем кучу рекомендаций, основная из которых – больше отдыхать, не употреблять алкоголь, не заниматься активными видами спорта. Ну и все в таком духе.
– Для тебя готовы апартаменты в отеле, – говорит Никольский, когда меня вывозят из больницы.
Я вполне могу сама, но мне не разрешили, буквально силой усадили в инвалидное кресло. На парковке прохладно и свежо, и я с нетерпением жду момента, когда увижу Италию. Это наводит на размышления: почему мое подсознание так нервничает? Похоже, я люблю Италию.
– Вау! – говорю я, когда вижу машину Никольского.
Это что-то белое, спортивное и с открытым верхом. Очень дорогое, даже не разбирающийся в машинах человек это поймет. И еще монетка в копилку воспоминаний: я точно умею водить. Но прав нет в моих документах. Хотя зачем они в круизе? Может, я найду их в вещах.
– О чем ты думаешь? – спрашивает Никольский.
Он ведет машину резко, лихо, в некоторые моменты мне даже становится страшно. Но я наслаждаюсь жаркими итальянскими улочками. Мы выезжаем из Рима и движемся куда-то – я совершенно здесь не ориентируюсь.
– Я точно была в Италии?
– Да, несколько месяцев назад. Ты летала с нами в командировку.
– С нами?
– Со мной и Олегом.
– Я у вас работаю? Мы коллеги?
– Нет. Мы с Олегом работаем, а ты была…
Он заминается и будто подбирает слова.
– С тобой?
– Со мной.
– Тебе не нужно избегать темы наших отношений. Я ничего не помню, но, наверное, ты классный парень. С классной машиной.
– Она прокатная.
– Ну, ты пользуешься очень клевым прокатом.
Он смеется, и мне чуточку легче.
– Расскажешь о себе?
– Нечего особо рассказывать. Я из состоятельной семьи, потратил половину сознательной жизни на то, чтобы пить, курить, заниматься беспорядочным сексом. Потом отцу это надоело, он выдал мне пару миллионов зеленых – и отпустил на все четыре стороны. Он думал, я промотаю все и вернусь, поджав хвост, превратившись в послушного мальчика. А я умудрился начать свое дело и остаться в плюсе. С тех пор прошло довольно много лет… хотя вру, всего лишь пять. Так что папа разрешил мне снять квартиру.
Мы снова смеемся. На заднем сидении машины есть небольшой термопакет с прохладной водой. Я чувствую себя почти счастливой, полной грудью дыша морским воздухом.
А ведь взрыв мог меня убить. Я легко отделалась, всего лишь амнезией и шишкой на голове. И Никольский мог бы не везти меня в отель, а перевозить мое тело в Россию.
Наконец мы въезжаем в отель. Я до последнего не допускаю и мысли, что это он, потому что отель выглядит почти как… замок. Он производит впечатление старинного сказочного замка – с башенками, узкими окнами, роскошным садом. За отелем, кажется, море: я слышу его шум.
– Мы что, живем здесь?!
– Ага. Это отель Олега.
– Твоего коллеги?
– Типа того. Тебе здесь понравится. Он очень тихий, но в то же время роскошный. И, главное, в нем два ресторана. В одном вечерами живая музыка и шум, а вот второй, хоть и небольшой, совершенно тихий. Тебе пока не стоит ходить на вечеринках.
– Спасибо, – улыбаюсь я.
Интересно, у нас общая комната? Если мы вместе, то должна быть. Господи, как неловко! Я сойду с ума, если не вспомню все в ближайшее время.
– Кроме нас в отеле никого? – спрашиваю я, когда мы заходим.
– Нет, с чего ты взяла?
– На ресепшене никого. Никто не ходит и не шумит.
– Отель новый, номеров здесь немного, но все заняты. Это премиум-класс, здесь не будет шумных компаний и пенных вечеринок. Администратор нам ни к чему, сейчас…
Он умолкает на полуслове. Мы слышим шаги, и вторым человеком из прошлой жизни, которую я не помню, становится он.
Олег Долгих.
Это второе место в рейтинге самых сексуальных мужчин планеты.
Или первое.
Черт.
Нет, второе. Он бы поборолся за пьедестал – светлые волосы, серые, кажущиеся прозрачными, глаза, шикарная фигура и умопомрачительный загар – вот только от него так и веет холодностью, а хмурый вид навевает уныние.
– Эй, смотри, кого я привез. Придется снова выпить за знакомство, но только безалкогольный мохито…
В моей жизни будет еще много удивлений, но вряд ли что-то сравнится с тем, как Олег подходит куда ближе, чем полагается даже самому близкому другу, наклоняется и впивается в мои губы.
От растерянности я замираю и даже не могу сопротивляться. У его губ мятно-пряный вкус, а кожа, несмотря на загар, почти холодная.
Глава вторая
– Отпустите меня! – выдыхаю, наконец найдя силы его оттолкнуть.
На миг я думаю, что Никольский сейчас зарядит ему промеж глаз. Нельзя же так нагло целовать чужую девушку!
Но, к моему удивлению, Данил только рычит?
– Эй, приятель, она ничего не помнит!
– Да мне плевать, – холодно отвечает тот. – Я за это заплатил, черт подери.
Затем он бросает Данилу карточку-ключ – и просто уходит.
– Алин… – Никольский поворачивается ко мне. – Я все объясню.
Смотрит вслед Олегу и со вздохом добавляет:
– А потом меня посадят за препятствие медицинским распоряжениям или что-то такое… Я честно пытался убедить его, что ты вспомнишь все сама.
Мы сидим в беседке на пляже, в тени огромной соломенной крыши. Передо мной стоит запотевший бокал с безалкогольным мохито, а перед Никольским лежит тонкая папка с какими-то документами.
– Даже не знаю, с чего начать, – вздыхает он.
– Давай с самого начала. Почему твой друг меня поцеловал и за что он, по его же словам, заплатил?
– Ну… мы действительно познакомились с тобой на твоем выпускном в универе. Провели ночь вместе, а потом разошлись. До тех пор, пока я снова не вышел на тебя с предложением поехать со мной в Италию. Но поехать не совсем как моей девушке, а по контракту.
– По контракту?
– Да. Черт, Алин, давай я не буду долго ходить вокруг главного, пытаясь сгладить углы. Мы с Олегом тебе заплатили, чтобы ты сопровождала нас в той поездке.
– Сопровождала, – повторяю я. – У тебя как-то не очень хорошо получается не сглаживать углы. Что это значит?
– Мы заплатили тебе, чтобы ты с нами спала.
– С вами.
– Да. Именно так.
– А…
Беру бокал, чтобы занять чем-то руки. На самом деле я бы прилегла, но не уверена, что могу уснуть, не дослушав историю до конца.
– Мы не думали, что все так выйдет. Никто из нас не ожидал, что придется все это тебе рассказывать.
– У меня кто-то болен? – вырывается у меня.
– Что?
– Зачем мне деньги, которые приходится отрабатывать в постели? Кто-то болен? Деньги нужны на лечение?
– Насколько мне известно – нет. Твои родители не богачи, но довольно уважаемые люди, преподаватели в Санкт-Петербургском университете. У вас довольно прохладные, но вежливые отношения. Когда ты была ребенком, они развелись, каждый устраивал свою личную жизнь, и тебе доставалось куда меньше внимания, чем требовалось. Но ты говорила, что пару раз в год вы видитесь. Они живы и здоровы, насколько мне известно.
– Тогда почему? Зачем мне это?
Никольский вздыхает. Для него этот разговор не сложный, а скорее неловкий.
– Я не знаю, но у меня сложилось впечатление, что ты просто любишь секс, деньги и путешествия. Когда мы провели вместе ночь, я понял, что ты открыта к экспериментам, поэтому предложил попробовать втроем. Ты согласилась, мы неплохо провели время, предложили тебе поехать в Италию за вознаграждение. И, собственно, первая поездка прошла отлично, поэтому мы взяли тебя в круиз. И вот, ты здесь. Прости, если шокировал тебя.
– Можно? – Я тянусь к контракту.
Не может же все это пройти бесследно! Если я была шлюхой, которая прыгает в постель к двум мужикам, то должно же что-то внутри откликаться!
Согласно документам я, Алина Аксенова, в обмен на десять миллионов рублей сопровождаю Никольского и Долгих на протяжении трех недель. В контракте указано, что если я прерву поездку досрочно, то буду должна вернуть гонорар и возместить все расходы.
– То есть…
– Все, что мы потратили на тебя, – мрачно подтверждает Никольский. – Это еще несколько миллионов. Алин, тебя абсолютно устраивали условия, ты не собиралась сбегать.
– А это что? – Я достаю из папки отдельный листок.
– Перед тем, как уехать, мы обсудили все нюансы. То, что приемлемо для тебя, а что нет. Наши условия и твои.
Я вчитываюсь в исписанный от руки листок, и с каждой секундой вопросов все больше. Почерк определенно мой, я писала это сама, а чтобы окончательно в этом убедиться, пишу несколько слов на свободной части листа.
Итак, я написала, что для меня неприемлемо употребление веществ (за исключением алкоголя) и нахождение в помещении, где присутствует табачный дым (да, я определенно его ненавижу – аж к горлу подкатывает комок!). Я не практикую игры с травмами, кровью и какими-либо долгоиграющими следами на коже. Я категорически не приемлю игры с удушением, длительным (дольше получаса) связыванием и полной сенсорной депривацией (не больше двух органов чувств). Также под запретом публичный секс (за исключением специальных мероприятий), секс с использованием непредназначенных для этого предметов. В любом случае перед актом должны быть оговорены все нюансы и планы каждого из участников.
С другой стороны я не имею права возражать против:
Классического секса
Орального секса (обоих видов)
Анального секса
Двойного проникновения
Использования секс-игрушек, смазок и других товаров из соответствующих разделов
БДСМ-игр, игр с воском, шибари
Посещения вечеринок сексуального характера
– Не знаю, что сказать, – после долгой паузы говорю я.
– Это твой почерк. Ты сама вписывала все правила, и мы под ними подписались. Не то чтобы им было сложно следовать.
– Вечеринки?! Секс втроем?! Игрушки?! Вы заплатили десять миллионов вместо того, чтобы нанять проститутку… хотя стоп, вы ее и наняли, похоже.
– Алина, ты преувеличиваешь масштабы трагедии. Ты не проститутка. Многих девушек обеспечивают их любовники. Как ты себе представляешь иную ситуацию? Платим за все пополам?
– Да, только в отношениях сначала идет секс и все такое, а потом – жизнь за чужой счет. И прямой зависимости между этим нет.
Но Никольский только отмахивается.
– То, что это не прописано в контрактах не значит, что зависимости нет. Мы всего лишь честны друг с другом. Тебе сложно в это поверить сейчас, но мы отлично проводили время.
– Ты прав. Мне сложно поверить. А самое главное, что я даже не могу взять эти дурацкие десять миллионов и вернуть вам, потому что у меня нет доступа к счетам и собственным средствам. Даже мелочь на автобус и то не факт, что найдется!
– Эй, Алин, давай без глупостей? Тебе надо отлежаться и, возможно, память вернется. Не надо пока принимать поспешных решений.
– Кажется, твой приятель не собирается ждать, пока я приму решения взвешенные.
– Тебе нет смысла нам доверять, я понимаю. Ты видишь нас впервые, мы говорим провокационные вещи. Я пытаюсь тебя понять, но честно, даже не представляю, что ты чувствуешь. Однако ты можешь доверять кое-кому в этой истории…
Он поднимается, обходит меня со спины и склоняется к самому моему уху.
– Себе, Алина. Попробуй довериться себе.
Кожа в миг покрывается мурашками, хотя на дворе жаркий летний день. Я чувствую, как шумит в ушах, и слегка боюсь того, что Никольский будет делать дальше, но он выпрямляется и говорит:
– Тебе нужно больше лежать, особенно первые несколько дней. И я бы на твоем месте так и сделал, потому что в рекомендациях врача нет ничего про секс.
– И что теперь?
Он смотрит, склонив голову, с ироничным прищуром. Будто я задала вопрос с подвохом.
– Теперь я тебя трахну. И не говори, что не хочешь, Алина.
– Не скажу. Но хочу услышать, почему хочешь ты. Точнее, почему вы оба этого хотите. У вас хватит денег купить себе по десять девушек на каждого. А вы хотите одну. Почему?
Олег пожимает плечами.
– Может, все дело в том, что мы оба – средние братья в семьях? И мы привыкли делиться игрушками. А может, дело вовсе не в нас.
– Что ты имеешь в виду?
– В этом уравнении есть еще и третья неизвестная.
– О, я в нем совершенно точно константа.
– Я не был бы так уверен, Ал-л-лина.
Только он умеет так тянуть мое имя, останавливаясь на букве «л».
Я просыпаюсь от того, что чувствую на коленке чью-то горячую и тяжелую руку. Еще до того, как я открываю глаза, знаю, кого увижу. Удивительным образом Никольский и Долгих за несколько коротких встреч въелись мне в подкорку. Я, кажется, знаю их запахи, шаги, дыхания. Но совершенно не помню ничего о том, откуда у меня эти знания.
– Врач сказал, что я должна оставаться в покое в ближайшие дни. Думаю, разбитная оргия не соответствует этой рекомендации.
– Всего лишь зашел узнать, как ты.
– Удивительная забота для того, кто напомнил травмированной девушке, что заплатил за нее.
Олег смеется, у него очень низкий бархатистый голос, я никогда таких не встречала.
– Меня тоже можно понять, малышка. У меня на корабле взорвался баллон, только чудом никто не погиб. Я влетел на кучу бабок, поменял все свои планы и завис здесь до окончания расследования страховой компанией.
– Расследования?
Я сажусь в изголовье кровати. Олег не спешит убирать руку, теперь она лежит прямо у меня на стопе и… неожиданно будоражащее ощущение. Вот черт.
– Страховая имеет право считать, что я пытаюсь нагреть их на бабки. Поэтому они будут все проверять прежде, чем оплатить ущерб. Ну а я хочу присутствовать и лично все контролировать. Раз уж у меня такой идиотский отпуск. И да, я не привык к сантиментам, поэтому рассчитываю, что ты его мне скрасишь. Потому что…
– Заплатил, я уже поняла.
– Именно.
– Я уже спрашивала у Данила, но хочу спросить и тебя. Почему я согласилась? Для чего мне были нужны такие деньги?
– Сомневаешься, что подписала контракт добровольно?
– Нет, наверное. Просто пытаюсь себя понять. Если верить вам и… ощущениям, то меня вообще не напрягали эти отношения. Но если заглянуть в себя, то… после удара по голове могут внезапно появиться моральные принципы, которых раньше не было?
Олег пожимает плечами. Ему явно весело: глаза блестят с интересом. Он изучает меня, как подопытную мышку. Не забывая мягкими неторопливыми движениями массировать мою ступню.
– Порой после травмы люди внезапно обнаруживают, что могут говорить на китайском или виртуозно играть на фортепиано. Моральные принципы – не самая страшная вещь. Хоть и неприятная, спору нет. Но мы сумеем справиться с ними. Это будет довольно легко, потому что я знаю твое тело. И знаю, как доставить тебе удовольствие.
Что ж, люблю, когда у мужчины широкий кругозор.
– Расскажи еще что-нибудь о моем прошлом. Ну или хотя бы о той части, которая тебе известна.
– Так не интересно. Почему желаемое получишь только ты? Давай лучше поиграем: за каждый ответ на вопрос ты снимаешь одну часть одежды.
Я приподнимаю бровь.
– На мне два предмета одежды. А вопросов больше.
– Какая жалость. Придется выбрать два самых важных вопроса.
Или не выбирать их вообще. Отказаться играть в его игру и надеяться, что скоро я все вспомню сама.
Вот еще одно знание о себе: я не робкого десятка и довольно азартна. Меня почему-то совсем не пугает обнажаться перед Олегом, скорее будоражит и немножко злит. Мне не нравятся игры, в которых есть только один победитель. И я хочу его позлить.
– Что будет, если я откажусь с вами спать?
Олег удивленно поднимает брови.
– Это не вопрос о твоем прошлом.
– Это не ответ на мой вопрос.
– Я заставлю тебя вернуть деньги, которые ты получила.
– Но я понятия не имею, где они, у меня нет доступа к счетам.
– Не мои проблемы. Разберешься.
– И как же ты собираешься взыскать с меня деньги? В суд с претензией «товарищ судья, она мне не дала!» не сходишь.
– С чего ты взяла? – Он ехидно улыбается. – Суды бывают разные.
Намек понят. В голосе Долгих не было ни угрозы, ни напора, он выглядел и говорил так, словно мы болтаем о какой-то ерунде за бокалом вина, но я все равно уловила недвусмысленный намек. Его сложно обыграть, он не привык к поражениям. И добивается желаемого любыми путями, не обращая внимания на написанные кем-то законы.
Я невольно задумываюсь: насколько добровольно я подписала контракт? Даже на уровне ощущений и отголосков эмоций невозможно понять. Меня определенно интригует мужчина, что сидит рядом. Если бы я в прошлом испытывала страх, он бы отразился сейчас?
– Я ответил на вопрос. Жду.
Закусив губу, я мучительно решаю, что снять первым – платье или трусики. Больше на мне ничего нет, даже завалящего колечка, чтобы выдать его за предмет гардероба. Наконец решаю стоять до последнего, и цепляю кончиками ногтей кружевную ткань, стаскивая ее по ногам.
– Интересно, – хмыкает Олег. – Второй вопрос?
– Мне надо подумать.
– Думай хорошо.
– На что я потратила десять миллионов?
– Понятия не имею.
– Значит, ответ не засчитан.
– Ты играешь не по правилам, малышка.
– Я хочу внятный ответ, а не отговорку. Ни за что не поверю, что ты, перед тем, как уложить девицу в постель, не узнаешь о ней все. И что, передав такие бабки за секс, не выясняешь, зачем они ей.
На этот раз Олег долго думает, и мне даже кажется, что ничего не выйдет. Будет стоять на своем «не знаю», и мне ничего не останется, как принять его правила.
Но нет.
– Ты все хочешь узнать, что была благородна и чиста. Что пошла на это из-за большой нужды, возможно, альтруистичной. Что спасаешь больного братика или спасаешься от коллекторов, но если хочешь знать – да, я искал информацию о тебе. И, если судить по ней, ты просто не упустила возможность подзаработать. Тут не то чтобы ужасные бесчеловечные условия. Круиз…
– Ага, на котором мне прилетело по голове.
Он садится ближе, и дыхание сбивается. Я стараюсь держаться так же уверенно, как недавно говорила, но это чертовски сложно. Почему-то никак не выходит поверить в то, что я была типичной эскортницей со страстью к дорогим сумкам. Как правило, девушки, зарабатывающие подобным, выглядят и подают себя в сети немного иначе.
Я нутром чую, что Олег Долгих врет, но в чем?
Меж тем кончиками пальцев он проводит по моим ногам, подбираясь к краю платья, сминая тонкую ткань и поднимая наверх. Уговор есть уговор, и я приподнимаю руки, чтобы можно было стянуть платье, оставаясь совершенно голой.
Хочется закутаться в плед, но я заставляю себя сидеть спокойно под его изучающим неторопливым взглядом.
– Хочешь еще одну важную для скорейшего возвращения воспоминаний деталь?
– Возможно.
Смотря что он попросит взамен.
– Возможно или хочешь?
– Зависит от того, какова цена.
– Ты знаешь цену.
– Мне нельзя. У меня болит голова.
– Мы не будем делать это… слишком активно и с риском для твоей головы.
Для него этот вопрос – формальность, Олег не собирается ждать, пока я отвечу. Он притягивает меня к себе, впиваясь в губы, сминая сопротивление. Голова кружится, но совсем не из-за сотрясения. Он действительно потрясающе целуется, при этом не теряя голову – это и злит и будоражит. Меня охватывает странный азарт: я хочу, чтобы Олег потерял голову. Хочу его победить.
