Loe raamatut: «Отель «Гранд Вавилон»»

Переводчик: Алайская Анна

Обложка: Николаиди Галина

© ИДДК

Глава 1. Миллионер и метрдотель

– Слушаю вас, сэр?

Жюль, знаменитый метрдотель «Гранд Вавилона», с подчеркнутой учтивостью склонился к подтянутому мужчине средних лет, который только что вошел в курительную комнату и сел в плетеное кресло в углу, у зимнего сада. Было 7:45 душного июньского вечера, и в «Гранд Вавилоне» как раз собирались подавать ужин. В просторном, полутемном зале расселись мужчины всех возрастов, комплекций и национальностей, но каждый – облаченный в безупречный фрак. Из зимнего сада доносился легкий аромат цветов и звуки журчащего фонтана. Официанты, под началом Жюля мягко скользили по толстым восточным коврам, балансируя подносами с ловкостью жонглеров, и принимая заказы с тем чувством глубочайшей значимости, секрет которого известен лишь первоклассным слугам. В воздухе царили тишина и спокойствие, такие типичные для «Гранд Вавилона». Казалось, ничто не могло нарушить аристократическую размеренную гармонию этого безупречного заведения. Однако именно в этот вечер должно было произойти событие, которое перевернуло давно устоявшуюся жизнь «Гранд Вавилона».

– Слушаю вас, сэр? – повторил Жюль, и теперь в его голосе прозвучала нотка холодного неудовольствия: нечасто ему приходилось обращаться к клиенту дважды.

– А! – наконец поднял глаза мужчина средних лет. Не имея ни малейшего представления о том, кто такой этот великий Жюль, он позволил своим серым глазам весело блеснуть, уловив недовольное выражение на лице метрдотеля. – Принесите мне «Ангельский поцелуй».

– Прошу прощения, сэр?

– «Ангельский поцелуй». И поторопитесь, если вас не затруднит.

– Если это американский коктейль, боюсь, у нас его нет, сэр, – ледяным тоном произнес Жюль.

Несколько гостей с беспокойством обернулись: любое нарушение их покоя казалось неуместным. Однако, разглядев того, к кому обращался Жюль, они несколько успокоились. В нем легко угадывался искушенный англичанин, который с первого взгляда умел определять уровень отеля и знал, когда допустимо дать волю прихотям, а где лучше держаться так же, как в собственном клубе. Курительная комната «Гранд Вавилона» как раз была тем местом, где надлежало вести себя по-клубному.

– Я и не думал, что он у вас есть, – спокойно заметил гость. – Но, полагаю, вы в состоянии его приготовить – даже в таком отеле.

– Это не американский отель, сэр, – сказал Жюль с тонкой, тщательно завуалированной дерзостью, прикрытой смиренным почтением.

Мужчина выпрямился в кресле и невозмутимо посмотрел на Жюля, который привычным жестом пригладил свои знаменитые рыжие бакенбарды.

– Возьмите ликерную рюмку, – сказал мужчина с интонацией, в которой смешались резкость и добродушное снисхождение. – Налейте туда в равных частях мараскино, сливки и мятный ликер. Не взбалтывайте, не перемешивайте. Подайте мне. И, кстати, скажите бармену…

– Бармену, сэр?

– Передайте бармену, чтобы записал рецепт. Я, пожалуй, буду заказывать «Ангельский поцелуй» каждый вечер перед ужином, пока стоит такая жара.

– Я распоряжусь, чтобы напиток принесли вам, сэр, – холодно произнес Жюль. Это была его прощальная реплика – тонкий намек на то, что он не такой, как прочие официанты, и что любой, кто позволит себе обращаться с ним без должного уважения, делает это на свой страх и риск.

Через несколько минут, пока мужчина с видимым удовольствием пробовал «Ангельский поцелуй», Жюль беседовал с мисс Спенсер, заведующей бюро «Гранд Вавилона». Бюро представляло собой довольно просторную комнату с двумя раздвижными стеклянными перегородками, выходившими окнами на вестибюль и курительную комнату. Лишь малая часть канцелярской работы большого отеля выполнялась здесь: по сути, это была резиденция мисс Спенсер, столь же известной и влиятельной особы, как сам Жюль. В большинстве современных отелей бюро заведовали клерки-мужчины, но «Гранд Вавилон» жил по собственным правилам. Мисс Спенсер занимала эту должность почти с тех пор, как «Гранд Вавилон» впервые вознес свои массивные башни к небесам, и оставалась на посту, несмотря на все модные новшества в других гостиницах.

Всегда безупречно одетая в простое черное шелковое платье, с маленькой бриллиантовой брошью, ослепительно белыми манжетами и тщательно завитыми светлыми волосами, она выглядела теперь точно так же, как и много лет назад. Возраст ее был неизвестен никому, кроме нее самой и, быть может, еще одного человека, да и это никого не заботило. Изящные линии ее фигуры оставались безукоризненными, а по вечерам она становилась тем украшением, которым любой отель мог бы гордиться без тени упрека.

Осведомленность мисс Спенсер в расписаниях поездов, пароходных линиях и программах театров и мюзик-холлов была непревзойденной, хотя она сама никогда не путешествовала и не бывала ни в театре, ни в мюзик-холле. Казалось, она прожила всю жизнь в своем бюро, раздавая сведения постояльцам, звоня в разные отделения отеля или беседуя по душам с избранными друзьями из персонала, как раз, как и в этот момент.

– Кто занимает сто седьмой номер? – осведомился Жюль у дамы в черном.

Мисс Спенсер просмотрела книги учета.

– Мистер Теодор Рэксоул, Нью-Йорк.

– Я так и подумал, что он ньюйоркец, – произнес Жюль после короткой, выразительной паузы. – А говорит по-английски не хуже нас с вами. Заявил, что желает «Ангельский поцелуй» – мараскино со сливками, вообразите! – каждый вечер. Я прослежу, чтобы он надолго здесь не задержался.

Мисс Спенсер мрачно усмехнулась. Ей показалось забавным называть Теодора Рэксоула «ньюйоркцем». Она знала, разумеется (и знала, что и Жюль тоже в курсе), что речь идет об одном-единственном Теодоре Рэксоуле, третьем по богатству человеке Соединенных Штатов и, вероятно, всего мира. Тем не менее она без колебаний встала на сторону Жюля. Ибо так же, как был только один Рэксоул, так же существовал лишь один Жюль. И мисс Спенсер невольно разделяла его негодование при мысли о том, что кто-то, пусть даже миллионер или император, осмеливается требовать «Ангельский поцелуй» – это несолидное сочетание мараскино и сливок – в стенах «Гранд Вавилона». В мире отелей бытовало мнение, что, помимо владельца, в «Гранд Вавилоне» существует три божества: Жюль, метрдотель; мисс Спенсер и – могущественнейший из всех – Рокко, знаменитый шеф-повар, получавший две тысячи в год и имевший собственное шале на берегу Люцернского озера. Все крупные отели на Нортумберленд-авеню и на набережной Темзы безуспешно пытались переманить Рокко. Он прекрасно знал, что выше должности шефа в «Гранд Вавилоне» ему не подняться. Ведь этот отель, не давая рекламы и не принадлежа никакому акционерному обществу, занимал безусловно первое место среди гостиниц Европы – первое по дороговизне, первое по исключительности и первое по той загадочной черте, которую называли «стилем».

Расположенный на набережной, «Гранд Вавилон», несмотря на свои внушительные очертания, все же казался несколько приземленным рядом с гигантскими соседями. В нем было всего триста пятьдесят комнат, тогда как в двух других отелях в четверти мили отсюда – шестьсот и четыреста соответственно. Зато «Гранд Вавилон» оставался единственным в Лондоне отелем с отдельным входом для особ королевской крови, который постоянно использовался. День считался потерянным, если отель не принимал хотя бы германского принца или махараджу какого-нибудь индийского княжества. Когда Феликс Вавилон – в честь которого, а вовсе не по прозвищу Лондона, был назван отель, – основал его в 1869 году, он поставил себе целью обслуживать лишь особ царской крови. В этом и заключался секрет его блестящего успеха.

Сын богатого швейцарского отельера и финансиста, Феликс сумел наладить связи с представителями нескольких европейских монархов и не жалел на это средств. Многие короли и принцессы называли его просто Феликсом и неофициально именовали отель «у Феликса», и это, как выяснилось, очень способствовало бизнесу. Так и управлялся «Гранд Вавилон». Его девизом была сдержанность, покой, простота и уединенность. Место это было похоже на дворец инкогнито. Над его крышей не красовалось золотых вывесок, а при входе не было таблички с названием. Свернув с улицы Стрэнд в тихий переулок, вы увидите простое коричневое здание с двумя махагоновыми вращающимися дверьми, у каждой из которых стоит служащий. Двери открываются бесшумно, и вот вы оказываетесь внутри – «у Феликса». Если вы намереваетесь остановиться здесь, вы или ваш курьер должны передать визитную карточку мисс Спенсер. Ни при каких обстоятельствах нельзя спрашивать прейскурант цен. В «Гранд Вавилоне» о деньгах не говорили: цены были колоссальными, но это умалчивалось. По окончании пребывания вам вручают счет, и вы оплачиваете его без единого слова. Вас встречают с величавой учтивостью – вот и все. Никто не просил вас приехать, никто не выражал надежды, что вы вернетесь. «Гранд Вавилон» был выше подобных уловок. Он побеждал любую конкуренцию, всего лишь игнорируя ее, и потому почти всегда был переполнен в сезон. Если что и могло раздражать «Гранд Вавилон» – приводить его в ярость, так сказать, – так это сравнение с американским отелем или принятие его за таковой. «Гранд Вавилон» решительно отвергал американские привычки в еде, напитках и гостиничном быте – особенно же американские привычки в напитках. Поэтому возмущение Жюля, которому осмелились заказать «Ангельский поцелуй», было вполне понятно.

– Кто-нибудь еще с мистером Теодором Рэксоулом? – продолжил Жюль разговор с мисс Спенсер, подчеркнуто выделяя каждую букву имени постояльца.

– Мисс Рэксоул. Она в сто одиннадцатом.

Жюль замер и провел рукой по левому бакенбарду, лежавшему на ослепительно белом воротничке.

– Где? – переспросил он с особым нажимом.

– В сто одиннадцатом. Я ничего не могла поделать. На этом этаже не было другой комнаты с ванной и гардеробной, – голос мисс Спенсер звучал так, будто она оправдывалась.

– Почему вы не сказали мистеру Теодору Рэксоулу и мисс Рэксоул, что мы не можем их разместить?

– Потому что Бабс был в пределах слышимости.

На всем белом свете лишь три человека осмеливались называть мистера Феликса Вавилона игривым, но неуважительным прозвищем «Бабс»: это были Жюль, мисс Спенсер и Рокко. Придумал его, конечно же, Жюль – никто другой не обладал ни остроумием, ни дерзостью для подобного.

– Постарайтесь, чтобы мисс Рэксоул сменила комнату сегодня же, – сказал Жюль после паузы. – Оставьте это мне. Я все устрою. Au revoir!¹ Уже без трех минут восемь. Сегодня вечером я сам возьму на себя управление рестораном.

И Жюль удалился, медленно и задумчиво потирая свои изящные белые руки. Он имел привычку делать это особым, круговым движением, которое всегда означало, что что-то необычное вот-вот должно произойти.

Ровно в восемь часов был подан ужин в огромной salle à manger² – строгом и вместе с тем великолепном зале в белых и золотых тонах. За маленьким столиком у окна сидела одна молодая дама. Ее платье говорило: «Париж», но лицо – безошибочно «Нью-Йорк». Это было самоуверенное и очаровательное лицо женщины, привыкшей делать ровно то, что ей хочется, когда ей хочется и как ей хочется; лицо женщины, которая научила сотни молодых наследников истинному искусству служить и угождать, и которая, благодаря двадцати годам под родительской опекой, всерьез считала себя женской версией царя всея Руси. Подобные женщины рождаются лишь в Америке, а в полном блеске расцветают только в Европе, которую считают континентом, созданным провидением для их развлечений. Молодая леди у окна с неодобрением взглянула на меню, затем оглядела зал: гости ей понравились, но сам зал показался маловат и простоват. Потом перевела взгляд на открытое окно и решила, что Темза в сумерках хоть и выглядит сносно, но ни в какое сравнение не идет с Гудзоном, на берегу которого у ее отца имелся коттедж стоимостью сто тысяч долларов. Вернувшись к меню, она недовольно поджала прелестные губы, решив, что есть было совершенно нечего.

– Извини, что задержался, Нелла, – сказал мистер Рэксоул, тот самый бесстрашный миллионер, что осмелился заказать «Ангельский поцелуй» в курительной «Гранд Вавилона». Нелла – ее полное имя было Хелен – осторожно улыбнулась отцу, сохраняя за собой право отругать его, если ей вздумается.

– Ты всегда опаздываешь, папа, – сказала она.

– Только в отпуске, – оправдался он. – Ну, что у нас на ужин?

– Ничего.

– Тогда давай это «ничего» и закажем. Я голоден, как никогда. Меня всегда разбирает аппетит в минуты настоящего безделья.

– Consommé Britannia, – Нелла начала читать по меню. – Saumon d’Ecosse, Sauce Genoise, Aspics de Homard³. О небеса! Кто вообще может хотеть всю эту гадость в такой вечер?

– Но, Нелла, это же лучшая кухня в Европе, – возразил мистер Рэксоул.

– Скажи-ка, папа, – перебила его дочь с видом полной невинности, – ты случайно не забыл, что завтра у меня день рождения?

– Разве я когда-нибудь забывал твой день рождения, о, моя драгоценнейшая дочь?

– В целом ты был весьма неплохим отцом, – ласково улыбнулась молодая леди. – И в награду в этом году я буду довольствоваться самым дешевым подарком, который ты мне когда-либо делал. Только я хочу получить его сегодня вечером.

– Ну? – терпеливо кивнул мистер Рэксоул с готовностью к любым неожиданностям, свойственной родителю, у которого такой избалованный ребенок. – Что же ты хочешь?

– Вот что. Давай поужинаем бифштексом и бутылкой «Басса». Это будет просто восхитительно! Я буду в восторге.

– Но, дорогая моя Нелла, – воскликнул миллионер, – бифштекс и пиво у Феликса! Это невозможно! К тому же юным дамам до двадцати трех никак нельзя пить «Басс».

– Я сказала «бифштекс и Басс». И насчет юных дам: завтра мне уже двадцать четыре.

Мисс Рэксоул слегка стиснула свои белоснежные зубки.

Раздался вежливый кашель. Над ними стоял Жюль. Должно быть, чисто из духа авантюризма он выбрал именно этот столик, чтобы лично обслуживать его. Обычно Жюль сам за ужином не прислуживал. Он лишь зорко наблюдал, как капитан на мостике во время вахты помощника. Постоянные завсегдатаи отеля считали за честь, если Жюль прикреплял себя к их столику.

Теодор Рэксоул колебался всего секунду, а затем с подчеркнутым небрежным видом озвучил заказ.

– Бифштекс на двоих и бутылку «Басса».

Это был самый смелый поступок в жизни Теодора Рэксоула, хотя и прежде ему не раз приходилось проявлять недюжинное мужество.

– Этого нет в меню, сэр, – невозмутимо заметил Жюль.

– Неважно. Достаньте. Мы хотим именно это.

– Как прикажете, сэр.

Жюль направился к служебной двери, и, лишь сделав вид, что заглянул туда, тут же вернулся.

– Господин Рокко передает вам свое почтение, сэр, и выражает сожаление, что не может сегодня подать бифштекс и «Басс».

– Господин Рокко? – с легкой усмешкой переспросил Рэксоул.

– Именно он, – твердо повторил Жюль.

– И кто же такой господин Рокко?

– Наш шеф-повар, сэр. – Жюль выглядел так, словно его попросили объяснить, кто такой Шекспир.

Они обменялись взглядами. Казалось невероятным, что Теодор Рэксоул, несравненный Рэксоул, владелец тысячи миль железных дорог, нескольких городов и шестидесяти мест в конгрессе, может быть загнан в угол метрдотелем или даже целым отелем. Но так оно и было. Когда дряхлая Европа прижимает к стене, никакой полк миллионеров не обойдет ее фланг. Лицо Жюля оставалось непроницаемым. В его взгляде словно читалось: «Ты одолел меня однажды, но не сегодня, мой друг из Нью-Йорка!»

Что до Неллы, то, зная отца, она предвкушала любопытное развитие событий и с уверенностью ждала бифштекса. Она не была голодна и могла позволить себе подождать.

– Извини меня на минутку, Нелла, – спокойно сказал Теодор Рэксоул. – Вернусь через пару секунд.

И он широким шагом покинул столовую. Никто в зале не узнал миллионера, ведь он был незнаком Лондону. Это был первый визит Теодора Рэксоула в Европу за последние двадцать лет. Но если бы кто-нибудь узнал его и уловил выражение его лица, то этот человек наверняка содрогнулся бы в предчувствии взрыва, который грозит взметнуть весь «Гранд Вавилон» в воздух и утопить его в Темзе.

Жюль стратегически отступил в угол. Он сделал свой ход, и теперь был черед соперника. Долгий и разнообразный опыт научил Жюля, что гость, который решается поставить официанта на место, почти всегда обречен. У официанта в таком поединке слишком много преимуществ.

Глава 2. Как мистер Рэксоул добился своего ужина

Тем не менее, существуют люди с непоколебимой привычкой добиваться своего, даже будучи гостями в самом элитном отеле. И Теодор Рэксоул давно уже следовал этой полезной практике – за исключением случаев, когда его единственная дочь Хелен с сильным и властным характером, мать которой умерла, решала, что его воля противоречит ее, и тогда Теодор уступал и отступал. Но если желания отца и дочери совпадали, а такое бывало довольно часто, то только небеса могли ставить препятствия, осмелившиеся встать у них на пути. Жюль, великий и наблюдательный человек, не заметил ужасно выдающихся подбородков и у отца, и у дочери, иначе, возможно, он пересмотрел бы вопрос бифштекса и «Басса».

Теодор Рэксоул направился прямо в вестибюль отеля и вошел в святилище мисс Спенсер.

– Я хочу увидеть мистера Вавилона, – произнес он, – сейчас же.

Мисс Спенсер неторопливо подняла голову, обрамленную светлыми кудрями.

– Боюсь… – начала она свою привычную формулировку, ведь в ее обязанности входило отговаривать гостей, желающих видеть мистера Вавилона.

– Нет, нет, – быстро перебил ее Рэксоул. – Мне не нужны ваши «боюсь». Дело серьезное. Если бы вы были обычным клерком, я бы незаметно сунул вам пару соверенов, и дело было бы улажено. Но раз это не так, раз вы явно выше подкупа, я скажу лишь одно: я должен немедленно увидеть мистера Вавилона по чрезвычайно важному вопросу. Меня зовут Рэксоул – Теодор Рэксоул.

– Из Нью-Йорка? – раздался голос у двери с легким иностранным акцентом.

Миллионер резко обернулся и увидел довольно низкого человека с французской внешностью, лысеющей головой, седой бородой, длинным идеально сидящим фраком, очками на тонкой серебряной цепочке и голубыми глазами с прозрачностью невинной юной девушки.

– Есть только один, – кратко ответил Теодор Рэксоул.

– Вы хотите видеть меня? – спросил новоприбывший.

– Вы мистер Феликс Вавилон?

Мужчина поклонился.

– В данный момент я хочу видеть вас больше всех на свете, – сказал Рэксоул. – Я сгораю от желания встретиться с вами, мистер Вавилон. Мне нужны всего лишь несколько минут спокойной беседы. Полагаю, за это время можно уладить мой вопрос.

Мистер Вавилон жестом пригласил миллионера пройти по прилегающему коридору к своей частной комнате, отделанной мебелью и гобеленами в стиле Людовика XV. Как и большинство состоятельных холостяков, мистер Вавилон имел «вкусы» весьма дорогого характера.

Хозяин отеля и его гость уселись друг напротив друга. Теодор Рэксоул испытал удачу, свойственную миллионерам, ведь мистер Вавилон не позволял себе общаться с гостями, каким бы выдающимися, богатыми или настойчивыми они ни были. Если бы мистер Вавилон не заглянул в офис мисс Спенсер именно в этот момент, и, если бы его не впечатлила несколько необычная внешность миллионера, никакая американская энергия и изобретательность Рэксоула не помогли бы ему побеседовать с владельцем отеля «Гранд Вавилон» той ночью. Теодор, разумеется, был уверен, что все произошло по его заслугам.

– Я читал в нью-йоркских газетах несколько месяцев назад, – начал Рэксоул, – что ваш отель, мистер Вавилон, планировалось продать акционерной компании, но, как выяснилось, сделка не состоялась.

– Не состоялась, – откровенно ответил мистер Вавилон, – потому что посредники между предполагаемой компанией и мной хотели получить крупную тайную прибыль, а я не согласился быть участником такой сделки. Они были настойчивы, и я был настойчив, именно поэтому дело сошло на нет.

– Согласованная цена вас устраивала?

– Полностью.

– Могу я узнать, какая это была цена?

– Вы покупатель, мистер Рэксоул?

– Вы продавец, мистер Вавилон?

– Да, – сказал Вавилон, – но на определенных условиях. Цена составляла четыреста тысяч фунтов, включая аренду и репутацию отеля. Но я продаю лишь при условии, что покупатель не перепродаст собственность акционерному обществу дороже.

– Позвольте задать один вопрос, мистер Вавилон, – произнес миллионер. – Какова была среднегодовая прибыль за последние четыре года?

– Тридцать четыре тысячи фунтов в год.

– Я покупаю, – удовлетворенно улыбнулся Теодор Рэксоул, – и, если позволите, мы можем обменяться контрактами прямо сейчас.

– Вы быстро решаетесь, мистер Рэксоул. Но, возможно, вы долго обдумывали этот вопрос?

– Напротив, – миллионер посмотрел на часы, – всего шесть минут.

Феликс Вавилон поклонился, как человек, привыкший к эксцентричности богатых.

– Прелесть быть известным, – продолжал Рэксоул, – в том, что нет нужды в предварительных объяснениях. Вы, мистер Вавилон, вероятно, многое знаете обо мне. Я о вас тоже знаю. Мы можем принимать друг друга как должное без всяких слов. На самом деле, купить отель или железную дорогу так же просто, как часы, если ты готов к делу.

– Именно, – согласился Вавилон с улыбкой. – Составим неформальный контракт? Есть детали, о которых стоит подумать. Но, боюсь, вы еще не ужинали и, возможно, предпочтете обсудить мелочи после этого.

– Да, я не ужинал, – подчеркнуто сказал миллионер, – и, в связи с этим окажете мне услугу? Пришлете господина Рокко?

– Вы хотите видеть его, разумеется.

– Да, – сказал миллионер, – по поводу моего ужина.

– Рокко – великий человек, – пробормотал Вавилон, нажимая звонок и игнорируя последние слова Рэксоула. – Мои приветствия господину Рокко, – сказал он юноше, ответившему на вызов, – и, если это удобно, я был бы рад видеть его здесь на минуту.

– Сколько вы платите Рокко? – спросил Рэксоул.

– Две тысячи в год и обращение, как с послом.

– Я дам ему обращение, как с послом, и три тысячи.

– Будете мудры! – воскликнул Феликс Вавилон.

В этот момент в комнату тихо вошел Рокко – мужчина лет сорока, худощавый, с тонкими руками и необычайно длинными коричневыми шелковистыми усами.

– Рокко, – сказал Феликс Вавилон, – позвольте представить вам мистера Теодора Рэксоула из Нью-Йорка.

– Очень приятно, – ответил Рокко, кланяясь. – Рэ… рэ… как вы там говорите… миллионер?

– Именно, – вставил Рэксоул и быстро продолжил. – Господин Рокко, я хочу известить вас первым, что я приобрел отель «Гранд Вавилон». Если вы сочтете возможным остаться на службе, я с радостью предложу вам вознаграждение в три тысячи фунтов в год.

– Три, вы сказали?

– Так и есть.

– Приятно с вами познакомиться.

– А теперь, мистер Рокко, окажете ли вы мне любезность и прикажете подать простой бифштекс из говядины и бутылку «Басса» через десять минут на 17-й столик в столовой. Пусть ужин принесет именно Жюль, – добавил миллионер. – И не пообедаете ли вы со мной завтра?

Рокко ахнул, поклонился, пробормотал что-то по-французски и вышел.

Пять минут спустя покупатель и продавец отеля «Гранд Вавилон» подписали краткий документ, аккуратно выведенный на фирменной бумаге отеля. Феликс Вавилон не задавал вопросов, и именно это героическое отсутствие любопытства и удивления с его стороны произвело на Теодора Рэксоула большое впечатление. Сколько владельцев отелей в мире, думал Рэксоул, позволили бы простому бифштексу и бутылке «Басса» так изменить их судьбу?

– С какой даты вы хотите, чтобы покупка вступила в силу? – спросил Вавилон.

– О, – спокойно сказал Рэксоул, – без разницы. Скажем, с сегодняшнего вечера?

– Как пожелаете. Я давно мечтал уйти на покой. И теперь, когда момент настал – да еще так драматично – думаю, я готов. Вернусь в Швейцарию. Там нельзя тратить много денег, но это моя родина. Я буду самым богатым человеком в Швейцарии. – Он улыбнулся с легкой грустью.

– Полагаю, вы довольно состоятельны? – спросил Рэксоул непринужденно, словно только что вспомнил об этом.

– Кроме того, что получу от вас, у меня есть полмиллиона в инвестициях.

– Значит, вы почти миллионер?

Феликс Вавилон кивнул.

– Поздравляю вас, мой дорогой сэр, – сказал Рэксоул с тоном судьи, обращающегося к новому адвокату. – Девятьсот тысяч фунтов, выраженные в франках, будут звучать прекрасно – в Швейцарии.

– Конечно, для вас, мистер Рэксоул, такая сумма – нищие деньги. А можно узнать о вашем состоянии? – Феликс Вавилон подражал свободному тону собеседника.

– Не знаю точно, около пяти миллионов, – искренне ответил Рэксоул, показывая, что он был бы рад сообщить сумму, если бы мог.

– У вас было много забот, мистер Рэксоул?

– Они до сих пор есть. Сейчас я отдыхаю в Лондоне с дочерью, чтобы хоть на время от них отвлечься.

– Покупка отелей – ваше представление об отдыхе, значит?

Рэксоул пожал плечами.

– Это замена железным дорогам, – рассмеялся он.

– Ах, мой друг, вы мало представляете, что купили.

– О! Еще как представляю, – возразил Рэксоул. – Я купил лучший отель в мире.

– Это правда, это правда, – признался Вавилон, задумчиво глядя на старинный персидский ковер. – Нигде нет ничего подобного моему отелю. Но вы пожалеете о покупке, мистер Рэксоул. Это не мое дело, конечно, но не могу не повторить: вы пожалеете.

– Я никогда не жалею.

– Тогда начнете скоро – возможно, уже сегодня вечером.

– Почему вы так говорите?

– Потому что «Гранд Вавилон» – это «Гранд Вавилон». Вы думаете, раз вы контролируете железную дорогу, металлургический завод или линию пароходов, значит, вы можете контролировать все. Но нет. Не «Гранд Вавилон». В «Гранд Вавилоне» есть что-то такое… – Феликс вскинул руки.

– Слуги воруют, конечно.

– Это да. Думаю, я теряю сто фунтов в неделю таким образом. Но я имею в виду не это. Речь идет о гостях. Гости слишком… слишком выдающиеся. Великие послы, крупнейшие финансисты, знатные аристократы – все те, кто управляет этим миром, останавливаются под моей крышей. Лондон – центр всего, а мой отель – ваш отель – центр Лондона. Однажды у меня одновременно останавливались король и вдовствующая императрица. Представляете?!

– Великая честь, мистер Вавилон. Но в чем сложность?

– Мистер Рэксоул, – мрачно ответил Феликс, – куда подевалась ваша проницательность, которая сделала ваше состояние настолько огромным, что даже вы не можете его посчитать? Разве вы не понимаете, что крыша, под которой останавливается вся сила и власть мира, неизбежно также укрывает бесчисленных заговорщиков, интриганов, злодеев и нарушителей спокойствия? Все ясно, как день – и темно, как ночь. Мистер Рэксоул, я никогда не знаю, кто меня окружает. Никогда не знаю, что происходит. Иногда лишь мельком угадываю странные поступки и секреты. Вы упомянули моих слуг. Почти все они хорошие, искусные, компетентные. Но кто они на самом деле? Для меня мой четвертый помощник может быть агентом какого-нибудь европейского правительства. Моя незаменимая мисс Спенсер – на службе у портного двора или франкфуртского банкира. Даже Рокко может быть кем-то еще, но только не самим Рокко.

– Тогда это делает все только интереснее, – заметил Теодор Рэксоул.

– Как же ты долго, папа, – сказала Нелла, когда он вернулся за стол номер 17.

– Всего двадцать минут, моя голубка.

– Но ты говорил «две секунды». Это уже большая разница.

– Видишь ли, мне пришлось подождать, пока приготовится бифштекс.

– Тебе было трудно достать угощение на мой день рождения?

– Никаких трудностей. Но оно не обошлось так дешево, как ты говорила.

– Что ты имеешь в виду, папа?

– Только то, что я купил весь отель. Но не пугайся.

– Папа, ты всегда были восхитительным родителем. Неужели ты подаришь мне отель на день рождения?

– Нет. Я буду управлять им ради удовольствия. Кстати, а для кого третья тарелка?

Он заметил, что за столом накрыто еще одно место.

– Для моего друга, который пришел минут пять назад. Конечно, я сказала ему, что он будет вынужден разделить с нами бифштекс. Он будет здесь через мгновение.

– Можно узнать его имя?

– Диммок – полное имя Реджинальд; по профессии он английский компаньон принца Ариберта из Позена. Я встретила его прошлой осенью в Санкт-Петербурге с кузиной Хетти. О, вот и он. Мистер Диммок, это мой дорогой отец. Он все же добился бифштекса.

Теодор Рэксоул увидел перед собой очень молодого человека с глубокими черными глазами и свежим, юношеским выражением лица. Они начали разговор.

Жюль подошел с бифштексом. Рэксоул пытался поймать взгляд метрдотеля, но не смог. Ужин продолжился.

– О, папа! – воскликнула Нелла. – Сколько же горчицы ты взял!

– Да? – сказал он, и тут случайно взглянул в зеркало между двумя окнами. Он увидел отражение Жюля, стоящего за его стулом, и заметил, как Жюль медленно, многозначительно и зловеще подмигнул мистеру Диммоку.

Новый владелец отеля молча посмотрел в свою тарелку. Похоже, он действительно немного переборщил с горчицей.