Королева фей

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
18. Среда, 4 сентября 2001 г. 10:18

«Да, кто бы мог подумать, что она так знаменита…» – инспектор Стив Ньюман, не глядя на толпу репортеров, быстро поднялся на крыльцо и зашел в дом. С тех пор, как исчезла Бриджет, папарацци преследовали его повсюду: вспыхивали фотоаппаратами, второпях задавали несколько глупых вопросов и исчезали. Глядя на репортеров, похожих на стаю облезлых лисиц, Ньюман спрашивал себя: «Зачем им все это? Что они несут в мир, ежедневно выливая на миллионы душ столько помоев?» Он отвечал на вопросы репортеров односложно и аккуратно. Промолчишь – выдумают ерунду, которую ты никогда не говорил. Скажешь лишнее – обвинят в отсутствии политкорректности, сексизме и прочих грехах. А потом твои ответы буду обсасывать те, кому больше нечем заняться. «Пустые и бесполезные существа».

Cейчас репортеры разнюхали, что он едет в дом Пола и Бриджет. Заметили издалека, засверкали камерами, потянулись микрофонами. Но Ньюман опустил голову и, идя мимо них ровным шагом, лишь заученно повторял: «Делаем все возможное. Сразу дадим вам знать».

Звонить не пришлось: Пол уже ждал на пороге и поспешил открыть.

– Входите, пожалуйста. – Несколько фотовспышек, пара пустых вопросов в спину, дверь закрылась и все стихло.

– Инспектор Ньюман, ФБР.

– Д-да, мы же договаривались. П-проходите, – суетливым жестом пригласил Пол.

«Вроде раньше не заикался», – подумал Ньюман. – «Похоже, парень все еще не в себе».

Словно отвечая на его мысли, Пол сбивчиво заговорил:

– До сих пор не могу прийти в себя. Эта музыка! Все время крутится в голове. Иногда кажется, что просто схожу с ума. Представляете, включаю телевизор, а там это в какой-то рекламе. Просто бред… Вот, здесь ее к-кабинет.

Оба вошли. Пол остался у порога, не смея пройти дальше. Ньюман осмотрелся. Повсюду книги, на стенах фотографии Бриджет со знаменитостями. На массивном стеклянном столе разбросаны видеокассеты. Огромный экран в полстены.

– Здесь уже кто-то был?

– Нет-нет, что вы! – замахал руками Пол. – Все, как она оставила. Я же понимаю: любая пылинка может стать уликой. – Он помолчал и робко спросил: – Инспектор, есть какая-нибудь надежда?

– Мы делаем все возможное. – Ньюман старался не сбиться на сочувствующий тон: у него была теория, что это только приводит к излишним эмоциям, а значит пустой трате времени. А времени было в обрез.

Пол хотел сказать еще что-то, но у него перехватило дыхание, и глаза наполнились слезами.

– Пол, вам надо успокоиться, – все-таки посочувствовал Ньюман и тут же пожалел: парень зашелся в рыданиях. Да, работает теория…

– Т-трудно успокоиться, – Пол судорожно вытащил сигарету и захлопал себя по карманам. – Я слышал, она не первая там пропала…

– Вот как? А кто еще? – Ньюман достал свою зажигалку и помог Полу прикурить.

– Мне говорили про какого-то музыканта, но подробностей не знаю.

– Позволите, осмотрю кабинет?

– Конечно. Если что-то нужно, я здесь.

Оставшись один, Ньюман некоторое время размышлял над последними словами Пола. Затем подвинул к себе стоявший на столе телефон.

– Отдел расследований, – раздался приятный женский голос.

– Дженни, это Ньюман. Пробей по базе данных, не пропадал ли кто-нибудь еще в том месте.

– Хорошо, Стив. Что-нибудь еще, Стив? – проворковал голос на другом конце провода.

С тех пор, как появилась эта новенькая, Ньюман стал проводить больше времени в офисе, но сознаваться в этом не хотел даже себе. Он не удержался:

– Пока все. А насчет «чего-нибудь еще» – я подумаю.

Раздался кокетливый смешок, потом гудки. Стив секунду задумался, представив ее лицо, полураскрытые губы… «За работу, старый ловелас!», – мысленно поторопил он себя.

Прежде чем начать осмотр, Ньюман привел в порядок мысли.

«Так, что мы имеем на данный момент? Странная музыка, записанная Бриджет на телефон. Обрывок бересты с непонятной надписью. Еще был этот Шевиньон, направивший ее в то место. Но он, похоже, чист».

Встреча Ньюмана с Франсуа Шевиньоном состоялась в палате психиатрической больницы. Оказалось, что Франсуа был частым гостем отделения пограничных состояний. Причем, болезнь, похоже, прогрессировала – от легких неврозов до глубокого срыва, случившегося после передачи, в ночь на второе сентября.

Их разговор оказался пустой тратой времени: после первого же вопроса Шевиньон возбудился и твердил о встрече с эльфами и о подлой Бриджет, выставившей его на посмешище.

Чтобы тактично завершить беседу, Ньюман попросил его изложить все в письменном виде, сунул визитную карточку и быстро вышел из палаты.

«Похоже, парень всегда был немного ку-ку. Посмеялась судьба над несчастным, – думал Ньюман. – Сначала на границе миров, теперь вот – в пограничном отделении. Всю жизнь подтверждает диагноз, пограничник…».

Ньюман принялся за работу. Переписал названия видеозаписей, пролистал блокноты Бриджет, пробежал взглядом книги. Ага, вот и знакомое имя: Арнольд Ковальский. Еще один гость передачи, профессор в бабочке. Ньюман повертел в руках его книгу «Время и одновременность» и видеокассету «А. Ковальский, 15 июля 2001». Сверился с записями. Сомнений быть не могло: это последний материал, записанный Бриджет Карлоу.

Ньюман вставил кассету в магнитофон и нажал на кнопку. На экране появились Бриджет с профессором. В комнате явно больше никого не было: беседа была заснята с одного ракурса.

19. Последнее интервью Бриджет. 15 июля 2001 г.

– Хотите земляники, Бриджет? – Профессор Ковальский сидел в кресле, накрытом клетчатым пледом. На журнальном столике стояла ваза со спелыми ягодами.

– С удовольствием, профессор, – Бриджет повела носом. – Такой чудесный аромат!

– Каждый июль собираю, – Ковальский накладывал ягоды в кремового цвета блюдце. – Перенял привычку у русского коллеги, профессора Мартынова. Вот мы в Америке лесные ягоды не собираем, а зря!

Так вот, дорогая Бриджет: сравните масштабы нас с вами и этой земляники. Мы – и эти крошечные ягодки! И однако мы ценим их, как вы правильно заметили, за чудесный аромат. И знаете, что, дорогая? В точности так же обитатели параллельных миров ценят нас.

– Параллельных миров? Ценят нас?

– Да. За нашу энергию. Человек – потрясающая фабрика по производству энергии. Мы вот не видим ее, а эти самые обитатели не только видят, но даже ей питаются.

– Вы хотите сказать, что мою любовь или ревность кто-то ест так же, как я ем тосты и кофе на завтрак? – удивилась Бриджет.

Ковальский на секунду замер с ложкой, поднесенной ко рту. Вопрос ему явно понравился.

– Так и есть! Мало того, что едят, так еще и заставляют нас генерировать именно тот вид энергии, который любят. Я вот люблю землянику, а мой сосед фермер – курятину. Куры думают, что это они хозяева жизни, а человек слуга: сделал вот им насест и каждый день кормит зернышками.

– А на деле выращивает их ради мяса?

– Именно. И, к сожалению, моя дорогая, некоторые обитатели параллельных миров любят энергию крови и страданий. Люди нужны им так же, как нам – куры. Человек думает, что он воюет ради своей прекрасной идеи, а на самом деле его провоцируют на насилие из параллельного мира.

– Грустная картина, – подытожила Бриджет. – Но звучит, как детская сказка, вы уж извините.

– Может быть, – кивнул Ковальский. – Но дело в том, милая, что человечество стоит на пороге новой эпохи. И скоро у людей будет технология для вступления в контакт с представителями параллельных миров.

– Вот вы все время говорите о параллельных мирах, профессор. А где они, эти миры?

– Где? Как бы это вам объяснить… Вот представьте себе дом, в котором, скажем, пять комнат. Четыре соединены между собой дверьми, а пятая – по странной прихоти архитектора – наглухо изолирована. В нее никак нельзя войти, так как нет ни одной двери. Но определенный контакт с этой комнатой установить можно, если, например, перестукиваться через стенку.

– И наш мир – такая изолированная комната?

– Да, милая. А того, что творится в соседних комнатах, мы не видим. Взаимопроникновения людей и фейри быть не может. Вернее, не могло быть до недавнего времени. А вот взаимопроникновение энергий было всегда. Все высокие технологии, а также небоскребы, современная электронная музыка – все это воспринято людьми из мира, где обитают игвы – еще одна параллельная раса.

– Кто-кто?

– Игвы, – повторил Ковальский. – Фейри – более музыкальны, чем мы, а игвы – более интеллектуальны. И сравнительно недавно, буквально несколько десятилетий назад, они изобрели способ передавать свои идеи в мозг нужных им людей. И тогда сначала технология, а теперь уже и электроника, быстро проникли из их мира в наш. Да, кстати, и летающие тарелки – тоже их рук дело.

Бриджет бросила на профессора недоуменный взгляд. Тот явно сел на любимого конька. Взъерошил волосы, хотел поправить очки, но только еще больше сбил их набок, и с жаром продолжил:

– Да! Те, кого обыватели зовут инопланетянами, живут не на других планетах! Они здесь, на Земле – но в параллельном мире. И они…

– Профессор, – Бриджет, понизив голос, наклонилась к Ковальскому. – Между нами говоря, я очень сочувственно отношусь к вашим идеям. Но… если вы попробуете их обнародовать…

– Знаю, знаю, – оседая в кресло, вздохнул Ковальский и с улыбкой развел руками. – Поэтому я сижу тихо, собираю факты и анализирую. Мое время еще не пришло. Но буквально вчера я обнаружил нечто, что позволит осуществлять переход в мир фейри не спонтанно, как раньше, а осознанно. В ста случаях из ста. И с таким доказательством трудно будет поспорить. Выключите камеру, милая, это должно остаться между нами…

Бриджет поднялась из-за стола и подошла к камере. Запись закончилась.

      Стив Ньюман выключил видеомагнитофон и задумчиво уставился перед собой. В этот момент на столе зазвонил телефон. Инспектор на секунду поколебался, затем решительно поднял трубку.

– Инспектор Ньюман.

– Стив, – завибрировал нежный тембр. Это была новенькая, Дженни. – привет еще раз. Мы все проверили. Пока порадовать нечем. Все, что нашли, – заметка в «Daily American» от третьего сентября 1929 года об исчезновении деревенского музыканта Томаса Райта. Записано со слов девятилетнего Винсента Харди, единственного свидетеля. Но вряд ли там что-то серьезное: какой-то бред про эльфов и прочая детская чепуха. Кстати, исчез этот Райт первого сентября. Почти в тот же день, что и наша Бриджет Карлоу. Забавное совпадение.

Нервно стукнув пальцами по коленке, Ньюман уткнулся взглядом в обои на стене. Все линии причудливого орнамента упирались в тупики. В такой же тупик уперлась и его мысль.

– Что-нибудь еще? – голос Дженни завибрировал на градус теплее.

– Нет-нет. Пока все. Спасибо, Дженни, – рассеянно положил трубку Ньюман.

Обхватив себя руками, он заходил по комнате.

– Итак, что мы имеем? Пациент психиатрической клиники и чокнутый профессор, сами того не желая, заманили жертву в лес. Один дал обрывок карты, второй – якобы секретный код. А в лесу на нее кто-то напал. Кто? Надо определить круг общения потерпевшей.

Быстрым шагом подойдя к столу, инспектор снова начал перебирать материалы. Заметив кассету «Влияние демиургов на наш мир. Лекция проф. Ковальского», взял ее.

Неслышной тенью подошел Пол.

– Удалось что-нибудь обнаружить?

Инспектор не ответил. Он внимательно посмотрел на Пола и спросил:

– Вот вы сказали, что слышали похожую музыку в рекламе. Не помните, в какой?

20. Тремя неделями раньше. Рекламное агентство Эдварда Шульца.

– Здесь нужна музыка, которая берет за душу. Не понимаю, зачем вообще эти нервные позвякивания. Вам что, нот не хватает? – Джафар Аль-Халиди раздраженно откинулся на спинку кресла.

В студии повисло напряжение. Эдвард Шульц, директор агентства, то и дело вытирал мятым платком пот со лба и пытался успокоить заказчика – полноватого мужчину восточной внешности с тонкими губами и глазами чуть навыкате.

Рядом за пультом сидел Джонни, композитор и звукорежиссер. Поговорка «от себя вне себя» подходила к нему как нельзя лучше – в собственной гениальности он не сомневался ни на йоту. Сейчас он гордо показывал варианты музыки к заказу Аль-Халиди – рекламе духов. Однако клиент попался придирчивый – то и дело морщился и не спешил разделять восторги композитора.

«До чего вредный тип! – Джонни с тоской поглядывал на злой профиль Аль-Халиди. – Смотрит, как удав. Богат, наверное, безудержно, то-то Шульц вокруг него увивается… Я слышал, эти шейхи жен одевают у лучших парижских кутюрье: привезут сразу мешок драгоценностей и заказывают по двадцать платьев с бриллиантами. Да еще требуют, чтобы портной снимал мерки с завязанными глазами. А лучше был слепой, потому как нельзя постороннему мужчине видеть постороннюю женщину.»

Холеное лицо Аль-Халиди опять скривилось в гримасу.

«Ну вот… И это не нравится. Господи! Лучше бы я тоже был слепой, как эти портные… или глухой… Только бы в этом не участвовать.»

Но в глубине душе Джонни знал: заказ для Аль-Халиди получился у него так себе. А все потому, что он не смог воспользоваться привычной схемой работы.

Обычно Джонни не стеснялся заимствовать удачные пассажи из музыки собратьев по цеху, оправдывая это принципом «гений берет, где может». Когда же ему намекали на плагиат, он жизнерадостно отвечал, близоруко щурясь: «Значит, нужно меньше денег на раскрутку».

Однако в этот раз Джонни решил обойтись без привычной схемы: буквально на днях опять «взял, где мог», но это вскрылось, и ему пригрозили судом. Тогда он решил, что и сам справится. Просмотрев старые наработки, остановился на концептуальной композиции «Лысый ковбой купает коня» и использовал ее в десяти вариациях. Как купание коня может помочь в рекламе духов – об этом он старался не думать.

Очередной ролик остановился, и в студии воцарилась зловещая тишина.

– Я заказал музыку, – наконец, сказал Аль-Хадиди, – которая должна проникать в душу. А ваша будто пытается оживить дохлого коня.

Джонни вжался в кресло. «А про коня-то он как узнал? Мистика какая-то! Прямо, как червь, под кожу лезет, в мозг! И мысли считывает!»

Но долго предаваться неприятным мыслям Джонни не умел и бодрости духа не терял. Свой главный козырь он приберег напоследок.

– Вот вариант особенно динамичный. Я ввел сюда инструменты цивилизации майя. Тростниковая труба, барабан тепонастли, соединенный с черепом-резонатором. И майяские маракасы! Такого еще нигде не было! Вот послушайте.

Словно священнодействуя, Джонни включил запись. Из динамиков раздался тот же фрагмент, но в этот раз с добавлениями завываний и постукиваниями, похожими на звуки пшена, сыплющегося на жестяную поверхность. Дождавшись «пшена», Джонни поднял палец и торжествующе взглянул на заказчика.

Аль-Халиди молчал, демонстративно рассматривая ухоженные руки. Полюбовавшись переливами агатового перстня, зевнул.

– Вообще-то это новаторская музыка. К ней нужно привыкнуть…– начал было Джонни.

– Мы уже привыкли, – ледяным тоном оборвал Аль-Халиди.

Багровый от злости Шульц молча рванул ворот рубашки.

Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы в студию плавной походкой не вошла Энджела Гульд.

– Извините за вторжение, – она улыбнулась так тепло и душевно, что все трое невольно улыбнулись в ответ. – Эдвард, минуту внимания. Галерея Кнёдлера, увы, отказалась. «Трилистник» просит сдвинуть сроки на неделю, а для Джорджа Лукаса договор будет готов завтра.

– Спасибо, Энджела, отлично! – в голосе Шульца звучала искренняя благодарность. С тех пор, как Энджела, жена знаменитого пианиста Томаса Гульда, устав быть домохозяйкой, согласилась стать компаньоном его агентства, дела пошли в гору. Сеть клиентов ежедневно росла, благодаря многочисленным знакомствам ее мужа и личному обаянию самой Энджелы – тому, чего так недоставало энергичному, но малоприятному в общении Шульцу.

– Спасибо, Энджела, – повторил он и, воспользовавшись заминкой, повернулся к заказчику. – Мистер Аль-Халиди, не хотите прерваться на ланч?

Аль-Халиди смерил Энджелу оценивающим взглядом и, чуть помедлив, согласился. Действительно, самое время пообедать и заодно попросить Шульца передать заказ другому композитору. Больше нет сил выносить этого бодрого идиота.

В дверях, пропустив Аль-Халиди вперед, Шульц обернулся и злобно прошептал Джонни:

– Если мы упустим этого заказчика, ты пожалеешь, что родился на свет.

Но Джонни все было как с гуся вода. Как только за ними закрылась дверь, он надел наушники, снова включил заставку с инструментами майя и стал с наслаждением слушать, качая головой в такт. С последними звуками «пшена» он выдохнул, благоговейно прижав руки к груди:

– Йес!

Энджела, с улыбкой наблюдавшая эту сцену, слегка покашляла.

– Джонни, у меня к тебе небольшая просьба. У Уильяма в школе был концерт. Можешь переписать видеокассету на DVD?

Не отрываясь от наушников, Джонни кивнул и вставил кассету в аппарат.

– Спасибо! Я зайду в конце дня, – закрывая дверь, сказала Энджела.

21. Выбор Аль-Халиди

Когда все ушли, Джонни еще раз прослушал свои ролики. Каждый раз, когда в музыкальную ткань вплетался новый инструмент, он поднимал палец, наслаждаясь собственным мастерством. «Приматы! Что вы вообще понимаете в музыке? «Мы уже привыкли», – мысленно передразнил он Аль-Халиди. – Специально для тебя, шейх, вставлю сюда дудку; будешь раскачиваться, как змея перед факиром. Ладно, надо Энджеле переписать ее кассету».

Он включил видеозапись школьного концерта. На сцене Уильям играл на флейте пьесу Винсента Харди.

      Музыка, тонкая и ни на что не похожая, захватила Джонни с первых нот. Однако, спустя несколько тактов, он тряхнул длинными волосами, словно отгоняя наваждение, и сказал себе: «Ну, здесь все понятно. Не очень-то и интересно. Я бы написал лучше».

Джонни знал, что лучшая музыка на свете – та, которую сочиняет он. Да, его пока не признали повсеместно, ну и что? Мир еще дорастет до понимания его творений, это лишь вопрос времени. Сам Джонни в своей гениальности не сомневался, так что свою часть пути он уже проделал. Так, во всяком случае, он объяснял многочисленным подружкам, которых приводил в студию «послушать новый шедевр». Огромный диван напротив пульта, местами основательно продавленный, располагал не только к музыкальному творчеству. Мало кто из поклонниц Джонни не таял в умелых руках маэстро еще до завершения первой композиции.

Когда Шульц с Аль-Халиди возвратились с обеда, Джонни сидел, покачиваясь в кресле и громко подпевал флейте.

– У-у-у! А-а-а! А сюда подложим ударные, – прерывая пение, комментировал он. – Тынц-тынц-тынц! Гениально! А сюда опять ударные!

– Не надо ударных! Я беру это, как есть, – властно сказал Аль-Халиди.

Джонни так увлекся, что не заметил их возвращения.

– Вы… вот это берете? – замялся он.

– Да. Это то, что нужно.

– Но… тут такое дело… – Джонни хотел было объяснить, что это не его музыка, но его остановил решительный жест Шульца.

– Деньги меня не интересуют, – отмахнулся Аль-Халиди. – Добавите к контракту, сколько нужно. – бросил он в сторону Шульца. Тот непроизвольно потер ладони.

– Как называется эта вещь? – спросил Аль-Халиди.

– «Забвение», – ответил Джонни, украдкой прочтя название на видеокассете.

– «Забвение»… Кстати, отличное название. А у тебя есть талант, – впервые за все время Аль-Халиди посмотрел в лицо Джонни, который зарделся от удовольствия.

Аль-Халиди достал откуда-то коробку с духами, взял маркер, написал на ней: «Забвение», и сказал:

– Все, можешь идти.

      Джонни, не привыкший к тому, что его хвалят, а через мгновение прогоняют из собственной студии, сделал удивленное лицо, но послушно вышел.

Оставшись наедине с Шульцем, Аль-Халиди поманил его пальцем. Шульц испуганно наклонился.

– А теперь слушай меня.

22. «Просто «Эдди»

Через полчаса контракт был подписан. Аль-Халиди пожал руку Шульцу и подошел к Энджеле. Задержав ее руку в своей чуть дольше, чем того требовал этикет, он сладко улыбнулся, ощутив, как Энджела пытается освободиться. Насладившись этой невидимой остальному миру конвульсией, поклонился и покинул комнату. Шульц жадно схватил со стола пачку сигарет и закурил. В глазах его прыгали радостные чертики.

Еще раз пробежав глазами по строчкам договора с заветной суммой, он повернулся к Энджеле и заговорил, медленно приближаясь к ней:

– Ну что, поздравляю! Самый крупный контракт за всю историю моего… нашего агентства.

Он широко раскрыл руки и обнял Энджелу. Та радостно вспыхнула, порывисто, по-дружески чмокнула в его щеку, и в этот момент почувствовала в его объятиях больше, чем просто радость партнера по бизнесу. Рука Шульца не хотела отпускать ее талию, а пальцы, точно насекомое, скользили по тонкому платью.

– И я тебя поздравляю, Эдвард, – Энджела ловко выскользнула и отстранилась.

– А это тебе, – Шульц взял со стола коробку с духами, полученными от Аль-Халиди. – Духи, достойные королевы.

Поколебавшись, Энджела решила, что лучше принять подарок:

– Спасибо. Очень мило.

– Предлагаю завтра отметить это событие. Надеюсь, не возражаешь?

– Знаешь, Эдвард, я немного суеверна. Пока не увижу рекламу на экране, праздновать рано. Поэтому не время расслабляться – у нас всего три недели для производства роликов. А там уж решим, когда отмечать. Ты согласен, Эдвард?

– Эдди. Называй меня просто Эдди.

– Ну Эдди, так Эдди. Правда у меня уже есть один приятель Эдди – он играл в кино разных полицейских из Беверли-Хиллз. Но уверена, я вас не спутаю.

Шульцу стало неприятно, но он сдержался, рассмеявшись высоким смехом.

– Так я заказываю столик на пятое сентября? Сделай тогда пометку в календаре.

– Пятое сентября?

– Ну да, на следующий день после выхода рекламы в эфир. В восемь вечера ужинаем вместе.

– Да, Эдди, понятно, почему от тебя ни один клиент не уходит, не поставив подпись под контрактом, – улыбнулась Энджела. – От тебя невозможно отделаться.

– Значит, договорились.

Оставшись один, Шульц откинулся в кресле и уставился в потолок. Со стороны могло показаться, что он задумался или даже чем-то недоволен. Но душа его пела: контракт подписан, а главное – их отношения с Энджелой сдвинулись с мертвой точки. Наконец-то он добился свидания. Пусть не завтра, а почти через месяц. Главное, что она согласилась.

И вдруг тонкая змейка беспокойства зашевелилась у него в душе. Беспокойство нарастало, а радость куда-то ушла. Шульц задумался. Что это может быть?

Мысли его возвращались к моменту, когда он вдруг почувствовал себя словно животное, которое хозяин ведет на бойню. Животное, с которым вроде бы ведут себя хорошо, но его почему-то охватывает чувство иррационального ужаса.

      Это был момент, когда Аль-Халиди, достав из коробки флакон, посмотрел Шульцу в глаза:

– А теперь слушай меня. Не все деньги в этом мире пахнут нефтью, кровью или наркотиками. Есть и другие запахи. Например эти духи. Они – лишь кирпичик в моей империи. Кирпичик небольшой, но важный. Хорошо помни об этом, когда будешь делать ролик. Понял?

Он протянул Шульцу коробку с духами:

– Я хочу, чтобы мир забыл обо всех запахах, кроме этого.