Глава 9. Ненавижу, б…, порталы!
Гоги, страшно вращая глазами, собирался заколоться двузубой вилкой. Из его рта не вылетало ни слова, что для такого, как Гоги, было пострашнее пыток.
Жуткая старуха же, недоуменно моргнув желтым глазом, спросила:
– Чего это? Инфаркт? А ну, язык покаж! И руку подыми!
Ей все же было семьдесят шесть лет, да и спутниковая антенна тоже имелась с телевизором и программой «Здоровье» с Еленой Калышевой. Калышеву Зоя Валерьяновна не любила, но передачу смотрела, поражаясь новым открытиям своего организма.
Гоги послушно поднял руку, сунув под нос заботливой фурии однопальцевую комбинацию, что едва не привело к непоправимым для него последствиям – хамства Зоя Валерьяновна не терпела. Ну, как это часто бывает, про чужой глаз, бревно и соринку.
К счастью, привратник успел вовремя, влетев в трактир на всех парах. Его взгляду открылся злющий, красный, как помидор, Гоги и фурия, такая же злая и недовольная.
– Ну ты, бабка, даешь, – присвистнул привратник, оценивая силу проклятия, которое висело над головой Гоги. А может, оно и к лучшему? Не будет милейший Гоги трепать языком об имбе – будет больше форы.
Привратник, не дожидаясь неприятностей, подцепил фурию под локоток и почти вытолкал ее из таверны. Кат Ши, недовольно мяукнув, проследовал за ними, цокая по вощеному полу таверны когтями и оставляя на нем глубокие царапины. Гоги смотрел им вслед несчастными глазами. Двузубая вилка в его сильной волосатой руке согнулась надвое.
– Ты куда это меня тащщишь? – подозрительно спросила фурия.
– Подальше от проблем, – пропыхтел привратник, ловко уходя дворами подальше от таверны. – Поговорить надо. Срочно. Если хочешь попасть домой, иди молча.
Зоя Валерьяновна заткнулась. Домой ей вдруг захотелось со страшной силой. Там лавочка под жасмином, там «Малахов +» по телевизору, там спит на коленках рыжий Ссаныч, а не вот это вот черное жирное чучело с лиловым языком и кислотными слюнями. Там дети, внуки… От нахлынувших чувств Зоя Валерьяновна даже всхлипнула.
Привратник же тем временем уже вышел за ворота города. Стража так и не очухалась, и довольный темный народ валил в город, пользуясь оказией.
Остановились они у тихой заводи речушки, в кустах. Отсюда открывался вид и на город, и на дорогу – укромное местечко.
Привратник же, галантно усадив даму на пенек, начал с моральной подготовки.
– Ну что, Зоя Валерьяновна, поговорим теперь серьезно?
– Молодой да резвый, – недовольно сказала та. Ей было досадно, что не удалось найти Гойю и поесть. Но привратник не особо-то ее и слушал. Он был уже весь там, в нормальном реальном мире, с сисястой соседкой.
– Ты – имба, – рубанул он. – Ну, это значит, что сил у тебя хватит, чтобы закончить игру. Нам надо как можно быстрее прикончить Светлую Княгиню. У нас есть сутки, потом слухи о тебе поползут по всему миру. На тебя откроют охоту все – и светлые, и темные. Основные персонажи не захотят, чтобы ты тут шаталась. Поняла?
Зоя Валерьяновна охнула.
Она, конечно, порой с садистским удовольствием лупила газетой по мухам. Травила муравьев. Даже по молодости подстрелила утку, а потом, всхлипывая, ощипывала птичку на кухне – жалко было. А тут этот молодчик уговаривает – и на что? На смертоубийство!
– Ты на что это баушку подбиваешь, уголовник? Посодют меня на старости лет! Давай ты сам, а я тебе передачку соберу, хлебушка, сигарет… У Зинки мужик ее сидел, я знаю, чего надо. Карамелек тож куплю…
– Каких карамелек? – опешил привратник.
– «Раковые шейки». Еще «Золотой ключик». «Полет» и «Цитрон» не могу, уж извиняй бабушку, пенсии у нас…
Привратник ощутил, как у него начинает плавиться мозг. Бабка вампирила его по полной, даже не отдавая себе в этом отчета.
– Так. Стоп. Ты – имба. Что это такое, поняла?
– Да! Грузинский мат! – радостно ответила Зоя Валерьяновна.
Из кустов выпорхнула птичка. По воде пошла рябь. Привратник почувствовал, как у него еще сильнее заболела голова.
– Нет! Не мат! – почти заорал он. – Это значит – «imbalanced», то есть, на тебя не действуют законы этого мира. Ты сможешь убить Светлую Княгиню, и мы все попадем домой!
– Ишь, горазд чужими руками жар загребать, – проворчала Зоя Валерьяновна, как всегда поняв все по-своему. – Сам уди и убивай. Развелось вас, уголовников!
– Да не могу я! Ты чего, совсем ничего не понимаешь?!
– Можешь! Ты ишь какой здоровый, маскулистый, крепкий! Я бабушка слабая, старая! На одном «Бромхерине» сижу, только им и живу еще! А таблетки знашь сколько стоят? А пенсия…
Фурия продолжала что-то говорить – медленно, с противными ноющими интонациями. От них слезились глаза и хотелось спать. «А вот у Зинки… Ни дня не работала… «Бромхерин» не три рубля… Ироды проклятые…», – услышал он словно сквозь туман и упал на землю.
Сила фурии разила без промаха.
***
Хорошо, что привратник все же был бессмертным персонажем. Он очнулся от того, что его по щеке гладили жутко воняющим наждаком. Кожу пощипывало.
– Бабка, убери своего кота, – прохрипел привратник, сразу же включаясь в реальность. Ссаныч недовольно мякнул и дернул задней лапкой.
– Ты чего это, болеешь чтоль? А вот если б ты пил «Бромхерин», то…
– Подожди, – взмолился привратник, – помолчи.
Но фурия не собиралась молчать.
– А вот «Хербалайф»… – завелась она. Тут даже ее Кат Ши отошел в сторонку, чтобы не накрыло. А вот ослабевший привратник отползти не успел. Он повалился на землю снова.
– Ой, ей… Молодые, а все туда же. Понапьются, понакурятся, а потом сознания терятють! Тьху! Не лечутся, лезут все, лезут…
С этими словами Зоя Валерьяновна покачала головой и принялась оказывать первую помощь. Ей было невдомек, что первую помощь она могла оказать только в том случае, если молчала.
Светало.
Привратник никак не хотел оживать – все это время Зоя Валерьяновна склоняла «Хербалайф» и ругала молодежь. Ее было сложно стряхнуть с привычного конька, да и некому. Притомившись к утру тормошить «уголовника и алкаша», Зоя Валерьяновна замолчала.
Привратник со стоном поднялся с земли.
К счастью, он наконец понял, как надо беседовать с милейшей старушкой, чтобы не оказываться в ауте каждые пять минут.
– Еще хоть слово – и ты никогда не попадешь домой, – быстро сказал он, – уйду, и сама тут разбирайся. Ти-хо! Мол-чать!
Это подействовало. Зоя Валерьяновна замерла. Командный тон на нее действовал гипнотически. Обычно-то командовала она, а тут происходил разрыв шаблона.
– Убивать никого не надо. Нам просто нужно оказаться в Светлых Землях. Прийти к Светлому дому, как можно ближе к Светлой Княгине. И сказать что-то типа «Да провались ты пропадом» или «Сгинь навеки». И иметь в виду Светлую Княгиню, а не кого-то другого. Ножом резать никого не надо. По голове бить тоже никого не надо. Просто. Сказать. Справишься?
Зоя Валерьяновна недоверчиво моргнула.
– Это че это? И все, и домой? А Ссаныч?
– И Ссаныч тоже домой! У меня есть пропуск в Светлые Земли, и мы можем им воспользоваться только один раз. Все серьезно. Готова? Сделаешь?
– Это прямо вот сейчас?
– Да!
– И домой?
– Да!
– Вот так бы сразу и сказал! Ну так пошли!
Привратник облегченно выдохнул. По его спине тонкой струйкой катился пот. Вот так просто! Класс! Только надо быстрее все закончить. А то у этой малахольной бабки мозги молью прогрызены. Что там в ее голову вступит – и сам Темный лорд не знает.
Привратник, порой косясь на фурию, которая имела самый что ни на есть решительный вид, принялся творить магию.
Сверкнул огненный шар телепорта.
– Берись за руку, зверя своего за шкирку – и вперед, – сказал он, сжимая зубы.
Зоя Валерьяновна, зачарованная переливающимися гранями огромного магического шара, послушалась.
– Ненавижу, б…, порталы! – ругнулся привратник, зажмурив глаза. И добавил свое любимое «Курва», когда зев телепорта их поглотил.
***
Портал выкинул Зою Валерьяновну, привратника и кота аккурат на Светлых Землях в Светлом саду Светлого дворца Светлой Княгини.
Светило солнышко. Чирикали птички. Стрекотали в радужных кустах кузнечики, сверчки и какая-то неведомая хрень с острыми жвалами. Развалины белого мрамора красиво блестели на утреннем солнышке. Прямо на развалинах храпел пьяный голый эльф. От него несло гномьим самогоном, женскими духами и безмятежностью. Он был совершенно доволен и счастлив. Привратник посмотрел на эльфа мутным взглядом и присел под деревцем, в тенечек. После портала ему было нехорошо.
– Итить твою налево, – ругнулась Зоя Валерьяновна на голый эльфий филей, – никакой культуры!
Ссаныч же брезгливо лизнул лапу и отвернулся: ему было все едино – что темные земли, что светлые, что фурии, что эльфы.
Эльф поднял голову, ощутив дрожание густой темной магии – на светлых землях Зоя Валерьяновна испускала такие эманации тьмы, что не реагировать на них было невозможно.
– Страх-то какой! – пробормотал эльф, всмотревшись в нарушителей своего спокойствия. Рога Зои Валерьяновны антрацитово блестели на солнце, как и чешуя. Желтые глаза осуждающе глядели прямо в его душу.
– … , – пробубнил эльф, поняв, что пора сматывать удочки. Ему уже было можно ругаться. Он был, конечно, пока еще эльфом, но уже ступившим на увлекательную дорожку, ведущую в мир темных, мир вседозволенности и счастья. Его радужка уже поменяла цвет с бирюзового небесного на темный, суккубий, а сзади пробивался демонический хвостик.
– Понапьются, а потом валяются по кустам. Стыда никакого! А вот в наши времена за такое бы… Сталина на вас нету! Уж он бы…
Привратник страдальчески застонал. Зоя Валерьяновна умолкла, вспомнив данное ему обещание помалкивать, хотя ее распирало поучить уму-разуму.
Эльф, пользуясь оказией, улизнул, сверкая голым задом. Ему срочно надо было похмелиться.
– Ты помнишь, что надо сделать? Говори давай! Ну, про княгиню, – напомнил привратник, провожая эльфа задумчивым взглядом.
– Чтоб ты провалилась, светлая княгиня, – пробубнила Зоя Валерьяновна, но пробубнила без души. Ей было жаль, что нахальный эльф сбежал, так и не поученный как следует.
Птички все так же пели. Солнышко блестело на белом мраморе. Ветерок колыхал ветки местами ободранных деревьев.
– Так и знал, – пробурчал привратник, – надо нам ее найти. Увидишь Светлую Княгиню, и сразу же говори чего-нибудь. Ну там, гадостей пожелай. Поняла? Если, конечно, хочешь домой.
Зоя Валерьяновна тяжко вздохнула. Домой ей хотелось.
– Ну, идем к Светлому дворцу.
Привратник поднялся с земли, стряхнул налипшие травинки и пошел вперед, периодически оглядываясь на фурию. Она послушно шла следом. Ее кот уже кого-то поймал и теперь с аппетитом жрал прямо на ходу. К его морде пристало несколько ярких перышек.
«Райскую птичку слопал, поганец», – подумал привратник, но подумал вскользь. Ему было по большому счету все равно. Его внимание было поглощено другим.
Ранее сады при дворце Светлой Княгини были местом паломничества всех светлых. Энергия света тут была очень насыщенной, но теперь ощущалась едва-едва, а где-то не ощущалась вовсе. Беседки, домики для светлых гостей, статуи, миниатюрные фонтанчики и прочие изыски были заброшены или разрушены. На белом заборчике одного из домиков было написано «Спартак – форева, Вася – чемпион» и пририсована орочья рожа. На другом – и вовсе нецензурщина, которую как раз и пишут на заборах альтернативно одаренные гоблины и орки.
Привратник очень давно не был в Светлых землях и теперь не узнавал их. На Древе Всеобщей Любви висели чьи-то кружевные трусы. Посередине Беседки Покоя кто-то нагадил. Белые Голуби Надежды прятались в кронах деревьев, блестя отросшими, как у гарпий, когтями. Качая головой, привратник наконец вышел на главную тропинку, которая вела ко дворцу.
На ней периодически валялись пустые бутылки, обрывки Древних Светлых Свитков, которые стыдливо прикрывали то, что людям положено стыдливо прикрывать за неимением унитаза.
Вокруг не было ни души.
Зоя Валерьяновна же признаков недовольства не выказывала. Она бывала в провинциальных российских городах в девяностых, и картинка была ей в принципе привычна.
Светлый Дворец производил очень удручающее впечатление. На главных воротах кто-то накарябал парочку скабрезных стишков. Мраморная, некогда роскошная лестница была разбита, раскрошена, как весенний подмосковный асфальт.
По ней, стыдливо поскальзываясь, бродили единороги с ослиными ушами. Все вокруг было уляпано радужным навозом.
Тут было побольше жизни – шастали туда-сюда всякие сомнительные личности, мало уже похожие на светлых существ. Откуда-то уже доносился звук гитары и пьяные нестройные голоса, пахло шашлычком. Скорее всего, на мясо пошли Священные лани, которые водились в этих местах в изобилии.
Привратник шел вперед, дико озираясь – он и представить не мог, что в Светлых Землях такое творится. Даже в Темных все как-то приличнее, что ли. Урны везде стоят, например. Тут же вместо урн стояли ободранные голые ветки, которые раньше цвели и прекрасно пахли.
У ворот Светлого Дворца, как бы дополняя общую картину, сидела нищенка, замотанная в тряпье. Из тряпок торчал только нос и протянутая грязная рука.
– Подайте, люди добрые, на пропитание, – прогнусавила она, завозившись на месте – услышала, что кто-то идет.
Привратник прошел мимо, никак на нее не реагируя, и толкнул ворота плечом. А вот Зоя Валерьяновна остановилась.
Ей, несмотря на все ее очевидные минусы, изредка было свойственно милосердие. Это она, выбирая самую дешевую ливерную колбасу, приходила рано утром на остановку и кормила тощую, страшную собаку, которая бегала по дворам и несчастно заглядывала в глаза прохожим. «Ишь, чудишша какая! Отловить бы вас всех да перетравить!», – бурчала она, скармливая собаке куски колбасы. Та глотала их не жуя и крутила круглым, как бублик, хвостом. Ей было приятно человеческое внимание.
Это Зоя Валерьяновна, вопя громче всех в поликлинике, пропускала вперед к терапевту худую, болезненно бледную сгорбившуюся женщину. «Ну и че стоишь то? Че ждешь, спрашиваю? Иди давай», – толкала она ее в спину, благородно пропуская ее вперед.
Это Зоя Валерьяновна клала порой монетку в руку попрошаек, хотя знала, что это у них работа такая. «А вдруг она не жрала ничё давно? Нехай булку хлеба купит», – оправдывала себя Зоя Валерьяновна за транжирство.
Вот и сейчас она не прошла мимо нищенки. Закряхтела, вспоминая, что надо делать, достала свою заветную бумагу из кармана плащика и ткнула пальцем в строчку «РЮКЗАК».
Авоська была раздутая – хорошая такая авоська. Там лежал весь скарб некроведьмы, которую Зоя Валерьяновна победила в нечестной, но очень эффективной борьбе.
Зоя Валерьяновна извлекла из авоськи кусок хлеба, подумала минутку и достала шмат сала, парочку огурчиков и яичко. Некроведьма любила вкусно поесть в перерывах между кровавыми жертвоприношениями.
– На вот, лопай, – сказала она, протягивая еду нищенке.
Нищенка благодарно всхлипнула, потянулась за едой дрожащей рукой. Капюшон ее старого тряпья сдвинулся, и Зоя Валерьяновна, к своему удивлению, увидела золотую прядку волос и прозрачные, как небо, глаза на юном прекрасном лице.
Обернувшийся привратник как раз застал этот момент. И охренел, конечно. Потому что нищенкой была та, кого они искали – Светлая Княгиня собственной персоной.
Глава 10. The Bright Princess
«А у нашей у Княгиньки
Попка – персик, титьки – дыньки,
Я б пошлепал и помял,
Я жениться предлагал.
О она мне отказала,
И козлом меня назвАла,
Ну и пусть сидит одна,
дура нецелованная!
Инкуб Валера»
Криво нацарапано на воротах Светлого Дворца
***
– Галаэнхриель?!
– Януш?!
– Чего это за хриель?! Опять ругаисся?
В общем, все были удивлены. Особенно Зоя Валерьяновна, когда привратник, дернув ее за рукав плащика, почти приказал шепотом:
– Желай ей гадостей! Да скорее же! И домой! Ну!
Зоя Валерьяновна с сомнением посмотрела на хрустальную слезинку, которая скатилась по щеке нищенки.
– Это че это? Ей, штоль, говорить? – растерялась она.
– Да-да! Ей!
– Ты че, дурак совсем? – спокойно спросила Зоя Валерьяновна, вкладывая в руку нищенке кусок хлеба. – На, девка, жри.
И в этот момент яркое сияние обхватило Зою Валерьяновну, заключило в перламутровый кокон.
«ДАР МИЛОСЕРДИЯ – ПОЛУЧЕН», – прозвучало торжественно вокруг.
Что-то с громким стуком упало на пол. Хрупнула мраморная крошка. Привратник поднял упавшую челюсть.
По макушке Зои Валерьяновны ласково пролетел ветерок, а шея почувствовала небывалое облегчение.
– Ох, красота-то какая, – счастливо простонала Зоя Валерьяновна, запуская когтистую руку в прическу. Черных огромных рогов не было – исчезли.
Привратник озадаченно моргнул, а потом обхватил голову руками. Эта чокнутая бабка каким-то образом приобрела светлый дар! Старая гадкая фурия с даром милосердия!
Дар милосердия!
Твою ж мать!
И отправить Светлую Княгиню в аут бабка уже не сможет. Тот, кому подарено милосердие, становится другом, защитником персонажа, а убивать друзей по закону мира нельзя! Вот …!
– Спасибо, спасибо, – звонким, высоким, как колокольчик, голоском, сказала Галаэнхриель. Она вскочила со своего насеста. Из-под нищенского рубища проглянуло тончайшее кружево королевского платья. – Я так надеялась, так надеялась. А вы спасли, спасли меня! Я ждала, я верила, и я отчаивалась. Да! Отчаивалась, что никто, никто в целом свете не проявит больше милосердия! А вы! Вы! Меня спасли! Ах, как хорошо!
Она рассмеялась, закружилась в воздухе, преображаясь на глазах. Светлая искрящаяся магия окутала ее с ног до головы.
Стихли в кустах неподалеку страстные стоны. Пугливо замолчала гитара. Ослиные уши на голове одного из единорогов исчезли. Скабрезные стишки на воротах сами собой заменились на возвышенную оду о высокой любви.
Светлая магия искрилась необузданно, ярко.
– О, друзья, мне вас послало провидение! Януш, друг мой, милый мой поляк! Чудная фурия, сестрица моя названая! Котик пушистенький! Добро пожаловать в мой дворец!
Скрежетнули смазанные магией Светлой Княгини ворота. Вид на дворец был вроде бы ничего, но и тут ощущались запустение и не очень приятный запах.
– Ах, как долго я страдала! – горько сказала Галаэнхриель со слезами в звонком голосе, – пора, пора пробудить свой дом ото сна! Пора, пора снова любить весь мир! Ла-ла-ла!
Она вприпрыжку унеслась вперед. Нищенское рубище полностью исчезло, и ему на смену пришло роскошное кружевное платье. «И правда как дыньки», – мельком подумал привратник, наблюдая за Галаэнхриель.
Она подскакивала горной козочкой к каждому завядшему или ободранному кусту, гладила его, и он оживал, расправлялся и зацветал. Фонтанчики и родники очищались, у Голубей Мира отваливались когти, общий вид запустения постепенно менялся.
«Сейчас запоет», – страдальчески подумал Януш и был прав.
– Пойте, птички,
Растите, цветочки,
Красней, малинка,
Цвети, вишенка, – звонким колокольчиком запела Галаэнхриель, гладя кончиками пальцев все, что ей попадалось под горячую руку.
– Гуляй, единорог,
Очищайся, родничок,
Пей водичку, Светлая Лань, – продолжала Галаэнхриель.
У Зои Валерьяновны возникли сложные ассоциации с песней акына, который может часами петь о том, что видит, ну типа: «Река течет. Река тече-оооот. Птицы поют. Птицы пою-ююют. Ковыль цветеееет. Ковыыыыль цветеееет». И так до вечера. А хрен ли ему, акыну, еще делать-то?
Правда, отличие Галаэнхриель от акына было довольно заметным. К Галаэнхриель на ее чудный голосок, от которого у привратника начали ныть виски, слетались пчелы, голуби, синицы, мухи. Сползались зайцы, кролики, пара ланей, даже с десяток крыс. И все они дружно топали по тропинке по направлению к дворцу. К акыну же могли приблизиться только бараны.
Светлые, сияющие золотом волосы Галаэнхриель стелились по земле, нежно опутывал стройные ножки подол белого платья. Вокруг светлой кружили и белые голуби, и обычные, помойные, которые периодически гадили сверху – такое уж у них было воспитание.
Перед ее вдохновленным лицом летали пчелы, шмели и мухи. Крысы забегали вперед, помахивая хвостиками в такт песне. По пути следования княгини зацветало и распускалось что попало: даже лопухи застенчиво забордовели сочным репейником, а огрызок, брошенный кем-то в травку, пушисто и миленько заплесневел.
– П…! – резюмировал привратник, недобро покосился на Зою Валерьяновну, которая, как ребенок, трогала когтистыми руками только что распустившийся здоровенный георгин. «И даже без навозу, без компосту, вот так вот сразу», – зачарованно бормотала она и задумчиво смотрела вслед Светлой Княгине. В голове старушки уже рождались далеко идущие планы. «А кабачки?! А ежели ягодами заняться? Это можно внучкам по квартирке прикупить», – думала она. В ее воображении Светлая Княгиня работала на нее садовником на полную ставку.
– Грей, солнышко,
Не иди, дождик,
Спрячьтесь, тучки,
Уходи, голый эльф.
Галаэнхриель пела уже что попало, но останавливаться не собиралась. Ей очень нравился звук ее собственного голоса.
– Ну, пошли что ли, Зоя Валерьяновна, – страдальчески поморщился привратник. Вопросов к Светлой Княгине у него было немало. Что вообще тут у нее творится?
Да и в голове назревала одна вполне осознанная мыслишка: единственный способ вернуться домой – уничтожить Темного Лорда. И в этот раз он не позволит старухе так просто все разрушить. Надо бы с ней беседу провести. И подготовиться в этот раз как следует.
Безрогая старая фурия шагала впереди него по дорожке. В ее руках благоухала охапка цветов, которые она срывала по пути. Она чуть ли не подпрыгивала от удовольствия, а ее Кат Ши лениво отбивал лапой мух и пчел. Он уже перекусил парочкой крыс и теперь находился в очень благодушном настроении.
Эта чокнутая парочка немало ему еще крови попьет – от них вообще не знаешь, чего ожидать. Но, несмотря на все это, привратник не удержался и улыбнулся: уж больно потешно выглядела грозная фурия с гладиолусом за ухом.
***
– Галочка, а огурцы, огурцы могёшь? – спрашивала Зоя Валерьяновна, глядя желтыми восхищенными глазами на груду овощей, которые все прибывали и прибывали.
«Галочка» застенчиво алела щечками и поправляла кружавчики на белом платьице. Огурцы она тоже «могла».
Зоя Валерьяновна с хрустом надкусила сочный овощ.
«ВОСПОЛНЕНИЕ ЗДОРОВЬЯ – 50 ЕДИНИЦ»
– Вкуснотишша, – сказала Зоя Валерьяновна, протягивая огуречную попку Ссанычу. Тот брезгливо дернулся в сторону – не для огурцов у него такие прекрасные острые клыки и когти росли.
– Ну и жри себе мышатину, – фыркнула Зоя Валерьяновна, наворачивая ароматный пастернак. Дар Светлой Княгини пришелся ко двору.
Привратник меланхолично размешивал хрустальной ложечкой чай. Ему мучительно хотелось вовсе даже не чая, но бегать за гномами на предмет самогонки было не с руки. Он ждал, когда фурия и Светлая Княгиня закончат садоводо-огородные извращения.
– А это чего? – вопрошала Зоя Валерьяновна, осторожно тыкая когтем в странного вида плод.
– Гуава, бабушка, – ласково отвечала Галаэнхриель.
– Не-не, эту гуану сама кушай, деточка, – вежливо говорила Зоя Валерьяновна, примеряясь к очередному огурчику.
Привратник фыркнул. Фурия начала его забавлять, но пора уже и делом заняться.
– Милые дамы, – начал он хорошо поставленным голосом, – у нас на повестке дня одна хе… хм.. задача. Зоя Валерьяновна, домой все еще хочешь?
Огурцы были позабыты. Фурия закивала головой, радуясь отсутствию тяжелых рогов.
– А ты, Галаэнхриель, хочешь, чтобы Темный Лорд был побежден?
Светлая Княгиня наморщила чудный лобик и выдала:
– Да этого старого козла давно пора кокнуть. Изгадил мне молодость, опошлил юность, чмо бессмысленное. Ой, простите…
Светлая прикрыла ладошкой ротик. Привратник очумело посмотрел на Галаэнхриель, а вот Зоя Валерьяновна лишь понимающе кивнула.
– Чего, мужик твой, чтоль?
– Ох, мужик… Да козел он, а не мужик, – завелась Галаэнхриель, потом села на стульчик из белого дерева с шелковой подушечкой, подперла прекрасную головку кулачком и горестно вздохнула. Из бирюзовых глаз жемчужными горошинами полились слезы.
Зоя Валерьяновна по-свойски, мягким жестом успокаивающе погладила Галаэнхриель по головке.
– Ну-ну, милая, че слезы-то лить. Вот мой пил не просыхая, погуливал еще, кобелишша.
– И чего? – всхлипнула Галаэнхриель, невольно заинтересовавшись.
– А ничо. Помер. Вот Ссаныч теперь у меня есть. И я тебе, девка, скажу по секрету, что кот всяко лучше мужика. Жреть чо дашь, ну, ежели приучить, гадит где надо, ханку не жрет, руку не поднимает. Поговорить с ним завсегда можно – он хоть и кот, а все понимает.
Привратник с сомнением и отчасти с возмущением (ему было обидно за весь мужской род) покосился на бабкиного Кат Ши, который что-то с аппетитом жрал под столом. Наверное, все же соблазнился огуречными попками.
– Тоже кота заведу! Только мой-то жив, жив и процветает… Ох, бабушка, тяжко мне, аж в груди ноет, болит всенощно. Он, негодяй, меня соблазнил, опорочил, честь девичью отобрал, обманул, а еще жениться обещал и де… деток завести…
– Ох, подлец, – ахнула Зоя Валерьяновна. Глазки ее заблестели – пообсуждать чужие беды она всегда была «за».
– А потом ушел, единорога моего из денника угнал, нечестивец! И суккубку себе завел!
– Негодяй какой! – снова охнула Зоя Валерьяновна.
– Сейчас, бабушка, – подскочила вдруг Галаэнхриель и щелкнула пальцами. На столе появился плетеный большой кувшин, он которого дивно пахло спелым, прогретым на солнце виноградом.
«ВИНО ИСТИНЫ. ОЧЕНЬ РЕДКИЙ ИНГРИДИЕНТ. УРОВЕНЬ – 47».
Галаэнхриель плеснула из кувшина в красивые резные бокалы.
– Угощайся же, моя добрая фурия, милая моя подруга. Свое, домашнее, – сказала Галаэнхриель и сразу же опрокинула в себя первую пробу.
– Даже не вздумай, – сказал привратник, хватая Зою Валерьяновну за локоток.
– Бабушке лекарству не даешь, а? А знаешь, сколько у баушки пенсия? – завела старую шарманку Зоя Валерьяновна, косясь на бокал. Ее манил изумительный аромат вина. Да и Зоя Валерьяновна в бытность свою обыкновенной старушкой порой позволяла себе выпить наперсточек сладкого крымского.
Привратник на это мысленно плюнул, выпустил «баушкин» локоток и встал. Помирать от фурячьего энерговампиризма в очередной раз ему не хотелось.
– Тогда уж без меня. Мне ваши пьяные откровения даром не нужны.
– Иди-иди, – сказала Зоя Валерьяновна, принюхиваясь к вину, – вишь, у Галочки беда. Тут мудрость нужна да компань хорошая.
Привратник хмыкнул и направился к выходу. Ссаныч увязался за ним. От него пахло серной кислотой и свежими огурцами.
– Ну что, девка, за нас, красивых, – выдохнула Зоя Валерьяновна, накатывая первую. Вечер обещал быть томным.
***
– Черный вооорон!
– Чтож ты вьесся
Над моею го-ло-вой
– Ты над Те-о-омным
Лор-дом вейся
Потому что он козел!
Привратник прислушался к двери запертого зала Встреч в Светлом Дворце. Он сидел на крылечке у входа, а Ссаныч развалился у него на коленках, вконец обнаглев.
– Да, друг. Это мы правильно сделали, что оттуда свинтили.
Ссаныч согласно мявкнул, хотя звук больше напоминал визг старой бензопилы.
– … И эгрегор света у меня спер, выкрал!.. А суккубка его страшная, чудовищная! Ноги совсем неровные! Башка лохматая! И он – ее выбрал! Ее! Не меня!
Плачущий голос Галаэнхриель поднялся до каких-то ультразвуковых частот.
– Да ты, девка, тяп-модель! У нас бы на тебя все мужики глазья выложили ба! Ты гля в зеркало на себя! А Лорд твой – дурак! Как есть – идиёт!
– А вот бросил, бро-осил меня…
– Долюшка наша женска-а-а-я-я, тяжелая…
– Тяжелаая!
– Никто нас не пожалеет, не приголубит!
– Не пожалееет!
– И мы жалеть не будем!
– Да, не будем!
– Отомстим!
– Да! Отомстим! Чтоб у него меч-кладенец затупился! Чтоб его эдрические доспехи ему зад натерли! Чтоб ему его суккубка рога в …. засунула!
«О, созрели», – подумал привратник, спихивая кота с колен. Он распахнул двери, входя в зал Встреч.
Ему открылась чудная картина.
Растрепанная Галаэнхриель, румяная, хорошенькая, держала в руках бутыль, воинственно потрясая ею в воздухе. Еще штук пять пустых художественно валялись по столу в гроздьях винограда. «И это меня всего час не было», – подумал привратник, оглядывая пустые емкости. Фурия умильно кивала, глядя на развоевавшуюся Галаэнхриель. Дамы чудно спелись, понимая друг друга с полуслова.
– О, явился мой милый поляк! Нет, ну ты мне скажи! Ты же мужик! Ты – скажи! Разве можно вот это вот променять на суккубку какую-то?! – пьяно вопросила Галаэнхриель, вставая на цыпочки и вытягивая изящную ножку. Светлые пряди разметались вокруг нее, белое кружево обтянуло аппетитные формы.
– Э… Ну… Нет…
– Вот! А я о чем! Наливай! За нас, красивых!
– Запоем!
– Запоем!
– Мадам Брошкина!
– А я такая вся такая растакая!
– Но что он в ней нашел!
– Но мой поезд ушел!
– Ууу! А-а-а!
«П…», – снова подумал привратник и опять вышел, плотненько притворив за собой дверь. Теперь уже до утра. Пусть дамы отдохнут. А вот завтра… завтра уже и поговорим на трезвые головы. И вообще, светлая под действием вина истины ляпнула, что Темный Лорд спер ее Эгрегор Света. И теперь более-менее понятен перекос светлых и темных сил и нарушение мирового баланса. М-да. Молодец Княгиня!
Качая головой, привратник отправился на поиски спальни в пустующем Светлом Дворце.
«Никто меня не любит,
Никто не приласкает,
Пойду я у садочек,
Наемся червичкив», – разудало неслось ему вслед в два голоса.
– Жуть, – меланхолично сказал привратник, найдя, наконец, свободную комнатку и заваливаясь в постель. Ссаныч улегся рядом, раздраженно раздирая белоснежную простынь когтями. Им сегодня предстояло засыпать под российский популярный репертуар классических женских застолий.