Tsitaadid raamatust «Люди с солнечными поводьями»
От плача душе становится тесно, и слезы выносят ее наружу. В разверстой душе гуляет ветер!
Когда будет нужно, тело покажет тебе: ты есть то, чем вообразил себя. Ты – цветок, стог сена, колючая ель, непробиваемая стена… и даже оружие!
Собери в тугой бутон легкие, печень, сердце, всего себя. Не сжимайся! Бутон – не кулак, он собран, но не напряжен.
взрослея и набираясь ума, Хорсун все чаще ощущал тяжесть родительской длани не с болью в затылке, а с одобрением – на плече.
– Скажи, что такое истинная совесть? – пытал Гилэт.– Справедливый и беспристрастный суд твоей души над твоими же мыслями, словами и действиями, – невесело усмехался старик. – Ведь наша жизнь состоит из деяний нрава и разума, а эти двое – нрав и разум – любят поспорить друг с другом.– И кто из них прав?– Совесть.
Сколько бы весен ни носил за спиной человек, ребенок в нем остается пожизненно. Не взрослея в памяти, приспевает в мыслях, когда не ждешь. Тычется в грудь, доверчивый, ищет спасения от давних обид и страхов, словно скулящий зверек… размягчает человека до слез, до бессильной, пронзительной жалости к себе, маленькому.
Люди саха измеряют продолжительность расстояний в кёсах, и это не случайное созвучие, ведь один кёс – время одной варки жеребячьего мяса в горшке
Не верил Хорсун жрецам, громко утверждающим себя светозарными поборниками Вседержителя. Чрезмерным казалось. Во всем излишнем кроются либо глупость, либо скрытый умысел и обман.
