Loe raamatut: «Тайна сердца»
Когда встречаются две души, предначертанные друг другу судьбой, роком и небесами, ничто не в силах разлучить их, ни люди, ни разлука, ни обстоятельства…
Когда до губ твоих остаётся полвдоха,
Когда до губ твоих остаётся полшага -
Зрачки твои сотканы из удивления,
В глазах у тебя сине и широко…
Что-то шепчешь зачарованно и тихо ты,
Тот шёпот мою тишину так режет…
И забываю я, что умею дышать,
И что ходить умею… забываю.
А чёрная птица век твоих вздымается
И уверенность моя куда-то теряется…
Неступившим полшага остаётся,
Полвдоха в горле застревает.
Зрачки твои сотканы из удивления,
В глазах у тебя сине и широко,
Но до губ твоих останется полвдоха,
До губ твоих останется полшага…
Неизвестный автор
ПРОЛОГ
Санкт-Петербург, особняк Тепловых на Фонтанке,
1763 год, декабрь
Дашенька легко пронеслась по широкому пустынному коридору и резко остановилась у приоткрытых дверей дальней комнаты. Быстро оглянувшись, девочка облегченно вздохнула, удостоверившись, что Лизы не видно позади. Шестилетняя Даша имела веселый и непоседливый нрав, и проворные прятки, в которые она теперь играла с двоюродной сестрой, очень любила. Ведь здесь, в огромном доме дяди, в котором нынче на святки девочка гостила вместе с родителями, имелось множество комнат и укромных уголков, где можно было отыскать тайное убежище.
Невольно Дашенька отодвинула темно-зеленую портьеру, которая обрамляла вход в комнату, и заглянула внутрь просторного помещения. Это была библиотека, с высокими резными шкафами до потолка, широким массивным столом и старинными портретами на гобеленовых стенах. Довольно улыбаясь своей выдумке, девочка обвела огромную комнату взглядом, решив, что нашла идеальное убежище от поисков старшей сестры.
Однако в следующий момент взор Даши остановился на высокой худощавой фигуре юноши, который сидел недалеко от окна спиной к ней. Молодого человека звали Ильей. Будучи страшим сыном дяди Григория, он приходился Даше двоюродным братом. Юноша что-то мастерил, склонившись над небольшим столом у окна. Желая узнать, что делает Илья, заинтересованная девочка чуть вытянула тонкую шейку из-за тяжелой портьеры и притаилась у входа, укрывшись в складках темного бархата.
Илья вызывал в душе девочки смешанные чувства: опасности, интереса, желания понравиться и тревоги. Они редко виделись, лишь пару раз в год. В основном когда Даша с родителями приезжала в гости к дяде и тете в Петербург. Двенадцатилетний Илья, самый старший из детей Григория Николаевича Теплова, слыл своенравным, живым и вспыльчивым юношей. Даша, обладающая мягким нравом, опасалась его и в то же время хотела подружиться со старшим братом. Но он смотрел на нее как на надоедливую младшую сестру и почти не разговаривал, так же, как и со своей родной сестрой Лизой, считая общество девочек скучным и неинтересным.
В следующую секунду Илья вдруг встал с места и, что-то бурча себе под нос, устремился к выходу. Дашенька вжалась в портьеру, полностью скрывшись в широких складках зеленой плотной материи так, чтобы юноша не заметил ее. Высокая худощавая фигура мальчика уже через миг стремительно пронеслась мимо девочки, он не заметил ее. Стуча каблуками, Илья направился в сторону гостиных.
Любопытство Даши было так велико, что, едва юноша скрылся из виду, девочка проворно направилась к столику, за которым только что сидел Илья. Приблизившись, она невольно опешила от чудесной вещи, которая предстала перед ее взором. На столе находился великолепный резной макет трехмачтового фрегата, с парусами, кормой и миниатюрными окнами по бортам. Искусно вырезанные реи, окна, лестницы и капитанский штурвал, показались Дашеньке до того красивыми, что она восхищенно замерла над кораблем. Протянув руку к изысканному деревянному творению, Даша осторожно прикоснулась пальчиками к маленьким пушкам, которые также были вырезаны из дерева и стояли по бортам корабля на палубе. Даже две миниатюрные фигурки моряков красовались на мачте и корме резного красавца-корабля, и девочка тихо прошептала:
– Какой ладный!
Вдруг в головке девочки возникла мысль. А может ли плавать этот фрегат? И Даша, не думая о том, что Илья, возможно, будет недоволен тем, что она трогает его корабль, обхватила тонкими ладонями фрегат с двух сторон и приподняла его. Макет оказался довольно тяжелым, но Даша, вся в своих мечтах, даже не почувствовала этого. Имитируя ручками движения плывущего корабля, она чуть отошла от столика и начала раскачивать вниз и вверх деревянный чудесный макет, представляя, как будто корабль плывет по волнам. Моряк на верхней палубе вдруг упал, а пушки покатились по корме.
– Дарья! – неожиданно сбоку от девочки издалека раздался громкий окрик Ильи.
Даша, опешив и сжавшись от страха, невольно расслабила ручки, и великолепный корабль полетел вниз на ковер. Девочка испуганно ахнула, когда деревянный фрегат со всей силы рухнул на пол, сильно стукнувшись носом.
Илья уже был рядом и тут же склонился над своим детищем. Даша попятилась, понимая, что сейчас ей влетит за то, что она посмела взять без спроса его вещь. Ошалевшими глазами она увидела, как юноша бережно поднял разбитый корабль, у которого одна из мачт была переломана пополам, а вся носовая часть с прекрасной фигуркой богини впереди разбита до деревянных острых обломков. Стиснув худенькие ладони, Даша, трепеща от ужаса, смотрела, как Илья перебирает дрожащими руками острые деревянные обломки кормы. Уже в следующий миг юноша выпрямился и, притиснув к своей груди сломанный корабль, обернулся.
Гневный темный взор Ильи просто раздавил ее своей силой, и он закричал:
– Ах ты, вредная девчонка! Кто позволил тебе трогать мой фрегат?!
– Илья, я не хотела, – пролепетала Даша, чуть пятясь от него.
– Мерзкая обезьянка! Ты все сломала! – выплюнул он оскорбление и с ненавистью посмотрел в большие синие глаза девочки. Даша увидела, как глаза юноши заблестели от слез. И он, не в силах сдержать свой гнев, в следующий момент свободой рукой сильно ударил девочку по ладоням. – За это тебя надо выпороть розгами по рукам, чтобы неповадно было трогать чужие вещи!
Даша притиснула красные ладони к губам, чувствуя, как они болезненно горят от его сильного удара, на ее глаза навернулись слезы.
– Прости меня, Илья. Я… – попыталась пролепетать она.
– Убирайся прочь! И только попробуй еще раз что-то взять ! – выпалил Илья так зло и угрожающе, что Дашенька поджала губки и, глотая слезы обиды, бегом устремилась прочь из библиотеки.
Уже через пару минут Даша влетела в теплую яркую гостиную, где пили чай ее родители и дядя с тетей. В слезах, испуганная и трепещущая девочка немедля уткнулась влажным личиком в ладони матушки Екатерины Федоровны и сильнее заплакала.
– Дашенька, что случилась? – вопросила ее мать и, приподнимая головку девочки, с любовью заглянула в ее влажные глаза.
– Милая, на тебе лица нет! – воскликнула Марья Ивановна, тетя Даши, которая сидела рядом. – Отчего ты плачешь?
– Вы с Лизой повздорили? – спросила Екатерина Федоровна.
Даша отрицательно замотала головой и, всхлипывая, пролепетала:
– Илья, он… он… – она не смогла сразу выговорить, заикаясь от слез, и выдохнула: – Он обозвал меня мерзкой обезьянкой и больно ударил по рукам.
– Что? – тут же вмешался в разговор Григорий Николаевич, дядя Даши и отец Ильи. – Это что еще за самоуправство в моем доме?! Платон! – обратился тотчас Теплов к одному из слуг, что поправлял дрова в камине. – Немедля позови ко мне Илью Григорьевича.
Слуга понятливо кивнул и проворно вышел исполнять поручение барина. Екатерина Федоровна, обняв Дашеньку, начала гладить ее по светловолосой головке и утешать. Девочка успокоилась, и к тому моменту, когда в гостиной появился хмурый Илья, на бледном личике Даши остались лишь следы слез.
– Илья, расскажи-ка мне, как ты посмел сестрицу обозвать, да еще хуже, ударить ее?! – тут же накинулся на сына Григорий Николаевич, вперив на юношу негодующий взор. Илья, который остановился рядом с отцом, неподалеку от женщин и Даши, которая боязливо жалась к матери, метнул убийственный взор на девочку и вновь открыто посмотрел на отца.
– Она без спросу взяла мой фрегат и разбила его! – выпалил юноша гневно.
– И что же? – строго заметил Григорий Николаевич. – Это не повод говорить гадкие слова сестре.
– Но отец! Я мастерил его почти полгода! – произнес уже глуше Илья, недовольно исподлобья смотря на отца. – Каждый день сидел с ним. А она, криворукая, схватила его и уронила!
– Илья! – взорвался Григорий Николаевич, и все невольно обернули к нему взоры. Ибо Теплов имел тихий спокойный нрав и выходил из себя крайне редко. – Разбитый корабль не дает тебе права бить сестру! Как ты посмел?!
– Илюша, как же можно, – укоризненно произнесла Марья Ивановна и строго посмотрела на сына.
Илья не по-доброму оскалился и сжал кулак. На его лице отчетливо виднелись непокорство и злость.
– Григорий, – тут уже вмешался Сергей Николаевич Теплов, отец Даши. – Илья не так уж и виноват. Дашенька, она непоседа, постоянно везде лезет, – он бросил любовный взгляд на дочь, которая уже сидела на диванчике между матерью и теткой и как-то испугано смотрела на всех. – Я думаю, вина Ильи невелика. Не надо ей было брать корабль.
– Сергей, позволь я сам! – заметил Григорий Николаевич. И вновь обратив взор на сына, строго велел: – Илья, ты немедля извинишься перед сестрицей!
– Я не буду, она сама виновата, – пробубнил себе под нос юноша.
– Как?! – выпалил гневно Григорий Николаевич. – Я сказал, немедля извинись, а не то!
Сжав кулак до боли, Илья недовольно посмотрел на отца и лишь через минуту обернулся к женщинам и Даше. Он видел, что девочка смотрит на него внимательными, несчастными, влажными от слез глазами. Большие, невероятного синего цвета, с пушистыми темными ресницами глаза девочки в этот миг выражали покорность и нежность. И Илья тут же осознал, что опять эта гадкая девчонка своими завораживающими очами и хорошеньким личиком обаяла всех и разжалобила. Оттого все, и даже его родители, встали на ее сторону. А он вместо пострадавшей стороны, выглядел в их глазах каким-то жутким злым старшим братом.
Даша отчетливо видела дикую злость и обиду в ярких аквамариновых глазах юноши и сжалась под его угнетающим взглядом, но все же прямой взор от его лица не отвела. В следующий момент девочка отчетливо разглядела ненависть, написанную на его лице, и похолодела.
– Илья, я жду! – уже угрожающе заметил Григорий Николаевич.
– Извини меня, Дарья, – сквозь зубы процедил Илья. Юноша знал, что, если бы они были сейчас с девочкой одни в гостиной, он бы ей показал, как жаловаться и выставлять его перед всеми в дурном свете. Ведь Илья прекрасно понимал, что она во всем виновата, и по рукам получила заслуженно.
– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Теплов. – И впредь не смей поднимать руку на сестер, иначе будешь наказан.
– Теперь я могу идти? – колко спросил юноша, вновь переводя взор на отца.
– Иди, – кивнул Григорий Николаевич.
Илья вихрем вылетел из гостиной, ощущая, что готов еще раз влепить затрещину этой смазливой изворотливой девчонке, которая унизила его перед всеми.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Дикарка
Глава I. Купала
Санкт-Петербург, особняк Тепловых на Фонтанке,
1765 год, март
Даша осторожно раскрыла музыкальную шкатулку, и оттуда полилась тихая прекрасная мелодия. Маленькая ажурная танцовщица, что находилась внутри, закружилась на одной ножке. Девочка заворожено смотрела на движения маленькой статуэтки-танцовщицы и на ее глазах непроизвольно выступили слезы.
Вот уже почти год она жила в доме дяди Григория Николаевича. С той поры, как ее отец тронулся рассудком, жена ее дяди, Марья Ивановна, настояла на том, чтобы маленькая Даша жила вместе с ними под ее присмотром.
Еще год назад, в том веселом декабре, когда шестилетняя Даша на святки гостила в этом помпезном особняке, она даже не представляла, что жизнь ее изменится до неузнаваемости. Тогда на святки девочка была счастлива, рада и спокойна. Ведь рядом были ее родители. Ласковая матушка и строгий, но любящий отец. Но потом, следующей весной, все изменилось. В апреле месяце у матери Даши, Екатерины Федоровны, начались схватки, и все с нетерпением ждали на свет наследника. Но случилась трагедия. Екатерина Теплова, промучившись трое суток, не смогла разрешиться от бремени и умерла от потери крови. Ко всеобщему горю умер и малыш, который задохнулся в утробе матери.
После этого отец Даши, Сергей Николаевич, который обожал свою молодую жену, лишился рассудка, превратившись в безумца. Первые дни после смерти жены Екатерины он до того вышел из себя, что его пришлось даже связать. В столицу срочно послали гонца. И уже спустя сутки, не останавливаясь ни на минуту, в Москву приехали Григорий Николаевич и его жена Марья Ивановна. Они застали Сергея Николаевича в диком помутнении рассудка. Он все время то кричал, изрыгая проклятья, то плакал, как младенец, рвал на себе волосы и корил себя за то, что не смог спаси горячо любимую Катеньку. Ни строгий разговор со старшим братом Григорием, ни задушевная беседа с доброй Марьей Ивановной не возымели никакого действия на Сергея Николаевича. Единственное, чего удалось добиться, – это некоторого облегчения, Сергей Николаевич перестал крушить мебель и начал принимать успокоительные средства, которые прописал ему от нервов лекарь-немец.
С маленькой Дашей тоже было не все в порядке. Поначалу крепостные, служащие в доме, чтобы не травмировать малышку, скрыли от девочки смерть матери. Но спустя два дня Даша тайком пробралась в спальню матери, в которую ей строго-настрого запретила заходить няня, и увидела мать в гробу. Екатерину Федоровну в тот момент обмывали, готовя к погребению. Девочка в ужасе поняла все и, залившись горькими слезами, убежала из усадьбы. После почти сутки Дашеньку искали все крепостные и крестьяне по окрестностям.
Нашли ее только утром следующего дня в ельнике у реки, замерзшую и грязную. Принеся домой, маленькую Дашу попарили в бане, чтобы девочка не заболела, а потом по велению ее няни вызвали лекаря, который также выписал девочке успокоительные капли. Даша не разговаривала ни с кем и не реагировала ни на кого. Тетушка Марья по приезде в Москву, увидев племянницу, опешила от перемен, произошедших с девочкой. Из живого, непосредственного, веселого ребенка, каким она помнила Дашеньку, девочка превратилась в печальную, отрешенную постоянно плачущую малышку. Марья Ивановна даже тайком всплакнула, жалея бедняжку. Все два дня, пока они с мужем находились в доме Сергея Николаевича, Марья Ивановна ни на шаг не отходила от девочки, лаская ее и убаюкивая словно родная мать.
Видя весь ужас, царивший в доме деверя, Теплова настояла на том, чтобы забрать малышку с собой в столицу. Ибо отец ее Сергей из-за своего невменяемого нервного состояния был не в состоянии присматривать за девочкой, а крепостным Марья Ивановна не могла доверить воспитание племянницы. Григорий Николаевич согласился с женой и уже через три дня Тепловы увезли маленькую Дашу в Петербург. Оставив Сергея Николаевича заботам лекаря и крепостных.
С той весны Дашенька поселилась в богатом особняке Тепловых на Фонтанке. Огромный дом дяди по сравнению с небольшим уютным родительским особняком в Москве поначалу казался девочке целым необъятным миром. Но спустя несколько недель, когда Даша облазила все лестницы, гостиные и потайные комнатки большого трехэтажного помпезного особняка с несколькими дюжинами барских комнат, она осознала, что дом дяди не такой уж таинственный и необычный. Девочке выделили собственную спальню рядом с комнатой Лизы. А няня Лизы и Оленьки, ее двоюродных сестер, стала приглядывать и за ней.
Тетушка Марья, как называла ее девочка, была очень ласкова с Дашей. И порой проводила с племянницей даже больше времени, чем со своей двухлетней малышкой Оленькой. Внимание и любовь Марьи Ивановны не прошли даром, и уже через месяц Даша вновь начала говорить и почти перестала плакать. Лишь нрав девочки стал более спокойным и тихим. Даша знала, что живет в чужом доме и должна вести себя хорошо. Всем своим существом девочка стремилась во всем слушаться любимую тетушку. Она постоянно крутилась возле Марьи Ивановны и ластилась, словно боялась потерять и ее. Но непосредственный бойкий страстный нрав Даши требовал выхода. Иногда девочка, выпросив позволения у тетушки, убегала гулять на двор и по нескольку часов подряд играла с дворовыми детьми.
Спустя несколько месяцев, в прошлом сентябре, от сердечных переживаний скончался в Москве ее отец, Сергей Николаевич. Тетушка Марья очень осторожно сказала об этом девочке и спросила, не хочет ли Даша поехать на похороны отца? Та на минуту нахмурилась, и Марья Ивановна вмиг обеспокоилась о том, как бы у девочки вновь не случилась болезнь. Но этого не произошло. Даша тихо ответила:
– Я не поеду, тетушка. Я хочу запомнить отца живым…
Марья Ивановна понятливо кивнула и, поцеловав племянницу в лоб, пообещала, что привезет из дома отца какую-нибудь вещицу, принадлежащую некогда Екатерине Федоровне, чтобы Даша могла хранить память о покойной матушке.
Именно эту шкатулку ее покойной матери, привезла Марья Ивановна из Москвы. Даша, часто слушала мелодию, которая звучала, стоило лишь поднять крышку. В эти моменты девочка представляла, как с небес на нее смотрит добрая матушка и видит ее. Так учила ее тетушка.
В тот день Лиза и Даша играли в детской с самого утра. Лиза занималась своей новой фарфоровой куклой, которую ей подарили на прошедшие именины. Но в какой-то момент она подошла к Даше, сидящей в стороне, на маленьком диванчике, и капризно попросила:
– Даша, дай мне посмотреть шкатулку!
Испуганно вскинув на двоюродную сестру большие глаза, Дашенька отрицательно покачала головой. Высокая бледная Лиза, которой исполнилось уже десять лет, имела внимательные серые глаза и узкие губы. Даша знала, что старшая сестра не любит ее, и старалась не раздражать ее, хотя всеми силами пыталась подружиться с Лизой. Но сейчас даже в угоду старшей сестре Даша не могла пожертвовать такой ценной вещью, как шкатулка матери.
– Я не могу тебе дать, Лизонька. А если ты сломаешь? – тихо объяснила свой отказ Дашенька. – Что мне тогда останется? – добавила уже просяще девочка, а про себя добавила: «…от покойной матушки».
Но избалованная Лиза ничего не желала понимать. Она топнула ножкой и воскликнула:
– Ну и ладно! Я тебе тоже ничего не дам!
– И не надо, – тихо ответила Даша и отвернулась от пухлой Лизы, вновь занявшись своей шкатулкой. Маленькие серые глаза Лизы сузились от злости, и она, подпрыгнув к Даше, стремительно выхватила шкатулку из тонких рук сестры. Со шкатулкой в руках Лиза побежала от Даши прочь.
– Лиза отдай! Лиза! – закричала в ужасе Даша, погнавшись за сестрой по комнате.
Лиза прямо ногами в туфельках запрыгнула на стул, а затем на резной широкий стол и подняла шкатулку как можно выше.
– Вот теперь ты точно не заберешь! – со злорадством заверещала Лиза, довольно ухмыляясь.
Дашенька замерла рядом со столом. Она осознавала, что не может, как Лиза, которой все позволялось, вот так нагло запрыгнуть в туфельках на стол. Ведь это было недозволительно. И тетушка Марья могла разгневаться. Оттого не в силах дотянуться до сестры и понимая, что не может забрать у нее драгоценную вещицу, Даша едва не расплакалась. Но тут в ее головку пришла одна мысль. Она отошла от Лизы, которая так и стояла в туфлях на ажурном столике, и приблизилась к месту, где ранее сидела сестра.
Проворно схватив дорогую фарфоровую куклу Лизы в руки, Даша громко сказала:
– Лиза, тогда я возьму твою куклу!
– Ну и бери, я уже ей наигралась! – запальчиво сказала Лиза и злорадно рассмеялась. Восьмилетняя Дашенька сильнее нахмурилась и решилась.
– А если я ее разобью об пол? – пригрозила она, осознавая, что шкатулка матери стоила того, чтобы не просто разбить куклу сестры и навсегда поссориться с ней, а если надо, она могла и подраться с этой наглой, своевольной девчонкой.
– Ах ты, гадкая мартышка! – завопила Лиза и немедля ловко спрыгнула со стола.
Дашенька попятилась от сестры к двери, держа куклу навесу, высоко задрав ручки вверх и показывая, что в любой момент может кинуть куклу на пол.
– Поставь шкатулку на стол, Лиза, а я отдам тебе куклу, – поставила ультиматум Дашенька. Она уперлась спиной в дверной косяк. В этот момент послышались приближающиеся шаги, и дверь в детскую отворилась.
– Что здесь происходит? – раздался голос юноши за спиной Даши. Увидев старшего брата, Лиза заверещала:
– Илья, она взяла мою куклу! Забери ее у нее!
– Дарья, ты зачем это сделала? – накинулся на Дашу Илья и попытался отобрать куклу из рук девочки.
Даша попыталась отбежать от него, но четырнадцатилетний Илья тут же среагировал и быстро бесцеремонно схватил двоюродную сестру за талию, притянув к себе. Худощавый Илья был гораздо выше и сильнее хрупкой Даши. Оттого ему не составило труда выхватить куклу из рук девочки. Лиза уже была рядом. Даша краем глаза увидела, что шкатулка матери стоит на столе. Илья передал одной рукой куклу Лизе, а второй все так же удерживал Дашу за талию, чтобы девочка не кинулась к сестре. Лиза же, получив куклу, заголосила и выбежала вон из детской, окликая Марью Ивановну, видимо, для того, чтобы наябедничать на Дашу.
Едва она исчезла за дверью, Даша с силой толкнула брата в грудь и сердито произнесла:
– Пусти!
– Да нужна ты больно! – выпалил юноша и отпустил девочку из капкана своих рук. Однако он не отошел от Даши и с вызовом заметил: – И больше не смей забирать игрушки у Лизы, ты поняла?
Он приблизился к Даше и как-то угрожающе навис над девочкой. Та вжалась в стенку спиной и затравлено посмотрела в недовольное красивое лицо брата. Глаза юноши невероятного аквамаринового цвета горели недовольством и вызовом, а его губы были поджаты.
– Лиза первая забрала у меня шкатулку матушки, – попыталась оправдаться Дашенька. Но Илья ухмыльнулся и цинично заметил:
– Она у себя дома, а ты всего лишь в гостях, так знай свое место! Поняла? – Он устремил на нее запугивающий взгляд, желая только одного – показать этой наглой выскочке, с которой так возилась его мать, ее место. – Ты живешь из милости в этом доме и должна понимать это!
С каждым словом двоюродного брата Даша все сильнее сжималась от боли и обиды. Только Илья мог позволить себе говорить ей подобные обидные слова. Ведь ни дядя ее, ни тетя никогда не позволяли упрекать ее ни в чем. Наоборот, и Григорий Николаевич, и Марья Ивановна делали все, чтобы Дашенька не чувствовала себя чужой в их доме. Но Илья не любил ее, и она прекрасно это знала.
Он уже не раз говорил ей гадости наедине и специально пытался задеть словами побольнее. И Даша предполагала, что юноша возненавидел ее с того дня, когда она разбила его фрегат, а Григорий Николаевич заставил Илью извиняться перед ней. Тогда она отчетливо заметила гнев и обиду в ярких глазах юноши, а теперь, когда она поселилась в их доме, Илья делал все, чтобы задеть ее словами или унизить. И сейчас поводом для нападения стала кукла Лизы. Даша безумно хотела возразить ему, но не смела. Так как однажды, еще по приезде в особняк дяди, она пыталась доказать свою правоту Илье. В тот раз во время перепалки юноша больно схватил девочку за плечо и сказал, что в следующий раз треснет ей сильнее, если она не уразумеет, где ее место в этом доме.
Потому в этот миг Дашенька молчала, глотая горькую обиду. Поджав пухлые губки, она смотрела на него немигающим напряженным взглядом, опасаясь буйного нрава Ильи.
Запал юноши начал понемногу стихать, он внимательно изучал округлое тонкое лицо девочки, и в какой-то момент взгляд его застыл на ее огромных лучезарных очах. Бездонные озера яркого синего цвета приковали взгляд юноши, и в следующий миг от его недовольства не осталось и следа. Взор Даши, трогательный, наивный, прелестный и чудный, завораживал и простил о любви и теплоте. Вдруг в душе Ильи поднялось странное желание не обидеть, а защитить девочку ото всех, укрыть ее, а в ответ увидеть в ее глазах радость. Юноша замер, не в силах отстраниться от нее, и отрицательно закачал головой, словно говоря себе, что он совсем не хочет защищать Дашу. Но его существо требовало другого: утешить девочку, ласково погладить ее по голове и сказать, что он ее старший брат и не даст ее в обиду.
От непонятного волнения, а еще более от своих неподвластных разуму желаний Илья напрягся и невольно выпрямился. Дернувшись с места, юноша почти отскочил от девочки и, громко стуча каблуками, выбежал из детской.
После стремительного ухода озлобленного брата, Даша подбежала к шкатулке и, открыв ее, с облегчением удостоверилась, что та не сломана. Девочка прижала драгоценную вещицу к своей худенькой груди и поспешила в свою комнату.
Все перепалки между детьми окончились в тот день, когда Илью отправили на учебу в Императорский сухопутный кадетский корпус, который находился в пригороде столицы. Это произошло зимой 1767 года, после нового года, когда Илье исполнилось полных шестнадцать лет. Третировать Дашу стало некому, и девочка вздохнула в доме дяди свободнее. Даже Лиза, которая при поддержке старшего брата часто доводила Дашу до слез, теперь как-то притихла и перестала яро выражать свою неприязнь к младшей сестре. Даша и Лиза держали молчаливый нейтралитет и общались только при Марье Ивановне, чтобы угодить ей. Даша чаше играла в детской с маленькой Оленькой, которая была младше ее на пять лет, или же бегала с дворовыми детьми на улице.
Тринадцатилетний Владимир, второй сын Григория Николаевича, мало времени проводил с девочками, пропадая все дни напролет в конюшне с лошадьми или со своим камердинером в фехтовальной зале. Володя бредил армией и мечтал, как и старший брат, через три года поступить на учебу в кадетский корпус. К Даше он относился спокойно, ровно, с уважением, так же, как и к другим своим сестрам. За ужином Владимир мог пошутить, пододвинуть стул за девочками и мило поддержать общую беседу. Но он никогда не играл с сестрами, считая их забавы неинтересными и скучными. Иногда, когда вся семья собиралась после ужина в гостиной, Володя читал сестрам большой атлас, подаренный ему на именины матушкой, и показывал девочкам на карте диковинные страны и моря, где бы он хотел в будущем побывать.
Жизнь Даши в доме дяди текла размеренно, спокойно и тихо. Марья Ивановна не любительница шумных увеселений редко устраивала в своем доме праздники и приемы. Лишь по круглым датам, таким, как совершеннолетие детей и годовщины их с мужем именин, в помпезном особняке Тепловых давались грандиозные балы, куда созывался весь цвет Петербургского дворянства.
Все свое время Теплова занималась детьми, уделяя повышенное внимание музыкальным и танцевальным занятиям девочек, а также наукам, которыми занимался с гувернерами Володя. Лиза и Даша тоже учились – арифметике, истории, французскому и немецкому языкам и этикету. Другие науки, по мнению Марьи Ивановны, не были нужны девочкам. Ибо по ее мнению, главная цель жизни девушек-дворянок состояла в том, чтобы удачно выйти замуж и родить мужу побольше детей, воспитав из них достойных членов изысканного общества. Володя же как будущий хозяин семейства по настоянию Марьи Ивановны дополнительно к наукам, которые изучали девочки, еще занимался риторикой, географией, астрономией, правом и геральдикой.
Каждое лето с мая месяца, едва устанавливалась хорошая погода, Марья Ивановна с детьми отправлялась в свое загородное имение, которое располагалось между Петербургом и Новгородом. И обитала там с детьми до конца сентября, пока не начинались затяжные осенние дожди. Раз в месяц в летнее время на неделю к ним «в деревню», так по-простому называла имение Марья Ивановна, приезжал Григорий Николаевич. Глава дома с удовольствием ходил на рыбалку с Володей, а с девочками ездил верхом по своим угодьям на тридцать верст, показывая и рассказывая им о быте крестьян, что жили в окрестностях усадьбы в пяти больших деревнях, принадлежащих Тепловым.
Даша не видела Илью несколько лет к ряду. Юноша не показывался в Петербурге зимой, так как с учебы в кадетском корпусе его не отпускали. А двухмесячные летние каникулы длились всего с июля по август месяц. Не любитель сельской жизни, Илья все свое свободное летнее время безвылазно проводил в Петербурге со своими друзьями по кадетскому корпусу на балах, раутах, охотах, в кабаках и шумных оргиях. Григорий Николаевич пытался влиять на поведение старшего сына, но все было бесполезно. Буйный, неспокойный, вспыльчивый нрав Ильи требовал действия. Марья Ивановна, будучи мудрой женщиной, успокаивала мужа, говоря, что Илья еще очень молод и должен нагуляться, чтобы потом в семейной жизни дорожить спокойствием дома и уединением со своими родными.
В 1769 году Россия начала войну с Турцией за Крымские земли и за выход к Черному морю. Уже летом того же года Тепловы получили нерадостную весть о том, что офицер Илья Теплов в числе первых попросился на войну и был откомандирован со своим полком на юг страны для участия в сражениях. Марья Ивановна целую неделю печалилась по этому поводу. А Лиза и Даша не знали, как ее утешить. Спустя несколько дней Марья Ивановна вышла к ужину в темном платье и заявила:
– Такова Божья воля. Мой сын военный. И его долг воевать на благо нашего государства. Если суждено, он погибнет, а если нет, получит награду. Я приму любую волю Всевышнего.
На этом и порешили. Разговоры на тему Ильи стали запрещенными в доме Тепловых. О нем почти не упоминали. Лишь изредка, когда Григорий Николаевич читал в утренних газетах о войне с турками перед завтраком, вся семья молча, с трагическим выражением лиц выслушивала новости, озвучиваемые главой семейства, и по окончании их Марья Ивановна говорила:
– Все в руках Бога, будем уповать на его милость.
Деревня Дмитровка, усадьба Тепловых,
1771 год, июнь
В то утро Дашенька проснулась с петухами. Предвкушение вечернего праздника Купалы на реке Соснинке вызвало на лице девушки радостную улыбку, и она, сладко потянувшись, выпорхнула из постели. Предстояло много дел. Надо было послать горничную Анюту в соседнее Волхово забрать сшитые к сегодняшнему дню сарафаны на деревенский манер для нее и Оленьки. Затем Даше полагалось помочь Марье Ивановне с розарием в оранжерее, а после обеда она обещала дяде разобрать бумаги и письма. У Григория Николаевича к старости появилась сильная близорукость, и он не мог сам написать ни слова. А так как в их семействе Даша отличалась весьма красивым каллиграфическим почерком, она часто помогала дяде писать письма по его надобностям. К вечеру девушка собиралась поучиться у кухарки Миланьи готовить земляничное варенье, а в десять лечь спать под присмотром тети.
