Loe raamatut: «Сон в зимнюю ночь»

Сергей разлил по последней, поставил пустую бутылку под свой рабочий стол и спросил:

– И долго у тебя это?

– Да месяца полтора или два, – Андрей неопределенно пожал плечами, – но вот так конкретно – только с прошлой среды. То есть уже девять ночей.

– Девять ночей, – повторил Олег, – это же охренеть можно. И каждую ночь одна и та же канитель?

– Примерно, но с небольшими отличиями, – Андрей нахмурился, – вот, например, узор на ковре может меняться, но сам ковер всегда красный, с золотым кантом или на худой конец кисточками. Роскошный такой. Да и все в том месте очень символическое или даже фаллическое.

– В смысле? – Сергей вертел в пальцах дольку лимона.

– Ну, как в документальных фильмах времен СССР, когда показывают помещения для проведения масштабных общественных мероприятий. Знаете, там все сделано с таким размахом, и одновременно каждая деталь наполнена пронзительного смысла. Просто чувствуешь себя песчинкой, частичкой огромного живого организма. Ощущаешь некую сопричастность к чему-то поистине великому.

– Организма, – Олег усмехнулся.

– Ну, как бы вам объяснить, – замялся Андрей, – вот помните, мы на этой неделе в Marriott отель ездили? Смотреть конференц-зал для нашей презентации?

– Ну

– А то

– И как вам он?

– Дорого, – поморщился Сергей.

– И сердито – скривился Олег.

– Вот и мне никак. Что это за хрень, когда самый большой конференц-зал всего 120 квадратов? Эти люди бывали хотя бы «Кодак-Киномире»? Ну, до того, как собрались строить свой новодел в 95-м? Меня тут недавно занесло в «Улан-Батор» на Гримау. Снаружи смотришь – кошмар и ужас. Зашел в зал – сила и размах. Даже после 20-ти лет отсутствия финансирования и запустения чувствуется эта сила и этот размах. Как будто зверь какой-то до сих пор дремлет в камне и дереве.

– Фильм там смотрел? – спросил Сергей

– Было дело.

– Как звук.

– Звук говно, – махнул рукой Андрей, – и кресла там без автоминьетчеков. Но не о том речь. Я вам про энергетику здания толкую. Тут же как, у каждого в голове встроен свой личный дерьмометр, который говорил «круто» или «говно».