Шмель

Это гениальная книга. Сначала Вера очень раздражала, а потом я всё больше начала видеть себя в ней. Спасибо за такую возможность.

Я долго не могла прочитать «Шмеля», хотя купила его почти сразу после выхода. Начинала, закрывала, снова открывала, и каждый раз тревожность героини — Веры — накрывала меня с головой настолько, что я не могла больше читать видеть предложения и слова. Это было не просто узнавание, это было попадание в самую глубины моей тревожной души. От страниц книги буквально шло такое напряжение, такая настоящая, осязаемая тревога, что моя собственная начинала зашкаливать. И только с пятой или шестой попытки я вдруг «прорвалась» — меня затянуло полностью.

Дальше я читала «Шмеля» в транспорте, на ходу, в очередях — и даже несколько раз уехала на конечную, врезалась в прохожих. Это был эффект погружения, которого давно не было. Книга в меня вцепилась (а я - в неё) и не отпускала.

Но главное — откликнулась внутри. Вера с её внутренним напряжением, её попытками быть «как надо», её сомнениями в отношениях, в себе, в сексе — это было как зеркало. Я видела себя. И это было больно, освобождающе, горько и одновременно очень ценно.

Особенно болезненно, но по-настоящему честно, описаны первые отношения, в которые вроде как нужно вступать, потому что «так положено»; секс, который «ну должен быть» — и эта внутренняя пустота, смешанная с тревогой и неуверенностью. Я плакала. И это были слёзы узнавания. Жалею, что в мои 16 у меня не было этой книги. Может, многого бы не случилось.

Аня, спасибо за «Шмеля». Эта книга — важная. Настоящая. И очень нужная.

Заголовком рецензии рассуждает главная героиня Вера. Беспокоящий её шмель то ненадолго пропадает, то появляется снова, жужжа с новой силой. Она ищет в близких и знакомых ответного жужжания:



Меня злило, что он предлагает варианты действий, вместо того, чтобы назвать меня булкой и разделить со мной тревогу.

Временами ей хочется, чтобы на неё злились, кричали, раздражались. Героиня признаётся в том, что забыла и не может вспомнить, как это — чувствовать. Волноваться, радоваться, сопереживать. Она, как частый зритель тру-крайма, повсюду ищет те события, которые могли бы пробудить оставшееся понятное ей чувство — обиду вперемежку со страхом. Вере начинает казаться, что общая беда — это то, что люди ищут намеренно, пусть и не хотят в этом признаваться. Общая беда мирит и соединяет. Всем нужна общая беда.

Плохие дни ткутся из бесконечных свайпов и внутренних диалогов. Повествование — реальность, неотделимая от внутренних переживаний героини. События из Вериной головы идут одной чередой с реальными событиями. Из-за этого повествование выходит вязким и немного сумасшедшим, пугающим, ведь для тебя, читателя, как и для героини, нет границ между вымышленным и объективным. Читатель вместе с Верой проходит через воображаемые приступы публичной истерики, чтобы потом в реальности тихо съедать себя изнутри, отдирая с ногтей-трапеций новенький маникюр. Успела немного устать от этого приёма, несмотря на то, что в начале было интересно в нём копаться.

Текст полон релевантного опыта и до жути реалистичных примеров. Сравнение себя с узаконенными гениями — один из таких.

Набоков, например, написал «Машеньку» в двадцать шесть, это значит, у меня ещё целых два года.

Фиксация на достаточно незначительных вещах — ещё один из них. При прощании с бывшим мужем, который во время объятий гладит её по голове, Вера не чувствует сожаления или тоски. Она считает, сколько волос после поглаживания осталось на его руке. Ведь выпадение волос — постоянно тревожащая проблема, так ведь и до облысения не далеко.

... он провёл рукой по моим волосам, и я посмотрела, не осталось ли что-то на его ладони.

Авторка хотела сделать неприятный по читательским ощущениям и пробирающий текст. У неё это точно получилось. Выхожу из прочтения с лёгким головокружением.

О текст с его высококонцентрированными предложениями иногда спотыкаешься, и не понятно, намеренно ли этот порожек был выставлен. И, кажется, это не совсем роман. Это, скорее, повесть.

главная героиня, Вера, – молодая писательница, страдающая неким психическим расстройством, которое обостряется на фоне её развода, а также из-за всем известных событий двадцать второго года. шмель здесь – метафора внутренней тревоги, которая не даёт Вере покоя; навязчивой, жужжающей, неумолкающей мысли, которую не поймать и не вытравить: она продолжает гудеть на заднем фоне и с ней героине надо как-то жить.

шмель в каком-то смысле является и альтернативной частью самой Веры: её интуицией, уязвимостью, источником творчества, боли и жизни одновременно. об этом героиня упоминает, высказывая опасения начать принимать антидепрессанты. она боится, что таблетки убьют в ней не только тревогу, но и нечто живое, того самого «шмеля», с которым она прочно срослась. мне кажется, это довольно распространённый страх людей с теми или иными расстройствами психики: боль не только видится им как то, что мешает жить, но и воспринимается как часть идентичности и (для людей творческих) двигатель вдохновения.

начиная читать эту книгу, я думала, что центральной темой в ней будет рефлексия начала военного конфликта и мобилизации, переосмысление влияния этих событий на людей, но по факту «шмель» – это погружение в нездоровую психику. ты, как читатель, действительно чувствуешь, будто находишься в чьём-то больном сознании, это не совсем легко воспринимается, особенно, когда повествование скатывается в бессвязный поток мыслей Веры.

к слову, хоть книга мне и зашла, героиня мне была мало понятна. вообще интересно, что существует много книг, где раскрывается личность человека с психическим расстройством и показано, как он вообще с этим расстройством существует. но не припомню ни одной книги, где были бы показаны мысли того, кто вынужден взаимодействовать с человеком с психическим отклонением. в «шмеле» окружение Веры руководствуются разными тактиками:

️мама: беспокоится, но отстранённо, в душу не лезет;

️психолог Юлианна: не вмешивается, терпит, даёт Вере прожить свои кризисы;

️бывший муж Кирилл: очевидно опасается Веру и грубо и прямым текстом говорит, что ей нужен мозгоправ, а далее кидает в блок;

️подруга Вика: находит клинику и сопровождает Веру на приём, но только после того, как Вера сама говорит, что ей нужна помощь.

но и здесь мы не имеем доступа к мыслям этих людей, только видим разные внешние реакции, а внутреннюю растерянность, возможно, страх, непонимание и усталость – нет. а мне этого как раз и не хватило, потому что я сама не знаю, как бы поступила на их месте. и как правильно? быть рядом с человеком, у которого на постоянной основе что-то «жужжит» в голове, и находиться в постоянном напряжении, опасаться, что в любой момент можешь сделать что-то не так, сказать что-то не то, сломать то, что и так очень хрупко. почему-то этот груз не совсем очевидный (по крайней мере, не припомню, чтобы об этом кто-то говорил, всегда акцент делается только на том, как страдает больной), но не менее тяжёлый, на мой взгляд.

в целом, «шмель» мне понравился. возможно, для себя я отметила какие-то незначительные недостатки этой книги, но плюсы однозначно перевешивают: складность повествования (даже от психологически тяжёлых вставок с потоком сознания не устаёшь и не отвлекаешься), честность и наличие осмысленной идеи. для дебютного романа – вообще отлично.

Вере 24. Она уходит от мужа и пытается разобраться в себе. Оказывается, это сложно. Даже элементарные бытовые вопросы — какую туалетную бумагу купить, какое пальто выбрать, могут поставить в тупик. Она мечтает стать писательницей, но пока не написала ни одного рассказа. Поступками и мыслями Веры управляет навязчивая фоновая тревога. Она жужжит под ухом надоедливым шмелем, не давая расслабиться, заставляя придумывать бессмысленные ритуалы. Вера снимает квартиру у психотерапевтки и однажды решает подложить диктофон в кабинет своей квартирной хозяйки. Так она получает доступ к тревожным, грустным, шокирующим историям пациентов. Вера часами слушает истории других и ее жизнь постепенно начинает меняться.

«Мое призвание — крепко стоять на ногах в моменты, когда остальных трясет, и помогать им. Потому что я знаю, что это такое — когда тебя трясет, я в этом живу, я привыкла, я могу быть гидом-экскурсоводом в мир тревоги».

Действие происходит в Петербурге 2022 года. Здесь есть и узнаваемые локации — от кофеен до «Подписных изданий» и события, связанные с главной темой новостной повестки последних трех лет. По атмосфере книга похожа на повесть Анны Лукияновой «Это не лечится»