Пошло оно всё!
– Хочу ещё!.. Ещё!.. – выдыхает Гриша, не сбавляя темпа ни на секунду.
И я чувствую очередной взрыв внутри себя. Мультиоргазм, привет. Такое было только с ним.
Меня снова начинает трясти, по телу проносятся судороги, а вцепляюсь в покрывало зубами…
В этот момент чувствую, как и Гриша напрягается всем телом, движения становятся рваными, хаотичными. Горячая жидкость заполняет меня, мы пульсируем в такт друг другу, содрогаемся. А Гриша продолжает врезаться, уже не так часто, но всё равно до невыносимости глубоко. Стонет мне между лопаток, опаляя жаром частого дыхания.
До последней пульсации, как и раньше…
Выходит с громким хрипом и падает рядом. А я не могу пошевелиться. Меня всё ещё временами подёргивает от пережитого. В закрытых глазах летают звёздочки. Пытаюсь восстановить дыхание. Переворачиваюсь на спину…
Что за звездец только что произошёл?!
Пока мы так же лежим, приходим в себя после этого шизофренического наваждения, в моей голове тихонько крутятся шестерёнки, раскладывая всё по пунктикам. Грёбанное осознание, снова! Наша безутешная реальность давит на виски и, похоже, на сердце. Потому что в левом боку противно ноет. Первое: он женат. Второе: наверное, всё ещё ненавидит меня. Третье: я всё-таки шлюха, которая разрушает семью. И четвертое: я всё ещё очень люблю…
Медленно встаю с дивана и бегу в ванную. Лихорадочно и быстро смываю с себя последствия нашего секса, а заодно и клей, в котором я местами измазана. Вода окончательно смывает дурость и наполняет меня решимостью. Клокочущей злостью!
Выхожу, накидываю на себя махровый халат и направляюсь в прихожую. Подбираю его футболку и иду уже в комнату. Да, я всё делаю правильно.
Застываю на мгновение, когда поднимаю взгляд на Гришу. Он всё так же лежит. Голый. Но в другом положении. Разлёгся на подушку, закинув руки за голову. И смотрит на меня не мигая, похоже, не собираясь никуда.
Дурак! Какой же ты идиот!
Скрипнув зубами, нагибаюсь и подбираю с пола его джинсы с трусами. Швыряю в него.
– Уходи, – выдавливаю из себя, на что он продолжает молчать, так же не отрывая от меня взгляда. Дыхание учащается, и теперь я ору, махнув рукой на дверь: – Я сказала, уходи! Убирайся отсюда!
– Нет, – произнеся тихо, быстро поднимается и подходит ко мне. Обхватывает за плечи и наклоняется, заглядывая в глаза. – Я никуда не уйду. Два дня. Дай нам два дня, до понедельника. Думаю, это должно пройти.
Я ухмыляюсь, но внутри всё дрожит и завывает от чувства безысходности.
– За столько лет не прошло, а тут, думаешь, за два дня пройдёт?
– Я надеюсь…
Закусываю задрожавшую губу и резко опускаю взгляд. Он надеется…
А что ты сейчас хотела услышать? Признание в любви до гроба?!
И злюсь на то, что не сказал чего-то другого. И на себя за то, что жду чего-то! Скидываю его руки и отхожу на несколько шагов.
– Гриша, ты женат! Приди уже в себя! Ты же меня ненавидишь!
Снова идёт ко мне. И каждый шаг его в такт грохоту у меня в ушах, грохоту, с которым валятся моя решительность и непоколебимость. Одно за одним. И когда он разворачивает меня к себе спиной, утыкается мне в шею губами, больше не остаётся ничего, что помогло бы мне вырваться из этого заточения.
– Забудь обо всём на выходные, – слишком влажно целует под ухом. – Ничего нет… только мы, – голодно прикусывает кожу, а руками резко распахивает халат на мне. – Ты и сама понимаешь, что нам это нужно…
И снова мой разум застилает пелена, останавливающая мозговую деятельность. Мозги превращаются в кисель. Я способна думать только о его блуждающих руках, о ненасытных губах. Прикусываю губу, прикрываю глаза и откидываю голову на его плечо.
Снова сдаюсь…
– Да, хорошо… два дня… Да, – киваю в очередной раз и разворачиваюсь в его руках, сразу обхватывая его готовый член.
Встав на цыпочки, целую его в шею, грудь. Как же он пахнет сексом, боже мой. Вожу рукой по всей длине твёрдой и горечей, готовой взрывать меня в очередной раз плоти. Гриша откидывает голову, но руки его не перестают гладит меня, сжимать, а вот и снимать единственную вещь с меня.
Вдыхая его, веду носом всё ниже. Хочу его снова бешено. Так, как может только он. Хочу его всего. Сажусь на колени и сразу накидываюсь на член. Облизываю головку, обхватываю губами и пытаюсь взять в себя как можно больше длины.
Гриша резко вцепляется в волосы на моём затылке.
– Чёрт! – отстраняет меня за плечи, поднимает и закидывает к себе на плечо, отчего я вскрикиваю и смеюсь. Шлёпает меня по заднице, кусает ягодицу и бросает на диван. Набрасывается сверху, сразу же начиная целовать мои губы.
Какие два дня? Тут и жизни не хватит, чтобы насытиться друг другом…
***
На часах четыре утра. За окном светает. Гриша лежит на животе, а я на нём. Мы все измотаны, высосаны до капельки, но спать совершенно не хочется. Вожу пальцем по его татуировке. Непонятные чёрные узоры оплетают лопатки, тянутся к плечам.
– Никогда не могла до конца понять, что здесь изображено, – почти шепчу, уложив подбородок на вторую свою руку.
– Посмотри внимательнее, – вибрирует его спина от тихого голоса.
Приподнимаюсь и приглядываюсь. Наклоняю голову вбок.
– Это дерево?.. Или подожди… Птица?
– Да, феникс, – отвечает Гриша, а я снова укладываюсь щекой на его спину.
– Феникс, – тихо повторяю за ним. – Она что-то значит для тебя?
– Конечно, – усмехается он.
– Что?
– Никогда не сдаваться, быть сильным.
– Получается? – закусываю на мгновение губу. – Не сдаваться?
Тело Гриши тут же напрягается.
– Стараюсь.
Ещё раз проведя ногтем по чёрной линии, останавливаюсь и начинаю тихо говорить:
– Люди, родившие мою маму, язык не поворачивается назвать их иначе, были беспробудными алкоголиками. Мама росла в скотских условиях. Они не обращали на неё внимания, а иногда и поднимали руку. А свои заработанные гроши сливали на бухло. То время и так было бедным, а они ещё и наплевали на свою дочь, отдав предпочтение пьянкам. У неё не было одежды по погоде, приходилось голодать. Иногда, – сглатываю ком в горле и продолжаю: – подкармливали соседи… Они умерли, когда маме было семнадцать. Оба отравились водкой, – зло усмехаюсь и совсем не стыжусь этого. – Маму к себе забрала тётя, которая на тот момент жила в коммуналке с мужем и двумя детьми. До восемнадцати она была маминым опекуном. Вскоре и там маме дали пинка. От родителей ей осталась наша квартира. Да, странно, что её не прибрали к рукам. Хоть на этом спасибо. Она выживала как могла в своём возрасте. Потом на заводе познакомилась с моим отцом, забеременела, они быстро расписались. Но не дождавшись моего рождения, он ушёл к любовнице… И снова она осталась одна, но только уже с ребёнком на руках. Как могли, иногда помогали родители Ани. Но ей всё равно было очень тяжело. Я помню время, когда нечего было есть, не было зимней одежды. Я взрослела и мне тоже хотелось носить модные джинсы, такую же сумку, как у Ритки Самойловой. Но мы не могли себе такого позволить…
По моим щекам уже медленно стекают слёзы. А Гриша слушает, задержав дыхание. Его тело напряжено до предела. Понял, к чему я веду…
– В шестнадцать лет я решила, что не буду так жить. Любой ценой выберусь из этого болота. Поступить после школы я никуда не смогла, оценки оставляли желать лучшего, а денег на платное обучение, естественно, не было. Там, куда меня могли бы взять, я учиться не хотела. В семнадцать начала работать, зарабатывать свои первые деньги. Помогала маме, начала красиво одеваться. Изменила себя. Я хотела встретить принца на белом Мерседесе и жить богато и счастливо… Но потом встретила тебя… – сжимаю рукой кожу на Гришином предплечье. Знал бы он, как же тяжело мне об этом всём рассказывать… – Прости… что уехала и оставила тебя… Прости меня… я знаю, что совершила ошибку… Прости… – шепчу и шепчу, уже не видя ничего от слёз. Они текут ручьём, смешиваясь с моими всхлипами.
Гриша приподнимается, из-за чего я тоже привстаю. Он переворачивается на спину и притягивает меня к себе на грудь. Начинает гладить меня по голове, плечу, сжимать, губами упираясь мне в макушку.
– Не плачь…
Лёжа на его груди, я слышу, как быстро-быстро бьётся его сердце.
– Тогда… мне казалось, что любовь – это слабость, которую я не могу себе позволить. Не хотела… Я не хотела прожить жизнь, как мама. Я так боялась жить, как она!.. – громко всхлипываю и ещё сильнее прижимаюсь к Грише. – Но слабостью оказалось бежать от своих чувств… И от тебя… Прости… Я так сожалею о том, что сделала…
Зажмуриваюсь до боли в веках, глубоко вдыхаю, выдыхаю и вытираю быстро сырость с лица. Наконец останавливаю поток слёз, насильно успокаиваюсь. Ненавижу реветь, особенно перед кем-то.
Я сделала это. Попросила у него прощения. Не знаю, простит ли он когда-нибудь, но главное, я это сделала…
Гриша молчит. И я не хочу прерывать эту звенящую тишину. Знаю, что ему нужно подумать над моими словами. И понимаю, что это ещё не всё. Я совершила такие ошибки, что и жизни не хватит, чтобы вымолить прощения…
Медленно открываю глаза, и на лице сразу расцветает улыбка. Чувствую, как в зад упирается утреннее стояние Гриши. Он прижимается тесно своим горячим, обнажённым телом. Его рука на моей груди – Котов даже во сне меня лапает.
Тихо смеюсь, стараясь не разбудить этого неутомимого зверя.
Чувствую приятную боль в мышцах всего тела. Вчера мы, наверное, вспомнили все позы из «Камасутры».
Закусываю губу, снова улыбнувшись.
Давно я не просыпалась в постели с мужчиной. Как же это прекрасно – просыпаться в тёплых объятиях. Хочется мурлыкать как кошечке. Тихонько отрываю руку Гриши от себя, пытаясь встать с дивана. На что он рычит и стискивает меня в объятиях ещё сильней. Но я не сдаюсь и с третьей попытки у меня всё же получается выбраться из постели. Гриша переворачивается на спину, закидывает одну руку за голову и дальше сладко сопит.
Такое чувство, что он снимается для обложки журнала. Красивое, расслабленное лицо. Утренний беспорядок на голове. Красивое, в меру накачанное тело. Лишь самое главное скрывает простынь.
Вкусный…
Встряхиваю головой, втянув обратно вытекшую слюну. Надо взять себя в руки, ведь я собиралась приготовить завтрак. Не ела со вчерашнего обеда, а за ночь сбросила ещё пару тысяч калорий. И, по-моему, мой желудок прирос к спине. Ощущения именно такие.
Отыскиваю взглядом Гришину футболку. Классика жанра. Но я так давно этого не делала, что удержаться просто не в силах. Вдохнув запах Гриши с тёмно-серой ткани, быстро натягиваю её на себя и на цыпочках бегу в ванную. Умываюсь и фокусирую взгляд на своём отражении в небольшом настенном зеркале. Покраснения и небольшие синяки виднеются на шее. Оглядываю всё своё тело и охреневаю. Руки, живот, бёдра. Всё тело в таких отметинах. Что в принципе неудивительно. Я не преувеличу, если скажу, что Гриша был словно оголодавший зверь. И я. Кусала и всасывала его кожу, царапала. И вряд ли эти отметины исчезнут до понедельника. И, догадываюсь, Котова это нисколько не волнует.
Снова картинки начинают крутиться острой, горящей спиралью, утягивая в круговорот мысли и кислород. Дыхание учащается, а низ живота приятно потягивает…
«Твою мать, Котов!» – вновь встряхиваю головой и шлёпаю на кухню.
Включаю тихонько радио и начинаю приготовление. Решаю сделать горячие бутерброды и пожарить яичницу. Раньше Гриша обожал мои творения на быструю руку. Надеюсь, он не избаловался и может есть обычную еду?
Нарезаю хлеб, сверху кладу колбасу, затем сыр и отправляю в микроволновку на полторы минуты. Беру три яйца, разбиваю в сковороду и закрываю крышкой. Это для Гриши, он любил, когда желтки почти готовы, но ещё можно макнуть хлебом…
Вспоминаю с каким аппетитом он всегда её уминал и снова улыбка расцветают на лице…
Пока готовлю, наяриваю попой под песни на «Русском радио», разливающиеся из динамиков тёплой ностальгией по стенам маленькой кухни. При этом подпеваю себе под нос.
– Гм-м-м… забирай меня скорей… и целуй меня везде… Ла-ла…
Но вдруг слышу за спиной…
– Как вкусно пахнет…
Резко разворачиваюсь и вижу Гришу. Стоит в одних боксерах, потирает глаза и улыбается мне. Боже! Ничего прекраснее я не видела уже давно! А его улыбку несколько лет. Она у него шикарная…
Улыбаюсь в ответ.
– Доброе утро! Готовлю завтрак! Садись! – указываю лопаткой на стол, где уже стоят готовые бутерброды, его яичница и кофе. Моя ещё готовится.
Он переводит взгляд на мои кулинарные «изыски» и… смеётся! Раскатисто так, с откидыванием головы назад.
Я тут же хмурю брови возмущённо.
– Что смешного?!
Он, наконец, успокаивается и, посмотрев вновь на меня, перестаёт улыбаться. В два шага приближается, берёт моё лицо в руки и жадно целует, при этом сильно прижимая к столешнице.
Я ничего не поняла. Ну да ладно! Кидаю лопатку назад, обхватываю его спину и отвечаю на поцелуй.
– Просто давно такого не ел… – проговаривает быстро, оторвавшись на секунду, и снова накидывается. Кусает губы, обхватывает язык.
– Это плохо?.. – шепчу, задыхаясь.
– Это очень хорошо… – выдыхает, сжав мои ягодицы в своих ручищах. А я после этих слов улыбаюсь ему в рот. Понял, что будет, скажи он мне обратное? Правильно, меня нельзя расстраивать…
Уже вовсю чувствую, как Гриша возбуждён. Прижимает меня всё сильнее, упираясь своим стоячим другом. Эй! А я есть хочу!
Когда всё же один голод перевешивает другой, я кладу руки на его грудь и надавливаю, отодвигая от себя и прекращая поцелуй.
– Сначала поедим! Я умираю с голоду!
Он снова смеётся и, укусив тихонько меня за нос, отходит сесть за стол.
А я веду носом, учуяв запах горелого…
– Твою налево! – вскрикиваю и быстро выключаю конфорку. Моя бедная яичница пала в бою храбрых! Тыкаю лопаткой в горелку и ещё раз неприлично ругаюсь.
– Иди ко мне, – хватает Гриша меня за руку и сажает к себе на колени. – Я поделюсь с тобой.
Обнимаю одной рукой его за шею и впиваюсь в его профиль, рассматривая и наблюдая за тем, как сосредоточено он разделывает яичницу. Хотелось бы сказать, что всё как раньше. Совместный завтрак, я у него на коленях, он или я кормим друг друга. Смех и поцелуи. А потом и секс здесь же на стуле. Улыбаюсь воспоминаниям, пока в горле образовывается ком. Хотелось бы сказать, но всё уже совсем не так.
Сердце больно сжимается от понимания, что всё это лишь на выходные.
Гриша поворачивается ко мне с улыбкой, поднося вилку с кусочком к моему рту. Я медленно захватываю её, смотря ему в глаза. Где вижу всё того же весёлого и безбашенного Котова. Моего дикого тигра и ласкового котика одновременно. Где вижу лучшее время своей жизни. И он, похоже, тоже улавливает в моём взгляде отголоски прошлого. Улыбка медленно сползает с его лица, плечи напрягаются.
Не знаю, сколько мы смотрим так друг другу в глаза, но мой желудок внезапно прерывает наши гляделки.
Гриша тихо смеётся.
– Кто-то и правда очень голодный!
– Очень! – киваю я. И накидываюсь на бутерброды. Абсолютно не думая, как сейчас выгляжу, запихиваю, кусаю и запиваю всё кофе.
И Гриша не отстаёт, уплетает за обе щёки…
Доев всё до единой крошки, мы оба вздыхаем с блаженством.
– Уф! – откидываю я голову назад.
– Ага…
Смотрим друг на друга и тихо смеёмся.
С ним всегда было так легко. Не приходилось строить из себя принцессу на горошине. Он видел меня ненакрашенной, с похмелья, больной с соплями и всё равно говорил, что я самая красивая. И почему-то я только недавно поняла, как же дорого это стоит.
Разворачиваюсь к нему лицом, оседлав. Обнимаю за шею и шепчу в губы:
– Я так соскучилась…
Гриша прикрывает глаза, несколько секунд молчит, а затем тяжело выдыхает.
– Я тоже скучал…
Зажмуриваюсь, улыбнувшись, а после начинаю покрывать его шею и подбородок короткими, нежными поцелуями.
– И что… теперь будет? – шепчу в перерывах.
– Не знаю, Тань… Вообще не знаю, – сминает мне ягодицы, откинув голову назад, и я начинаю свои медленные движения на нём.
Чувствую потвердевшее подтверждение того, что сейчас будет жарко. Как и раньше. От моих движений создаётся трение, от которого между ног всё становится гиперчувствительным.
Тихо постанываю, обхватив губами уже мочку его уха. Прижимаюсь грудью, зарываюсь пальцами в его волосы. Гриша тоже с каждой секундой всё больше увлекается. Его сжимания становятся более резкими и грубыми. А его глухие и хриплые стоны отдаются эхом у меня в голове, усиливая эффект.
– Какого ты со мной делаешь, – процедив сквозь зубы, резко приподнимает меня, спускает боксеры, выпуская свой стояк наружу, отодвигает в сторону мои трусики и резко насаживает на себя.
– О, чёрт! – выкрикиваю я. Из глаз сыплются искры, а руки вцепляются в плечи Гриши мёртвой хваткой.
Котов тем временем снимает с меня футболку, сминает рукой грудь и берёт в рот, лаская и покусывая. Откидываю голову назад и начинаю медленно двигаться. После вчерашних скачек поначалу больно, но вскоре на смену боли приходит такое выкручивающее томление. Внизу созревает узел, и мне до нестерпимости хочется развязать его. Освободить тело от этого напряжения. Трусь, немного ускоряюсь, а затем снова замедляюсь и выполняю круговые движения тазом.
– М-м-м… – закатываю глаза и прикусываю губу в наслаждении.
Но Гриша уже скоро не выдерживает такого темпа. Впивается пальцами в мои бёдра и принимается быстро, резко, глубоко насаживать меня на себя. Толкаться навстречу. Сотрясая мою грудь, но тут же обездвиживая её ртом и руками. Вырывая из меня крики, потому что возбуждение достигает своего апогея – хочется быстрее, сильнее, глубже, закончить, взорваться. Что сопровождается ещё и звуками пошлых шлепков.
Какой вкусный завтрак…
Не думаю, что нужно говорить о том, что наши выходные пролетели в таком ритме.
Но скажу!
Мы не вылезали из кровати целыми днями! Хотя вру, потому что секс у нас был не только там, но и на полу, в ванной стоя, а потом ещё и на стиральной машинке. У одной стены, у второй… В квартире не осталось места, где бы он меня не оттрахал. Да! Именно! За эти два дня я была оттрахана, затрахана и перетрахана!
***
Вечером в субботу я звонила дочке по видеосвязи и уходила на кухню, поговорить с ней. Снова куча эмоций, разъедающая тоска и силы двигаться дальше. Я должна её забрать. Она моя жизнь, без моей крошки я не смогу.
А вернувшись в комнату, я застала Гришу смотрящим в одну точку и о чем-то глубоко задумавшимся.
Аккуратно ложусь рядом, укладывая голову ему на грудь. А через несколько секунд она вибрирует от его тихого, грудного голоса.
– Расскажи мне о ней.
Сначала не понимаю, о чем он. Но когда доходит, сердце пускается вскачь.
– Её зовут Мия, – начинаю свой рассказ, – она очень хорошая и ласковая девочка. Иногда любит пошкодничать, но растёт умная не по годам, – улыбаюсь, вспоминая, как она всегда ласково называет меня «мамочка» и как иногда по-взрослому рассуждает на ту или иную тему. – Она очень любознательная, а иногда даже очень любопытная, – тихо смеюсь, уже выводя ногтем узоры на Гришиной груди. – Любит читать энциклопедии про животных. Знает даже такие виды, о которых я никогда не слышала. Отчего мне всегда становилось немного стыдно… Когда ей было четыре, я отвела её на бальные танцы. Ей очень нравится танцевать. Неоднократно занимала первые места на соревнованиях среди малышей. Она всегда очень гордится этим и пытается всем показать свои кубки и медали… Под награды у неё в комнате выделено специальное место. Розовый стеллаж с подсветкой…
Гриша хмыкает. А я продолжаю с улыбкой.
– И да, она любит розовый цвет, как, наверное, все девочки. Очень любит Новый Год и Рождество. Как научилась писать, сразу написала письмо Санта Клаусу со своими пожеланиями. Она написала не просто письмо с хотелками игрушек и прочего… Она пожелала, чтобы все её близкие оставались здоровыми и счастливыми. Пожелала поскорей вырасти и стать врачом… – снова смеюсь, но уже ощущая подступивший ком к горлу и пощипывание в носу. Глубоко вдыхаю и решаю не продолжать. Потому что ещё чуть-чуть и я разревусь.
– Из тебя получилась хорошая мама, – вдруг еле слышно произносит Гриша.
– Не думаю, раз она там, а я здесь…
– Всё наладится, – обнимает меня крепче и продолжает гладить по плечу. Заставляет поверить в свои слова.
***
А в воскресенье вечером мне позвонил мой сорвавшийся секс.
Позвонил он очень «вовремя», ведь я скакала на Грише… И, естественно, трубку не взяла. Но когда Котов увидел, кто мне звонит, то мне пришлось вспомнить, что такое анальный секс…
Его я пробовала только с ним. Много лет назад. Поэтому ощутить всё негодование Гриши мне пришлось на собственной заднице в прямом и извращённом смысле!
Я, конечно, долго упиралась…
– Не буду я ни к чему готовиться! Себе её вставь! Pirla15! Я живой не дамся! – истерически верещу и швыряю в Котова грёбанную, но красивую анальную пробку.
Гриша, не говоря не слова, уехал. И я даже успела почти пореветь, думая, что он всё послал и не вернётся из-за звонка Митягина. Но вот он возвращается через час с полным пакетом всяких штук из секс-шопа!
Он уворачивается от железяки и грозным смерчем подлетает ко мне. Одной рукой хватает меня за волосы на затылке, а второй врезает в себя, взявшись за мою ягодицу.
– Чувствуешь, какой я злой?! – рычит мне в губы, пока я пытаюсь его отпихнуть. – Не зли меня ещё больше!
– А то что?! – шиплю я, но при этом, ощущая его потвердевшую ширинку джинсов, внутренне вся сжимаюсь от предвкушения. Гриша снова издаёт рык и пролазит рукой в переднюю часть моих трусиков. Скользит пальцами по влаге. – Ой… – пищу я и тут же прикусываю губу, стараясь не терять «лицо».
– А иначе ты всё равно встанешь на четвереньки, но нежным я уже не буду, – впечатывается губами в мои и одновременно проникает пальцами внутрь. Отчего мои колени тут же подгибаются, а всё возмущение растворяется в воздухе вместе со стоном. Гриша отстраняется, перемещается к моему уху и горячо хрипит. – Я сделаю всё, чтобы тебе понравилось так же сильно, как и раньше, – кусает за мочку, а затем оставляет влажный поцелуй на шее.
И я сдаюсь, потому что знаю, он сдержит слово. И заставит визжать от восторга.
Так и получилось. Я визжала. И кончала. Много. А поэтому я была даже благодарна Жене.
***
Когда засыпаю в воскресенье ночью, моё дыхание неспокойное, как и сердце. Всю ночь меня кидает то в жар, то в холод, из-за чего я несколько раз просыпаюсь и вцепляюсь в Гришу снова и снова. Он успокаивает, думая, что мне просто снятся кошмары. Но, когда я прикрываю глаза, там лишь темнота и страх встретить утро.
Мы договорились забыть обо всём только на два дня. Но какой же ошибкой было думать, что нам станет легче. Во влечении тел мы, возможно, немного и остыли. Но что теперь делать с влечением к нему самому? Его улыбке, голосу, смеху, нашим разговорам, просто его объятиям?!