Ли последовал за командиром, но перед самым выходом обернулся еще раз вслед Ману, который почти скрылся из виду. Разведчик успел заметить, что в это же самое время из отдельной комнаты вышли Накаяма с портфелем в руках и начальник жандармерии. Накаяма озабоченно нахмурился и, наскоро распрощавшись с собеседником, направился к выходу. Ли бросил взгляд на часы. Мысли бешено заметались. Если генерал отойдет от двери комнаты, где заложена мина, еще на несколько метров, то все напрасно – операция будет провалена! Портфель с важными документами будет упущен! Секундная стрелка неумолимо бежала до заветной отметки, до взрыва оставалось всего несколько секунд. Японского палача нужно остановить любой ценой. Ли, не колеблясь, сорвался с места и бросился через весь зал навстречу генералу. Перепрыгнув через последний стол, отделяющий его от японца, он приземлился прямо перед Накаямой.

– Господин генерал! Стоять!!!

Накаяма изумленно замер, вглядываясь в лицо молодого лейтенанта.

В этот момент яркая огненная вспышка и оглушительный грохот перечеркнули вселенную.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Взрыв был оглушительным, рвущим барабанные перепонки и сносящим все на своем пути.

У входа в ресторан, отброшенный волной, Максумов упал на землю, закрыв голову руками. Рядом повалились солдаты, иссеченные битым стеклом. Выждав, когда осыпятся все осколки, разведчик поднялся на ноги, кашляя и вытирая кровь с лица. Кругом клубились облака пыли, слышались крики и стоны раненых, в панике метались японцы.

Из ресторанных окон показались языки пламени и дыма. Максумов ошалело поглядел по сторонам в поисках Ли:

– Где ты, Агафонов…, – шептал он.

Не найдя Ли, он кинулся внутрь здания, вместе с ним поспешили несколько солдат из охраны Накаямы.

Японцы снаружи только начали вставать на ноги, как прогремел второй мощный взрыв: у противоположной от входа стены ресторана сработала мина, заложенная Митяем в канализационном люке. Солдат снова повалило с ног.

Ресторан был в дыму, внутри все перемешалось – трупы и раненые, обломки рухнувшего потолка и мебели, осколки посуды и кровь. Повсюду были слышны крики и стоны. Из комнаты для особо важных гостей вырывались языки пламени. У самых ее дверей лицом вниз лежал Ли, весь в крови и штукатурке. Подоспевший раньше Максумова японский солдат наклонился над ним, проверяя пульс на шее, но через пару секунд поглядел на остальных и покачал головой:

– Этот готов…

Японские солдаты принялись разбирать другие завалы рядом с телом Ли.

Ком подкатил к горлу Максумова. Сжав губы, он в последний раз посмотрел на боевого друга: «Как же так? Леха, нет!». Но, каким бы ни было горе от потери боевого товарища, задание необходимо было выполнить.

Разведчик осмотрелся и разглядел в нескольких метрах от Ли среди обломков и пыли виднеющуюся половину того самого черного кожаного портфеля – главной цели задания.

Майор, оглядываясь, быстро подошел к портфелю и попытался его поднять, но что-то крепко его удерживало. Максумов дернул сильнее и поморщился – вслед за портфелем, из-под груды обломков тянулась рука генерала, запястье которой обвивал браслет наручника. Максумов, не оставляя надежды освободить портфель, дернул еще сильнее. Рука зашевелилась, и из-под обломков с диким ревом возник окровавленный Накаяма.

Генерал был весь покрыт пылью, из нескольких глубоких ран на лице и на теле сочилась кровь. Контуженный Накаяма схватился свободной рукой за голову и застонал. Максумов еще раз по инерции дернул за ручку портфеля, но в этот момент рядом с головой майора засвистели пули. К нему, стреляя на ходу, сквозь завалы ресторана быстро пробирался Ману с японскими солдатами.

Максумов, пригнувшись и уворачиваясь от пуль, бросил портфель и кинулся прочь из зала через дыру в разрушенной взрывом стене. Сзади гремели выстрелы, но разведчик, петляя, как заяц, бежал к накрытому брезентом кузову грузовичка, стоявшего неподалеку. Край брезента приподнялся, и оттуда показались стволы автоматов Соколика и Жонга. Прозвучали несколько коротких очередей и ближайшие преследователи попадали на землю.

Митяй и Фанг выпрыгнули из грузовика, поливая японцев свинцом. Юн стрелял, лежа под кузовом.

Максумов добежал до грузовика и, подхватив автомат, немедленно развернулся и начал отстреливаться. Митяй покосился на командира и в перерыве между выстрелами тревожно спросил:

– А где Леха?

– Митяй, справа! – оттягивал ответ майор.

– Где Леха, командир?!

– Нет больше Лехи! – прокричал командир, не переставая стрелять. Митяй опустил автомат и замер.

– Как нет…?

Максумов толкнул его плечом, спасая от пули, и скосил короткой очередью подбегавшего японца.

– Митяй! Очнись!

Тот словно проснулся, лицо его перекосило от ярости, он прошипел:

– Твари! – и кинул гранату, заставив врагов залечь, а потом пошел вперед, сваливая японцев одного за другим длинными очередями, пока автомат не начал щелкать вхолостую.

Внезапно, из-за поворота показался японский броневик и дал по грузовику очередь из башенного пулемета. Митяй взлетел в воздух и рухнул на землю, из сквозной раны в груди фонтанчиками запульсировала кровь. Фанг и Максумов быстро подхватили его под руки и передали перевесившемуся из грузовика Соколику, тот аккуратно втащил Митяя внутрь. Следом в грузовик «нырнули» Фанг и майор. Японцы окружили машину кольцом, и Ману, подняв руку, дал знак прекратить огонь.

– Товарищи разведчики! – крикнул он по-русски с легким акцентом.

В кузове было тихо.

– Вы окружены, сопротивление бессмысленно. Предлагаю сдаться и мы сохраним вам жизнь! Вы храбро сражались, а мы, японцы, умеем ценить храброго врага! Выбрасывайте оружие и выходите из машины с поднятыми руками!

Пока Ману пытался договориться с разведчиками, они, стараясь не шуметь, один за другим спускались в канализационный люк через отверстие в дне грузовика. Последним вылез Соколик и аккуратно поставил на место тяжелую крышку.

Несколько солдат подошли к грузовику и, приподняв брезент, вглядывались в пустоту. Ману напряженно ждал поодаль, когда вдруг грузовик разнесло на части мощным, оглушительным взрывом, от которого взрывной волной повыбивало стекла в домах даже на соседних улицах.

****

Отряд Максумова возвращался в партизанский лагерь в угрюмом молчании. Операция провалились. Ли погиб от взрыва и Максумов не находил ответа, как же разведчик очутился в его эпицентре. Митяй еле дышал с прошитой пулями грудью, на губах пузырилась кровь.

Фанг поудобнее перехватил суковатые ручки носилок, которые они общими усилиями соорудили из веток. Впереди тяжело ступал Соколик. Его могучие руки крепко держали носилки, чуть приподнимая передний край. И Фангу казалось, что Митяй укоризненно смотрит на него, хотя глаза раненого были закрыты. В очередной раз мотнув головой и нахмурившись, китаец отвел взгляд. Они почти пришли.

Когда маленький отряд зашел на территорию партизанского лагеря, из землянок, как по сигналу, стали выходить бойцы. Они бросали обеспокоенные взгляды на раненого и пристально осматривали тех, кто шел своим ходом, но говорить не решались. Из землянки командира вышли Лин Дунг и Демин.

– С возвращением, товарищи, – поприветствовал бойцов Лин Дунг и выжидательно посмотрел на Максумова. Тот кивнул, но не произнес ни слова. В это время над поляной разнесся слабый стон Митяя. Лин Дунг сделал несколько шагов вперед, остановился у носилок, осторожно приподнял край брезента, исполняющего роль одеяла, и увидел несколько аккуратных круглых дырок в груди парня. По краям кровь уже запеклась и почернела. Лин Дунг тяжело вздохнул и обернулся к майору Максумову.

– Где лейтенант Вэй Ли?

В воздухе повисла тяжкая, разрывающая сердце, пауза. На глаза гиганта Соколика навернулись непрошенные слезы, которые сказали китайскому командиру больше, чем ему хотелось бы.

– Леха…, – начал Максумов и запнулся, судорожно сглотнув. – Лейтенант Вэй Ли погиб, товарищ командир. Портфель взять не удалось!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ДЕВЯДНАДЦАТАЯ

В крохотном полутемном помещении не было ни единого окна. У боковой стены стоял серый металлический шкаф, на полках которого тускло отсвечивали стеклянные банки с растворами. На маленьком железном столике с колесиками поблескивали аккуратно разложенные хирургические инструменты.

У ближайшей стены можно было заметить несколько деревянных палок разного диаметра. Ближе к противоположной стороне комнаты располагался еще один металлический стол, побольше, и стул с прямой спинкой. В углу сиротливо примостился умывальник. Рядом с краном стояла мыльница с новым куском мыла, а над раковиной висело круглое зеркало и полотенце на крючке.

Весь свет в кабинете давала одинокая, засиженная мухами лампа, свисающая с потолка. И хотя на рабочем столе стоял еще один светильник, хозяин не посчитал нужным его зажечь.

В центре кабинета стоял Ману в полевой форме. Он, не спеша, вытер с рук пятна крови, положил полотенце на столик с хирургическими инструментами и обернулся. Перед ним была толстая доска, которая крепилась к центральной стене. А на доске была распята истерзанная фигура Ли.

Из-под туго затянутых кожаных ремней, крепко перетянувших щиколотки и запястья пленника, струйками стекала кровь. Одежда висела на нем грязными лохмотьями. Лицо опухло от побоев, вокруг обоих глаз залегли черные синяки. Остальное тело выглядело не лучше: раны, порезы, ссадины, темные кровоподтеки – все говорило том, что последние несколько часов Ли жестоко и хладнокровно пытали.

– Ты думал, меня в тридцатом расстреляли? – ухмыльнулся Ману, – не вышло. А красноперых, что взяли нас тогда, мы убили и волкам в тайге скормили…

Глаза мучителя и жертвы встретились.

Хрипло кашлянув, парень скользнул мутным взглядом по плиточному полу. Он весь был забрызган кровью. Но внимание пленника привлекали не темные лужицы, а ведро с водой, стоящее чуть поодаль. Вода в нем казалась прохладной, свежей и такой восхитительной, что пересохшее горло свело еще сильнее.

Ману внимательно осмотрел свои руки – не осталось ли на них кровавых пятен – подошел к стене, взял одну из палок и вернулся к Ли. Его темные глаза ничего не выражали.

– Повторяю, – скучным голосом произнес он. – Сколько вас? Где прячетесь? Кто вам помогает?

Пленник оторвался от ведра с водой и перевел взгляд опухших глаз на своего мучителя:

– За что ты убил моих родителей, Чэна?

Не успел он договорить, как на ноги обрушился град безжалостных ударов. Ману бил методично, со знанием дела и без каких-либо колебаний. Ли не хотел кричать, не хотел выказывать слабость перед своим мучителем. Он до крови закусил губы, стараясь сдержаться, но боль была невыносимой.

– А-а-а-а-а-а!…

Когда кабинет заполнил крик пленника, Ману остановился.

– Ну? Будешь говорить?

Ли обессилено висел на кожаных ремнях, не дающих ему упасть, и прерывисто дышал, с хрипом выталкивая из легких воздух. Его голова свесилась на грудь, а изо рта розовой ниткой текла слюна, смешанная с кровью.

Сзади беззвучно отворилась дверь, и в пыточную вошел Накаяма. Он сделал несколько шагов вперед и неподвижно замер, наблюдая за действиями Ману.

– Как же ты мне надоел, щенок! – раздосадовано ответил цыган, резко дергая голову пленника. – Надо было тебя тогда пристрелить.

Из-под набрякших век Ли с ненавистью посмотрел на Ману и попытался освободиться от крепкого захвата.

– Я тебя убью…

Вместо ответа кулак палача со всей силы врезался в челюсть пленника. А потом еще раз. Ману не произнес ни слова. Он просто бил беззащитного узника, пока тот не отключился.

Плюнув на пол, цыган в раздражении схватил со столика полотенце и стал оттирать от крови руки. Но полотенце уже все пропиталось – Ману с еще большей злостью отшвырнул бесполезную тряпку, прошел в угол и сорвал с крючка чистое полотенце.

Когда он вернулся к пленнику, то заметил у двери Накаяму. Его рука была перемотана бинтами, на лице красовались свежие глубокие раны от осколков. Непроизвольно вытянувшись, Ману не то отрапортовал, не то пожаловался:

– Господин генерал! Он не говорит.

Накаяма подошел к рабочему столу, снял с головы фуражку и со вздохом положил ее на хирургически чистую столешницу. Его голова тоже была перебинтована, и в некоторых местах яркую белизну марли запятнали гранатово-красные потеки.

– Приведи его в чувство.

Ману тут же подхватил ведро с водой и широкой струей окатил пленника. Тот издал резкий всхлип и судорожно дернулся. Долгую минуту Ли кашлял и отплевывался, еще больше забрызгивая плиточный пол красным. В его глазах все расплывалось, мысли путались, а тело при каждом движении пронзала острая изматывающая боль.

Накаяма спокойно уселся на стул и стал ждать, пока пленник окончательно придет в себя. Когда хрип и кашель стихли, он негромко поздоровался:

– Здравствуй, Вэй Ли. А ты оказался живучим малым.

Звук этого голоса заставил молодого разведчика вздрогнуть. Он медленно приподнял голову и от этого усилия все мышцы свело судорогой. Но пленник даже не заметил этого – его мутный взгляд остановился на лице японского генерала. Несколько долгих мгновений оба смотрели друг на друга. Наконец Накаяма чуть прищурился, будто стараясь зафиксировать эту картину в памяти, и сказал:

– Как же ты похож на своего отца. Тот же взгляд…

Дуэль взглядов забрала у Ли все оставшиеся силы. Ему пришлось упереться затылком в доску, к которой он был прикован, чтобы снова не потерять сознание, но взгляд его остался ясным и напряженным. Не отрываясь, разведчик вглядывался в спокойное лицо врага.

– Вы не знали моего отца.

– Хм, – губы Накаямы чуть скривились в ухмылке. – Ошибаешься. Одного из твоих отцов я знал очень хорошо.

В глазах пленника явно читалось недоверие. Генерал улыбнулся, закинул ногу за ногу и заговорил:

– Двенадцать лет назад лет назад один китайский ученый разрабатывал для нас универсальную вакцину. Думаю, ты догадываешься, о ком я говорю. Мы хорошо ему платили. Когда все было почти готово, он стал требовать больше денег, шантажировал нас, намекал, что продаст секрет вакцины еще кому-то. Советам, кажется. Его интересовали только деньги, – Накаяма сделал паузу и безмятежно взглянул в напряженные глаза Ли. – Я говорю о твоем отце, профессоре Вэй Тао.

– Ты все врешь! – вне себя выкрикнул пленник и стал вырываться из пут, но японский генерал, казалось, даже не заметил этого. Он вздохнул, будто с сожалением вспоминая что-то, и продолжил:

– Я пытался отговорить Тао, просил одуматься. Но профессор оказался намного хитрее, чем я предполагал. Он сел на поезд Харбин-Чита, прихватив с собой не только семью, но и блокнот со своими исследованиями. Я не мог позволить ему сбежать и приказал Ману сделать так, чтобы все выглядело, как ограбление. Отцепленный вагон, полный трупов, без документов и доказательств.

Ли отчетливо вспомнил, как Ману ворвался в купе, направив пистолет на отца, как потом он отвлекся на крики в коридоре, отец вытолкнул его из купе и запер дверь. Как через несколько секунд из коридора раздались выстрелы, и мама, стоявшая у двери, упала на пол, истекая кровью. Как отец схватил его на руки и аккуратно спустил за окно купе, в темную бездну. Он плакал и кричал, крепко держа отца за руки, не понимая, зачем тот бросает его. «Беги Ли, беги!» – кричал Тао, затем разжал руки и Ли упал вниз. Потом он долго бежал за скатывающимся вниз по рельсам вагоном, пока не споткнулся и не покатился кубарем куда-то вниз…

Ли начал терять сознание, но Ману снова вылил на него ведро холодной воды.

Накаяма продолжал спокойно сидеть на стуле и рассказывать свою историю, которая отображалась в сознании Ли ясными картинками:

«…Накаяма грубо отпихнул вылетевшего из купе Ману и несколько раз выстрелил в замок двери из нагана. Раздался грохот, пули прошили дерево насквозь.

Изнутри послышался детский крик:

– Мама!

Накаяма снова нажал на курок, и пуля разнесла хлипкий замок вдребезги.

Японец с силой дернул дверь купе, и та, наконец, поддалась. Он с безразличием перешагнул через скорчившееся на пороге тело молодой женщины, из рваной раны которой текла алая кровь.

Тао стоял спиной к Накаяме, наполовину свесившись из окна и, казалось, даже не осознавал, что из дверного проема на него наставлен револьвер.

– Тао, не дури! – резко бросил японец, не опуская оружия.

Тот медленно повернулся, встречая равнодушный взгляд Накаямы. В его собственных глазах отчаяние смешивалось со жгучей ненавистью и переливало через край. Взгляды двух мужчин скрестились.

– Блокнот, – спокойным голосом произнес Накаяма и протянул руку.

За окном еще слышался детский крик, звавший отца.

Вэй Тао, схватил со стола стакан в подстаканнике и бросился на Накаяму:

– Убийца!

На улице бахнул гром, и три выстрела в купе прозвучали с ним практически в унисон. Японец с легким презрением проследил, как тело ученого осело на пол, покачал головой и переступил через труп. Он выглянул в окно, прищурившись от резкого порыва ветра и дождя, но там было слишком темно, чтобы что-то рассмотреть. Только забайкальский лес беспросветной стеной сливался с чернеющим небом.

Не тратя больше времени, Накаяма забрал со стола кожаный блокнот и положил его в холщовую сумку, висящую на плече. Потом быстро наклонился к телу китайского ученого, обшарил карманы и, вытащив документы, засунул их в карман своего плаща…»

– Сволочь! Будь ты проклят! – выкрикнул Ли, пытаясь вырваться из удерживающих ремней, но без толку – они держали намертво. Только кровь еще сильнее стала сочиться из ран.

Генерал и на эту вспышку пленника не обратил внимания. На его лице не дрогнул ни единый мускул, голос оставался таким же ровным и безразличным.

– Больше десяти лет наши ученые изучали записи профессора Вэй Тао, шаг за шагом проводили опыты и испытания. Но универсальную вакцину создать не удавалось. Пока, наконец, не выяснилось, что не хватает самого главного. Твоего рисунка со стены.

Ли вздрогнул и снова затрепетал как пойманная рыба.

Накаяма посмотрел прямо в глаза пленнику и чуть улыбнулся.

– Моего рисунка? – Ли даже перестал рваться.

Японец кивнул и уточнил:

– Его обратной стороны, с результатами исследований Тао. Оказалось, что из блокнота твоего отца был вырван один лист, самый главный. Тогда я и вспомнил, что видел похожий лист на стене в вашей избе. Кроме твоей мазни, в углу листа было типографское изображение бледно-розового пиона, как на всех листах блокнота. Теперь я даже благодарен русским ищейкам, что взяли нас тогда.

– Но как ты мог видеть? В избе был он, – возразил пленник, кивнув в сторону молчаливо стоящего в стороне Ману.

– Я был в телеге, но прекрасно разглядел его сквозь раскрытое окно, – японец улыбнулся кончиками губ.

Ли опустил голову.

– Я рисковал, – продолжал генерал, – Я не был уверен, что через столько лет листок все еще у тебя, но чутье меня не подвело.

На мгновение Накаяма замолчал, глядя куда-то в пространство, а потом с досадой добавил:

– Хм, тот старый китаец чуть было все не испортил.

Увидев, как лицо Ли исказилось от горя, он слегка приподнял верхнюю губу, обнажив безупречные зубы.

– Да, старого китайца убил тоже я. Хочешь знать как? Что ж, слушай!

****

«Дверь в избу Агафоновых скрипнула совсем негромко, но в темноте звук казался почти оглушительным. Свет фонарика внутри дома метнулся и погас, но Чэн успел его заметить в окно своей избы и насторожился.

Через минуту он мягко переступил порог избы Николая. Свеча в его руке отбрасывала пугливые тени.

– Ли! Митяй! – негромко позвал китаец, вглядываясь в темноту перед собой.

За окном громыхнуло. Звук прозвучал глуховато и раскатисто – гроза была еще далеко. Мельком глянув в сторону окна, Чэн сделал еще шаг вперед, и в ту же секунду рука из мрака воткнула ему в спину нож по самую рукоятку – точно в сердце, между ребер. Захлебнувшись вдохом, он рухнул лицом вниз. Свеча выпала из его руки и покатилась по полу, оставляя жирные следы воска. Тяжелый ботинок опустился на фитиль и погасил тонкий язычок пламени.

Темная фигура наклонилась над мертвым китайцем, и человек ловко выдернул нож из тела убитого. В эту секунду на улице беззвучно сверкнула молния, осветив скромно убранную комнату и мертвого человека на полу. Накаяма хмуро поглядел в окно, вытирая окровавленное лезвие о рукав черного плаща.

Когда вспышка молнии погасла, японец снова включил фонарик, и узкий луч заскользил по стенам. Вскоре он наткнулся на детский рисунок, оправленный в простенькую деревянную рамку. Накаяма подошел к нему, снял со стены, разбил тонкое стекло и вытащил листок бумаги, бросив на пол обломки деревянной рамки. С одной стороны листа был тот самый карандашный «портрет» семейства Вэй, нарисованный рукой маленького Ли. А с другой – изображение куда более любопытное.

На верхней части страницы аккуратным почерком было выведено на латыни «Invenit et perfecit» («Открыл и усовершенствовал»).

Далее шли какие-то записи и формулы, которых Накаяма не мог разобрать, а в правом нижнем углу – знакомое типографское изображение бледно-розового пиона».

… Щеку Ли обожгла слеза. Дыхание давалось ему с трудом и больше походило на хрип раненого животного. Челюсти сжались с такой силой, и чудилось, что разжать их не сможет уже ничто.

– Именно благодаря универсальной вакцине твоего отца Япония скоро завоюет весь мир, – закончил свое повествование Накаяма, поднимаясь со стула.

На его губах играла легкая усмешка победителя. Он неторопливо подошел почти вплотную к пленнику и заглянул ему в глаза.

– Твой отец предатель, Вэй Ли! И ты должен это принять.

Ли с ненавистью плюнул ему в лицо и выкрикнул:

– Ты врешь, ублюдок! Можешь убить меня, но я никогда не поверю в эту ложь!

Генерал спокойно достал из кармана белоснежный носовой платок из тонкого батиста, вытер лицо и таким же ровным голосом, как и до этого, ответил:

– Убивать я тебя не стану. Тебе придется жить с мыслью, что ты сын предателя.

– Тогда я убью тебя! – раздувая ноздри и часто дыша, словно дракон, прошипел Ли.

Накаяма позволил себе широко улыбнуться и подошел к пленнику еще ближе. Не отрывая взгляда от пышущих яростью глаз Ли, он резко без замаха ударил его кулаком в лицо. А дальше удары стали сыпаться бесконечным градом. Японец бил пленника по голове, в живот, по лицу, пока тот снова не потерял сознание.

Когда голова Ли снова бессильно свесилась на грудь, генерал повернулся к Ману и отдал приказ:

– Инфицировать его и вышвырнуть отсюда.

За дверью комнаты, в которой Ману и Накаяма проводили допрос, раздались торопливые шаги – по коридору, беспокойно оглядываясь, очень быстро уходил невысокий человек в белом халате.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Накаяма смотрел на керамическую бомбу с такой теплотой и даже нежностью, с какой, наверное, никогда не смотрел ни на одного человека на свете. Это был пропуск в великое будущее. Великое не только для всей Японии, но и для него самого. В ослепительном блеске славы оно подошло уже так близко, что генерал чувствовал его лучи и не мог дождаться, когда же это грядущее, наконец, наступит.

Накаяма осторожно провел по керамической поверхности бомбы кончиками пальцев, будто лаская гладкую щеку нецелованной девушки, и улыбнулся.

– Господин генерал, позвольте спросить, – прервал его приятные мечты голос Ману.

Цыган подошел и почтительно встал рядом, тоже глядя на бомбу. Накаяма благосклонно кивнул – настроение было хорошее.

– Зачем вы были так откровенны с ним?

Продолжая смотреть на свое будущее, пока еще заключенное в тонкую керамическую скорлупу, генерал жестко ответил:

– Ненависть ко мне и желание отомстить придаст ему сил вернуться к своим, чтобы потом прийти за мной. Но, заразив Вэй Ли, я делаю его живой смертоносной бомбой. Именно он, даже не подозревая этого, начнет страшную бактериологическую войну, уничтожая все вокруг себя, и погибнет сам.

После этих слов оба надолго погрузились в молчание – новый день сулил так много, что любые слова казались лишними.

А в это время двое японских солдат небрежно волокли еле живого Ли по чистому, ярко освещенному коридору. На них были одинаковые белые комбинезоны бактериологической защиты: капюшоны покрывали головы и плотно затягивались на шеях. Глаза защищали специальные очки, нос и рот прикрывали плотные белые маски, а руки казались какими-то щупальцами осьминогов из-за белых резиновых перчаток.

Откуда-то слева раздался приглушенный стон, который вывел Ли из полубессознательного состояния. Пленник с трудом приподнял голову и увидел, что с обеих сторон коридора тянутся толстые стеклянные двери, за которыми расположены одинаковые, залитые мертвенно-белым светом боксы. В них сидели и лежали люди разных национальностей – мужчины, старики, женщины, дети. Их лица и тела были обезображены язвами. Некоторые стонали и метались, некоторые неподвижно застыли на месте, глядя в одну точку. Кто-то бился на полу в конвульсиях, изо рта текла белая пена. Ли потерял сознание.

– Слышал, поступила большая партия бревен? Куда их столько? – заговорил первый солдат.

Второй солдат кивнул в сторону боксов, мимо которых они только что проходили, и беззаботно ответил:

– Генерал Накаяма сказал, что старую партию сегодня ночью сожгут.

– Так они же еще живые.

– В печке сдохнут.

Последнее замечание показалось обоим тюремщикам очень забавным, и они громко рассмеялись. Через секунду они открыли пустовавшую камеру, швырнули туда пленника и захлопнули стеклянную дверь.

****

Ли пришел в себя. От многочисленных ударов жутко болела голова и ныло тело. Он едва мог пошевелиться. Сколько он пролежал на холодном полу камеры – часы или дни – Ли не мог даже предположить. В голове звучали слова Накаямы: «ты сын предателя».

– Это неправда, – прохрипел Ли, – это неправда.

В двери послышался щелчок замка. Юноша приоткрыл запухшие глаза и стал из-под ресниц наблюдать за человеком, который переступил порог его камеры. Картинка двоилась и расплывалась, Ли боялся, что вот-вот снова потеряет сознание.

Одет посетитель был в такой же костюм бактериологической защиты, что и солдаты, которые привели Вэй Ли в этот бокс. В руках он держал небольшой металлический поднос – что на нем лежало, Ли увидеть не мог, но ничего хорошего не ждал. Дверь с шипением закрылась.

Когда «комбинезон» подошел ближе и опустился на колени, парень разглядел, что на подносе у него ампула с цветной жидкостью, жгут и шприц. Первым побуждением было отшвырнуть поднос и броситься на незваного гостя, но Ли еле дышал от слабости.

Незнакомец оглянулся на стеклянную дверь. Убедившись, что в коридоре уже пусто, он незаметно извлек из металлического ящика крошечную колбу. Вытащив резиновую пробку, незнакомец поднес склянку к носу Ли – в голову ударил едкий противный запах. Парень закашлялся, застонал от боли во всем теле, острый шип пронзил всю голову, но, к своему удивлению, он почувствовал, что мысли наконец-то прояснились.

«Комбинезон» удовлетворенно кивнул, поднес палец к губам и снова открыл металлический ящик. На этот раз оттуда появилась пробирка с бледно-красной жидкостью и еще один шприц. Ловко набрав раствор в шприц, незнакомец еще раз опасливо оглянулся на дверь.

– У меня мало времени, Ли, – тихо и невыразительно проговорил незнакомец голосом, искаженным маской. – Поэтому слушай внимательно.

Фигура указала пальцем в резиновой перчатке на шприц.

– Мне придется заразить тебя смесью чумы и других страшных болезней – это приказ Накаямы. Ослушаться я не могу. Но сначала я введу тебе универсальную вакцину. Она спасет тебя. Но… Об этом никто не должен знать… поклянись!

Ли обессилено кивнул, а потом прошептал:

– Кто вы?

«Комбинезон» секунду помолчал, с сомнением глядя на распростертого перед ним истерзанного человека, но все-таки решился:

– Меня зовут доктор Чжоу. Когда тебя отсюда выпустят, не вздумай выходить к людям, иначе начнется эпидемия. Иди в лес, найди родник и много пей. Через три дня вакцина начнет действовать. Еще через пару дней ты будешь уже не опасен и сможешь вернуться к своим, – продолжая говорить, незнакомец воткнул в предплечье Вэй Ли тонкую иглу и ввел красную жидкость. – Передай им, что ровно через две недели Накаяма начинает операцию «Империя» – это первый этап большой бактериологической войны.

Чжоу снял иглу, спрятал шприц назад в карман и крепко сжал ладонь Ли:

– Останови его!

В коридоре раздались шаги, мимо стеклянной двери прошел караульный, бросив внимательный взгляд на камеру Ли. Чжоу весь сжался, но взял с подноса бутылочку с цветной жидкостью и набрал ее во второй шприц. Этот укол оказался намного болезненней первого, и Ли застонал.

– Почему вы спасаете меня? – спросил он, когда удалось перевести дыхание.

– Тебя спасет вакцина твоего отца, Ли.

– Вы знали его?

Чжоу кивнул.

– Много лет назад я был его помощником. Когда профессор Вэй Тао отказался сотрудничать с японцами, Накаяма стал ему угрожать, обещал расправиться с его семьей.

Чжоу поднялся, шелестя белым комбинезоном, и тихо сказал:

– Профессор принял решение бежать, чтобы спасти свое открытие и тебя, Ли, – и тут голос пожилого китайца дрогнул, – Запомни, сынок, твой отец был честным и преданным Китаю человеком. Он никогда не работал на Японию. В тот день, когда я помог вам сесть в поезд, мы с профессором Вэй Тао виделись в последний раз.

Тяжело ступая, профессор пошел к двери. Но Ли не смог удержаться от последнего вопроса:

– Почему вы не поехали с отцом?

Белая спина доктора Чжоу на мгновение замерла, а потом китаец поднял руку и постучал в стеклянную дверь.

– Я оказался не таким смелым, как он, – прозвучало между ударами.

С той стороны стеклянной перегородки подошел солдат, Чжоу показал ему пустую склянку.

– Я закончил.

Дверь со щелчком открылась и тут же закрылась опять. Ли остался в одиночестве, но теперь оно уже не было таким мрачным. У Накаямы не получилось заставить его жить сыном предателя. В коридоре послышались тяжелые шаги, за дверью показались два конвоира.

ГЛ АВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Брошенный японцами в самую чащу леса, Вэй Ли лежал на берегу ручья совершенно без сил. Вся одежда на нем была разорвана и висела лохмотьями, босые ноги подрагивали от холода. Тело и лицо покрывали язвы и нарывы.

Но идти к своим было нельзя. Он вспоминал Митяя, красавицу Лань Шинь, командира Максумова, богатыря Соколика – все они, наверное, считают его погибшим. Он обязательно увидит их снова, но потом, чуть позже. А сейчас надо было терпеть, собрать в кулак всю волю и терпеть.

Воздух с хрипом вырывался из легких, а каждая клеточка тела вопила от боли. Ли помнил слова Чжоу, о том, что нужно много пить, если он хочет выжить. Так что молодой разведчик попытался подползти поближе к спасительной воде, которая журчала буквально в паре метров от него. Но, как только он попробовал сдвинуться с места, адская боль пронзила все тело. Ли скрючился и часто задышал. Во рту было сухо, как в мертвой выжженной пустыне. Сил не осталось.