Loe raamatut: «Мрак сердец наших»

Возгордился сын Покровителя и не захотел поклониться

новому творению отца своего. И свергнут он был в

подземную Тьму, но в ней же возвысился и подчинил себе Мрак.

И захотел отомстить он за изгнание свое, и приказал

Тьме поразить людей. Тьма та сделала грязными тела

людей, противны они стали Покровителю. А из тел их

проникла Тьма в души. Стали они алчными и злыми.

И нет им больше ни доверия, ни дружбы, ни любви.

Из проповеди отца Ансельма, настоятеля

Храма Бога-Покровителя в Аккаде

Пролог

Человек передо мной горел.

И мне было его не жаль. Я наслаждалась тем, что сделала.

Пламя охватило волосы, за ними – рубашку и камзол. Мужчина дернулся, отпрянул и замахал руками, пытаясь сбить огонь.

Это был один из пяти правителей страны, член Директории, но уже не человек. Он закричал. Душный воздух вздрогнул, звук разлетелся по комнате, отразился от стен и вернулся густой волной, сбив меня с ног. Я рухнула на колени. Стекло в окне лопнуло и брызнуло бриллиантовыми осколками.

Он побежал. Не глядя, бросился вперед. Так быстро, что оставил за собой полосу оранжевого света, но врезался в стену. Снова взвыл. Я зажала уши, чувствуя, как ладони вдавили в кожу стеклянную крошку.

Пылающий человек метался по комнате, не разбирая пути. Вокруг трещали искры, они осыпались на пол и широкий стол. От жара листы бумаги с него взмывали в воздух и загорались на лету.

Мужчина продолжал хлопать себя по лицу и груди, безуспешно пытаясь унять огонь. Пусть он страдает, а мне нужно было выбираться. Не вставая, на четвереньках я поползла к двери. Зря. Мужчина споткнулся о меня и рухнул на пол. Я не сдержалась: пнула его по ребрам и даже вскрикнула от ярости и радости. Курт бы оценил мое новое отношение к Директории. Расскажу ему, если выживу.

Горящее тело откинулось на бок. Теперь он размахивал руками – от боли, злости или отчаяния? Кулак опустился на ковер. Мощная противоестественная дрожь от его удара вспорола паркет, и доски вздыбились. Одна рассекла воздух рядом с моей рукой. Длинная заноза воткнулась в ладонь. Я перекатилась к столу, где пол был еще ровным. Но тут дикая боль пронзила мою ногу. Горящий лист подпалил мое платье, по ткани тут же побежал огонь. Не хочу сгореть здесь живьем! Я сбила пламя и рывком поднялась.

Между мной и дверью полыхал живой факел – мой враг тоже встал. Он замер, словно перестал ощущать жар. Оранжевые всполохи огибали глаза, и в них я видела ледяную ненависть. Разве это возможно? Разве он не должен был уже умереть? Ни один человек не выдержит такого. Охваченный пламенем с головы до ног, он напоминал огненного демона, Падшего, повергнутого Богом-Покровителем. Мужчина бросился на меня. Он не человек, а я не бог, мне было не победить…

Глава 1. Утро в Падающем доме

За два месяца до…

Меня всегда раздражало, когда Курт удваивался. Вот один мой брат плетется вниз по лестнице, зевая и потягиваясь, а второй с выпученными глазами и криком «Лита!» только что влетел в кухню через черный вход.

– На завтрак не рассчитывай. Ты уже ел, – бросила я тому, за которым захлопнулась входная дверь.

– Еще нет, – возмутился второй, который уже спустился, остановился рядом со мной и принялся тереть живот.

Я зажмурилась. Мы почти всегда прыгаем во времени вдвоем, ведь почти всегда мы вместе. Но в те редкие случаи, когда Курт делает это один, оказывается рядом с самим собой и попадется мне на глаза вот так, в удвоенном количестве, голова начинает кружиться. Два одинаково высоких тощих белобрысых парня, которые одинаково улыбаются, хмурятся и машут длинными руками. Словно в комнате стоит зеркало, но я в нем почему-то не отражаюсь.

Тем временем Курт – настоящий Курт, то есть из настоящего времени, – схватил с тарелки еще горячую оладью и стал перебрасывать из руки в руку.

– А сосиски есть? – он оглядел кухонный стол, на котором я готовила завтрак.

– А ты на них заработал?

Курт поджал губы. Я же взяла тарелку с оладьями, банку с остатками меда и, подцепив мизинцем кружку чая, двинулась к обеденному столу. Стол был шершавый, весь в царапинах и следах термитов. Местами из-за влаги и грубого обращения от него отошли щепки, и каждый раз, садясь завтракать или ужинать, мы рисковали посадить занозу. Пусть так, но я буду есть за столом – как приличный человек.

Чтобы не смотреть на Курта из будущего, я обвела взглядом кухню. В плачевном состоянии была вся мебель. Дверцы шкафов покосились и не закрывались, ножки стульев угрожали подогнуться в любой момент. Очаг почернел, а его кладка потрескалась. Дрова кончаются! Может, пронесет. В мае в Ниневии заморозков обычно не бывает. Лучи весеннего солнце тем временем били в окно и высвечивали все убожество нашего жилища. Как же я мечтала о занавесках…

От покосившейся рамы взгляд скользнул к настоящему Курту, который стоя запихивал оладью в рот – ну что за варварство! Затем я все же глянула на Курта из будущего. Он по колено вывозился в грязи, и вокруг его ступней уже расползалась коричневая лужа. Я поморщилась.

По негласной традиции, когда Курт являлся из будущего, мы его игнорировали. Он тоже к нам не лез. Этому же Курту явно хотелось поговорить. Он сорвался с места и подбежал ко мне, оставляя цепочку мокрых следов. Я застонала – теперь пол придется мыть.

– Лита, знаешь что? Знаешь что? – Курт навис надо мной.

– Не знаю, – ответила я, не поднимая головы, и сделала глоток чаю.

– Ты не представляешь, что случилось! – Курт вскинул руки.

– Что? – Курт из настоящего заинтересовался. Он взял свою кружку и тоже двинулся к столу.

Я бросила на него хмурый взгляд. Вот зачем? Зачем знать, что случится в будущем, если этого не изменить? Мы это еще в приюте выяснили. Сколько раз встречали самих себя из будущего. Они говорили, когда и где нас будут ждать местные задиры, чтобы побить. Мы прятались, но они все равно нас находили и все равно били.

– Когда? – я попыталась отклонить русло разговора, чтобы потянуть время.

– Вечером! Нет, ну ты представляешь, представляешь! – будущий Курт принялся ходить из стороны в сторону. С его ростом и длинными ногами получалось сделать всего по паре шагов в каждую сторону. – Я подхожу к дому…

– Постой, этим вечером? Сегодня, в смысле, или когда?

– Да, сегодня, сегодня!

– А почему ты такой грязный?

– Так я и рассказываю, ну, не перебивай. Я к дому подхожу, и меня карета обгоняет, и вот – облила. Вечером, кстати, дождь будет…

– Увлекательная история, – хмыкнула я.

Даже настоящий Курт потерял интерес и потянулся к новой оладье. Я шлепнула его по руке и указала на вилку. Он скорчил гримасу, но прибор взял.

– Да я не про это. Лита, ну, послушай меня! Не в карете дело. То есть в ней тоже, но не в самой. Там внутри был Бодуэн Вормский.

В первую секунду у меня отвисла челюсть. Во вторую я все-таки подняла голову и уставилась на будущего Курта. В третью – засмеялась.

– Бодуэн Вормский? Новый член Директории? Здесь? В Борсиппе? Он заблудился, что ли? Ехал такой из столицы по Королевскому тракту и свернул не туда? Ничего не путаешь? – я откинулась на спинку стула.

– Не путаю.

– Откуда ты его знаешь-то? Тебе же даже голосовать нельзя.

– Я плакат с ним видел.

– То есть ты утверждаешь, – я подперла подбородок локтем и сощурилась, – что один из пяти высших чинов Ниневии взял и приехал в наше захолустье. И зачем?

– А я почем знаю!

– Ну и смысл тогда про это рассказывать?

Теперь гримасу скорчил будущий Курт. Зато настоящий подал голос.

– Приехал глянуть на знаменитые Падающие дома, – он качнулся на стуле и так же драматично, как его версия из будущего, поднял руки к потолку.

Я глянула в окно. Там темнела дюжина домов – таких же ветхих, серых и покосившихся, как наш. Все они ютились на краю крутого утеса: одна половина каждого цеплялась за твердую землю, а другая висела над пропастью. И лишь тонкие бревна фундамента, словно деревянные щупальца, хватались за склон и удерживали слабый баланс. Даже с моего места было видно, что крыши склонились в сторону ущелья. Дома построили пару веков назад как летние резиденции для богачей – на самом высоком утесе, с прекрасным видом на сверкающие воды реки Тифр и зеленое море непроходимых лесов Джезире на другом берегу. Но потом утес стал разрушаться, и обрыв вплотную подобрался к домам. Жильцы, понятное дело, съехали, а здания стали приманкой для путешественников. Многие сворачивали с Королевского тракта и делали крюк, чтобы посмотреть на это умирающее чудо архитектуры. В Ниневии много прекрасных мест: красные озера Мохендро, Алмазные горы, Водопад тысячи сестер, – но к Падающим домам ехали не за красивыми видами. Искатели впечатлений надеялись, что один из домов на их глазах сорвется и разобьется о скалы. Везло редко. Дома падали со скоростью одна штука в пару лет.

Поселиться здесь, возможно, было глупо и точно незаконно. Редкие бродяги осмеливались провести здесь ночь. У нас же не было выбора. Когда я выпустилась из приюта, смогла найти комнату в захудалом пансионате: темном, грязном и с сомнительным контингентом. Когда же нагрянул Курт, для него комнаты не нашлось. Тогда-то он и предложил поселиться в Падающем доме. Пусть это было опасно, зато бесплатно.

Пару лет назад Свен, наш с Куртом приютский друг, рассказал мне про принцип рычага. Уж не знаю, правильно ли я его поняла, но решила, что спальни будут в самой опасной его части – над обрывом. А кухня и гостиная – в той, что стоит на земле. Так, если дом упадет ночью, я подумала, что мы будем спать и ничего не почувствуем, а если днем – может, успеем выбежать на улицу. Вот такая я предусмотрительная. А Курт говорит – занудная. Еще посмотрим, кто окажется прав, когда дом рухнет.

– Мовет, уве ва просфотр теньги брать? – предложил Курт с набитым ртом.

– Конечно, если ничего больше придумать не можешь. Ты! – я резко обернулась к брату из будущего, отчего он вздрогнул. – Нашел сегодня работу?

– Э-эм, – Курт забегал глазами, а потом вскинул руку, уставился на часы на запястье, постучал пальцем по циферблату и прицокнул языком. – Надо же, как время бежит. Вот и три мину…

Часы звякнули, Курт исчез. Просто испарился. Словно я моргнула – закрыла глаза всего на мгновенье, – и мир успел измениться. От этого тоже кружилась голова.

Нет, ну каков прохвост! Я фыркнула и бросила злой взгляд на оставшегося Курта. Он, не чувствуя угрызений совести, доедал последнюю оладью. Опять руками.

– А интересно, что Директория здесь забыла? – спросил он после большого глотка чая.

– Если они и правда здесь, то это дело не твоего ума, – огрызнулась я.

Можно было бы в сотый раз сказать ему, чтобы пошел искать работу, но мы уже выяснили – сегодня он ее не найдет. А ведь я точно знала, что в городе много лавок, где есть места! Но Курт наверняка даже пытаться устроиться не будет.

Вздохнув, я молча собрала чашки, отнесла на кухню и пошла за сумкой.

– Ты не рано? Только восемь, – Курт ковырял ногтем в зубах, раскачиваясь на стуле.

– В Секретариат нужно – отметиться.

Курт фыркнул и закатил глаза. Следом глаза закатила я. Ох, и нарвется же он однажды.

– Тебе когда идти?

– Скоро.

– Курт!

– На следующей неделе.

– Не откладывай до последнего дня. Сходи пораньше.

– Обязательно, схожу, отмечусь, ручки там поцелую, в ноги поклонюсь. На коленях перед ними ползать буду: «Пожалуйста-пожалуйста, отметьте меня, я ведь так хочу, чтобы меня считали, на мне клеймо ставили, как на корове на убой, и переезжать запрещали».

– Это для твоего же блага! И никто не запрещает тебе переехать, можешь съехать, когда захочешь.

– Схожу я, отстань.

– И посуду помой, – бросила я, перекидывая сумку через плечо.

Я двинулась к выходу, но задержалась у порога. С коврика у двери, светло-серого от времени, на меня уставились два коричневых отпечатка ног. Я опустилась на колени, занесла руки и замерла. Не люблю я это делать. Но и пятна тоже не люблю. Руки опустились на ворс. Я сосредоточилась. Кончикам пальцев стало щекотно, и разводы под ними стали меняться. Грязь никуда не делась, но пятна стали менять оттенок – с коричневого на серый. Через минуту их вообще не было видно, а коврик вновь стал монотонно скучным и одинаково потертым по всей площади. Плевать, что они скоро появятся вновь, ну нельзя было оставить дом в таком состоянии. Я же не неряха какая-то, но – посмотрим правде в глаза – я зануда.

Глава 2. Надзор над мраком

За Падающими домами начинался плотный лес. Сквозь него струилась старая почти заросшая дорога, по которой сейчас ходили только мы с Куртом да ездили редкие любители поглазеть на развалины. Дорога вела к ближайшей деревушке – Борсиппе. Мы считали, что тоже живем в ней, хоть нас и отделяла дубовая роща. Здесь мы покупали еду и одежду. Лавочники, конечно, морщились, когда к ним заходили два оборванца из приюта. Наверняка думали, что мы пришли украсть что-то. Поэтому я спешила достать деньги, чтобы они стали сговорчивее.

Дальше – еще две мили вниз с холма. Полчаса – и ты в Лагаше. Город небольшой, но стоит на берегу реки Тифр ровно посередине между старинной и богатой Северной столицей, центром добычи драгоценных камней, и Южной, где утвердилась настоящая власть. Поэтому приезжих всегда было много.

Я ступила на городскую мощеную дорогу и быстро влилась в поток мальчишек-молочников со звенящими бутылками в корзинках, прачек с красными руками и клерков в серых сюртуках и с серыми же лицами. Как всегда, к маю стены двухэтажных коричневых домов покрывались плотным ковром плюща. Поэтому местами Лагаш походил на зеленый лабиринт. В городе я ориентировалась хорошо, и зеленые стены мне нравились, особенно когда плющ начинал цвести. А вот центр города я не любила – на контрасте с ведущими к нему улицами он смахивал на пустырь.

Главную площадь давным-давно выложили белым мрамором, посередине журчал фонтан – фигура Бога-покровителя держала сосуд, из которого в большую чашу лилась вода. На площади громоздились самые важные здания города: мэрия, церковь, школа, суд, большие магазины. Но для меня был только один путь – в Секретариат.

Все здания на площади построили много лет назад, они щеголяли высокими колоннами и резными фигурами на фасадах. Секретариат возвели недавно. Из огромных желтых плит без облицовки, вензелей и прочей, как казалось строителям, ерунды. Ведь здесь решали серьезные вопросы.

Секретариат – это закон. Здесь городская управа, и жандармерия, которая следит за порядком, и тюрьма для тех, кто этот порядок нарушает, и Надзор за мраками, которые саму природу порядка ставят под вопрос. За такими, как я с Куртом. Мраки не люди, хоть и выглядят так же. Их всех коснулся Разрушитель и наделил каким-то пороком. Раньше мраков избивали и даже убивали без причины, но сейчас власти следят за тем, чтобы мы могли жить нормально.

Процедура Отметки, среди прочего, помогала в этом. Она была несложной, но все равно немного неловкой. Дюжина стандартных вопросов, ответы на которые все равно не меняются. Зато, если ты не явишься вовремя, власти поймут, что с тобой что-то случилось, и начнут искать. А еще помогают с работой. Но если ты сам не явился, то тебя ждут неприятности: на работу уже точно не примут, не сможешь оформить на себя дом. И Курт путает – уехать нельзя как раз с просроченной Отметкой.

Внутри Секретариата по большим и пустынным коридорам с высокими потолками даже в жаркий день гуляли сквозняки и эхо. Единственным украшением на стенах были портреты бывших и действующих членов Директории. Мужчины на них проводили меня тяжелыми взглядами, когда я двинулась в дальний кабинет.

–Здравствуйте, я отмет… – я толкнула дверь, просунула голову в щель и осеклась.

За гигантским – от стены к стене – столом всегда сидел офицер Надзора. Лысеющий толстяк, у которого я отмечалась последние два года. Он всегда задавал вопросы очень быстро и записывал ответы, не дожидаясь, пока я их произнесу. С ним Отметка занимала пять минут. Но сегодня за столом сидел другой офицер. Незнакомый. Молодой и усатый.

– Я-я отметиться.

Офицер поднял голову от бумаг, смерил меня взглядом с головы до ног, потом с ног до головы, еще раз в обоих направлениях и наконец кивнул. Я двинулась вперед, у стола протянула руку, чтобы отодвинуть стул, но напоролась на колючий взгляд. Я одернула себя – мне не позволяли сесть. Пришлось остаться на ногах.

– Руку, – выплюнул офицер.

Я опешила, но быстро подняла левую ладонь и повернула тыльной стороной, чтобы хорошо было видно клеймо – буква М в перевернутом треугольнике. Толстяк не просил этого делать. Понимал, что никто в здравом уме не будет притворяться мраком. Этот же офицер, наверное, недавно заступил на службу и просто действовал по уставу, где вся процедура была прописана четко.

Я глянула на клеймо. Почему-то вспомнился день, когда его поставили. Железный прут, который прижали к тыльной стороне ладони, был раскален докрасна, но пузыри, появившиеся потом на коже, были еще ярче. Было невыносимо больно, и казалось, отрежь руку – боль и то будет меньше. Но ничего нельзя было поделать, только терпеть. Такова процедура.

– Имя? – вернул меня в реальность каркающий голос офицера.

– Лиутгарда Гирсу, – отчеканила, глядя в потолок.

А вот фамилию свою называть было действительно неприятно. Да-да, Гирсу – по названию сиротского приюта. Люди, когда ее слышали, понимающе хмыкали: почти все мраки из приютов – ведь родители всегда торопились избавиться от такого ребенка. Их можно было понять – страшно, если порок перекинется на других членов семьи.

Офицер обернулся и кивнул старушке-работнице архива, что тихо сидела в углу. Она засеменила в соседний кабинет и вернулась с моей папкой. Мужчина раскрыл ее на последнем отчете и положил рядом чистый лист.

– Хм… Гирсу… Гирсу… возраст?

– Двадцать.

– Здесь написано девятнадцать, – офицер вскинул голову.

– Так три месяца прошло…

– И?

– У меня день рождения был.

– И? Мне тебя поздравлять, что ли?! – бросил мужчина.

– Нет, я не говорила.

– Рот свой закрыла!

Я тут же умолкла и на этот раз уставилась в пол. Почему он такой сердитый? Может быть, у него что-то случилось… Было бы неплохо, если прежний офицер-толстяк только на время отлучился и еще вернется.

– Рост?

Я назвала цифру.

– А тут-то чего не подросла, – и офицер засмеялся собственной шутке.

Я смолчала. Нет, ну это уже откровенная грубость. Я же не виновата, что низкого роста.

– Цвет волос?

– Серьез… – я против воли ткнула пальцем в голову, но прежде, чем офицер отреагировал, взяла себя в руки. – Русый.

– Глаза?

– Зеленые.

– Хм…

Мужчина сощурился, вытянул шею и даже немного привстал, вглядываясь в мое лицо.

– Хм-м-м, – он склонился над бумагой и нарочито громко проговорил по слогам, записывая. – Гряз-но-зе-ле-ные.

Вот гад! Я сжала кулаки, но промолчала.

– Место жительства?

– Борсиппа, ул… – я запнулась, – улица Ткачей, дом четыре.

Офицер поднял глаза. Я свои вновь опустила. Вечно я так. Каждый раз боюсь. В Борсиппе нет такого дома, и улицы такой нет. Но для отметки нам нужен был адрес. Поэтому пришлось его выдумать. Для спокойствия я даже написала номер дома краской на входной двери. За прошедшие два года никто так и не проверил.

– Работа есть?

– Да. «Олень и тетерев».

Тут офицер дернулся и вскинул на меня округлившиеся глаза. Он перепроверил предыдущий отчет, затем еще более ранние. Я понимала, что его удивило – есть стереотип, что мраки не умеют работать, или не хотят. Из-за лени многие сбегали с работы через неделю. Я же служила в трактире уже два года. Офицер тем временем хмыкнул и продолжил:

– Порок?

– Меняю цвет вещей.

– Покажи.

О, знакомый взгляд. Многих людей раздирали противоречивые чувства: любопытство и отвращение к пороку. Хотелось взглянуть на то, что может делать мрак, но при этом было неприятно. Слышала, что раньше мраков возили в фургонах и показывали зевакам. Я и мой порок были слишком скучными, чтобы меня вот так выставлять перед публикой, но спорить с офицером я не стала.

На столе передо мной валялось несколько скомканных листов бумаги. Я потянулась к ближайшему. Пальцы коснулись края листа. Сгиб бумаги окрасился в красный. Цветной поток можно было принять за кровь. Я поморщилась, когда закончила. Сама не знаю, почему выбрала красный. Скомканный листок теперь походил на кусок сырого мяса.

– Мерзость, – фыркнул офицер.

Он сверился с прошлой анкетой, еще раз глянул на красную бумагу. Протянул руку и взял комок, чтобы развернуть. Затем усач внимательно оглядел листок с двух сторон и даже посмотрел на просвет.

– И они навсегда такими остаются?

– Нет, скоро обычный цвет возвращается.

– Через сколько?

– День или два.

– Конкретнее!

– Я не знаю, не засекала.

Офицер скривился. Ему явно надоело возиться со мной, он скомкал бумагу и метко бросил в урну. Затем размашисто подписал бланк, стукнул штампом и захлопнул папку. Я так опешила, что не сразу сообразила вытащить паспорт и положить на стол для свежей печати. Мужчина с громким стуком пометил страницу в книжице и, перегнувшись через стол, подал мне. Едва я потянулась к документу, как офицер разжал пальцы, и паспорт упал на пол.

– Явишься через три месяца, – услышала я, опускаясь перед ним на колени.