Loe raamatut: «На другом конце земли»

Глава 1. Пересадка

Вырвали как куст… с корнями.

Колеса стукнулись о посадочную полосу и самолет легонько тряхнуло. По громкой связи объявили что-то на английском языке. Я в нем не сильна, но опыт предыдущих полетов подсказывал, что пилот сказал нечто вроде: “Дамы и господа, мы приземлились в Стамбуле. Температура за бортом пригодна для проживания. Желаю приятного отдыха”.

Отдыха… как же… Мама тут же вскочила со своего кресла, которое было возле прохода. Начала шариться на верхней полке, хотя самолет еще даже не остановился.

– Вот, подержи пока, – сказала она мне, сунув большой черный рюкзак.

Я положила его на колени. Тяжелый. И что она в него напихала?.. Таким тяжелым он не был даже от моих школьных учебников раньше.

– Когда остановимся, сразу иди за мной, поняла? – обратилась ко мне мама и села на свое сидение с таким же большим рюкзаком в руках. – Не потеряйся.

Я кивнула.

Мы проехали еще немного. Самолет пристыковался к трапу. Люди вокруг сразу же начали двигаться. Мама тоже. Она протиснулась в толпу и через плечо крикнула: “Аля, не тормози! Мы спешим!” Я попыталась встать, но ремень безопасности придавил обратно к креслу.

– О, черт! – вырвалось изо рта.

Отодвинув рюкзак, я начала искать застежку. Когда нашла, стала пытаться вырваться из самолетной западни, но хитросделанная конструкция не поддавалась. Заклинило. Видя эти нервные рывки, женщина, сидящая у окна рядом, принялась помогать. Вместе мы тянули в разные стороны. Не получалось. В конце концов, схватившись за пряжку, я дернула изо всех сил. Металлическая пластина, щелкнув, выскользнула из вспотевших рук, и мой локоть впечатался добродушной даме прямо в грудь.

Матерные, по всей видимости, слова на иностранном языке разлетелись по салону из уст моей соседки. Казалось, все пассажиры бросили на нас свои взгляды. Я виновато извинилась дважды, на английском и на русском, однако ситуацию это никак не улучшило.

Мамина голова исчезла в толпе. Вся уже красная то ли от нервов, то ли от стыда, я соскочила с кресла, быстро протиснулась к выходу, толкая остальных пассажиров, достающих свои сумки с верхних полок. Рюкзак мешался, так что пришлось его опустить и нести в руках, от чего он стал только тяжелее.

В конце концов мне удалось пробиться к трапу. Быстрым шагом, обгоняя людей впереди, я шла, что называется, “по течению”. И, наконец, увидела знакомые мамины русые волосы.

– Говорила же, не потеряйся, – буркнула она серьезно, когда я подбежала ближе.

– Ремень заклинило, – ответила запыхавшись, но маму это оправдание не устроило.

– Пойдем быстрее. Дай руку.

Мы направились туда, куда шли все люди, по большому и длинному коридору с огромными окнами вдоль него. В эти окна было видно посадочную полосу. Другие самолеты проезжали мимо. Они везли, наверно, нормальных пассажиров, никуда не спешащих, прилетевших на отдых. Не то что мы…

Вскоре коридор закончился, и мы оказались в большом зале, какие обычно бывают в аэропортах. Мама тащила меня куда-то в неизвестном направлении, периодически поднимая глаза на указатели. Рука вспотела и выскальзывала.

После долгих блужданий по аэропорту, во время которых мне приходилось чуть ли не бежать, поспевая за маминым резвым шагом, мы подошли к стойкам таможенного контроля и встали в большую очередь. Там мне удалось немного отдышаться перед новым забегом.

Когда подошел наш черед, мама протолкнула меня в проход между будками. Сама остановилась рядом и сунула в окошко наши паспорта. Серьезный офицер в голубой рубашке спросил маму что-то на английском. Она ответила “туризм”, как мне показалось, с чисто-русским акцентом. Он покрутил в руках мой паспорт, бросил на меня недовольный взгляд, после чего поставил печати в документах, отдал их и громко крикнул: “Некст!”

Мама снова рванула вперед, поймав мою руку и потянув за собой. Мы пробежали еще несколько залов, потом опять уперлись в линию из людей. Пока я сидела на корточках возле наших рюкзаков (садиться на них мне запретили), родительница нервно копошилась в телефоне.

– Так, ты стой тут. Я пойду встречу папу. Следи за вещами. Если подойдет наша очередь, просто пропусти кого-нибудь, – оторвала она взгляд от телефона.

– Угу.

Я продолжила сидеть, поджав руками коленки, а мама убежала в недры большого зала. Очередь медленно двигалась, из-за чего приходилось время от времени вставать, перетаскивать вперед рюкзаки и потом садиться снова. Иногда я слышала русскую речь. Но, по большей части, люди вокруг говорили на языках, мне не понятных. Я не могла думать ни о чем, кроме того, как сильно устала. Захотелось в туалет, а ноги просто отваливались и, казалось, сидение на корточках никак не помогало отдохнуть.

Сколько я так мучилась в очереди, определить было сложно. На мой взгляд, прошла целая вечность. Когда передо мной осталось совсем мало людей, а за их спинами уже можно было разглядеть очередного серьезного мужчину с темной кожей и в голубой рубашке, в толпе показалась мама. Она протискивалась сквозь кучу зевак, перешагивала через чемоданы и сумки, пока не оказалась рядом со мной. За ней следом, менее грациозно совершая те же движения, в нашу сторону двигался папа.

– Папочка! – вскрикнула я, заметив словно всегда улыбающееся лицо, заросшее щетиной.

Я вскочила и бросилась ему на шею. Объятия были крепкими и долгими. Все же, три месяца не виделись.

А дальше все как в тумане. Мы зарегистрировались, прошли очередной досмотр и сели в дьюти-фри, где я наконец-то смогла спокойно сходить в туалет. В аэропорту было холодно. Мама еще перед предыдущей посадкой в России убрала наши куртки в чемоданы. Сказала, что там они нам не понадобятся. Ага… Спасибо… Остыв от всей этой беготни, я сразу же покрылась мурашками и, обняв колени руками, съежилась на твердом неудобном кресле с металлическими поручнями. Папа заметил, что я вся дрожу, укрыл своей кожаной курткой. Хоть кто-то в этой семье обо мне заботится…

Я оглядывалась по сторонам, рассматривала яркие вывески магазинов. Все выглядело знакомым. Будто я здесь уже была. Наверняка, была. Раньше мы часто ездили в Турцию на отдых. Сейчас кажется, что это было в другой жизни. Спокойной, нормальной жизни. Где у меня были друзья, школа, любимый город. И парень. Теперь я еще долго его не увижу. Не прошло и дня, а я уже скучаю. Хорошо было бы остаться, да не с кем. Одной в шестнадцать лет мне мама точно не разрешила бы жить. А к единственной бабушке во Владивосток ехать не хотелось совсем. Вся моя жизнь была в Питере. А тут это… Я так не хотела переезжать.

– Ты чего сидишь-грустишь? – спросил вдруг папа.

Наверно, мое лицо действительно выглядело грустным из-за всех этих размышлений. Не знаю. Я устала и совсем уже его не контролировала.

– Тут есть бесплатный вай-фай и розетки, чтоб подзарядиться.

– Правда? А где? – приободрилась я, потому что мой телефон отдал свои последние силы еще в полете до Турции и предательски выключился.

Перед поездкой мама носилась по квартире как электровеник, все время спрашивала, не забыла ли я что-нибудь важное сложить. Еще она просила помочь утрамбовать чемоданы, вынести мусор на дорожку, сделать кучу мелких и, по ее мнению, очень важных вещей. Так что за всеми этими сборами задача “зарядить телефон” совсем вылетела у меня из головы.

– Вон там, возле окон, – пояснил папа и указал на пустые сидения недалеко от нас.

– Ты куда это собралась? – вклинилась мама, когда я встала.

– Телефон зарядить.

– А дома ты его не зарядила что ли?

– Забыла, – я не скрывала недовольства.

К чему все эти упреки? И так сама знаю, что растяпа. Внутри появилась злость на маму. Она вечно не упустит возможности меня пристыдить за промахи.

– Посадка скоро. Сиди уж. Зарядишь в самолете.

– Там разве есть розетки?

– Дам тебе пауэрбанк.

– Но тогда я не смогу написать Артему!

– Он же знает, что ты в полете…

– Мам! – громко прервала ее я.

Чувствую, что сейчас начнется… “Подождет твой Артем”, “Вы всего лишь дети”, “Он от тебя так устанет” и прочие высказывания подобного рода я постоянно слышала от мамы в адрес наших с Темой отношений. Она даже не хотела признавать, что это вообще отношения. Все время твердила, что я еще маленькая для того, чтоб иметь парня и, что первая любовь это несерьезно. Хотя, вот чего я никогда не понимала: неужели она сама не помнит, как была подростком? Ей ведь тоже было бы неприятно, если бы ее выбор постоянно осуждали. Наверно, это все потому, что Тема ей не нравился. Даже когда я отпрашивалась к нему с ночевкой, приходилось прибегать к помощи отца. Аргументы, что с нами будет Темина мама, а я буду спать на диване – на нее не работали. Кто бы ей объяснил, что я давно уже не ребенок и не буду вечно сидеть дома… Что у меня есть своя жизнь. Жизнь, из которой меня сейчас так безжалостно вырвали.

– Ладно тебе. Пусть идет, – заступился папа. – Давай я с ней посижу, чтоб не потерялась.

Мама тяжело вздохнула и, закатив глаза, кивнула в ответ.

– Ей и так сейчас сложно, – едва слышно шепнул он, когда мы уходили.

Я уселась возле розетки, включила телефон и стала пытаться подключиться к вай-фаю. Удалось не с первой попытки и не без помощи. Там была какая-то мудреная схема с переходом на сайт, введением номера нашего билета. Еще все на английском, так что хорошо, что папа вызвался пойти со мной.

Крестик возле значка вай-фая перестал мигать, появился сигнал. Ни одного сообщения. А я так надеялась, что Тема что-то напишет. Что-то милое, как он умеет. Чтоб я прочитала, когда прилечу. Но нет… Ни-че-го. Это немного меня расстроило. Как будто я одна тут скучаю.

Я отчиталась, что долетела до Стамбула и теперь жду следующей посадки. Отправила сердечко, но, что соскучилась, писать не стала. Значок над аватаркой Артема гласил – он не в сети и давно в ней не был, так что я выключила телефон и стала ждать. Пусть хоть немного зарядится. А то от скуки умру в самолете.

Папа сидел рядом, тоже залипая в экран. Мой взгляд случайно упал на его новостную ленту.

“Беспорядки в Аргентине. В результате ограбления был убит водитель автобуса. Профсоюзы объявили забастовку”, – гласили крупные буквы заголовка.

Ну и страна… Я слышала, конечно, что там высокий уровень преступности, но чтоб настолько…

На выходе рядом объявили посадку. Люди начали толпиться возле наших сидений. Потерянными глазами я смотрела по сторонам. Там взрослые давали свои билеты стюардессе и исчезали в большом коридоре трапа. Среди прочих серых фигур сильно выделялась влюбленная пара. Они приобнимали друг друга за талии и улыбались. Наверно, летят вместе в какое-нибудь романтическое путешествие. Или, может даже, в свадебное. Когда подошла их очередь, парень шепнул что-то девушке на ушко, та раскраснелась и, хихикнув, поцеловала его в щеку. Эх…

Когда-то и я мечтала вот так путешествовать с Темой. Он говорил, что никогда не был за границей. А мне так хотелось показать ему другие страны. Хоть даже какую-нибудь Турцию или Египет, или Тайланд, куда мы с родителями ездили отдыхать. Ему бы понравилось. Как-то раз, помню это, словно было вчера, мы сидели на крыше его дома, глядели на вечереющий Питер, и он сказал, что поедет со мной хоть на другой конец земли. Я тогда еще рассмеялась, ведь у земли нет конца. Она же круглая. Наверно, именно из-за глупой оговорки те его слова надолго отложились в памяти. А, может, потому что момент был романтичный…

Жаль, что все вышло совсем не так. Да и чего было ожидать. Он такой же подросток, как я. Зависит от родителей. Вернее, от мамы. Отца он своего не знал. Его бы не отпустили со мной. А мне бы не позволили остаться. Как, наверно, здорово быть взрослым. Я так уже этого хочу. Самой принимать решения, завтракать сладким, не чистить зубы перед сном… И никакой домашки. Мечта, а не жизнь!

Гладя на всех этих людей, на ту пару и на самолеты за окном, что разъезжали по огромному аэродрому, я предалась воспоминаниям о былых днях. О том, как было в школе, о друзьях и о своем парне.

Артем не был самым крутым, как показывают обычно в сериалах про подростков. У нас вообще не существовало “самых крутых”. Все тусовались как-то по отдельности, в пределах своих собственных компаний. Не всегда даже эти компании формировались из одноклассников. В нашей, например, из нашего класса кроме меня и Артема был еще только Владик, они дружили с Темой с детсада. А остальные – кто откуда. И мне это нравилось. Мы были обычные подростки со своими обычными интересами. Гуляли вместе по Питеру, по улицам и торговым центрам, куда приходили, чтоб скоротать выходные и съесть чего-нибудь вкусного на фуд-корте. Собирались на тусовки по мере везения и отсутствия чьих-нибудь родителей дома. Иногда пили какую-нибудь гадость из ларька на детских площадках. Потом убегали от злых бабушек, на это ругающихся. В общем, ничего необычного в моей жизни не было. Меня это устраивало. А сейчас все перевернулось вверх тормашками. Как же хочется домой…

– Пойдем, – обратился ко мне папа, выдернув из таких приятных и немного даже печальных воспоминаний. – Посадку объявили. Мама ругаться будет.

Все вместе мы отстояли еще одну, надеюсь, последнюю очередь, отдали свои билеты с паспортами женщине за стойкой. Она сказала нам что-то на английском и улыбнулась.

Дальше прошли в большую стеклянную трубу, заняли свои места. Мне досталось сиденье у окна. Смотрела в него весь взлет. Железная птица медленно начала разгоняться.

Фильмы говорят, что в самолетах люди испытывают облегчение. Оставляя позади ту жизнь, от которой улетают. Предвкушая новую главу своей истории. Но я, как ни старалась, не могла ощутить успокоения и трепета. Лишь тоска по привычному, любимому укладу заполняла дыру в душе. Дыру, где раньше был Питер.

Мысли бегали сумбурно в голове, пока деревья за забором аэропорта мелькали все быстрее и быстрее. И вот воздушный лайнер оторвался от земли. Начался мой самый долгий в жизни полет в самое нежеланное путешествие. Мы переезжали в Аргентину.

Глава 2. Ни одной знакомой звезды

Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна.

И не вижу ни одной знакомой звезды.

Виктор Цой, «Пачка сигарет»

Страна вечного лета встретила нас волной горячего воздуха. Когда родители разобрались, наконец, где обменять деньги и с грехом пополам подключились к местному вай-фаю, чтоб вызвать такси, наша семья в компании трех огромных чемоданов и тяжеленных рюкзаков покинула аэропорт.

На улице стояла влажная жаркая ночь. Люди толпились возле раздвижных дверей, которые то и дело открывались, запуская и выпуская новые партии туристов. Казалось, будто мы прилетели на очередной семейный отпуск. И эти пальмы вокруг…

Я потерла руками глаза. Может, мы все еще летим, и мне это снится? В мутной голове все смешалось. Помню лишь, что полет я провела в полудреме с перерывами “на поесть”. Только находила удобную позу, как стюардесса с тележкой появлялась между рядами, ставила передо мной на столик пластиковую формочку с едой, спрашивала про напиток… Я брала всегда чай, чему сама же удивлялась. В любой другой ситуации выбор пал бы на газировку, но в самолете было до ужаса холодно, не спасал даже выданный плед. После трапезы я снова ерзала, подтягивая плед до подбородка, проваливалась в сон и дальше по кругу. Зато хоть день в полете прошел быстро.

Когда же мы вышли из аэропорта на темную улицу, я окончательно потеряла ориентацию во времени и пространстве. Так и стояла, покачиваясь, возле чемоданов под фонарем и пыталась прийти в себя.

Родители ходили туда-сюда вдоль дороги, поглядывая то в папин телефон, то на проезжающие машины, в надежде разглядеть-таки наше такси. Меня оставили сторожить вещи.

Уши ловили мелодичные звуки разговоров на испанском, а глаза сканировали проходящих мимо людей. Какой-то придурковато улыбающийся парень в майке-алкоголичке скорчил мне рожицу и подмигнул. “Ага-ага, веселись, – подумала я и нахмурила брови. – Почему тут все на меня так странно смотрят?”

Проводив его недовольным взглядом, я заметила в стеклянном фасаде аэропорта свое отражение. Два хвостика, которые приходилось носить из-за короткой длины волос, растрепались, один съехал выше, другой – ниже. Издалека голова выглядела как гнездо кукушки. А добавить к этому мой маленький рост – вообще вылитый домовенок Кузя. Теперь понятно, почему тот парень смеялся. Скорей бы приехать, привести себя в порядок, развалиться на мягкой удобной кровати и написать Темушке. Интересно, он что-нибудь ответил? Надеюсь, там, куда мы едем, будет интернет.

Я снова погрузилась в мысли. Почему он был в сети так давно? На него это совсем не похоже. Даже в школе на уроках Тема умудрялся засыпать наш диалог мемами и фотками котиков с подписью “это мы”. В любую свободную минуту утыкался носом в экран, за что от меня ему ни раз прилетало. А тут вдруг пропал…

Дальше рассуждения мои не продвинулись. Жара, духота и утомление сделали мозг бесполезной желеобразной массой. Так что я просто смотрела по сторонам пустым взглядом, молясь о том, чтоб поскорее очутиться в помещении с нормальной температурой.

Сонную вялость как рукой сняло, когда у дорожного бортика остановилась старая развалюха. Из нее выбежал водитель, цвет кожи которого на несколько тонов был темнее моего. Папа поздоровался с ним и вернулся за чемоданами.

– Скоро будем дома. Отдохнем… – бодро сказал он.

Как быстро… Они уже называют это место домом. Хотела бы я сейчас оказаться в настоящем нашем доме. В уютной квартире с высокими потолками и окнами на канал, с колодцем вместо двора, пышечной через дорогу, в которой я завтракала булками время от времени. Там был бы вечный дождь… Я подняла голову, пока папа запихивал в салон рюкзаки, что не влезли в багажник. Ни облачка. Мама говорила, что здесь дождливых дней как в Питере солнечных. Но я не думала, что начну скучать по уютной пасмурной погоде уже сейчас.

– Садись, ворона, – разрушил мои воспоминания строгий мамин голос.

Мы выехали на большую магистраль. Таксист лихо вилял среди автомобилей и мимо нот напевал себе под нос песню, играющую в магнитоле по радио. Какую-то испанскую песню с, казалось, знакомым мотивом. А может у них тут у всех он одинаковый…

В салоне душил спертый воздух. Машина едва стояла на колесах ровно, а двери болтались на соплях, так что просить включить кондиционер было бы издевкой, да еще какой. Открытые окна не помогали. Из них дул горячий ветер и несло автомобильными выхлопами.

– Па-ап, – жалобно простонала я. – А долго ехать?

Рыжеватая голова шевельнулась на сидении впереди.

– Полчаса примерно.

– Что ты хочешь? – спросила мама.

– Да ничего, просто душно очень.

– Привыкай, – заключила она, сделав ситуацию только хуже.

Я Русское-то лето не очень любила. Когда в Питере случалась редкая жара, старалась не выходить из дома. Тема мне удивлялся. Он мог даже в тридцать градусов спокойно гулять под солнцем. Вот кому-кому, а ему бы Аргентина понравилась. Мерзнет, наверно, сейчас бедненький, под декабрьским снегом. Снег… Так хочется нырнуть в сугроб. Но остается только тяжело вздыхать и вытирать пот со лба ладошкой.

Съехав с магистрали, мы попали в город. Там таксист мастерски мчал по узким улицам Буэнос-Айреса, без навигатора и без единого указателя поворачивая на однотипных перекрестках, как будто знал дорогу наизусть. Бетонные многоэтажные глыбы возвышались по краям тротуаров, уходили в темноту неба. Они стояли впритык, так что было сложно понять, это много разных домов или просто одна сплошная серая стена. В ночи райончик напоминал декорации к фильму про пост-апокалипсис. И ни одного человека вокруг. Внизу, вперемешку с погасшими вывесками магазинов, одна за другой мелькали большие прозрачные двери, возле которых виднелись разного цвета и размера цифры. Видимо, так здесь выглядят подъезды. Иначе, чем в России. У одной из таких дверей машина остановилась.

– Кажется, приехали… – произнесла мама, не отрывая взгляд от своего окна.

– Кажется?

Папа перепроверил адрес, утвердительно кивнул в нашу сторону и принялся в темноте отсчитывать купюры, чтоб заплатить за поездку. Едва такси скрылось в тусклом свете фонарей, мы стали перетаскивать чемоданы ко входу. Вместо асфальта тротуары тут были покрыты мелкой плиткой, порядком уже побитой временем, так что родители едва сдерживали мат, когда колесики застревали в щелях. Меньше чем через минуту из большой двери показалась женщина.

– Оля, ке таль! – улыбчиво поздоровалась она по-испански. Мы все втроем натянули вежливые лица и ответили то же самое.

В подъезде ждал единственный чудовищно тесный лифт с железными решетками вместо раздвижных дверей. Закрывать их нужно было вручную, что вселяло ужас. Перевозить наши вещи пришлось аж в четыре захода. И каждый раз во время погрузки лифт пронзительно пищал на весь дом.

Квартира оказалась маленькой, пыльной и старой, прямо как ее хозяйка. Когда она приняла оплату, отдала ключи и удалилась в соседнюю дверь на площадке, папа стал раскладывать в зале диван, а я, умирая от жажды, пошла искать воду.

На узенькую кухню, больше напоминающую коридор, попасть удалось не сразу. Дверца холодильника, в который пустым взглядом смотрела мама, заслоняла весь проход.

– Кх-кхм… Можно пройти?..

Мама молча вздрогнула, прикрыла дверцу.

– Да, тесновато тут, – протискиваясь между мамой и стеной, бормотала я.

– У них не принято кушать дома. Поэтому и кухня так… просто чай попить.

– Кстати, про попить… Тут есть вода где-нибудь?

– Вон фильтр, – мама ткнула пальцем в дальний конец кухни-коридора. – Набери.

“Какое здесь все страшное, – пронеслось в голове, пока глаза осматривали криво висящие дверцы шкафчиков и, то ли черно-белую, то ли бело-черную каменную столешницу со следами жира. – Не могли поприличнее что-нибудь найти?” Родители у меня всегда “отличались” излишней экономностью. Вернее, мама считала деньги как Скрудж Макдак, а папа не сопротивлялся. Хотя в деньгах мы не нуждались, я не закатывала истерики по поводу того, что ходила с китайским подобием телефона, когда одноклассницы козыряли айфонами, принимала как должное, что обувь нужно менять только когда старая пара засияет дырами или станет мала. Так воспитали. Но конкретно сейчас почему-то сильно разозлилась на маму за выбор этой ночлежки вместо отеля. “Проснуться бы завтра в своей комнате и понять, что Аргентина была лишь кошмаром…” – мысленно заключила я и подошла к фильтру для воды.

Кувшин выглядел грязным. Пить из него не хотелось совсем, но другого варианта просто не находилось, так что пришлось отложить съемную крышку в сторону и включить крантик угловой мойки. Холодная струя побежала в подставленную емкость. Кувшин был наполовину полон, когда вдруг на стену из ниоткуда выбежала какая-то насекомоподобная тварь и тут же скрылась за раковиной.

– А-а-а! – вырвалось изо рта с пронзительным звоном. Визг был такой громкости, что, казалось, я разбудила весь дом.

Руки выронили фильтр. Вода отскочила под наклоном, забрызгала меня целиком.

– Что?! Что случилось?! – запричитала мама, подбежав ближе.

Я так и застыла с растопыренными пальцами и скрюченным выражением ужаса на лице.

– Т-т-там… Какое-то… – выговаривала через силу. Мурашки пробежали по коже прямо в мозг. – Жук…

Мама выключила воду и, нахмурив брови, переспросила:

– Жук?

– Я не знаю. – От ощущения мерзости меня передернуло. – Большой такой. Размером с два ногтя.

– Усатый?

– Да.

В дверях кухни появился папа.

– Все нормально?

– Нормально, – был ответ с нервной усмешкой. – Наша дочь первый раз таракана увидела.

– Кукарача.

Я посмотрела на папу глазами, полными непонимания.

– А?

– Кукарача. По-испански – таракан. И что, ты решила его криком убить?

– Лучше бы нужные слова учил, – подстебнула мама.

– Вполне себе нужное. В чатах вон пишут, что тут этих тараканов… Летают даже.

– Фу! Гадость какая! – брови нахмурились сильнее, так, что еще чуть-чуть, и соединились бы в одну.

– Ладно, я в душ, – бросил папа, скрывшись за углом. А оставшаяся со мной родительница вытащила из раковины кувшин со словами:

– Вот в моем детстве…

– Ой, щас начнется! То, что вы в детстве тараканов на веревочке водили как домашних питомцев, не значит, что это норма, – слушать нравоучения из разряда “а раньше…” у меня не было ни сил, ни желания.

– Ну что ты матери грубишь?

– Ничего. Устала.

– Иди тогда спать, раз устала.

– Ушла, – заключила я и направилась в зал.

– Ты вроде воды хотела, – донеслось следом.

На расправленный диван в катышках я плюхнулась всем телом и только потом сообразила, что впечаталась лицом туда, где совсем недавно находилась чья-то попа.

– Уже как-то не хочется, – проговорила в воздух и перевернулась на спину. – Спасибо.

Из кухни послышался наигранно громкий недовольный вздох.

Пока я пялилась в потолок, пытаясь расправить хмурые складки на лбу, мама побренчала чем-то на кухне, потом ушла в свою комнату, вернулась с комплектом постельного белья и, молча положив его возле моих ног, удалилась, закрыв в спальню дверь. Меня оставили наедине со своими мыслями. А мысли были не очень. В ванной шумела вода, папа тихонько напевал басовую партию Courtesy call¹, которую я из-за него сама уже выучила чуть ли не наизусть. Тусклым светом в коридоре горела лампочка. “Так и свихнуться можно. Надо отвлечься. Как там, интересно, Тема?”

Потратив все оставшиеся силы для того, чтоб встать, я включила свет. Искомый роутер сразу попался на глаза, стоял на тумбочке в зале. Пароль от вай-фая располагался на задней его стороне – потертая бумажка, приклеенная скотчем. Когда подключилась, на экране, помимо глупых уведомлений из приложений, высветились сообщения:

Темушка❤ (05:12): “Ок”.

Темушка❤ (05:13): “Хорошего полета”.

Владик (09:34): “Привет, как ты там?”

Владик (09:34): “Мы уже все тут скучаем. Математичка про тебя спрашивала. Мы когда ей сказали, что ты в Аргентину умотала она побледнела даже. Завидует”.

Владик (09:41): “Наверно еще летишь”.

Владик (09:42): “Жалко так и не успели попрощаться нормально”.

Владик (09:42): “Надеюсь все хорошо и тебе там понравится. Шли фотки с видосами”.

Владик (15:59): “Напиши как приземлишься, а то я волнуюсь”.

Владик (16:00): :)

“Ок и хорошего полета?!? Ты, блин, издеваешься?! – бунтовал мой внутренний голос. – И это называется парень?” Уровень злости достиг своего максимума на сегодня. Накопленная усталость от почти дня в самолете, корыта на колесах вместо такси, тараканов, жуткой квартиры с твердым диваном, отсутствия банальной воды и маминых сцен – все это вместе взятое задушило меня настолько, что, откинув телефон в сторону, я уперлась локтями в коленки и просто начала плакать. Слезы стекали по щекам, оставляли пятна на джинсах. “Владик и то обо мне больше печется, чем собственный парень”, – говорила я сама с собой мысленно. В горле встал ком. Пришлось всхлипнуть так тихо, как это было возможно, чтоб не привлечь маминого внимания. “Что с ним происходит там вообще? Никогда не замечала такого холода. А сейчас, когда мне больше всего нужна поддержка… Стоило догадаться, что отношения на расстоянии будут нелегкими, но вот так сразу…“

Тяжело дыша заложенным носом, я взяла с дивана телефон и принялась долбить по клавиатуре, высказывая Артему все, что думала и не думала. Не знаю, что со мной было. Ураган эмоций. Обида. Страшащее одиночество. Как ни назови, это выплеснулось в одно большое сообщение, не помещающееся в экран, и улетело адресату. Лишь потом до меня дошло, что в России сейчас еще раннее утро. А, значит, на скорый ответ рассчитывать не приходилось.

Снова вдавив локти в колени, я закрыла руками мокрое лицо. Соленая жидкость из глаз не хотела останавливаться, но медленные глубокие вдохи помогли хотя бы перестать дрожать.

Рыдания без звуков продлились недолго. Вскоре из ванной вышел папа, так что незапланированную истерику пора было прекращать. Я втянула сопли, ладошками вытерла слезы. И сделала это крайне вовремя, потому что в следующую же секунду по стене легонько постучали.

– Не спишь еще? – аккуратно спросил папа, выглянув из коридора. Джинсы с кофтой он сменил на едрено-зеленого цвета футболку и такие же пляжные шорты, которые сопровождали его в каждой без исключения поездке на отдых, какие я помнила. А взъерошенные волосы, то ли от сырости, то ли на контрасте с ярким нарядом, потеряли свой рыжеватый оттенок.

– Щас пойду.

– Будешь чай?

– Давай, – промедлив, ответила я.

Он кивнул и исчез в узкой кухоньке.

Пока кипятилась вода, я шмыгнула в ванную, чтоб посмотреть, насколько плохо выглядела. Закрылась на защелку, оперлась руками на умывальник со следами ржавчины возле крантиков, бросила в зеркало взгляд. Уставшие красные глаза выдавали произошедшее. Стена, выложенная блевотного цвета плиткой, еще была в капельках от влаги. За душевой шторкой через маленькое окно под потолком светила луна. Я умылась, шлепнула ладошками по щекам и потянулась к полотенцу, но на крючке его не обнаружила. Тогда пришлось вытереться футболкой. Все равно стирать.

Поправив хвостики, я вышла в коридор, где наткнулась на папу с двумя разными кружками в руках.

– Думаю вот на балконе посидеть, – сказал он и, заметив, все же, мой помятый внешний вид, сразу же спросил: – Все хорошо?

– Да, – рот неестественно улыбнулся.

Мы вышли на балкон. Там будто специально стояли два плетеных кресла и крохотный столик между ними. Я села, закинув ноги на перила напротив, едва дотянувшись до железной перекладины пятками. Почему-то захотелось это сделать. Папа, поставив кружки, повторил то же самое, только прежде достал из кармана батончик.

– Держи, – сунул он мне. – Остался с полета.

– А ты?

– А мне и так хорошо, – и потряс рукой, настаивая, чтоб взяла.

Батончик оказался протеиновый с клубникой. Видимо, один из тех, что мама брала в дорогу и запрятала от меня, чтоб не слопала их все подчистую. “Мы тоже хотим попробовать”, – сказала она, когда я доедала третий подряд, завершая таким образом безвкусную самолетную трапезу с резиновыми булками и пресной кашей.

Эту заначку я тоже съела с большим удовольствием. Шелестела фантиком в глухой тишине, пока папа задумчиво смотрел куда-то вдаль. Обычно он был очень разговорчив, умел поддержать беседу, поднять настроение, а тут вдруг затих. Стало некомфортно. Хотя я и сама не горела желанием болтать. Но нельзя же вот так просто сидеть.

– О чем думаешь?

– Да так… – вздохнув, ответил папа. – Интересно иногда жизнь поворачивается. Будто еще вчера спешили с мамой ремонт на даче закончить, мечтали, как будем сидеть у камина в собственном доме. А теперь вот ни дома, ни камина…

Узнаю это его философское настроение.

– Пока чай делал, вспомнил, что впопыхах перед отъездом забыл закрыть брезентом стройматериалы. Ну да ладно… Это уже не наша проблема.