Loe raamatut: «Третий лишний»
Серия «Роман для девочек»
© Издательский дом «Проф-Пресс», 2025
* * *
Часть первая
Глава 1
За окном минус тридцать, в классе столько же, только со знаком «плюс». Я изнываю. Это духота виновата, что сочинение не пишется.
– Зачем так топить-то, – сняла кофту через голову. Зря я это сделала. Волосы мгновенно встали дыбом. Передо мной сидят Катя и Оксана. Их волосы как немой укор. У обеих струятся как два светлых прохладных водопада.
– Ай! – Вова, сосед по парте, попался мне под наэлектризованную руку и получил удар током.
– Вова, прости.
– Всегда готов, Лиля, подставить себя под электрический разряд в триста миллиампер. Ну, если пренебречь потерями энергии на звук и искру при ударе. – Он сказал это, не отрываясь от книги. Это не учебник литературы, бросив туда взгляд, я успела выхватить: CU²/2 ≈ 4,5×10–4Дж…
– Вова, ты собираешься писать сочинение?
– Я всё уже написал.
– Когда? Я же вижу, чем ты занят.
Он, не отрываясь от формул, мотнул головой, и блики солнца запрыгали в волосах. Вова недавно подстриг свои вихры, теперь волосы аккуратные, гладкие. Ну почему меня одарили рыжей паклей, через которую расчёска не продерётся?
Вова вздохнул, отложил книгу. Раскрыл тетрадь, ткнул мне под нос.
– Вот.
Я выхватила абзац, написанный аккуратными округлыми буквами: «…„Евгения Онегина“ действуют согласно теории электромагнетизма, открытой датским физиком Х. К. Эрстедом. Герои Пушкина то притягиваются друг к другу, то отталкиваются, как…»
– Вова, ты, кроме как о физике, ни о чём не можешь думать? Какой электромагнетизм?
– Подумай лучше. Роман написан в двадцатые годы, как раз когда была установлена связь электрических и магнитных явлений.
– А Пушкин при чём? Ты не о том пишешь! Там как бы про неразделённую любовь.
– Думаешь, такому просвещённому человеку, как Пушкин, было плевать на это открытие? Лиля, не тупи.
Водопад Оксаниных волос пришёл в движение, заструился ещё красивее:
– О, эти ваши разговорчики! Обожаю, – хихикнула она, не оборачиваясь.
– Вова. – Я потянула его книгу. Он поднял глаза:
– А?
– Ты понимаешь, что нам сейчас нужны пятёрки не только по физике? Что, трудно написать что-то нормальное? Про несчастную любовь, там, страдания, чувство долга?
– Задание было: высказать своё мнение по поводу произведения. Чем плохо моё сравнение?
Он снова стал читать формулы. Звонок избавил меня от необходимости домучивать собственное сочинение. Вова не глядя протянул руку, чтобы взять мою тетрадь, и его ладонь коснулась моей. И теперь уже меня слегка ударило током.
Он понёс сдавать наши тетради. Катя обернулась:
– Лиль, подскажи, как правильно написать…
– Катя, на литературе я тебе не помощник, ты же знаешь.
– Но ты там чё-то правильное говорила про любовь. Трудно, что ли?
Она не нашла у меня поддержки и стала шептаться с Оксаной:
– Помнишь, как там в учебнике было? «Проблема неразделённой любви и русской действительности донесена нам Александром Пушкиным»? Так?
– Лучше: «Об этом нам доносит Александр Пушкин».
Тоже обожаю разговорчики Кати и Оксаны.
Я достала «Сборник задач олимпиад по физике (1996–2016)», книгу – близнеца той, что читает Вова. Он вернулся, поднял мою кофту, которая упала в обморок на пол.
– Ты на каком месте уже?
– Почти заканчиваю, – повернула книгу так, чтобы Вова не мог видеть, что я всё ещё на 2002 году. Да нагоню я его, нагоню. Я погрузилась в чтение перипетий двух шайб, которые скользят по гладкой горизонтальной поверхности вдоль прямой навстречу друг другу, в то время как массивный брусок…
– Алё!
Я подняла взгляд и увидела рядом с собой Катю. Она прижимала к груди учебник по физике. Чётко очерченные брови нахмурены: долго мне ещё тут стоять?
– Ой, Катя, вторник же! – спохватилась я.
Я похлопала Вову, который бороздил уже, наверное, задания 16-го года, по одному плечу, Катя – по второму, и только тогда он очнулся.
– Вова, жаль разбивать вашу сладкую парочку, но сегодня вторник… – сказала Катя.
– И значит, я должен пересесть… – Он встал. – Совсем забыл про заседания вашего клуба «Кому за шестьдесят».
Я удержала смех в себе, но Катя что-то почувствовала:
– О чём это он? – спросила она, провожая подозрительным взглядом Вову, который послушно нёс свой рюкзак к задней пустой парте (её в народе окрестили «Вовина ссылка»).
– Не знаю, – я старалась выглядеть честной. – Это же Вова.
Но я знаю. В прошлом году мы всем классом прошли тест на определение уровня ай-кью. Так вот, у Кати он составил шестьдесят пять, а у Оксаны – шестьдесят три. Вова пробормотал тогда: «Как они живут-то вообще?» И я пошутила про клуб «Кому за шестьдесят», а Вова повторяет. Хотя это такой низкий уровень интеллекта, что даже не смешно. Но вот что я скажу: хотя IQ с прошлого года у девочек не повысился, Катя и Оксана уверенно шагают по жизни. Причём на высоких каблуках – этому их учат в модельной школе. И параллельно успевают валить мальчишек к своим ногам.
Дверь распахнулась – именно распахнулась, а не открылась, – и в класс вошёл Эдуард Юрьевич. Бухнул – именно бухнул, а не положил – стопку наших тетрадей на стол. Сел, сцепил руки перед собой и стал смотреть в никуда. Не нужно заниматься, как я и Вова, с нашим классным руководителем дополнительно физикой, чтобы понять: Эдуард Юрьевич Яковлев (мы его для краткости называем ЭЮЯ) взволнован. Это вообще его фирменный стиль: всегда быть будто взвинченным и куда-то опаздывающим, но сегодня он особенно раздражён.
В последний раз такое с ним было в ноябре, когда мы с Вовой налажали на районной олимпиаде. И главное, она проходная, для нас плёвая, мы думали, что готовы! Ещё и посмеивались над девятиклассником из Новосибирска, которого женщина из надзирательной комиссии заподозрила в том, что он поглядывает в телефон под партой. А у него просто ходила ходуном нога, и он придерживал её, чтобы меньше тряслась. Ну и довеселились. Четвёртая задача была про «самоуверенную муху, которая пыталась разбить стекло» (задачи по физике год от года становятся всё более поэтичными). Там всего-то надо было оценить скорость, с которой должна лететь муха, чтобы у неё всё получилось. Записать уравнение преобразования энергии. Ну и получить расчётную формулу для скорости. А мы с Вовой, не сговариваясь, почему-то не преобразовали уравнение, сама не знаю почему… Эдуард Юрьевич позвонил мне в тот день вечером, сказал без предисловий: «Это, Лиля, какой-то позор!» Я думала, ЭЮЯ к утру успокоится, но на следующий день он влетел в класс какой-то странный. Не поздоровавшись ни с кем, ткнул пальцем в меня, потом в Вову.
«Пойдёмте!»
«Куда?» – растерялась я.
«К директору».
Мы шли по коридору за стремительным Эдуардом Юрьевичем. Я прислушалась к своим ощущениям. Полное оцепенение и отсутствие сопротивления, будто закатали в цемент и я опускаюсь на дно. Так опростоволоситься.
Директор сказала нам торжественно: «Садитесь», хотя я думала, что при разгромах нужно перед ней стоять. Откуда я знаю? Я учусь на одни пятёрки. Но присесть было кстати, потому что ноги категорически не слушались. Взволнованный ЭЮЯ примостился на стуле подальше от нас, мол, не я главный на этом мероприятии. Директор заговорила про олимпиаду, про то, что участие в ней – это почёт, большой шаг… Слова доносились как жужжание, издалека. Какая же самоуверенная я была, прям как та муха. Пробить стекло, не преобразовав уравнение!
Директор долго говорила, прежде чем я вычленила в её речи слово «Санкт-Петербург». Думала, ослышалась. Но она произносила его снова и снова. Ещё она сказала про план успеваемости, в который мы с Вовой внесли большой вклад… Про какой-то конкурс… Про поощрение за успехи в учёбе. И тогда я поняла: нас не ругают, а хвалят.
Из выхваченных слов наконец собралось осознание: директрисе плевать на проваленное задание. Она даже не в курсе про эту муху.
Оказывается, нас с Вовой выдвинули на очень серьёзную награду: губернаторский конкурс «Лучшие ученики Новосибирской области». Не за эту олимпиаду, а потому, что она у нас уже пятнадцатая. И все с наивысшими баллами (муха не в счёт). И если сложить все наши успехи в учёбе, то получается тот самый «вклад» в план по успеваемости школы.
А наградой для победителей будет поездка в Санкт-Петербург на зимних каникулах! Мы с Вовой единственные, кого номинировали в нашем городе: «Бердск уже гордится вами, и я искренне желаю вам пройти до конца и попасть в число тех, кто получит главный приз!» Победителей объявят уже скоро, среди них можем быть и мы. Я могу попасть в Санкт-Петербург. Даже в ушах зазвенело, перестало хватать воздуха. «Поездка в Петербург» – это я написала бы в письме Деду Морозу, если бы верила в него. Я никуда не ездила дальше Казахстана.
На обратной дороге ЭЮЯ посмотрел на нас с тревогой:
«Надеюсь, вы понимаете, что теперь просто обязаны расщёлкать предстоящую областную олимпиаду? Будут складывать заслуги не только в освоении школьной программы, но и в олимпиадах. Это ваш главный козырь, разыграйте его хорошо».
Мы покивали, мол, ладно, расщёлкаем.
«Эдуард Юрьевич, а в Петербург мы с вами поедем?» – вдруг спросил Вова.
«Владимир, уважаю твой оптимизм, но сперва победить нужно. Нет, это буду не я. У меня нагрузки. Наверное, с победителями поедет учительница литературы. Она и в кадре будет лучше смотреться».
«В каком кадре?»
«В телевизионном, Владимир. Про победителей будут снимать сюжет для новостей».
«Новости Бердска»? – уточнил Вова. Эдуард Юрьевич посмотрел на него как-то странно.
«Телеканал „Россия“. „Вести Петербург“. Надеюсь, вы не будете стоять там как сейчас, с открытыми ртами».
Я хотела спросить: «Нас что, покажут в утренних новостях на всю страну? А потом ещё повтор два раза?», но язык прилип к нёбу.
* * *
Областная олимпиада – это уже не семечки, это совсем другой уровень, когда ноги дрожат. В ноябре в нашем с Вовой «обычном рационе» появился ещё и «Сборник задач олимпиад по физике (1996–2016)». Но я ещё и не то готова «съесть», чтобы поехать в Петербург. Там для нас, лучших из лучших, будут экскурсии. Павловск, Пушкин, Петергоф, Эрмитаж, Петропавловская крепость. Мне нужно пробить стекло во что бы то ни стало.
* * *
Сейчас, вглядываясь в напряжённо молчащего ЭЮЯ, я судорожно прикидываю: что не так? Неужели всё сорвалось с этой наградой и ничего не будет: ни Петергофа, ни крейсера «Аврора»?..
– Вот думаю, как начать. Вроде сам виноват, это ж я вас учил. – Он снова замолчал.
Ну всё, пахнет обломом.
– Ладно, к делу. Оглашаю результаты итоговой контрольной в четверти, – он застучал пальцами по столу, имитируя барабанную дробь, – две пятёрки, две четвёрки, восемь троек и десять двоек. Десять! Мило, да?
Тепла, которое я почувствовала в этот момент, наверное, хватило бы, чтобы растопить целый айсберг. Он не про нас с Вовой! Он про чужие неудачи.
– Что, вам интересно, у кого пятёрки?
– Да ладно вам, – сказал Серёжа Бочаров. – Все знают.
– Ну да. Это Лиля и Владимир.
– А у кого четвёрки? – спросила Катя будто бы невинным тоном.
– У тебя. У тебя, Катя, четвёрка, и у Оксаны. Тут тоже интриги не получилось.
Оксана повернулась к нашей парте, и они с Катей постучались кулачками, тихо, но весело при этом попискивая. Классный пошёл по рядам, раскидывая тетради по столам:
– А если серьёзно, ребят… Вы что творите? Я учил как-то не так? Нет, вы скажите… На вот твою двойку… И ты на…
Все молчали. В лени нашего классного не упрекнёшь. Просто… Ну, такой класс. Как пошутил сам ЭЮЯ, «класс с физическим уклоном, все уклоняются от физики». Кроме нас с Вовой.
– Вова и Лиля. Мои единственные маяки надежды. Вы готовитесь к олимпиаде?
Мы закивали.
– Эдуард Юрьевич, а с нами-то что? – наш здоровяк Бочаров даже съёжился как-то.
ЭЮЯ сделал ироничное лицо.
– С кем «вами»? Двоечниками? Так и говори.
– Давайте мы перепишем контрольную? Не хочется так тухло четверть заканчивать.
Эдуард Юрьевич сделал вид, что задумался. Наконец вздохнул:
– Ладно, братцы. Вообще-то так не делается, но… Переписать можно. Только с условием. Согласиться должны все. Весь класс, не только двоечники.
– Конечно!
– Мы согласны!
– Все согласны! – раздались голоса.
И это были голоса двоечников, конечно, дружков Бочарова. Рыжов, Зуев, Гаевский и ещё несколько человек вскинули руки.
Катя метнула в меня тревожный взгляд: ей, с её четвёркой, переписывать контрольную не улыбалось. Я сделала знак: не дрейфь, голосуй, я тебе помогу, – и она тоже подняла руку.
Вдруг посреди гомона раздался чистый и звонкий голос:
– А если не все согласны?
Кто бы сомневался. Все уставились на Вову, а я и так знала, какое у него выражение лица сейчас. Губы сжаты, голова склонена, глаза смотрят упрямо.
– Владимир. Обоснуй. – ЭЮЯ снял очки.
– Это очевидно. Я не обязан переписывать контрольную, за которую получил пятёрку.
– Но ты можешь это сделать.
– Могу, конечно.
– Так перепиши, – сказал Бочаров.
– Нет. Я учу физику, а вы нет. Поэтому у меня пятёрка, а у вас… то, что есть. Всё логично.
– Вова! Тебе переписать – раз плюнуть! – не выдержала Оксана, которая давно уже закатывала свои красивые глаза.
– Дело в принципе.
– В каком принципе?
– Принципе… ну, хотя бы сохранения энергии. Я не собираюсь тратить свою энергию, проделывая повторно тот же путь. Это тормозит моё движение к цели.
– Слышь, – Бочаров заводился. – Не надо козлить, а?
– Если следовать принципам – это козление…
– Вова, – голос Кати звучал сладко. – Ты же такой умный. Зачем нам всем эти ссоры? Ты сделаешь хорошее дело.
Но Вову и лестью не пробьёшь.
– Я и так делаю хорошее дело, хорошо учусь. Не буду поощрять чужую лень.
– Просто скажи да, не зуди.
– Ничего я не буду переписывать. И вообще. Урок давно уже идёт.
– Ой, дурачо-о-ок, – Оксана покрутила пальцем у виска. – Совсем дурачок.
По рядам после её слов прокатился рокот, как эхо. Я обернулась на Вову. Он уже смотрел в учебник. Я подвинула свою тетрадь поближе к Кате и стала решать задачу. Для Вовы и этот урок – повторение уже пройденного пути. Мог бы и согласиться.
После звонка ЭЮЯ сказал:
– Владимир, останься, пожалуйста.
Я перестала торопиться в столовую, решила посмотреть, как ЭЮЯ будет штурмовать Вову. Но когда все вышли, Эдуард Юрьевич неожиданно заговорил с Вовой не о контрольной.
– Так. Что там у тебя с физкультурой?
– Я на неё хожу, – неопределённо ответил Вова.
– А может тебе пока перестать на неё ходить?
– Это как?
– Как все. Освобождение какое-то тебе полагается? По зрению, там?
– Нет. А зачем?
– Хорошо. На пальцах покажу. Сколько пальцев я тебе сейчас показываю?
– Три.
– И столько же баллов у тебя по физкультуре. Понимаешь, к чему я клоню?
– Нет.
Тут уже я не выдержала:
– Вова, Эдуард Юрьевич говорит, что с тремя баллами ты можешь пролететь с поездкой в Петербург.
– Точнее не скажешь, – поддержал меня ЭЮЯ. – Да, это физкультура, но она часть общеобразовательной программы, и эта оценка тоже плюсуется… Мой тебе чисто человеческий совет, Вова, не педагогический. Реши как-то эту проблему.
Вова сказал:
– Ну хорошо. – Кивнул и вышел из класса.
– Лиля, ты можешь как-то поучаствовать в этом вопросе? У тебя есть на него влияние.
– Я постараюсь. – Вообще-то, это и в моих интересах. – А я думала, вы будете его уговаривать дать им переписать контрольную.
– Вообще-то он прав, это не его вина, что другие получают двойки. Я ведь тоже принципиальный.
ЭЮЯ взял журнал, открыл передо мной дверь:
– Но я дам им, конечно, переписать, только так, чтобы он не знал. Когда вы на олимпиаде будете, например. Он ведь не узнает, Лиля?
Я задумалась. Я тоже принципиальная, но…
– Не узнает.
* * *
Я подошла к столовой, когда возмездие уже состоялось. У входа на карачках ползал Вова, шаря по полу.
– Что случилось? – спросила я.
– Да так. – Он поднялся. В этом году Вова стал выше меня уже на голову.
Под глазом у него красовался симпатичный синяк. – Кстати, хорошая была идея сменить очки на линзы. Очки бы разбились, глаз бы мог поранить.
– А на полу ты что искал?
– Да линза вылетела, когда он… Поможешь найти?
Вдвоём мы отыскали крохотную линзу. Она уже начала подсыхать.
– Это Бочаров сделал?
Вова кивнул.
– Сожалею. Но ты мог согласиться.
– Не мог! Ну просто здравый смысл… Пошли есть?
– Сегодня я обедаю с…
– А, с клубом «Кому за шестьдесят». Смотри не поглупей там. Ладно, я тогда пойду верну себе бинокулярность1.
– Что?
– Линзу, говорю, буду мыть, пока совсем не скукожилась. А то я вижу тебя искажённую.
Я посмотрела ему в глаза. Вообще никакой разницы между тем, что с линзой и без. Оба ярко-голубые. Прямо два айсберга в окружении тёмных ресниц.
Катя и Оксана заняли стол у окна, а соседние оккупировали наши пацаны. Когда я шла к девочкам с подносом, попала под перекрёстный огонь мальчишеских взглядов, но предназначались они не мне. Ещё и бумажный самолётик в волосы прилетел.
Я вынула его, протянула Оксане:
– Это тебе. Судя по тому, что я читала по этому вопросу, пубертат, он такой.
– Слышала, твой Вова получил в глаз? – сказала Катя.
– Почему мой-то? – привычно оспорила я, но с остальным согласилась: – Но да, получил.
– А я даже видела, – поделилась Оксана. – Бочаров ему: ты что, дурачок? А Вова такой Вова: какой я тебе дурачок, если у меня этот, ну, вы поняли, уровень ума – плюс сто пятьсот? Ну и, слово за слово, выбесил Бочарова. Выпрашивает же человек.
«Дурачком» Бочаров назвал Вову, конечно же, с подачи Оксаны, фигурально это она сказала «фас». Осознают ли, интересно, Оксана и Катя настоящую силу своего влияния? Вон, мальчишки следят за каждым их движением.
– Хорошо. К делу, – я потёрла ладони. – Что там у нас на повестке дня? Насчёт всякого женского.
Оксана размазывала гарнир по тарелке:
– Так мы, Лиля, о женском и говорим. Мальчиков вот обсуждаем.
– Кстати, почему ты не ешь? – спросила я. – Перемена скоро закончится.
– Я пока по параметрам не подхожу.
– Это что-то на модельном? Съёмка какая-то?
Она отпила из маленького термоса, который в последнее время носила с собой.
– Если бы съёмка. Пока что кастинг. Наш развлекательный центр знаешь, на Комсомольской улице? Они будут развивать сеть. Снимают рекламные ролики с детьми. Нужна девочка моей внешности, но не больше сорока килограмм. Модельное агентство прислало им моё портфолио, меня позвали на просмотр. Но у меня сорок три кэгэ. Так что пью тёплый протеиновый коктейль. С магнием.
– Фу. А тёплый-то зачем?
– Желудок ноет из-за голодовки, холодное не могу.
– Так, может, тебе есть начать?
– Я ей про то же говорю! – Катя покрутила наманикюренным пальцем у виска.
– А три кило я куда дену? Это они ещё не знают, что мне пятнадцать, а не четырнадцать. Там нужна прям Дюймовочка.
– Да не будут вас там взвешивать! Это так… общие пожелания по параметрам. – Катя закатила глаза.
– Ты так говоришь, потому что тебя не взяли.
– Нет, я так говорю, потому что ты совсем уже кукушкой поехала. Спонсором твоей съёмки будет гастрит. Есть нормальные щадящие диеты, а не это, – Катя брезгливо показала на термос.
– Неужели такая важная съёмка? – искренне удивилась я.
– До фига важная. Это же не только в Интернете будет, но и на региональном телеканале, – заверила Оксана.
– Ну, желаю тебе сбросить эти килограммы. – Я повернулась к Кате: – Кстати, а почему ты не участвуешь в этом мероприятии?
– Так у меня другой типаж.
Надо же, у них разный типаж. Да они же как близняшки. Ещё, оказывается, в пятнадцать можно быть староватой для некоторых вещей… И слишком жирной, хотя ты тощая.
– Ой, давайте, пожалуйста, поговорим не о еде! – Оксана отпила ещё. – Все вчера смотрели «Один не дома»?
– Да! Улётная серия! – оживилась Катя.
– Интересная серия, – вежливо сказала я.
Глава 2
Я не смотрю «Один не дома». Сейчас я бы лучше почитала что-то про шарик с заданной массой, который раскачивается на нити… Или про доску, которую удерживают на ровной поверхности, расположенной под углом в сорок пять градусов. Но меня тоже удерживает за этим столом кое-какая сила. Не из физики, не сила притяжения.
У меня с девочками договор. Ну как договор. Соглашение. Бывает, интересно, договор не между джентльменами, но и между леди? Катя и Оксана не подружки мне. Даже не союзницы. Общее у нас стремится к нулю. В прошлом году я стала участвовать в районных олимпиадах по физике, они пошли в школу моделей. До этого момента я их и не замечала. Нет, замечала, конечно, как и все, ведь красота – серьёзная сила. Но вот в восьмом классе и они обратили на меня внимание, да ещё как.
Началось всё внезапно, вместе с моей первой олимпиадой – я имею в виду, серьёзной олимпиадой. Я набрала наивысший балл, и в классе устроили даже в честь этого вечеринку. Ну, не вечеринку, но были соки, печеньки и плакат «Лиля! Поздравляем и гордимся!». ЭЮЯ прочёл взволнованную речь, одноклассники мне аплодировали. Но в какой-то момент, когда я отошла в сторонку, рядом возникли Катя и Оксана. Уставились на меня как на пятно на блузке. «И чем тут так гордиться?» – вдруг задумчиво сказала Катя, обращаясь вроде к Оксане, но глядя при этом на меня. «Вот и я не знаю, – в меня впился взгляд Оксаны, тоже неприязненный, – пятёрку получить, кому это сейчас вообще надо? Олимпиады все эти. Что они потом со своими красными дипломами собираются делать?» «Ага. Столько таких историй: хорошо учился, а потом никем не стал». «Ну да. Учиться на отлично, чтобы потом работать на троечников?.. Бред».
Я приросла к полу. Почему так зло? Что им не так-то? Будто я вырвала эту победу у них, но нет же, они на физике и на доску не смотрят, всё равно там всё непонятно, они вон моделями заделались. А я свою грядку вспахиваю, на их не лезу. Катя покивала с умудрённым видом. «Прикинь, мы такие между съёмками приходим в бургерную. А там Лиля за кассой: „Что будете заказывать?“» – «Я из-за такого каждый день туда ходить буду».
Тут уже я не выдержала. Глотнула сока, потому что во рту стало сухо, и выдавила: «В одном гамбургере около пятисот калорий. Ты почаще заходи, Катя, в бургерную, я тебя считать научу». Они посмотрели на меня так свирепо, что я поняла: это ещё не всё.
Действительно, после этого моя жизнь изменилась, не в лучшую сторону. Нет, не из-за девочек. Из-за всех одноклассников. Катя и Оксана просто закатывали глаза на уроках каждый раз, когда я спрашивала о чём-то учителя. Говорили: «Вот же ботаничка», «Ей что, больше всех надо?», и – вуаля – скоро так вести себя со мной стали все. Когда я отвечала на уроке, отовсюду неслось тихое: «Ей что, больше всех надо?» Я как-то не выдержала, вскочила на алгебре: «В чём вообще суть вопроса? Вы сами-то понимаете, что говорите? Что значит „больше всех“? Я просто пытаюсь учиться!» Но сделала себе только хуже. Они-то шикали незаметно от учительницы, а я, получается, встала посреди урока и разоралась. Алгебраичка сказала спокойно: «Лиля, я знаю твою тягу к знаниям, не обязательно мне напоминать», и класс долго ещё смеялся.
А на переменах, видя меня, Катя и Оксана говорили: «Господи, что она опять на себя нацепила?», и вскоре в классе стали обсуждать мой «стрёмный шмот». Который раньше всех устраивал. Ай-кью у девочек, может, и шестьдесят, но и такие простые методы сработали. Катя и Оксана вроде как меня не трогали, но они спустили курок, а главную работу делали за них остальные. Мальчишки быстро усвоили, что, если пошутить про Лилю, красивые Катя и Оксана обязательно одарят их улыбкой, а то и колокольчиковым смехом. Это было как с собаками Павлова. Женская половина класса быстро поняла, что эта моя зараза может перекинуться на них, девочки стали отсаживаться в столовой и мотать головой, о чём бы я их ни спрашивала. В классе стало принято обзывать Лилю. А Катя и Оксана смотрели на меня почти по-доброму, даже иногда улыбались и спрашивали: «Ну как дела?»
Я пыталась рассуждать разумно. Им это должно приесться. Но нет. Сейчас я могу сказать: я не очень-то страдала, если честно. Это было скорее недоумение: неужели так бывает? Сломалась я, когда получила наконец четвёрку, потом ещё одну, и ещё. Потом был вопрос от ЭЮЯ: «Лиля, что с тобой происходит? Ты же легко брала такие уравнения». Я вдруг поняла: это всё не столько злит меня, сколько мне мешает.
Наконец был урок алгебры, важный урок, на котором я не присутствовала. Физически я находилась в классе, но вообще не поняла материал, потому что подколки и шарики из жёваной бумаги (в восьмом классе они ещё были в ходу) сыпались рекой. Мне не дали и строчки записать в тетрадь. Ночью после этого я не спала. Не плакала. Думала, что делать, и много писала.
На следующий день в столовой я подошла к Кате и Оксане. Поставила на их стол поднос. На нём были тарелка с двумя тефтелями, стакан компота и несколько листов бумаги. Не спрашивая разрешения, я села. Они так обалдели, что не нашлись что сказать. Я уже доела первую тефтелю, а они всё молчали. Все смотрели на нас, но не комментировали: объект травли находился слишком близко от зачинщиков. Катя и Оксана сидели с круглыми глазами, но я видела, что они посматривают на мои бумаги, которые я многозначительно положила перед собой. Наконец Катя спросила:
– Что это?
– В общем, такое дело, – я отставила тарелку, положила руку на договор. – Я вам не нравлюсь. Вы мне тоже, ну, вы в курсе. Но я предлагаю то, что будет полезно всем.
– С чего ты взяла, что ты нам не нравишься? – Оксана сделала невинное лицо.
– Вы всех против меня подстрекаете, уж не знаю почему. Но это и неважно. В последнее время класс настроен против меня, и это мешает учиться. Я хочу это исправить.
Катя хмыкнула:
– Ну говори, Лиля.
– Это договор. Я думаю, он вас заинтересует.
– Что-о-о? – начала Оксана, но Катя уже цапнула бумаги. По мере чтения лицо у неё вытягивалось.
– «Оксана и Катя сделают так, чтобы про Лилю не думали, что она заучка… Лиля, в свою очередь, гарантирует, что у Кати и Оксаны повысится успеваемость…» Что это за бред?
Оксана выхватила у неё бумаги, стала читать, брови поползли вверх.
– Ты что, – наконец спросила она, – будешь давать нам списывать алгебру и физику? А тебе-то что с этого?
– Я же всё написала. Я буду давать списывать не просто так. Вы за это постараетесь, чтобы от меня все в классе отстали.
– То есть ты считаешь, если мы будем с тобой сидеть, все от тебя отстанут?
– Не просто сидеть, Катя, а сидеть как будто мы друзья, понимаешь?
– И как ты себе это представляешь?
Я взяла договор, пролистнула пару страниц:
– Читай.
– «Условия договора. Пункт один. Катя и Оксана обязуются два раза в неделю сидеть с Лилей в столовой, будто они подруги. Они будут разговаривать с Лилей обо всяких вещах, о которых говорят девушки типа Кати и Оксаны, – тут она спохватилась: – Это какие „такие“»?
– Красивые и популярные, – пояснила я. – Извини, не расшифровала.
Она посмотрела подозрительно, но кивнула.
– «На алгебре и физике говорить с Лилей не нужно, можно только списывать»…
«Катя и Оксана обязуются прилюдно говорить не менее четырёх раз в неделю, что Лиля – нормальная девчонка, или какие-то другие слова, равноценные „нормальная девчонка“…» – прочитала Оксана, завладевшая другим листом. – Не, Лиль, ты не нормальная девчонка. Ты вообще ненормальная. Сколько у тебя тут ещё листов? Так… Так… «Катя и Оксана могут давать Лиле советы по косметике и одежде, но так, чтобы это было не оскорбительно…», «…вне школы контакты не обязательны». Господи, это ещё не всё?
Они переглянулись.
– Так-то предложение странное, но можно обдумать, – сказала Оксана.
– А ты не думала, что мы сами можем подтянуть физику? – вдруг спросила Катя.
– Думала, – честно сказала я, – но решила, что моё предложение понравится вам больше.
С тех пор как они пошли в модельную школу, у них уже не тройки, а двойки. И я знаю, что их родители поставили условие: чтобы не в ущерб учёбе. А учить физику им ну очень не хочется.
– И чтобы доказать свои намерения, вот вам домашнее задание на сегодня, – я достала тетрадь с домашкой по физике.
– Ладно, я перекатаю, – сказала Катя.
– И я.
– Сперва подпишите договор.
– Ой, хорошо, давай.
– Не лезь, – сказала Оксана Бочарову, который подошёл к нам. – Я тут физикой занимаюсь. И тебе тоже не мешало бы.
Так у нас появилась традиция вместе проводить время по вторникам и четвергам, эти дни для всех удобнее. На следующем же уроке физики ЭЮЯ сказал, возвращая нам тетради: «Катя, в этот раз очень неплохо. Четвёрка». Я уставилась на неё: «Почему четыре-то? Ты переписать-то можешь нормально?» – «Я переписала как надо, – буркнула она, – мне четвёрки хватит. Не хочу, чтобы он что-то заподозрил». Мне это показалось… разумным. Это был первый урок за два месяца, когда меня потревожили всего два раза. И то – мальчишки просили толкнуть Катю, сидящую рядом, чтобы она обратила внимание на них. Потом мы пошли в столовую и сели втроём за один стол.
– Ну как вообще дела? – спросила наконец Оксана. Она резко откинула волосы и оглянулась по сторонам. Никто не смеялся.
– Да, расскажи, – попросила Катя. – Готовишься к ещё одной олимпиаде?
Я вдруг поняла: им тоже неловко. Это было до жути странно: сидеть с ними и делать вид, что так и надо. Зря, наверное, я это всё затеяла. У меня никогда не водилось подружек, тем более популярных, может, не стоило и начинать.
Я решила подбодрить их:
– Вы, ну, просто говорите… о чём вы обычно говорите, а я подхвачу. Про мальчиков, например. Катя, ты встречаешься с Зуевым, да?
– Зуев в прошлом. Он дебил.
– А, с Гаевским?
– Тоже проехали.
Я поняла, что не поспею за Катиной скоростью.
– Ладно. Давайте про моду и красоту?
– Ну, мы делаем сейчас новое портфолио. Для модельной школы, вот. У Оксаны помада отпечаталась на зубах. А ещё она зачем-то намазалась светлым тональником и встала подальше от камеры. Ржака: мрачные тени, бледное лицо и красный клык. Как вампирёныш.
– Я потом нормально встала, ближе к свету! А ещё теперь мажу зубы вазелином!
Катя сказала назидательно:
– Тебе, Лиля, наверное, это всё непонятно. Это такой бьюти-лайфхак…
– Что тут непонятного? Чем ближе объект к источнику света, тем глубже и выраженней будут тени! А вазелин создаёт защитную плёнку… Просто физика.
Они переглянулись.
– У меня тоже есть косметика, – сказала я зачем-то. – Просто я…
– …не пользуюсь ею, – закончила за меня Оксана. Это было очевидно, и я замолчала.
– И волосы у тебя ну прям пушатся. Ты хотя бы кондиционер используй, – наставительно сказала Катя. – Не тот, который дует…
– Да знаю я, что такое кондиционер! – я стала есть быстрее.
Катя посмотрела на часы, потом на Оксану. Я сказала:
– Для первого раза, наверное, достаточно. Спасибо за продуктивную встречу.
* * *
Девчонки ждут каждую серию «Один не дома», и мы обсуждаем её по вторникам. Оксана говорит: «Это очень жизненный сериал, но смотрится налегке». На самом деле – бе. Я глянула немножко. Жизненного там нет и в помине. Главный герой такой неправдоподобный. Сбежал из дома и в пятнадцать лет одной рукой побеждает бандитов, другой чинит всё подряд и ещё успевает при этом спасать прекрасную девицу. В момент погони может остановиться и начать читать длинный задушевный монолог про то, какое у него было тяжёлое детство. И всегда-то у него на лице широкая улыбка, а рыжие волосы в порядке: хоть реку переплыл, хоть попал в торнадо.
