– Мне очень жаль… Будущие приемные родители взяли его на новогодние праздники. Мы иногда такое практикуем, когда видим серьезность намерений. А здесь все серьезно. Мне правда очень жаль!
Лицо директрисы, редко излучавшее доброту или жалость, в этот раз не обманывало – ей и правда было искренне жаль Киру, и это означало, что она говорит правду и одну только правду. Ваню забрали. Кира опоздала. До Нового года оставалось два дня.
***
Кира опаздывала. Валентин приехал в кафе, где они обычно встречались вечерами, ровно к семи. Перед этим ему пришлось огорчить супругу, которая была вынуждена отправиться за покупками, впервые нарушив семейную традицию, в одиночестве. «Валя, я, конечно, справлюсь и сама. Работа – это очень важно! Тем более твоя. Я все понимаю. Но я совершенно не разбираюсь в сырах и вине, да и рыбу всегда выбираешь ты – у тебя это получается отменно, все гости замечают! Если ты сможешь освободиться пораньше, приезжай, пожалуйста, в супермаркет! Выберем хотя бы Анечке подарок вместе», – печально звучал в аудиосообщении голос, в котором за годы совместной жизни Валентин научился читать между строк, букв и пауз. «Я очень переживаю, я беспокоюсь о том, что случилось, потому что не очень верю твоим словам про внезапное совещание накануне праздника. Неужели все очень серьезно…» – вот что говорил ему подстрочник в голосе жены.
Пока Валентин плелся на своем новом белом лексусе («…зачем тебе эта бабская машина, Valli? Позорище. Розовые сопли. Дочке подари. Она оценит!» – вспомнилась ему реакция Киры на новость о покупке) по предновогодним пробкам. Он несчетное количество раз пытался отрепетировать речь, которую нужно будет произнести, когда увидится с Кирой, подыскивал весомые аргументы, которые должны были… Должны были оставить все как есть. Валентин припарковался на удивление быстро и в этом увидел знак, что все должно пройти удачно.
Столик, за которым они с Кирой так любили сидеть до полуночи в этом кафе и за которым в тот самый вечер они без слов, только с помощью взглядов и каких-то судорожных рукопожатий, поняли, что все случится именно сегодня, и так и вышло, был свободен. «Еще один хороший знак», – подумал Валентин.
Он заказал себе кофе с коньяком, а потом – просто коньяк, хотя обычно никогда не пил, если садился за руль. Было уже полвосьмого – Кира опаздывала. Город увяз в праздничных пробках. В обычные дни проспекты, широкие и просторные, сегодня были запружены медленно ползущими авто, будто машины устремились все разом к какой-то бессмысленной, но манящей цели. Валентин вдруг подумал, что те чувства, которые как магнитом притянули их с Кирой друг к другу, были сродни этому всеобщему движению навстречу Новому году, когда магия праздника захватывает и заполняет всего целиком, а утром одурь проходит и остается только первоянварская пустота. «Кто-то об этом говорил? Кто? Вспомнить бы. Неважно… В конце концов, почему она ставит меня в дурацкое положение? Почему я обязательно должен все рушить, становиться каким-то киношным подлецом, который не любит ни жену, ни дочь. А я люблю. И жену, и дочь, и свой дом. Почему ей не приходит в голову, что вот так сгоряча нельзя все поменять? Разом, за один день. Всю мою жизнь. Разом перечеркнуть. Выбросить двадцать лет. Поменять их – на что? На будущее? А какое оно? Да кто знает…» Валентин подумал, что Кира – как река. Сносит все на своем пути, как горный поток, все рушит, не останавливается ни перед скалой, ни перед пропастью. Именно это в самом начале их отношений так возбуждало его и лишало разума, заставляло чувствовать себя на вершине страсти, когда он ощущал, что может повелевать, управлять этой стихией, может сделать так, чтобы она слушалась и подчинялась. Но в этом временном спокойствии всегда был риск, что в любой момент река вырвется – и снесет его мир, не оставит от него камня на камне. Так было с самого начала, просто он не желал в этом признаться.
«Почему она не хочет оставить все как есть? Ну что ей нужно еще? Ведь нам и так хорошо. Мне так хорошо, как ни с кем не было, ни с женой, даже в самое первое время, ни с теми женщинами, которые иногда появлялись в моей жизни. Разве она думает обо мне, когда бьется за эту – свою – правду? Нет. Кому будет лучше? Ее мужу, моей жене, дочери? Кому от этого всего будет лучше? Почему она никогда не думает, что будет дальше? Что и ей, и мне придется заново устраивать свою жизнь, терпеть осуждение родителей, фырканье друзей. Как-то объяснять дочери, слушать истерики жены…» – Валентин почувствовал, что злится. И на себя, и на Киру, которая так требовала этой встречи, но почему-то опаздывает.
Но больше всего он злился на то, что все понимал с самого начала. Знал, что так будет, но все равно, как лунатик, с маниакальной тягой пошел навстречу этому вечеру, через все их с Кирой дни, вечера и ночи, которые за эти два месяца почти превратили его в другого человека. Или он думал, что превратили. А на самом деле… На самом деле Валентин вдруг понял, что он остался собой – и он надеется, что Кира не придет.
Ему стало и горько, и легко. Он посмотрел в окно и увидел свой расплывчатый силуэт на фоне сияющих за окном иллюминаций. Мимо проходили какие-то люди, они несли в своих сердцах праздник, мечты и надежды, возможно, они были влюблены. Валентин это чувствовал так же смутно, как видел их сквозь стекло. От этого стало еще тоскливее и тревожнее. «Если она не придет через пять минут, я уйду», – решил он. Через четверть часа Валентин тяжело поднялся из-за столика, оставил официанту щедрые чаевые и вышел на улицу. Шел снег. Валентин шагнул было в сторону своего большого и сияющего автомобиля, идеально вписавшегося в новогоднюю атмосферу и парковочное место прямо перед входом, но вдруг остановился, поднял голову так, что огромные снежинки стали падать и таять у него на лбу, на щеках, на губах. Он постоял, замерев, прислушиваясь к странному чувству пустоты, которое поддавливало изнутри и даже мешало дышать. Потом повернулся и пошел в сторону метро.
***
Кира опаздывала, и ничего не могла с этим поделать. Даже там, где никогда не было пробок и заторов, сегодня они, как по закону подлости, преследовали ее маленькую красную машину. «Да что же за день-то такой! Просто хоть ложись и умирай под эти нескончаемые новогодние песни по радио!» – злобно подумала Кира, в очередной раз нагло подрезав мужика на большом джипе в соседней полосе.
Телепаться в пробке было невыносимо. Невыносимо было и понимать, что Ваня сейчас в какой-то другой семье, не с ней, и, возможно, это уже не изменить. Хотя… Тут Кира включила свой природный дар искать выход из безвыходных ситуаций, который не раз помогал ей. «Еще не все потеряно! Во-первых, это только знакомство – так скажем, с потенциальными родителями. Они, может, ему и не понравятся. Или он им. Хотя ну как такой мальчишка может не понравиться! Во-вторых, я ведь не сообщала о своем желании его усыновить, вот сразу после каникул и сообщу – Ванька точно от них откажется. Он же просто не знает, что я уже все решила!» – от радости Кира чуть не въехала в легковушку впереди. Ей стало намного легче, но перспектива разговора с Valli, которая приближалась хоть и медленно, черепашьими шагами, но неизбежно, снова сбросила Киру с небес на запруженный машинами проспект.
«Посмотрим, что он сейчас скажет. Что боится обидеть жену, поссориться с дочкой? Что нужно подождать? А чего ждать! Неужели не понятно, что я так не могу. Я не могу врать мужу. Каждый раз возвращаться домой и придумывать отговорки, почему я задержалась. Находить какие-то отмазки, почему не хочу с ним секса. Интересно, Valli, а ты что ты отвечал жене в спальне все эти два месяца? Или, может, никаких проблем? Сначала одна, потом другая – мы же разные! Мечта, а не жизнь!» – Кира зло тормознула перед едва загоревшимся желтым сигналом. Сзади раздалось обиженное повизгивание клаксона. «Идите вы все! Хочу – и стою! Хочу – еду!» – подумала Кира, пожалев, что у нее на заднем стекле нет какой-нибудь оскорбительной для всего света наклеечки.
«Ты что, думал, это будет длиться бесконечно? Эти свидания не пойми где? Ты-то ходил на свою работу по графику – утро-вечер. Это я приезжала к тебе на обеде, срывалась со своих мероприятий, мчалась через весь город. Придумывала, как найти время днем в выходные, когда ты, будто бы активно качал мышцы в своем фитнес-центре с бассейном. Качал ты мышцы, да не те. Все, больше так не будет. Не-бу-дет!» – Кира смахнула челку, воинственно нажала на газ и проскочила на красный, прямо перед мордой оторопевшего автобуса, резко вписалась в поворот и оказалась перед кафе. Было уже без четверти восемь.
«Опоздала на 45 минут. Valli, неужели ты меня не дождался?» – с тоской подумала Кира, быстро паркуя машину на свободном месте. Хлопнув дверцей, в распахнутой куртке она метнулась из машины наружу. Окна кафе сияли теплым предновогодним светом, вот их окно. Кира не удержалась и, как обычно, прислонившись к выступу, заглянула – окно было слегка покрыто изморозью, но за ним угадывался такой знакомый силуэт. Кира прижалась лицом к стеклу, все еще прячась – она пыталась угадать, что сейчас происходит внутри этого человека, внезапно и молниеносно ставшего ей таким близким, что иногда ей даже становилось страшно. С Германом такого не было никогда. Она чувствовала его заботу, знала, что он никогда не подведет и никогда не предаст ее – так повелось еще в студенческие годы. Валентин был другим, и Кира тоже была другой с ним, какой она себя не знала раньше, и эта, другая Кира, более безрассудная, рисковая, жестокая, ее восхищала, но и пугала. Ведь она и сама не знала, что от нее, этой другой Киры, ждать.
«Позвони мне! Вот прямо сейчас, набери. Спроси, где я? Почему тебе приходится меня ждать, когда каждая минута на счету – сейчас, перед Новым годом. Valli, почему ты мне не написал, не позвонил?» – подумала Кира. Она загадала: если он позвонит ей, пока она досчитает до 40, то все будет хорошо. Хо-ро-шо. Они как-то справятся, договорятся, найдут выход. Ведь не может же быть, чтобы все кончилось так нелепо, сейчас, здесь, в этом эпицентре предпраздничного безумия? Кира замерла. Она увидела, что Валентин обернулся и посмотрел в сторону окна. «Что-то почувствовал?». Но нет, он встал и направился к выходу. «Позвони мне! Ну позвони!»
Кира еще сильнее вжалась в пространство за колонной, чтобы он ее не заметил. И увидела, как Валентин выходит, стоит напротив своего авто, запрокинув голову навстречу падающим хлопьям, затем медленно и как-то ссутулившись оборачивается и уходит в сторону метро. Кира не знала, почему не побежала за ним, не догнала, не сказала то, что так и вертелось у нее в голове: «Valli, пусть, пусть все остается как есть. Только не уходи, не надо уходить вот так, молча…» Все чувства, овладевшие ею этим днем, внезапно исчезли. Внутри осталась пустота и какое-то странное ощущение, будто бы она не Кира, а новогодний елочный шарик, слегка надтреснутый, но с виду еще очень яркий и нарядный.
Кира открыла машину и упала на сиденье. Она еще раз проверила телефон – ни звонка, ни сообщения от него. Ничего. Рядом громоздилась огромная пожарная машина, которую она купила для Вани. Кира погладила руль: «Ну что, малышка. Хотя бы ты меня не бросила. Поехали домой, к Гере. Нужно как-то вытерпеть этот день до конца. А завтра… завтра будет легче. Наверное…»
До Нового года оставалась одна ночь.
***
Когда Кира добралась до дома через все пробки, да еще и пару раз покружив по микрорайону в надежде оттянуть встречу с мужем, была полночь. Кира окунулась в знакомую темноту прихожей, на автомате повесила свою куртку, стянула ботинки и, стараясь быть незаметной, насколько это вообще возможно, скользнула на кухню.
– Кир, ты? Я уже начал волноваться.
Герман включил торшер, под которым Кира так любила сидеть вечерами.
– Есть хочешь? Кофе?
– Водки. Нет, воды дай.
Кира забралась в кресло с ногами и настороженно замолчала.
Герман налил стакан воды, протянул ей и сел напротив.
– Вот только не сейчас! Давай завтра. Только не заводи сейчас разговор, как мы будем дальше. Я просто… просто не в состоянии! Ты вообще не представляешь, какой кошмарный был день.
Она судорожно глотала теплую воду и чувствовала, что вот-вот – и слезы потекут прямо в стакан, и тогда вода станет похожей на морскую – ласковую, такую нежную с ней, которую Кира так любила.
– Хорошо. Поговорим о… о нас после. Но сейчас надо решить, как провести выходные. Видишь ли, у нас гость, который не в курсе всей этой истории. Да ему и не надо быть в курсе.
Кира чуть не поперхнулась.
– Гера! Какие гости? Ты сбрендил? Нам только гостей не хватало! Опять какие-то дальние родственники или друзья детства? – Кира даже подскочила от возмущения.
– Тише, разбудишь. – Гера улыбнулся.
– Ты точно издеваешься. Мазохист ненормальный. Я думала, приду – а в коридоре ты мне чемодан с вещами уже выставил. А ты – гостей приглашаешь!
Кира вылетела из кухни так быстро, что Герман даже не успел подняться и остановить ее.
«Куда же он их разместил? Ага, в пустую комнату! Вот почему завел разговор про ремонт! Точно, знал заранее – и молчал! Гости, значит, у тебя? Сейчас будет всем веселая ночь!» – яростно пронеслось у Киры в голове. Она со всего размаху распахнула дверь в комнату и… замерла на месте.
Посередине на надувном матрасе, который они с Герой брали в походы на озера, в мягком свете ночника спал ребенок. Мальчик, с рыжей непослушной челкой. А рядом уютно свернувшись в комок спал большой рыжий кот Михаил.
Кира осторожно опустилась рядом на пол и, до конца не веря происходящему, потрогала знакомые мягкие вихры. Ванька засопел еще громче, а кот, потревоженный ее вторжением, недовольно ударил хвостом. Кира обернулась и увидела силуэт Германа, стоящего в дверях. Она еще раз потрогала сонного малыша, накрыла его белым пушистым пледом, похожим на снежное облако.
Герман аккуратно прикрыл дверь, и они вернулись к столу.
– Гера, я ничего не понимаю. Как это? Мне же сказали, что Ваньку забрали другие люди? Как ты вообще узнал о нем?
– Кир, ты как обычно, ничего не замечаешь вокруг себя. Нет, это не упрек. Просто ты такая. Ты же про него все уши прожужжала своей Светке.
– Ты меня подслушивал?
Герман поднял брови:
– Ты просто не замечаешь, как громко разговариваешь по телефону.
– Но как ты его нашел, как понял, что это Ваня?
– Посмотрел фото.
– Ты рылся у меня в телефоне? Гера!
Муж покачал головой, и Кира притихла.
– Ладно. Но как ты приют нашел?
– Позвонил твоей начальнице. Спросил, кому вы проводили праздники, сказал, что хочу на работе порешать со сбором подарков. Вот и все.
Кира замолчала и отвернулась. Вся тяжесть этого дня вдруг навалилась на нее огромным снежным комом. Слезы подступили и полились. Кира хлюпнула носом и вытерла щеку ладонью.
Гера молчал.
Кира встала и подошла к окну. За стеклом вертелись пухлые снежинки.
– Кира…
Кира отмахнулась. Она прижалась щекой к холодному стеклу:
– Гера, я так устала. И я не знаю, что дальше.
– Никто не знает, Кир. Иди спать. Как там, в сказках, пишут – утро вечера мудренее.
Кира обернулась:
– Гера, я правда не знаю. Но за Ваньку – спасибо. Правда, это настоящее чудо. Как в кино.
Герман устало улыбнулся.
– Чудо не чудо, а праздник парню не помешает. Ты не спеши, вот закончится эта кутерьма, тогда и будем думать, как дальше. Вдвоем или втроем.
Кира кивнула и вышла из кухни. По дороге в спальню еще раз заглянула в комнату, где мирно спали мальчик и кот. Пискнул телефон. Кира привычным движением зашла в мессенджер и увидела, что сообщение от Валентина.
Поколебавшись пару минут, она все же решила прочесть. «Кира, я тебя не дождался. Не знал, что тебе сказать. Давай увидимся на каникулах и поговорим. Я тебя люблю».
Кира погладила рукой экран и ответила через несколько секунд: «Valli, все хорошо. Я сегодня поняла, что чудеса случаются. С Новым годом!»
Экран вспыхнул и потух. За окном бушевал снежный вихрь, заворачивая в белый кокон дома, деревья, фонари, машины, пустые трассы, мосты, города… Весь мир.
Кристина Эмих
Сила Намерения
Дорогу к пятиэтажке так и не расчистили. Дворник отказался убирать снег за три тысячи рублей, а больше из жильцов не вытянешь. Паша хотел было оплатить из своего кармана, но внутренняя жаба запротестовала: один раз заплатишь – потом не отвяжутся.
Паша шел, стараясь наступать в чужие следы, но в ботинки все равно попадал снег.
В кресле, которое кто-то вынес лет десять назад и оставил под козырьком подъезда, прикорнул дядь Женя. Только он сидел в этом кресле. Может, он и вынес его десять лет назад. После бутылки водки на душе у дяди Жени наступал май месяц. Он не чувствовал холода и сидел себе спокойно в минус двадцать.
– Вставай, дядь Жень, пойдем. Вставай, вставай.
Всякий раз, спасая дядь Женю, Паша мысленно вручал себе медаль. Катю бесила подобная сердобольность.
– Хватит заботиться об алкашах!
Паша пытался объяснить, что все алкаши в доме свои, родные, знают его с пеленок.
– Ты хочешь, чтобы и твоих детей они с пеленок знали? Когда мы уже переедем в нормальный район?
– Скоро, Катюш, скоро. – Он бы и сам не прочь перебраться в «нормальный» район. Но здесь квартира своя. Старенькая, но своя.
– Не старенькая, а убитая, – поправляла Катя. – Взял бы уже ипотеку.
– Ипотека – это сразу минус ползарплаты.
– Может, дело не в ипотеке, а в зарплате? – уточняла Катя. – Какой ты, на фиг, айтишник? В Москве по полмиллиона в месяц зарабатывают, а ты…
– Айтишник в горбольнице и в американской конторе – это не одно и то же, – говорил очевидные вещи Паша.
– Вот и я о чем. Чем ты там занимаешься на работе? Помогаешь бабкам нажимать кнопку на блоке питания?
Паше было нечем крыть. Он действительно помогал докторам (по-катиному «бабкам») нажимать кнопку на блоке питания. И на принтере. А иногда воткнуть вилку в розетку, если те забывали. Вообще, правильнее называть его сисадмином, а по совокупности обязанностей – просто завхозом.
И сколько ни направляла Катя на него свою женскую энергию, сколько ни мотивировала, работу Паша не менял. Он и сам понимал: бесперспективно, неамбициозно, зарплата маленькая. Но здесь он чувствовал себя нужным.
Мысли Паши переключились с бывшей девушки на больницу. Да, здесь он нужен. Вот сегодня Марина Евграфовна пять раз вызывала его к себе.
– Ну смотри – не открывается.
– Марина Евграфовна, я же вам показывал. И на листочек пароль записал. «А» заглавная, остальные строчные. В конце восклицательный знак.
– Я так и делаю.
– Вы все капслоком пишете.
– Так это я случайно нажала.
– А компьютер не понимает. Ему четко команды нужно передавать.
– То же мне, непонятливый…
Тем временем Паша дотащил дядю Женю до квартиры, достал ключ (дядя Женя сам сделал Паше дубликат и вручил пару лет назад «на всякий случай»), открыл дверь, положил соседа в прихожей и поднялся к себе на третий. Уже поворачивая ключ в замке, вспомнил, что в холодильнике шаром покати, нехотя спустился и побрел в сторону магазина.
Магазин «У Тани» каким-то чудесным образом сохранился с тех далеких времен, когда двенадцатилетний Паша прибегал с запиской от папы (написанной кривым детским почерком) покупать пиво. Легендарную основательницу Таню не сломили ни полицейские рейды, ни новые законы, запрещающие продавать алкогольные напитки лицам до восемнадцати лет. Подросткам здесь по-прежнему отпускали пиво без паспорта, сделка осуществлялась за наличный расчет, а жвачка поштучно стоила пять рублей.
Паша взял батон, ветчину, майонез, увидел мандарины по акции и положил в целлофановый пакет несколько штук. Пакет порвался, мандарины рассыпались, и Паше пришлось собирать их по полу.
Захотелось пить. Две девушки у холодильника с напитками обсуждали, сколько бутылок пива взять на компанию. Паша встал рядом, посмотрел на цены и посоветовался с внутренней жабой на предмет взять «Спрайт» или ограничиться «Дюшесом». Внутренняя жаба прикинула, что пол-литра «Спрайта» обойдется как четыре литра лимонада, и громко квакнула. Паша взял «Дюшес».
– Ты же в курсе, что она из Челябинска? – у девушек сменилась тема. Вместо пива они обсуждали блогершу.
– В курсе.
– У нее сейчас розыгрыш. Персональная встреча с Катей Ладушкиной. – Сердце у Паши забилось чаще. Он поставил обратно в холодильник «Дюшес» и взял «Спрайт».
– И что? На фиг она мне сдалась.
– Катя сама два года назад покупала пиво в ларьке. А теперь вот – всего сама добилась.
– Ой, да камон. Она же еще когда в Челябе была, нашла в тиндере этого московского кренделя. И живет за его счет. Я это от Ритки знаю.
– Да хорош.
– Да, кинула тут какого-то ландуха и свалила.
Паша быстро расплатился и вышел из магазина. Пришел домой и скорей полез в инстаграм3.
Полтора года назад он завел страничку только для того, чтобы следить за Катей.
Шапка профиля гласила:
Kate Ladushkina
АСТРОЛОГ / ПСИХОЛОГ / ТАРОЛОГ / ЖЕНСКАЯ ЭНЕРГИЯ
Новогодний марафон «Сила намерения»
Регистрируйся по ссылке ladushkina.ru
Паша открыл новый пост.
Новый год – время чудес!
У фанатов Кати Ладушкиной есть уникальная возможность встретиться с ведущей марафона вживую.
Создай намерение и пиши «Хочу» в комментариях.
И помни: только сильное намерение меняет реальность!
Счастливчика ждет новогодняя ночь с Катей Ладушкиной.
Результаты объявим 31 декабря в 17 часов.
Не успел Паша осмыслить прочитанное, как пальцы уже набрали «ХОЧУ!». Отправлено. «Хочу встретить Новый год с Катей», – создал Паша намерение. Через несколько секунд появился комментарий: «Ваш номер для участия в конкурсе 158».
Паша отложил телефон. Перевел дыхание. Это неслучайно. Это не может быть случайностью.
Он сделал бутерброд, открыл «Спрайт» и устроился поудобнее. Снова зашел на страницу Кати, решил перечитать старые посты.
Под фотографией на фоне башен «Москва-Сити» Катя делилась с подписчиками своей историей. «Чтобы вырваться из провинции, мне пришлось работать официанткой». Насколько Паша помнил, официанткой Катя проработала всего неделю. Как-то после очередной смены пришла и накинулась на него:
– Нормально тебе, что твоя девушка посуду за другими убирает? Что на нее мужики пялятся?
– Я не заставлял тебя работать.
– А не судьба было догадаться денег дать?
На этом Катина карьера в общепите закончилась.
Для чего Кате врать? Пашин мозг быстро придумал бывшей оправдание. Она делает это, чтобы показать, что все возможно.
Итак, скоро они встретятся. В этом у Паша не было сомнений. Осталось только дождаться результатов конкурса, приобрести костюм, ботинки и билет до Москвы.
Паша открыл сайт авиабилетов. Челябинск – Москва. Тридцать первое декабря. На единственный подходящий рейс осталось одно место. Вот это совпадение! Пашу аж трясло. Место 11А. Они с Катей вместе учились в 11 «А». Чудеса! Паша посмотрел на цену. Семнадцать тысяч? С ума сойти! Внутренняя жаба квакнула: и это в одну сторону, а еще обратно лететь. И где-то жить.
Но Пашино намерение было настолько сильно, что он нажал «купить».
Тридцать первого декабря после сокращенного рабочего дня Паша мчался в аэропорт. Прошел контроль, нашел нужную стойку, зарегистрировался на рейс и сел в зале ожидания. Посмотрел на часы. 18:07. Значит, в Москве 16:07. Пятьдесят три минуты до ожидания результатов. Чтобы отвлечься, стал нарезать круги по аэропорту,
За пять минут до объявления итогов он уже не мог держать себя в руках. Обновлял и обновлял Катину страничку.
И вот долгожданный новый пост. Паша боялся открыть. Повернулся к девушке, сидящей рядом, попросил:
– Посмотрите, пожалуйста, и скажите мне цифру.
– Извините?
– Посмотрите и скажите цифру.
– Окей. – Девушка взяла из его рук телефон. – Триста шестьдесят девять.
– Что?
– Триста шестьдесят девять.
Паша выхватил у девушки телефон. Триста шестьдесят девять? Триста шестьдесят девять?!
Несколько минут он таращился на экран.
Дурак, кретин! Это надо же потратить столько денег! Он сполз со стула, закрыл лицо ладонями.
– У вас все в порядке? – поинтересовалась девушка.
– Нет.
– Я могу чем-то помочь?
Паша отрицательно покачал головой.
– В столицу летите, на праздники?
– Уже не лечу. Мне больше не к кому лететь.
Девушка вздохнула.
– Бывает. Меня тоже никто не ждет.
Паша устало произнес:
– Зачем же вы летите?
– А я просто лечу. По инерции.
Паша убрал ладони с лица, бросил взгляд на билет, который девушка держала в руках. Екатерина Новикова. Багажная квитанция с номером 158. Место 11В.
Паша улыбнулся.