Она тихо посмеялась, вспомнив нашу встречу.
– Мне кажется, хотеть быть писателем очень благородно. Ты будешь писать истории, чему-то учить людей, вдохновлять кого-то, – она посмотрела в темный угол комнаты, где стоял мольберт, – мои работы никому не нужны, их никто не понимает.
– Брось, все приходит с опытом. Неужели ты не хочешь, чтобы и твои картины оценили?
– Я очень мечтаю об этом, но, к сожалению, люди не могут видеть того, что вижу я. Они не видят музыку, а все преподаватели говорят нарисовать что-то материальное, чтобы людям было понятно. А я иногда смотрю на того же Ван Гога, я считаю его гением своей эпохи, но разве могу я стать такой же как он, приблизиться к искусству хоть чуть-чуть?
Мне стало тяжело говорить, веки предательски наливались. Княгиня Сна уносила меня в свои чертоги, звала и манила погрузиться в небытие.
– Искусство – понятие странное, каждый видит его по- своему. Я считаю, что все, что делает человек – искусство. Ну, например, твои записки на листочках, стружка от карандаша или то, как ты делаешь лисичек для закладок в книги, я считаю это…искусством. Твои танцы ночью, браслеты, колечки, все к чему притрагивается человек становится искусством, разве что…
– Что?
– Разве что природа. Она сама по себе красивая, здесь сомнений быть не может…
Я чувствовала, что уплывала от этого разговора куда-то далеко.
– Великими становятся лишь после смерти, – заключила Лина.
А дальше я провалилась в глубокий сон.
На следующий день, как и обещала Лина, она повела меня к своим друзьям музыкантам. Она выглядела очень бодрой, и мои попытки вернутся к вчерашнему разговору, были безуспешны. Перед мною вчера был совершенной иной человек, который открылся мне случайно, под покровом ночи, под алкоголем, а сейчас перед мною все та же хохотушка Лина. Когда мы выходили из квартиры, я чувствовала себя крайне скверно. Нас встретила пожилая тетка, которая тащила по лестнице пакеты с мусором. Лина приветливо поздоровалась с ней, но та, к моему удивлению, ответила ей грубо, зачем-то припомнив ее мать, а потом еще и отца. Улыбка с лица сразу пропала и Лина вышла из подъезда, сказав, что люди в этом доме давно пропитаны гнильем.
Она повела меня после пар куда-то на другой конец города. У меня пересохло во рту, поэтому я стала просить ее купить воды в магазине, но она куда-то сильно торопилась. Мы зашли за какие-то гаражи, и я услышала скрипку. Очень странно, подумало мне, ведь она говорила про современную музыку, а играла соната Бетховена. Мама в детстве часто включала мне их перед сном, они хорошо успокаивали, наверное, поэтому я выросла тихим ребенком, ведь Лине, наверное, включали что-то из разряда дабстепа. Пройдя еще немного мимо луж и грязи, мы зашли в какой-то небольшого размера гараж, со стен которого слезала краска.
– Здравствуйте, друзья!– Лина сбросила свою кофту и побежала всех обнимать.
В комнате (если это можно назвать так) было три человека, не считая нас двоих. Две девушки и один парень. По порядку: у барабанов в самом углу сидела тихая девушка, с короткой стрижкой, глазками в пол, пухлыми губками, девушка, словно сошедшая с обложки какого-нибудь недорого журнала для строгих тетенек. На ней была юбка, черная кофта, закрывавшая ее плечи, на руках много резинок, туго перетягивающих ее запястья. Как я узнала от Лины, именно с ней она познакомилась в магазине, звали ее Мария, она была барабанщиком. Помню, еще тогда я отметила про себя, мол как такая тихая, хрупкая, фарфоровая девушка может играть на барабанах? Однако, как я узнала позже, внешность и возраст на мастерство не влияет.
Вторая девушка была совершенной противоположностью. У нее было дерзкое лицо, строгий взгляд, тонкие губы. Якая такая стерва, скажу я вам. Кстати, потом я выяснила, у нее действительно был скверный характер. На тонком, но вздернутом носу был пирсинг, на языке тоже, волосы были перекрашены в черный, выдавали корни на голове. Черная кожаная юбка, майка, бюстгальтер на размер больше – все это говорило об ее бунтарской натуре. Звали ее Виктория и она была гитаристка, но рядом с ней был установлен микрофон, она имела сильный голос, могла тянуть верхние ноты и копировать своим голосом музыкальные инструменты.
Третий человек был парень и он был скрипачом. Высокий, красивый брюнет с пронзительными карими глазами, он имел широкие плечи, сильные руки, втянутые скулы и черные брови. Он был хорош собой, я отметила про себя. Когда он улыбался, мое сердце невольно начинало трепетать, говорил он низким басистым голосом, будто в самый ясный день вдруг ударили раскаты грома. Постоянно облизывал губы и гнул пальцы, эта привычка бесила меня с самого начала. Он превосходно играл на скрипке, Лина очень любила наблюдать за его выражением лица, она говорила, что он полностью погружается в музыку и творит настоящее волшебство. Его звали Билл, он сам просил называть его именно так, настоящее имя я так и не узнала.
– Я хочу тебя познакомить с этими ребятами, они творят настоящее волшебство. Помнишь, ты говорила про случай? Вот он, пиши, – она засмеялась.
Меня представили. Мария тихо улыбнулась, Виктория фыркнула, а Билл многозначительно посмотрел мне в глаза. Я перевела взгляд на Лину, и неожиданно увидела, что в ней вспыхнула искра ревности.
– Ребята, я хочу, чтобы вы сыграли ту самую мелодию.
– Нет, мне надоело это, – сказал Билл и вздохнул, – мы играем ее практически каждый день, – затем он посмотрел на свои часы, – вот черт, меня ждет отец, мне нужно идти.
Лина схватила Билла за руку и умоляюще взглянула ему в глаза, мне сразу все стало понятно: между этими двумя что-то происходит. Но почему тогда Лина молчала о таком? Что еще о ней я не знаю? Ведь она всегда открывалась мне ровно настолько, сколько ей было необходимо. Никогда не говорила или не позволяла себе лишнего, лишних эмоций, поступков. Сейчас смотря на нее, я была уверена, что она не равнодушна к этому парню.
Билл закатил глаза и подошел к скрипке, открыл чехол и провел по ней пальцами, так легко и воздушно, словно для него это было самым сокровенным в жизни, его сокровищем, его священным Граалем. Он нежно взял скрипку, достал смычок и стал что-то наигрывать. По-моему, он играл «Времена года» Вивальди, я знала это, потому что недавно моя мама обсуждала это со своей подругой, правда не могу даже предположить, как разговор зашел именно о Вивальди. Лина надула губы.
– Да, я разминаюсь,– перебил ее он.
– Слушай, с чего это ты тут требуешь что-то сыграть? – сказала Виктория, сделав шаг вперед.
Лина нахмурилась и оскалила зубы, как оскаливают коты в брачный период, чтобы завладеть самкой. Виктория фыркнула и отодвинула свою гитару, так она отказалась играть какую-то там « офигенскую мелодию», как выразилась Лина перед тем, как привести меня сюда.
– Хватит вам уже собачиться, давай сыграем и я побежал, отец не любит, когда я опаздываю. Мари, захватишь мою скрипку? – обратился он к Марии, что все время тихо наблюдала за разговором.
– Опять будешь прятать ее от своего папаши? – съязвила Виктория.
Билл строго взглянул на девушку, сжал кулаки.
– А зачем ее прятать? – спросила я.
Все сразу посмотрели на меня.
– Это не столько важно, но мой отец не знает, что я играю здесь в любое свободное время, – объяснил Билл.
– А почему ты не можешь ему просто сказать об этом?
– Дело в том, что отец его известный архитектор и хочет, чтобы его сын продолжил его дело. Билл учится со мною на одном факультере, но на курс младше, – хихикнула Лина, – но у него огромный талант к музыке, а еще он мечтает однажды стать известным музыкантом, прямо как ты, Карамелька, мечтаешь стать известным писателем.
Мы с Биллом покраснели, потому что обоим стало неловко от сказанных Линой слов. Лина засмеялась, но на это уже никто не обращал внимания.
– Давайте уже играть, – занервничала Виктория и выплюнула жвачку.
Мария собрала свои волосы в небрежный пучок, теперь мне стали заметны родинки на ее шее. Я всегда подмечаю такие мелкие детали, потому что мне кажется, что именно благодаря таким мелочам можно узнать о человеке гораздо больше, чем он думает. Билл взял скрипку, Мария подняла гитару и настроила микрофон, а Мария стукнула палочками по барабанам. Я чувствовала себя какой-то важной шишкой, что перед мною будут играть, возможно, будущие музыканты. Ну, а еще мне было жутко интересно, что это за музыка такая, которая заставляет парить?
– Слушай внимательно, Карамелька, перед тобою сейчас выступят будущие покорители сердец!
– Лина, скажешь тоже, – улыбнулась Мария.
А дальше было то, что и описать сложно.
Началось все с барабанов. Музыка оглушила всю комнату, Мария играла и улыбалась, было видно, что это ей никогда не надоест, она била по барабанам и испускала волшебство. Я чувствовала это. Затем заиграл Билл и у меня упала челюсть, он полностью отдался процессу, завораживающе перебирал струны, а смычок вытворял настоящее искусство. Скрипка в сочетании с электронной музыкой выглядела просто бомбезно. Далее была очередь Виктории, она стала копировать другие музыкальные инструменты, чуть ли не поглощая своими губами микрофон. Она подпевала так нежно, но так уверенно, что у меня сложилось впечатление, что перед мною выступал целый оркестр. Музыка, создаваемая ими, творила настоящие чудеса.
А потом…
Потом я вдруг вылетела из этой комнаты, мое тело переместилось куда-то в пространство, улетело куда-то в невесомость, в пустоту, за пределы человеческого понимания и человеческих возможностей. Я чувствовала каждой клеточкой, каждой молекулой, как музыка проходила сквозь меня, оставляла там что-то свое и исчезала куда-то навсегда.
Я путешествовала по Галактике. Сначала я очень испугалась, потому что не понимала, что вообще происходит с моим телом, я не слышала даже стука своего сердца, не чувствовала дыхания, даже, кончиками пальцев мне было трудно пошевелить, все, что я слышала, это пение Виктории и скрипку, которая умела рождала музыку в руках Билла. Я ощущала Жизнь, я постигла Смерть, я видела всех людей, ныне живущих и будущих. Вдруг меня резко выкинуло за пределы Солнечной системы, последнее, что я видела своими глазами, как резко сжалось Солнце и в конце оно взорвалось, огромной и яркой вспышкой. Оно сожгло Землю, поглотило Венеру, разрушило Меркурий, но и это было не важно. Это было невероятно красиво и страшно одновременно. Звучали барабаны.
Перед мною взрывались сверхновые звезды, уничтожая планеты и рождая новые. Вселенная на моих глазах убивала свои творения, миллиардами лет создавая их по маленьким крупицам, собирая атом к атому, склеивая молекулы, чтобы где-то там в ядре происходили реакции, чтобы в конце концов звезда, любимая своей матерью, взорвалась и создала новую жизнь, еще более прекрасную, чем она сама. Вспышки были настолько яркими, что мои глаза начали слезиться, перед мною умирал излучаемый ими свет.