Loe raamatut: «Героин»

Font:

ISBN 978-5-4493-8438-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Он настолько хорош! Не пробуй его даже однажды…» – совет наркомана, употребляющего героин внутривенно.

Опиум получают из головок опиумного мака, Papaversomniferum. Это растение культивировалось древними цивилизациями Месопотамии, Персии и Египта. Археологические раскопки свидетельствуют, что неандертальцы по всей видимости использовали мак уже более тридцати тысяч лет назад. Первое письменное упоминание – на клинописной шумерской табличке, датированной около 4,000 до Рождества Христова.

Морфин (Morphius, греческий бог сна) получен из опия в 1803 году в Германии.

Героин (название произведено от слова hero, герой) впервые был синтезирован из морфина с помощью добавления ко второму двух ацетиловых групп в 1874г в поисках «чистого наркотика», не вызывающего побочных эффектов в виде привыкания и др. Использовался как средство против опийной и морфийной зависимости. Хейнрик Дрезер, сотрудник немецкой фирмы «Bayer», протестировав этот новый полусинтетический наркотик на животных, людях и главным образом на себе, объявил его эффективным средством при бронхите, астме и туберкулезе. Скоро фирма «Bayer» с энтузиазмом продавала героин в десятки стран как «средство от кашля». Очень рекомендован детям, в том числе, грудничкового возраста, как нежное успокаивающее средство, вдобавок сберегающее нервы матерям. Только со временем врачи заметили, что больные стали поглощать неоправданно большие дозы этого нежного средства. Но лишь спустя пятнадцать лет, в 1913г, фирма «Bayer» прекратила производство героина и, вычеркнув этот эпизод из своей официальной истории, сфокусировалась на своем втором блокбастере, аспирине.

Глава 1

В иллюминатор, конечно, можно было смотреть, но довольно скучно: куда ни глянь, во все стороны, белое, белое и белое… С синеватыми тенями и залежами светло-серого вдоль холмов и других неровностей ландшафта. С тонкими царапинами зимних дорог и трещинками скованных льдом речек. Унылая картина. Хотя, безусловно, красиво. Величественно. И белые облака… Маша отвернулась от окна. Несколько часов лета – а все одно и тоже, от самой от Москвы.

– Похоже, мы с тобой родились в морозильной камере, – вздохнув, сообщила Маруся младшему брату, который, перелистывая какую-то книжонку, потягивал в соседнем кресле апельсиновый сок.

– Совершенно с тобой согласен, – рассеяно кивнул Арсюша, потом оживился. – В режиме глубокой заморозки, как в хорошем профессиональном холодильнике, – добавил он. – Три звездочки – это минус восемнадцать… По шесть градусов на звездочку. А у нас бывает сорок градусов… даже сорок два. Сорок два делим на шесть – будет семь. Это значит – семь звездочек. Бывают такие холодильники?

– Откуда мне знать? – пожала Маша плечами.

– В каком-нибудь промышленном хранилище, наверное, бывают… И надо же, ничего-то нам не делается! До чего все-таки мы живучие.

– Так не на улице живем. И тепло одеты.

– Все равно. Прямо как мастодонты какие-то! Как мамонты.

– Мамонты давным-давно вымерли.

– Вот-вот, я как раз об этом и говорю. Они, бедолаги, вымерли, а нас, таких маленьких и лысых ничего не берет! Нас можно только дустом!

– Я не лысая, – с достоинством поправила Маша. – Наоборот, у меня длинные волосы, да и у тебя тоже, – она дернула брата за прядь белокурых нестриженных волос.

– Не придирайся. Тело-то у нас, согласись, пока не покрылось шерстью, а? Или у тебя уже покрылось?

Маша только фыркнула. С подростком совершенно невозможно разговаривать.

– Вот видишь! Возразить-то нечего. Но тебе, шерстяная моя, лишь бы спорить.

– Зато скоро, через каких-нибудь пять часов, мы окажемся в стране, где всегда-всегда лето, а снега отродясь никто не видел, – попыталась закруглить глупую тему Маруся. – Представляешь, снег для них – как волшебство!

– Ага, как для нас отсутствие оного… Но подмечено точно, – Арсений потряс в воздухе цветной книжонкой, которую до того листал, – только что здесь, в путеводителе, прочитал… в частности, в Бангкоке, даже существует специальный аттракцион для тех, кто желает понять, что же это за штука такая, зима. И как раз-таки в виде большой морозилки, куда тебя запускают, предварительно выдав резиновые сапоги, и взяв с тебя за это сумасшедшее удовольствие десять долларов. Пользуется большим спросом. Скидываешь свои шлепанцы, надеваешь на босы ноги галоши и, хватаясь за обледенелые поручни, оскальзываясь на заиндевелом железном трапе, смело пробираешься вперед, к острым ощущениям! Может, посетим аттракцион, как ты считаешь? Вот приземлимся, схватим такси – и айда! Правда, тут пишут, придется постоять в очереди.

– Нет уж, спасибо!

Марусю буквально передернуло от подобной перспективы. Не от того, конечно, что в очереди придется стоять – хотя и этого тоже не хочется – а от всего ранее перечисленного.

– Как хочешь… Но согласись, было бы прикольно!

– Я, знаешь ли, еду в Таиланд за теплом, а не за приколами, – пробурчала Маша. – Потом мы прилетаем сразу на Пхукет, а не в Бангкок. К счастью.

– Не коверкай язык, – посоветовал брат. – Остров Пу-у-укет, а вовсе не Пхукет какой-то… Острова Ко-Пи-Пи! Не Пхи-Пхи, как хотелось бы некоторым ханжам. Надо смотреть правде в глаза.

– Ну тебя, – отмахнулась Маша. – Везде так написано.

– Мало ли что бывает написано на стене в общественном сортире, ты же не веришь! По крайней мере, не всему.

– Это было написано не в сортире! – возмутилась Маша.

– А где? – бросил брат с невинным видом.

– Буквально во всех рекламных буклетах, что я читала…

– Не вижу особой разницы.

Маруся насупившись, промолчала. Бессмысленно спорить с неугомонным подростком, это она прекрасно знает, все равно последнее слово останется за ним. Сложный возраст…

– Официант, шампанского! – обратился Арсений к проходящему мимо стюарду.

Молодой высокий парень, очень коротко стриженный, идеально выбритый, в хорошо сшитой форме, усмехнувшись, только кивнул.

– Нет, ты вконец обнаглел! Ты как себя ведешь! – возмущенно зашипела Маша. – Во-первых, он не официант… Во-вторых, тебе пятнадцать лет! Что ты себе позволяешь?

– Положим, почти уже шестнадцать… Осталось терпеть всего какой-то жалкий месяц, а потом я получу паспорт и ты, Машенька, будешь мне уже не указ! Вот так-то… Стану хлестать шампанское когда и сколько захочу!

– По-моему до восемнадцати нельзя…

– Это, к счастью, только по-твоему. К тому же, как ты верно подметила, нехорошо обижать людей. Он ведь уже сколько раз предлагал нам выпить хоть чего-нибудь? Нужно же бедолаге как-то выполнять свои обязанности.

С этим трудно было спорить: самолет еще только выруливал на взлетную полосу, как пассажирам первого класса уже принесли легкие закуски, а дернуть рюмку-другую – коньяка, вина ну или на худой конец пропустить кружечку пива, действительно, предлагали довольно навязчиво. Остальные пассажиры – их было всего-то пять, меньше чем пустующих мест – не протестовали, ели и пили практически без остановки. По крайней мере, так казалось. И нате вам, стюардесса уже снова выкатывает сервировочный столик. Сейчас на нем высится горка дымящихся блинов, вокруг расположились розетки с черной икрой и завитушками сливочного масла, в каждой уютно поблескивает маленькая ложечка. Невозможно отказаться!

– Ну ладно, – вздохнула Маруся, – хотя бы не на голодный желудок. Только совсем немножко, слышишь? По-моему, с твоими лекарствами нельзя алкоголь…

– Правильно, алкоголь нельзя, – глядя на нее своими чистыми серыми глазами, вполне серьезно согласился брат, – а шампанское можно.

Как раз при этих его словах из-за занавески вынырнул стюард. Продемонстрировав им бутылку, он с легким хлопком вытянул из горлышка пробку, разлил пенящееся вино в две высокие рюмки, после чего поднес их на маленьком подносе. Маше было уже неудобно отказываться, и она тоже взяла предложенный бокал. Отпив маленький глоток, она засмотрелась на поднимающиеся пузырьки; промчавшись сквозь золотистую толщу жидкости, те с легким шуршанием лопались на поверхности, обдавая губы и нос колючей душистой влагой… До чего все-таки бытие странная штука, – подумалось ей. Ведь еще только прошлой весной жизнь казалась конченной. Бесповоротно. Она была очень больна, брат – в инвалидной коляске… Все это с ними случилось после аварии, в которой погибли их родители. Арсений повредил тогда позвоночник, а Маша с горя заболела и почти год провела в больнице – она не могла есть. Желудок возвращал любой проглоченный кусок, и это ее заболевание с красивым названием anorexia nervosa вполне могло окончиться смертью… Голодной смертью. Потом дядя Олег – старший брат мамы – отправил их двоих на средиземноморский остров: он рассчитывал, что перемена места окажет положительное воздействие. Так и получилось. Но совсем не просто… Вследствие цепочки ужасных, трагических событий, заставивших ее тогда очень страдать, Маруся неожиданно оказалась наследницей миллионного состояния, – это раз, совершенно выздоровевшей – это два, и сверх того по уши влюбленной. Удивительно, да? Более того: Арсений, который влез в расследование убийства, едва не погиб, но после полученного шока снова начал чувствовать свои ноги! Ну не странно ли? Потом была Швейцария, успешная операция – и теперь он ходит. Правда, пока, конечно, с тростью, прихрамывает, часто бывают боли… но ходит же! Счастье… И вот они с ним пьют шампанское на борту самолета, несущего их в теплые края. Спустя неделю туда приедет и Анри, который пока в Париже, улаживает какие-то дела… Теперь они с братом могут путешествовать по миру сколько душе угодно… Тем более что успели намерзнуться в Москве. Целых два месяца ушло на выбор и покупку квартиры для дяди Олега с тетей Валечкой, которые чуть костьми не полегли, поднимая на ноги племянников, и которые, конечно же, ни в коем случае не могли принять настолько дорогой подарок – поэтому пришлось самолично мотаться по городу, искать. А это оказалось куда как непросто: ведь она просто обязана была найти самое лучшее. Да, вот что еще очень странно – нет ограничения в деньгах… какие-то другие ограничения, конечно, существуют, но не это… Странно. Но к хорошему привыкаешь быстро.

– Так будешь со мной чокаться или нет? – нетерпеливо потребовал братец. – Я могу приохотиться пить в одиночестве. Сопьюсь из-за тебя к семнадцати годам!

Само собой Арсюша постарался чокнуться с таким звоном, что на них все покосились. Этого ему только и требовалось.

– Мягкой тебе высадки из самолета! – громко, в расчете на то, что все слушают, пожелал он. – И кстати, если ты везешь с собой наркотики, имей в виду, в Таиланде за это смертная казнь.

– Твое здоровье, – безнадежно вздохнув, отозвалась Маша.

В салоне к концу полета стало довольно душно, но когда, попрощавшись с услужливыми стюардами и пройдя по громадной гофрированной трубе, протянувшейся от самолета к зданию аэропорта, они оказались в помещении, выяснилось, что здесь ничем не лучше. Здесь было как в бане! Нет, конечно, не в самой парилке, а как в предбаннике, где тепло и влажно. Если еще точнее – в предбаннике каких-нибудь больших общественных Сандунов, где полностью никогда не просыхает, плохо проветривают, поэтому потягивает затхлостью. Потом стало ясно, что не проветривают никогда: повсюду кондиционеры, и окна наглухо закрыты. Глупо их открывать, когда на улице еще жарче.

Таможенный досмотр прошли быстро, и паспорта их украсились по-восточному затейливыми малиновыми штампами, подтверждающими въезд в Таиланд и право пребывания в стране сроком не более чем на два месяца. Маруся во все глаза рассматривала местных работников аэропорта, с которыми приходилось объясняться скорей знаками, чем словами – английский, на котором они все якобы разговаривали, на деле оказался каким-то диковинным птичьим языком, с налета не поддающимся расшифровке. Тайцы были очень смуглые – в желтизну, с густыми черными прямыми волосами, а Маша вдруг впервые в жизни почувствовала себя крупной особой. Росту в ней было метр шестьдесят пять, что по нынешним меркам совсем даже и не много, а за время своей болезни она стала более чем субтильной, но пока все встреченные мужчины-тайцы оказались мельче нее! Даже вроде поуже в плечах. Что касается талии…

– Приятно ощущать себя великаном, – пробормотал за ее плечом Арсюша, очевидно, размышляя о том же самом.

– Тебе хорошо! А мне даже неудобно как-то… Интересно, кем мы им кажемся? – Маша кивнула на толпу рослых соотечественников, ожидавших с паспортами в руках своей очереди. – Вот приехала группа потомков Гаргантюа… или, может, внуки Гулливера?

– Не думаю, что им известны данные персонажи, – с сомнением покачал головой брат. – Скорее, из местной мифологии. К примеру, нашествие каких-нибудь белоголовых асуров или гигантских дэвов, что-то в этом роде.

– То есть, ты думаешь, с их точки зрения мы уроды? – расстроилась Маша.

– Можешь не сомневаться. Ты-то – точно! Другое дело – я. Для женщины крупный мужчина – это всегда хорошо, но, согласись, не наоборот.

Маруся окинула критическим взглядом хрупкие плечи подростка, он был лишь на пару сантиметров повыше нее. На крупного мужчину парень пока явно не натягивал.

– Честно тебе скажу, вряд ли я смог бы влюбиться в девушку, которая на целую голову длинней, – продолжал гнуть свою линию братец. – У меня развился бы целый букет комплексов на эту тему, кому это нужно? К примеру, взять ту высокую, бесспорно очень миловидную девушку. Справа от нас… Ну ту, что вжалась сейчас в столб, очевидно намереваясь с ним слиться… она летела одним с нами рейсом. В Москве эта красотка наверняка разгуливает по подиуму и чувствует себя вполне комфортно, а здесь над ней уже вовсю хихикают.

Маруся проследила за его взглядом. Действительно, две молоденькие тайки, сидевшие за стойкой справочной, буквально прыскали в ладошки, глядя на высокую девушку.

– Ну и ладно, – пробормотала Маруся. – Слава богу, не навсегда… Кажется, это наши чемоданы.

Она поискала глазами носильщика, но не обнаружила никого похожего. Подошла поближе к поскрипывающей ленте транспортера. Придется самой. Арсюше пока нельзя поднимать больше килограмма, причем, строго-настрого, что на деле очень сложно соблюдать, ведь даже обычный графин с соком тяжелее, и об этом надо постоянно помнить. Практически же ему можно брать в руки только чашку, тарелку супа или книгу, да и то не слишком большую. Не энциклопедический словарь, например. Пришлось даже поменять его обожаемый компьютер на новый – маленький Sony, размером с небольшую книжку. Можно было купить и совсем крошечный – рядом в витрине стояли очень хорошенькие компьютеры, буквально игрушечные, Маше они так понравились, но братец ни в какую не соглашался, уперся намертво, заявив, что ему вполне достаточно дуры-сестры, и без тормознутого компьютера-идиота он уж как-нибудь обойдется. Потом долго еще жаловался на чудовищную, по его словам, потерю мощности.

Наконец Маруся сдернула с транспортера подъехавший чемодан. Со вторым ей помог какой-то мужчина. Она поблагодарила и отправилась на поиски тележки. Арсений тем временем успел уже достать из своего чемодана пижонскую трость – старинную, из темной вишни с серебряным набалдашником, выполненным в виде змеиной головы с рубиновыми глазками – очень дорогую, купленную в Париже на аукционе, и теперь придирчиво ее осматривал: он всю дорогу волновался за ее сохранность. В самолет с тростью не пустили, сказали, что по существующей инструкции подобную вещь положено расценивать как холодное оружие, мол, теперь с этим очень строго. Пришлось сдать драгоценность в багаж. Хорошо хоть на его компьютер не посягнули, иначе с братцем точно приключилась бы истерика.

Колесо тележки поскрипывало и застревало, приходилось делать усилие, чтобы толкать ее вперед, но не идти же теперь за другой… Арсений, прихрамывая, важно вышагивал рядом, по-петушиному надменно поглядывая вокруг. В черных джинсах и черной же рубашке, с разобранными на прямой пробор длинными светлыми волосами, с антикварной тростью в руке – он разительно отличался ото всех окружающих, как чужестранцев, так и единоплеменников. Вокруг сгустилась толпа встречающих, и Маша внимательно смотрела по сторонам; нет ли у кого таблички с их фамилией в руках – она оплатила проезд до гостиницы еще в Москве, чтобы не дай бог не потеряться в чужой стране.

– Постой-ка здесь с вещами, – наконец попросила она брата. – Я схожу поменять деньги. В крайнем случае, возьмем такси.

Полученную пачку разноцветных банкнот – они назывались баты – положила прямо в сумку, в кошелек деньги все равно не влезали, ни по размеру, ни по объему.

– Ну что ж, – нерешительно пробормотала Маруся. – Выходим?

– Да уж пора бы, – насмешливо отозвался брат. – Смело вперед! Кстати, рекомендую снять тележку с тормоза, так будет проще катить.

Маша смущенно охнула – в самом деле, какая глупость! – после чего дело пошло на лад. Она на большой скорости преодолела стеклянные двери и остановилась снаружи.

Вот теперь они точно оказались в парилке. Даже зная, что будет жарко, все-таки, не предполагаешь, что настолько! Тем более что подсознательно ожидаешь – на улице, конечно, будет попрохладней, не так, как здесь, в душном помещении, где буквально уже нечем дышать, весь опыт предыдущей жизни подсказывает тебе это. Ну не привык ты, выходя из дверей дома, сразу попадать в сауну! Особенно, если на дворе зима. Солнце сияет с такой силой, что даже мысли, кажется, начинают пробуксовывать. С непривычки. Маруся совсем растерялась.

– Давай, давай, двигай дальше, – в свойственной ему грубоватой манере подбодрил брат. – Мы закрываем собой весь проход. И кстати, «Пизарефф», это не про тебя ли? – добавил он, тростью указывая в сторону стоящего на самом виду тайца одетого в темный европейский костюм с голубой рубашкой, в руках у него была табличка с этой странной надписью. – Потому что я точно пока еще Писарев. Арсюша Писарев, и будьте любезны…

– Ой, да! – обрадовалась Маша. – Молодец! Я бы, наверное, не догадалась…

– Ну, еще бы, – хмыкнул брат.

Маша помахала не по погоде одетому тайцу. Тот, поняв, что они именно те, кого ему должно встретить, в ответ радостно заулыбался и несколько раз указал в сторону, куда надо идти, очевидно, опасаясь, что иначе они не поймут. Ухватив тележку, резво покатил ее в указанном им самим направлении.

Машина оказалась серебристой «японкой» не первой молодости каких и в Москве полно, кондиционер работал на полною мощность, но нельзя сказать, что от этого внутри было прохладней – так разве что, на пару-тройку градусов. Оставалось лишь предполагать, каково показалось бы здесь без оного. Водитель захлопнул багажник, сел за руль и завел мотор. Машина тронулась, осторожно выруливая с парковки. С зеркальца, покачиваясь в такт движению, свисала гирлянда из живых цветов, желтых, оранжевых и белых, на приборной доске застыл маленький бронзовый Будда. Музыка по радио звучала соответствующая, восточная, но на современный лад, от того даже еще более странная. На потолке золотой краской выведены какие-то загадочные знаки, неаккуратно, будто кто-то мазал пальцем – очевидно какой-то погруженный в свои мысли буддистский монах, которому доверили освятить машину, ну, не до того ему явно было, вот он так и напачкал. Под задним стеклом помещалась странная какая-то вещица неясного назначения – не сразу дошло, что это просто коробка с салфетками. Уж больно похожа на маленький гробик для какого-нибудь домашнего питомца, усопшего хомячка или, может, птички: обтянутая ярким желтым шелком, с черной оборкой по краю, сверху отделанная тесьмой прорезь, откуда утомленный пассажир может достать себе салфеточку, дабы промакнуть обильный пот. Предмет роскоши, не иначе. Равно как и две голубые подушки с малиновыми шелковыми кистями по сторонам этого желтого гробика.

Арсений тем временем начал уже изучение тайского. Шофер, по началу державшийся настороженно, теперь расслабился и с готовностью переводил требуемые слова – те немногие, которые он знал по-английски. Братец повторял за ним, очевидно, сильно коверкая, потому как таец от души, по-детски хохотал, поправляя снова и снова, в общем, в машине стало по-настоящему весело. Маруся довольная уже тем, что несносный подросток, если и донимает своими глупостями, то, по крайней мере, не ее, спокойно смотрела в окно.

Невысокие горы вокруг покрыты густым лесом, над кромкой сочной зелени – торчащие под разными углами заломы гигантских рваных листьев банановых пальм, там и сям проглядывают кроны каких-то буйно цветущих деревьев: все совсем другое, не такое, как у средиземного моря, а уж тем более, на российской равнине. Тоже вроде лес, да выглядит как-то совсем иначе – этот тропический дождевой лес. Ехали минут сорок, дорога петляла вдоль берега моря, изрезанного глубокими заливами, и такие порой открывались заманчивые виды, что перехватывало дух! Маруся только опасалась, что все самое красивое они уже проехали. Но нет, бухта, в которую они, наконец, свернули, оказалась ничуть не хуже – да что говорить, она оказалась просто великолепной! Узкая дорога, обсаженная ухоженным цветущим кустарником, вывела к самому берегу, где раскинулась удивительной красоты большая двухэтажная вилла, в архитектуре ее причудливо смешались восток и запад. Поросший лесом островок украшал собой залив, будто его туда кто намеренно поставил – на таком идеальном расстоянии от берегов он был. Картинка! Да нет, конечно, как можно сравнивать… гораздо, гораздо лучше, чем любая картинка!

– Ничего, – констатировал Арсений.

Понятно, что из его уст – это высшая похвала. Парню, в общем-то, более или менее все равно где находиться, был бы рядом компьютер и розетка для его подзарядки. В пыльной пещере посреди пустыни – замечательно! Даже лучше, никто не отвлекает. Маша про себя решила, что пора, наконец, заняться воспитанием у брата чувства прекрасного. И если не она возьмет на себя эту тяжелую обязанность, то кто?

– Некий сэн-сей лет примерно пятьсот назад приказал своему ученику украсить стену старинным свитком, и указал, куда именно тот должен вбить гвоздь, – начала она, с назиданием глядя на подростка. – Ученик пометил это место, но потом сделал вид, будто потерял, и снова спросил учителя. И, представь, сэн-сей выбрал ровно ту же точку, что и раньше! Хороший пример того, что для всего существует идеальное положение.

– Ты это к чему? – подозрительно покосился на сестру Арсений. – Начиталась буддистской литературы, и изъясняться теперь будешь восточными притчами?

– Я насчет острова… Просто невозможно поверить, что это возникло случайно, само собой, правда? Такая красотища! Кажется, кто-то должен был все это разместить, хорошенько предварительно подумав.

– Ты имеешь в виду Творца?

– Ну да…

– Банальный вывод. Тебе далеко не первой приходит это в голову. И уж конечно, не последней. Хотя звучит красиво: Великий Сэн-сей, расставляющий в море острова… Если так, то эти окрестности определенно были его любимые. Раз уж он так неплохо здесь прибрался. Лентяй, сколько на земле мест, где все накидано как попало! Хуже, чем у меня в комнате.

Нечего было и пытаться…

Машина, тем временем, обогнув плещущийся фонтан посередине круглой мощеной клинкерным кирпичом площадки, остановилась у колоннады входа. Потемневшая от времени черепица покрывает пологие скаты крыши, стены дома, сложенные из грубо тесанного известняка, густо увиты цветущими лианами. Навстречу кинулся одетый в серую с золотыми галунами униформу портье – неправдоподобно крошечный – настолько, что Маше захотелось помочь ему с чемоданами. Впрочем, ей удалось справиться со своим неуместным порывом, а карикатурному портье – с их вещами. Он ловко погрузил чемоданы на золоченую тележку и, несколько раз приветственно кивнув им головой, вкатил ее наверх по небольшому каменному пандусу, располагавшемуся сбоку от ступеней.

– Классный мужик! – удивленно покрутил Арсюша головой ему вслед. – Надо же, такой маленький, а жилистый! Метр-то в нем точно будет… если не метр сорок! Впрочем, что я, муравей способен тащить поклажу в несколько раз превышающую его собственный вес. Размеры, как видно, еще ни о чем не говорят.

– Ну как можно сравнивать! Какой же он муравей, – привычно пожурила брата Маруся. – Ты бы еще навозного жука приплел…

– Кстати, правильно! – Арсюша в расстройстве шлепнул себя по лбу. – И как это я сам не сообразил! Хороший образный пример… Но заметь, это ты придумала, а не я, – тут он погрозил ей пальцем, вид у него при этом стал ханжеским. – Как тебе не стыдно, Машенька! Должен сделать тебе замечание. Вроде бы воспитанная девушка, и обзывает аборигена жуком-навозником! Я понимаю, эти его черные гладкие волосы, сходство, безусловно, налицо… Но вот так, вместо спасибо… ни за что, ни про что… Ладно бы парень тебя чем-то обидел! Нет, нет, нехорошо!

– Я совершенно не собиралась его обзывать, – поддалась Маруся на очередную провокацию братца; не то чтобы она не понимала, чего тот добивается, но роль старшей сестры и единственной воспитательницы часто загоняет ее в тупик: нельзя же подростку непрерывно потакать. – И почему ты всегда все выворачиваешь?

– Что-то не так? – вклинился в их перепалку вопрос по-английски. В дверях, приветливо улыбалась, стояла молодая женщина вполне даже европейского вида. Тонкая кость, удлиненные руки и ноги, узкое лицо с миндалевидными темными глазами – красивая. Кудрявые темные волосы, свободно сколотые на затылке, немного не достают до плеч, бледно-зеленое платье открывает загорелые, обутые в дорогие босоножки ноги.

– Нет, спасибо, – смущенно отозвалась Маруся; со стороны могло показаться, что они с братом, не успев приехать, уже ссорятся, тем более они разговаривают на непонятном для окружающих языке. – Все очень хорошо. Э-э-э, мы просто заспорили о насекомых…

Женщина машинально повела глазами в поисках упомянутых, но ничего не обнаружив, подняв брови, чуть покачала головой и снова улыбнулась.

– Тогда добро пожаловать на виллу «Белая Орхидея». Мы вас уже давно поджидаем. Я хозяйка, Лейлани Фенвик-Палмер, а вы, должно быть, брат и сестра Пизарефф? Приятно познакомиться.

Маруся кивнула, смутившись еще больше. Как она и предполагала, брат незамедлительно поправил произношение приветливой хозяйки. Лейлани, весело извинившись, за ним повторила. Если разница и существовала, то для уха неуловимая, но, по крайней мере, у Арсения достало такта не поправлять ее второй раз. Напротив, он вполне светски сообщил, что буквально счастлив встрече, после чего распространенно похвалил виллу. И умеет же втираться людям в доверие! Он ведь толком и не видел-то еще ничего, кроме входа с фонтаном! Тем не менее, пока они шли за хозяйкой к своим номерам, многое уже узнали. А именно, что дом был построен в прошлом веке в традиционном для местных краев китайско-португальском стиле – странноватая смесь, не правда ли? Знатные его владельцы приезжали сюда пересидеть жару – тут, мол, всегда хорошая погода, в отличие от материковой части Таиланда, где бывает совсем уж тяжко. Они с мужем приехали сюда из Австралии, купили умирающее имение, часть отреставрировали, часть перестроили, кое-что возвели заново, в частности, бассейн, восстановили парк, и таким образом превратили дряхлый дом в роскошный отель. Это одновременно и отличное вложение денег, и приятная жизнь, и в тоже время – работа, иначе скучно – совсем-то ничего не делать, свихнешься.

«Это она уже слышала, буквально те же самые слова», – подумала про себя Маша, – и совсем недавно. Странно, до чего одинаково ощущают себя разные люди в разных частях света.

– Ваши номера на втором этаже, – добавила в заключение Лейлани, с извиняющимся видом покосившись на трость Арсения. – Вы заказывали на первом, но внизу у нас общие помещения: столовая, ресторан, веранды, гостиная, музыкальная комната… когда устроитесь, я вам все покажу. В том крыле – она махнула рукой, – служебные помещения. Но не волнуйтесь – есть лифт. И насколько я помню, он еще ни разу не ломался… Обстановка у нас почти семейная, все гости знакомы друг с другом и многие проводят время вместе – не так как в современных громадных отелях, где никто никого не знает – почти вокзал. Приехали, уехали и забыли… А на случай, если захочется шумного веселья, дискотеки либо там ресторанов, всегда можно съездить в ближайший городок, а лучше, конечно, в «Золотую Виллу». Там уровень значительно выше, чем в городских заведениях. Это как раз один из таких крупных отелей… Тоже пять звезд, De Luxe. Он совсем от нас недалеко, в соседнем заливчике, можно пройти по тропинке вдоль моря, – она бросила взгляд на трость Арсения, – впрочем, там есть пара крутых подъемов… А можно вызвать такси. Достаточно сказать об этом портье… кстати, его зовут Пу, легко запомнить… и через пять, максимум семь минут, подойдет машина.

Лифт оказался спрятанным в небольшой нише в стене слева от ведущей на второй этаж большой каменной лестницы, из холла его даже не было видно, что, в общем, понятно: надо полагать им пользуются главным образом для перевозки чемоданов. Золотистая дверь из анодированного алюминия в самом деле не слишком гармонировала со старыми лаковыми панелями стен.

Пол на втором этаже оказался выложен глазурованной терракотовой плиткой, на вид ровесницей дома, но, скорее всего, искусственно состаренной, вряд ли она могла сохраниться в полном объеме без утрат, на дверях – фарфоровые таблички с белыми орхидеями по серовато-розовому фону: одна орхидея, две, три, четыре, пять. Лейлани вытащила из карманчика платья пластиковые карты-ключи – копии табличек на дверях – и, поочередно всунув их в щели замков, открыла для них номера третий и четвертый.

– В каждом апартаменте – спальня и ванная комната. И общая гостиная, вход из этого уютного холла. На двери в гостиную есть задвижка, так что при желании можно полностью изолироваться. А можно посчитать это одним номером с гостиной и двумя спальнями. Как вам захочется! Устраивайтесь, обживайтесь… Собственно, через час уже обед. Думаю, дорогу сможете отыскать… Я вас со всеми познакомлю. Ну, не буду мешать. Да, занавеси на окнах днем советую держать закрытыми, иначе даже при включенном кондиционере становится душновато.

Она бесшумно удалилась, и Арсений немедленно раздвинул тяжелые шелковые портьеры. Они были двойные, та часть, что к окну, оказалась из какого-то серебристого специального материала, максимально отражающего тепло и свет.

– Еще чего, собрались на нас электричество экономить, не выйдет!

Он распахнул балконную дверь, и оттуда, как из печи, дохнуло жаром.