Loe raamatut: «Отцы»

Глава 1 «Щастье»

Олег сидел на кухне и уже, пожалуй, в тысячный раз силился поймать реальный фокус невозможной перспективы картины в стиле Маурица Эшера, висевшей на стене перед ним. Черные и белые фигуры на, казалось, одной и той же шахматной доске жили в совершенно разных измерениях вне законов физики. В нижнем углу белые фигуры шли на приступ позиций черных, – но при этом привычная проекция выворачивалась наизнанку, и территория черных, без предупреждений, без каких-либо пограничных переходов, оказывалась на оборотной стороне доски. Верх и низ сливались в единое целое. Эта безумная иллюзия, помноженная на пять чашек горьковатого зеленого чая, закручивала мозги, но Олег не мог оторваться от картины, как и не мог остановить параллельно вращающиеся в голове мысли о своей семье. Приглушенные звуки дискотеки 80-х на «Ностальджи-FM», фоном заполняющие кухню и его сознание, – те самые, которые раньше возвращали бодрость духа прикосновением к молодости, – сейчас только добавляли тоски в его настроение.

Тридцать семь лет. Где они, эти тридцать семь лет? В мешках под глазами? В седине, вдруг появившейся над правым виском? Когда Олег заметил ее полгода назад, он так и застыл у зеркала с полупобритым лицом, забыв опустить бритву. Неужели старость? Но потом, правда, наличие седины приелось и стало просто фактом, не вызывающим эмоций. Ну, есть и есть. Чего вспоминать?

Вроде всё устаканилось, жизнь идёт своим чередом, работа, друзья, дом. Но вот только, может быть, жена… Скандалов уже давно нет, отношения стали ровными, даже слишком, но как Оксана сама недавно сказала, «из нашей жизни исчез звон колокольчиков».

«Да ещё, конечно, сын… Может, действительно, это от него полезли седые волосы? Кто на этих детей влияет? Вроде и мы росли в трудное время, но выросли же нормальными людьми. Или я брюзжу? – подумал Олег. Да нет, не может быть. Вот мы, – ну не были мы такими в этом возрасте. Не были и всё тут.»

Олег тяжело вздохнул и отпил холодного чая. Лупить, может, больше надо было? Но сейчас, в 18 лет, наверное, уже поздновато будет. А иногда так хочется.

Впрочем, и не хотелось его тогда бить, – если вспомнить его маленьким, этого кнопку. Когда Саша родился, 20-летний Олег был занят отнюдь не вопросами его воспитания, а пытался разрулить со своим бизнесом и с бандитами, при этом, вряд ли четко понимая, к какой из этих категорий он сам относится.

90-ые годы, все-таки… А вообще непонятно, как дал себя уболтать, все пацаны говорили, надо бежать, зачем так рано жениться-то? Но что-то поднялось в онемевшей душе, и он понял: беременную Оксану бросать нельзя. И когда он в первый раз увидел этот кулечек, что-то доселе неизведанное шевельнулось в нем и надолго опустилось обратно вовнутрь души, чтобы дать место жестким разборкам с хищниками, готовыми съесть Олега с потрохами. Естественно, тут не до умиления. Но, тем не менее, сама мысль о том, что у него есть маленький сын, исподволь по крупице изменяла сознание.

Неуклюжие игры с папкой нравились маленькому Саше. Отца, которого он видел достаточно редко, сын, тем не менее, любил беззаветно и радовался каждой возможности быть с ним.

Время перевалило в завтра, незаметно и обыденно, без всплеска эмоций, обычно сопровождающих такое явление – типа «вот засиделся-то» или «завтра ж на работу». Ну, перевалило и перевалило. Оксана уже спит. Саша, наверное, тоже. Не может же он с компьютером за закрытыми дверями общаться так долго? Хотя, наверное, может. Надо бы запретить ему пользоваться этим электронным балваном на какое-то время. От одной мысли, мгновенно нарисовавшей в воображении всю связанную с этим предсказуемую катавасию пререканий, стало тошно. «Кем же я стал? В тупике из-за какого-то сопляка, – ну сорвусь, наору на него, а что толку, опять не сработает», – подумал Олег и допил, поморщившись, окончательно остывший чай, сбежавший вниз по горлу, мимо сердца и солнечного сплетения, в недра живота.

«Ложиться, пора ложиться». С этой мыслью и кислым лицом Олег поднялся и пошел было к раковине всполоснуть кружку, как вдруг раздался звонок по домашнему телефону. «Кто это оборзел – ведь есть же, в конце концов, мобильный – чего весь дом будить, знают же, что все давно спят… Или не знают?» Отвыкший от постоянного напряжения перед ночными звонками, Олег почувствовал старый холодок. Он рванулся к телефону, чтобы тот не трезвонил лишний раз, раздражая домашних, и, сняв трубку, приглушенно прошипел, добавляя недобрые нотки, подобающие в таких случаях:

– Алло.

Голос на другом конце звучал взволнованно-извиняющеся:

– Олег?

– Допустим.

– Олег, прости, что так поздно…

– Да уже позвонил, – Олег с каким-то почти успокаивающим теплом ощутил, что голос этот пришел из прошлого, далекого и не опасного, но в первые доли секунды не мог сфокусировать прицел памяти ни на чем конкретном, безрезультатно шаря по размытым россыпям лиц, событий, имен.

– Это Кирилл Лавров, помнишь?

Теперь все встало на свои места.

– А, Кирилл-гамадрил! – улыбнулся Олег, вспомнив школьную обзывалку. – Сто лет тебя не слышал. Как ты? Не спится?

– Послушай… – тон голоса Кирилла подсказал Олегу, что сейчас шутить не надо. – Тут такое дело… Ты извини, я не знаю, что мне делать…

– Ты давай, Кирюха, ближе к телу. Раз позвонил, значит, надо было. Выкладывай.

Кирилл тяжело вздохнул, как перед нырком в ледяную воду.

– У меня украли Олю… Они пришли и меня при ней… Я не знаю, что делать. И телефон… я не могу дозвониться.

– Так, давай без лирики, по порядку. Кто такая Оля?

– Дочь, дочь моя, я же тебе рассказывал.

– И ее украли. Понятно. Тогда кто такие «они»?

– Я не знаю, но я запомнил имена и, по-моему, марку машины. Олег, помоги, мне не к кому обратиться, я уже ума не приложу, что я должен делать.

– Давай у гаражей, на старом месте, через двадцать минут. Не забыл еще где?

– Мне жутко неудобно, спасибо тебе. Я бы, ты знаешь, не побеспокоил бы…

– Все, Кирилл, успокойся, соберись. Время дорого, не по телефону. Давай, пока.

***

Олег даже обрадовался, что возможность действовать выдернула его из бесконечного лабиринта мыслей о семье. Всё стало просто и ясно, как в боксе. Он поднялся, сдернул с вешалки в коридоре куртку и посмотрел в полумрак квартиры. Решил не будить жену. Дверь в комнату сына была закрыта, впрочем, как и обычно, но из-под нее на этот раз не выбивалась полоска света, – похоже, Саша для разнообразия решил пораньше лечь спать. Олег щёлкнул выключателем и в абсолютную темноту коридора из-под двери сына всё-таки вырвался дрожащий синеватый свет компьютера. Вот ведь мерзавец, не спит опять. Но это всё потом, сейчас не до этого. Дверь захлопнулась с приглушенным металлическим лязгом, будто освободив его сознание от тяжелых мыслей. Олег, как хищник, внутренне собрался: подобные ситуации были понятны ему более, чем долгоиграющие дрязги в семье. В таких случаях не ясно, чем все кончится, но Олег уже знал, с чего начать.

Не помочь Кириллу он не мог. Они стояли друг за друга со школы и, хотя в последнее время общаться практически не удавалось, вопроса идти или не идти выручать товарища не возникало.

Олег и Кирилл учились вместе с 7 лет. Потом их старый дом снесли, и все переехали в новый район. Друзья снова оказались в одном классе новой школы. Они были совершенно разные: прилежный скромный Кирилл из семьи инженеров и неугомонный забияка Олег, воспитанный улицей. В старой школе они особенно не общались. Но здесь их объединило нежелание 4«А» принимать чужаков в свою стаю. Трое местных авторитетов, Макс, Витёк и Толик, захотели испытать новеньких и совместно порешили «дать им в душу». В первый же день, сразу после обеда, у раздевалки задиристый Макс с разбегу ударил Кирилла кулаком в грудь. Кирилл, смешно загребая руками, плюхнулся на пол. Синяя форма собрала всю противную серую пыль. Весь класс с интересом наблюдал за унизительной экзекуцией новенького. Олег тут же мгновенно понял, кто свой, кто чужой. Не дожидаясь своей очереди, он выхватил торчавшую из ведра деревянную швабру и огрел Макса по кумполу. Тот медленно осел по стене, держась обеими руками за голову и истошно крича «Мама!». Деморализованный Витёк замешкался и тут же получил шваброй по колену. Анатолий оказался более сообразительным и дал стрекача. После этого инцидента в классе за Олегом закрепилась репутация матерого уголовника.

С тех пор друзья держались вместе. На уроке биологии они услышали слово «симбиоз» – взаимовыгодное проживание двух биологических видов. Примерно такая же ситуация сложилась и между нашими героями: Олег постоянно списывал все сложные (и не очень) задания у друга, Кирилла же никто не трогал и не задирал, так как не хотели связываться с «уголовником».

***

Холодная свежесть прозрачной апрельской ночи приятно обдала лицо и заполнила легкие весенней бодростью. Тёмный сырой студень спящего двора разорвали желтые всполохи поворотников, и в гулкой тишине звонко выстрелили блокираторы дверей. Левой рукой Олег дернул тяжелую дверь «Гелендвагена», привычно осмотрелся по сторонам и запрыгнул внутрь. Свиная немецкая кожа заскрипела, когда плотное сидение под мерное жужжание электроприводов подвинулось к рулю. Пластиковая рыбка ключа нырнула в недра черного зверя, и мотор утробно зарычал, жадно пожирая бензин всеми восемью цилиндрами. Панель приборов вспыхнула приглушенным белым светом, светлячками разукрасив салон джипа. Олег неспешно покатил под уютный фон «Ностальжи-FM».

Через пару минут в свете фар показались бурые крышы металлических гаражей. Под шуршание гравия «Мерседес» Олега остановился у крайнего бокса. К нему неуверенно двинулась ссутулившаяся фигура человека с подрагивающим красным огоньком сигареты во рту. Олег медленно вышел.

– Олег, еще раз извиняюсь, что вытащил тебя. Прости, что так поздно. Я не разбудил твоих? Просто я потерял номер твоего сотового, у меня только твой старый домашний. Я не знал, есть ли он еще у тебя…

– Ты что, Кирюха, закурил?

– Я… когда мы развелись с женой, я много курил, потом бросил, а сегодня опять… не удержался. Ты уж извини, что я…

– Хорош извиняться. Что у тебя стряслось?

– В общем, моя дочка, Оля, ну, ты помнишь, я тебе рассказывал, она… её увезли…

– Когда и кто? – перебил Олег.

– Я так понимаю, это её парень. Она мне про него только рассказывала…

– А, Кирилл, ну это не украли. Нагуляются – вернутся.

– Нет, нет, ты не понимаешь! Он приехал на машине, с ним было ещё двое амбалов, ты же знаешь мою память, я даже, по-моему, запомнил их клички, или как там…

– Озвучь.

– Ну, имя ее друга я знал уже довольно давно, зовут Никита. А его дружки… Один точно – Крапива, а второй… вроде Боб или Поп.

– Опиши мне их.

– Никита – волосы по плечи, подтянутый. Ну, пижон, в общем… Что ещё? Коричневая куртка, как будто лакированная. Они все на его машине приехали.

– Стоп. А какая машина у них была?

– Черная… сзади у нее галочка, справа на багажнике цифра 3.

– А амбалы эти?

– Ну, этот, который Боб, очень высокий, мордоворот, здоровый такой, волосы у него светлые, короткие. На пальцах какие-то татуировки, перстни вроде, что там на них, я не разглядел… А другой практически такой же, только пониже, темноволосый. Не помню, во что были одеты, в чем-то молодежном, черном. Ну, в общем так…

Олег достал телефон и сказал:

– Давай пробьем этих гномов по братве. Сколько им, кстати, лет?

– Ну, лет восемнадцать-двадцать… Этот Никита оттолкнул меня, при дочке, понимаешь, при Олечке… Меня так никто не унижал… этот молокосос… а я не мальчик… я даже споткнулся о бордюр…

Олег кивнул, давая понять, что всё ясно, потом жестом остановил Кирилла и заговорил в трубку:

– Здравствуй, брат, не разбудил?.. Пробей пожалуйста, край как надо. Три пацана, Никита, Крапива и то ли Боб, то ли Поп. Передвигаются на «третьей Мазде». Этот Поп на малолетке был, скорее всего. У него на пальцах перстни наколоты. Спасибо брат, извини, что поздно так. Жду.

– Может, стоит лучше в милицию позвонить? У меня там у двоюродного брата жена работает…

Олег перебил его:

– А телефон, значит, не отвечает?

– Да, вне зоны доступа…

– У Оли твоей близкие подруги есть?

– Да… Вика.

– Где живет, знаешь?

– Тут, на Ленина.

– Садись, поехали.

***

Машина рванула с места. В глазах Кирилла замелькали фонари, пролетающие мимо автомобили и длинные тени редких прохожих.

– Ты с этими клоунами когда-нибудь раньше сталкивался? – спросил Олег, мягко, но уверенно заправляя джип в очередной поворот.

– Нет, но Никита этот несколько раз провожал Олю, я его видел в окно.

– Кирилл, а она-то сама с ними ушла или её насильно утащили?

– Ты знаешь, сама, но это довольно длинная история. Олечке ведь еще только 15 лет, но она вся в маму… Люда, если ты помнишь, была очень эффектная девушка…

– Да, помню, симпатичная. А почему «была»?

– Да нет, нет, с ней все нормально, и я уверен, что она всё так же хороша в своей Канаде… Ну не важно… Понимаешь, на Олю уже засматриваются взрослые парни, и она пропадает по вечерам на дискотеках, поэтому я ей запретил сегодня, то есть уже вчера, идти туда. Олег, в последнее время она меня ни во что не ставит, не слушает и вообще. Ну и вечером я сорвался, накричал и не позволил выходить из дома. А потом приехали… эти, стали сигналить, она выбежала. Меня это взбесило, я бросился за Олей. Навстречу эти трое, и когда Оля пыталась сесть в машину, я схватил ее за руку, она завизжала как резаная, и Никита толкнул меня в грудь. Было скользко, и я упал. Ну вот и все. Они сели в машину и уехали.

– Да, дерзкий паренек.

– А те двое, что были с ним, пригрозили свернуть мне голову. Может быть, в другой ситуации я бы перенёс, но при дочери, да еще когда они её практически насильно забрали у меня…

Хищный тупой нос «Гелендвагена» нырнул в арку старого каменного дома.

– Вот здесь, – сказал Кирилл, указывая пальцем.

Друзья вышли из машины, хлопнули дверьми и подошли к подъезду. Оба уставились на красный огонек новенького домофона.

– Я же не помню номера квартиры, только этаж – четвертый, налево… Может, подождем, пока кто-нибудь зайдет?

Олег молча сделал шаг к двери. Уперся ботинком в дверной косяк на уровне живота, схватил двумя руками металлическую ручку и с силой потянул, подавшись всем телом назад. Нижняя часть двери начала отгибаться. На висках Олега заиграли набухшие вены. Через четыре секунды верхний магнит, не в силах больше сопротивляться, сдался под недовольное шипение пневматического доводчика. Свет стоваттной лампы, вырвавшийся на свободу из распоротого брюха подъезда, больно резанул по сетчатке глаз.

По гулким лестничным пролётам сталинского дома друзья поднялись на четвертый этаж. Кирилл бежал первым, подтягивая себя на поворотах за перила, за ним бодро следовал Олег. Они остановились у обитой дерматином двери.

– Да, Кирилл, дыхалочка у тебя никакая, приходи ко мне на тренировку, поспарингуем.

– Ничего, ничего, нормально… – Кирилл отдышался и нажал на звонок, отозвавшийся эхом в глубине квартиры.

Какое-то время они стояли в тишине лестничной клетки с исключительно высокими потолками. Энергосберегающая лампочка, без плафона сидящая прямо над дверным звонком, натужно пыталась осветить своим неестественно белым сиянием дальние уголки коридора.

– Кто там? – вспыхнувший было изнутри глазок потемнел.

– Зинаида Гавриловна, извините, это папа Оли Лавровой. Мне очень нужно поговорить с Викой.

Сотни смыслов, присущие подобным ситуациям, стремительно наполнили пространство. Тяжесть их ощущалась даже через дверь. Секундная пауза взорвалась лихорадочным клацанием замка. Не успев открыть, женщина запричитала еще за закрытой дверью:

– Кирилл Евгеньевич? Что случилось? Что-нибудь с девочками? С Олей? Что они натворили?

Дерматин глухо чавкнул, как будто был приклеен к косяку, и Кирилл заскороговорил в дверной проем, пытаясь всунуть туда голову:

– Вы пока не волнуйтесь, Зинаида Гавриловна, ничего, в общем-то страшного, пока не произошло…

Олег отодвинул друга в сторону и встал в прямой видимости, не подходя вплотную.

– Зинаида Гавриловна. Я друг Кирилла. Дело в том, что Ольга пропала, и мы хотели бы поговорить с вашей дочерью, может быть, она что-то знает. Вика дома?

– Ой, нет, – женщина запахнула голубой байковый халат под подбородком и, выглядывая из-за двери, стала судорожно трогать бигуди, словно проверяя, на месте ли они или чудесным образом испарились. – Вики дома нет, сама жду ее, вся изволновалась. Ой, горе-то какое.

– А, может быть, можно позвонить Вике, попросить домой приехать?

– Да я уже звонила; телефон она дома оставила, как назло. Ой, что же делать-то? – Зинаида Гавриловна близоруко щурилась, переводя глаза с Олега на Кирилла и обратно. Морщины ее лица изображали крайнее волнение.

– Вы не знаете, в какой клуб они пошли?

– Да я, в общем-то, не знаю. Она мне не рассказывает, но, по-моему, они всё в разные ходят.

– Понятно. Мы тогда подождем у подъезда, когда Вика подъедет. Она ведь собиралась сегодня домой?

Прищуренные до этого сонные глаза Зинаиды Гавриловны расширились в театральном ужасе:

– Неужели?.. Как же так? Вроде должна… А что с Олей случилось? Они с Викой вместе? Что у них произошло?

– Нет, – Олег посмотрел на друга, – насколько мы понимаем, они не вместе. – Кирилл часто закивал. – А что произошло, мы хотели бы у Вики поинтересоваться, если она в курсе. Подруги же они все-таки.

– Ой, ну… Подождите, конечно. Да вы заходите, я чаёк вам поставлю, что ж вы так… Кирилл Евгеньевич, мы же с вами почти соседи, и семьями все-таки, и вообще…

– Спасибо, не будем вас стеснять, – отрезал Олег.

– Спасибо, – повторил Кирилл и, подталкиваемый в спину, засеменил по лестнице вниз.

– Вы с ней построже там, – произнесла им вслед женщина.

– Да что вы, Зинаида Гавриловна, – Олег обернулся со ступенек, добродушно улыбаясь, – мы только по-доброму умеем.

– А, ну да, ну да, – она проводила друзей глазами, пока они не скрылись в лестничном пролете другого этажа.

– Может быть, лучше в присутствии Зинаиды Гавриловны поговорить с Викой? А то напугаем ребенка, – сказал Кирилл, когда они вышли из подъезда.

– Ещё чего, – Олег покосился на друга. – Прижмем шмокодявку не отходя от кассы. Шучу. Посмотрим, может и с матерью придется ее раскручивать. А мамаша у нее ничего, конфетка, обрати внимание, ты же одинокой отец.

– Олег, не время сейчас шутить, – Кирилл полез за сигаретой.

– Ну, нет, так нет. Дай-ка мне одну тоже.

Кирилл протянул Олегу взятую для себя сигарету, достал другую.

– А вообще-то нет, – Олег смял белую трубочку в кулаке и выкинул труху на чудом сохранившиеся серые комки снега. – И тебе не советую. Для здоровья вредно, а проблему не решает. Бросай курить, вон – вставай на лыжи, – он кивнул на остатки снега. – В общем, давай, выкладывай, время у нас много. Молодежь нынче гулящая, ждать долго придется.

Олег сел на лавочку у подъезда. Кирилл закурил с третьей попытки, нервно чиркая и ломая спички о коробок, потом присоединился к товарищу.

Окружающую их темноту освещали от силы три фонаря. Кирилл бросил недокуренную сигарету на асфальт и несколько раз шаркнул по ней ногой. С удивительным акустическим эффектом, свойственным всем ночным двором, этот звук разнесся в окружающем пространстве и, не успев отозваться эхом от каменных стен, нехотя растворился в плотном ночном воздухе.

– Ну, как же ты до такой жизни докатился? – сказал Олег после небольшой паузы.

Кирилл сидел сгорбившись. В его руке подрагивал огонек вновь зажженной сигареты.

– Олег, мы тут сидим с тобой, а вдруг они что-то сделают с Олей…

– Ты это, знаешь что. Ничего они с ней не сделают. Я тебе серьезно говорю. Сейчас дружок мой хороший всё выяснит про них, Вику эту расспросим, и все будет нормально. Она же сама с ними пошла, значит, просто назло тебе. Лучше расскажи, как ты жил все это время.

– Да что я. Работаю, преподаю. Думаю, может, докторскую начать, но воспитывать Олю в таком возрасте – это же какая-то холодная война…

– Ну а жена твоя?

–Жена?.. Бывшая.

– Ну бывшая – не бывшая, все-таки мать.

– Эта история не такая уж весёлая, я тебе её не рассказывал тогда, на встрече выпускников лет десять назад. Ты еще с женой приходил. Но, если хочешь послушать…

Олег молча кивнул.

– В общем, мы учились с Людой на одном факультете, на ин.язе, только я на немецком, а она на французском. Мы с тобой к тому времени уже потеряли всякую связь, и интересы у нас стали совершенно разные.

– Ну да, были у меня там дела… всякие, – Олег почесал переносицу.

– У нас английский был вторым языком, ну мы и решили еще по одному языку выучить с помощью друг друга, стали прямо с первого курса заниматься, но, собственно, ничего особенного не выучили. Она, конечно, эффектная была девушка, хотела шикарной жизни, но я открыл ей истинную красоту языков, показал, что при всех её внешних достоинствах можно стать высококлассным специалистом… В общем, мы начали встречаться, я без неё жизни не представлял. А помнишь, какое это было время, девяностые, мы даже с ней семьями дружили, картошку помогали друг другу выкапывать. Просто слились, стали как одна семья: и учеба, и студенческий театр, и в гости…

Кирилл бросил истлевшую сигарету на асфальт и растоптал ее носком ботинка.

– И вот на четвёртом курсе мы сыграли свадьбу, а к пятому родилась Олечка. Стали жить у меня. Сдали выпускные экзамены, несмотря на все трудности. Хотя Люда, конечно, не получила красный диплом, но он уже и не нужен был, когда у нас появилась дочка. И вот, когда Оле было восемь месяцев, и мы оба готовились поступать в аспирантуру, Люде предложили ехать переводчицей в Канаду. Там какой-то наш завод по обмену опытом посылал делегацию в Квебек. Мы долго думали, чуть не поссорились, но материальная сторона взяла верх, потому что месяц работы там мог обеспечить все наши нужды чуть – ли не на полгода вперед, и можно было спокойно заниматься наукой.

– Ну, в общем, понятно. Мир капитализма оказался слишком притягательным.

Повисла пауза, после которой Кирилл тряхнул головой и произнес:

– Не всё так просто. Она приехала домой в шоке от того, как заграничный образ жизни отличался от нашего. Она стала звать меня туда, ей предлагали место переводчика на их проекте, но я уже сдал экзамены в аспирантуру, да и родители… И кем бы я там был, без необходимого образования, с моим ненужным в Канаде немецким? Мы долго говорили на эту тему, но Люда уже не хотела идти в аспирантуру, а деньги, которые она заработала, и вправду очень помогли. И когда через три месяца тех же инженеров направили опять в Канаду, Люда поехала переводить с ними. Она стала добытчицей в семье, хотя такие долгие отсутствия и не шли на пользу Оле.

Во двор въехала, ослепив друзей фарами, машина. Они замолчали и проводили ее глазами, но она остановилась у дальнего подъезда, и оттуда вышли, пошатываясь, двое мужчин. Потеряв всякий интерес к отвлекшему их от разговора раздражителю, Кирилл продолжил:

– Мои родители вместе со мной воспитывали Олю, кормили ее смесями, ночами не спали, гуляли. В общем, как могли, заменили мать. Когда Люда приехала, она привезла подарки, деньги эти опять. Она одела всю семью, мы вообще ни в чем не нуждались, я начал писать свою диссертацию. И она продолжала… продолжала звать меня в Канаду. Но я решил… мы решили, что она может ездить туда в командировки, а я буду заниматься наукой, стану доцентом, ситуация в стране улучшится, и мы останемся здесь. Оле уже был год, она начала ходить и говорить, Люда в ней души не чаяла. Но сейчас я понимаю, что именно тогда между нами пролегла трещина, – уже после второй своей командировки она стала далекой и какой-то чужой, непонятной мне. Она решила зарабатывать деньги и продолжать работать с этим проектом. Я не знаю, когда у нее это началось… – Кирилл замолчал, подбирая слова.

– Ну и?

– Ну, и когда она вернулась из третьей своей поездки, она сказала мне, что беременна.

– Вот те на! – Олег поднял брови и поежился.

– Я всегда считал, что если любовь прошла, то нет смысла мучить друг друга, нужно расходиться. Но мое отцовское сознание не допускало мысли о том, что Оля может остаться без матери. Я не мог простить ей того, что она меня предала. Она сказала, что нам надо развестись, что у нее серьезно с Фредериком, канадским инженером.

Кирилл посмотрел на еще не подернувшиеся зеленью голые ветви деревьев и задумчиво добавил:

– Сейчас терпеть не могу, а ведь до этого любил эту грассировку, эти мягкие французские окончания «-кь», «Fr-r-rederik». А мне ведь безумно нравилась, как говорила на французском Люда. Ну, да это к делу не относится… Главное, она хотела забрать Олю с собой. Я был против, мои родители тоже. Даже Людины родители не хотели отпускать внучку в Канаду.

– И ты умудрился уговорить её оставить дочку у тебя?

– Да как тебе сказать… Это был ужасный период в нашей жизни. При всем моем уважении к Люде я встал на эту свою позицию как на последний рубеж, я не хотел уступать и отдавать Олю. Пока мы договаривались, пока обсуждали и ссорились, пока готовился суд, Люде уже надо было уезжать, так как они хотели рожать в Канаде. В конце концов мы решили, что Оля остаётся со мной в России, а Люда едет в Канаду. Но, уехав, она, естественно, не теряла надежды забрать дочь к себе как можно быстрее. Но получилось так, что у Люды возникли осложнения, она оставалась там безвылазно почти целый год.

Олег внимательно слушал, не перебивая. Кирилл опять достал сигарету, дрожащими руками закурил. Затянулся, сжал губы, как будто пытался навсегда оставить никотин внутри себя, и нехотя выпустил струю ядовито клубящегося дыма под ноги.

– Потом они приезжали, все вместе, привозили подарки. Столько всего было уже передумано за это время… Я понял, что почти готов простить её и взять обратно с чужим ребенком, лишь бы… В общем, она пыталась ещё раз убедить меня отдать Олю, говорила и о материнский чувствах, и о перспективах… Но, ты знаешь, когда они приехали, Оля не узнала ее, сторонилась и смотрела подозрительно исподлобья, плакала. И у меня все перещёлкнуло, я с каким-то злобным упрямством решил во что бы то ни стало не отдавать Люде дочь. Конечно, там Оле было бы лучше. И Фредерик, как выяснилось, оказался не таким уж плохим человеком, несмотря на свое ужасное имя. Они нормально живут, она – востребованный переводчик, он – высокооплачиваемый специалист, у нее уже канадский паспорт. Она постоянно присылает Оле деньги, подарки, приезжает в гости практически каждый год.

– Ну, в общем, полный хеппи-энд, – с улыбкой сказал Олег.

Кирилл тяжело вздохнул и обвел глазами черные ряды глубоких окон:

– Ну, похоже, что так. Но, понимаешь, Оле уже 15, и она хочет в Канаду к матери. Она ненавидит меня за то, что я ее не отпускаю и контролирую. Наверное, я боюсь чего-то, вдруг не вернется, может, что-то случится… Мы живем в двухкомнатной квартире с моими родителями и, конечно, условия не ахти какие. Она дерзит мне, проколола себе пупок, носит какие-то ужасные контактные линзы, – жёлтые, как кошачьи глаза. А тут недавно грозилась волосы покрасить в зеленый цвет. Я боюсь за нее… отдал на подготовительные курсы к нам в университет, все ближе к себе. Я же там теперь завкафедрой.

– Ну, тоже хорошо, образование пусть получает. Но, в Канаде-то, пожалуй, покруче учиться?

– Об этом рано еще говорить, Олег. Но есть одна проблема: Оля думает, что ей вообще не нужно высшее образование. Она удивительно, не по годам развита и, как я уже говорил, очень красива, что уж тут скрывать. Но именно в университете она познакомилась с этим Никитой. Он учится на модном сейчас факультете, «Менеджмент с углубленным изучением иностранных языков», поэтому они и занимаются у нас на этаже. Этот хлыщ, к тому же какая-то там модель, и Оля вся загорелась тоже стать манекенщицей. Не то, что она не сможет, но в её возрасте учиться надо! А этот модельный бизнес, там же беспринципные люди… Кем она станет?

– Да, некоторые мажорчики границ не знают, но жизнь обычно все по своим местам расставляет. Не переживай так, Кирилл, с манекенщиком этим мы вопрос сегодня же закроем. Я уже чувствую, что он как будто мне самому дорогу перешел со своим поведением. Хотя, вроде бы, спасал девушку от отца-тирана.

Олег толкнул Кирилла плечом и примирительно сказал:

– Да ладно, шучу. Я же знаю, что ты всегда был правильным человеком, вон, кем стал у себя в университете, завкафедрой, и своей дочке только добра желаешь.

У Кирилла в кармане запульсировал мобильный. Судорожно выдернув аппарат из брюк, Кирилл взглянул на горящий экран и выдохнул:

– Олег, извини, родители звонят. Алло! Нет ещё, мам… Не надо об этом сейчас! Ну не надо… Откуда я знаю? Ну, позвоню конечно. Ну всё, потом, не могу больше говорить, – прокричал Кирилл в трубку срывающимся на истеричный фальцет голосом.

Олег повернулся к другу:

– Волнуются?

– Да замучили уже.

– Бывает…

В этот момент арка озарилась белым светом, и ночную тишину наполнил приглушенный бит басов, который, казалось, бил через асфальт в ноги. Наглухо затонированная красная «восьмерка», не притормаживая, лихо вынырнула из арки и остановилась у подъезда. Олег прикрыл глаза рукой от дальнего света единственной горящей фары.

– Она? – подавшись вперед, спросил Кирилл, – может быть, подойдём?

– Сама подойдёт, не шебурши.

Через некоторое время дверь «восьмерки» открылась, выдав в пространство новую усиленную порцию басов, и оттуда вышла одетая в короткие кожаные шорты и яркий свитер девушка.

– Спасибо! – она хлопнула дверью, которая, впрочем, тут же сама по себе открылась снова. Водитель перегнулся через пассажирское сидение, схватил дверцу и с утробным скрежетом громыхнул ею еще раз, теперь закрывая как надо.

– Ну, давай, вступай в контакт, а то я своей физиономией дитя напугаю, – сказал Олег.

– Вика?

Девушка остановилась и с испугом уставилась на мужчину, вышедшего навстречу ей из тени.

– Вика, я – папа Оли Лавровой, Кирилл Евгеньевич. Ты не бойся, мы просто хотим тебя кое о чём спросить…

Оторопевшая было девушка прибавила шаг, направляясь к подъезду.

– Мне домой надо. Про Олю ничего не знаю.

– Ну как же, Вика, вы же подруги, я слышал, вы сегодня собирались…

– Я же вам сказала, ничего не знаю! – перебила юная особа, скривив уголки губ.

– А вы, Виктория, наверное, забыли, как со взрослыми разговаривать надо, – к ним подошел Олег, который до этого сидел на лавочке и с интересом наблюдал за коротким началом диалога.

Вика остановилась, взявшись за ручку двери, и хотела было продолжить разговор в том же тоне, но Олег не собирался ее слушать:

– Мы сейчас с твоей мамой поговорили, и всю школу вашу на уши поставили. Тут уже не детские игрушки, а криминальное похищение. Все, что от тебя требуется, это ответить на наши вопросы прямо сейчас, а иначе будешь проходить по делу как соучастница. Я понятно выражаюсь?