Loe raamatut: «Жить – далеко, умирать – близко»
© Артем Дроздов, 2025
© Издательский дом «BookBox», 2025
* * *
– Лечение от депрессии для меня равноценно самоубийству!
– Возможно, желание покончить с собой – толчок бессознательного на перемены…
Разговор двух незнакомцев в общественном транспорте
Если на первых порах его схимнической жизни дьявол протаскивал в его душу желания, образы и мечты, связанные с чувственными и мирскими радостями, то теперь он преследовал его образами самоуничтожения, заставляя его при виде каждой ветки думать, годиться ли она для того, чтобы на ней повеситься, а при виде каждой крутой скалы в окрестности – достаточно ли она крута и высока, чтобы броситься с нее и разбиться насмерть.
Германа Гессе«Игра в бисер»
Часть 1
1
Мое самое яркое воспоминание из детства начинается у берега реки, которая протекала рядом с маленькой деревушкой «Светлая Роща». Каждое лето я приезжал туда, чтобы погостить у бабушки и встретиться с приятелями. Помню, как я и несколько местных мальчишек шли по дороге к воде. Мы много шутили и рассказывали друг другу самые яркие воспоминания за прошедший год. В юности гораздо легче быть счастливым, потому что смерть не является фактом. Ты уверен, что она предназначена для всех, кроме тебя. Даже когда умер мой дедушка, я счел это логичным. Ведь он был старый, а старики умирают. Старики, а не молодые мальчики, которым через два месяца возвращаться в школу.
Когда мы добрались до нужного места, я сразу же начал гулять у берега, нащупывая пальцами ног ракушки. Было что-то еще, до того как течение унесло меня. Кажется, я пытался всех убедить в том, что научился плавать. Это неважно! Вот я у берега, а уже в следующую секунду отталкиваюсь ногами от дна, чтобы ненадолго всплыть и сделать глоток воздух. Помню растерянность, кашель, мутную воду. Я пытался звать на помощь, но у меня не получалось. Без жалости и сострадания к глупому мальчишке река тянула меня на дно. Тогда я этого не понимал, но как же я был близок к смерти. В конце концов один из моих приятелей, уже и не вспомню кто, сумел вытащить меня на берег. Когда мы грелись у костра, он нервно подшучивал над тем, как неудобно плавать в штанах. С того дня из глупого храбреца я превратился в расчетливого труса. На корабле я часто вспоминаю о юности. Пытаюсь создать кокон из приятных воспоминаний. Забавно! Будто они способны защитить от фанатиков или голода.
Насосная станция – мое любимое помещение на этаже. Я часто прихожу сюда после доставки мары1. Жужжащие трубы, хруст медных прутьев под ногами, стеклянная стена размером с пятиэтажный дом напоминают дикий лес. Лес с окошком в другие миры. Все технические помещения на космическом корабле огромных размеров, возможно, поэтому меня тянет к ним. Ты словно находишься в святом месте, от которого ждешь прощения. Мой внешний вид отлично вписывается в стиль помещения. Черные ботинки из твердой кожи, все в трещинах и потертостях. Синие джинсы перепачканы мазутом. А хлопковый свитер на вид хуже половой тряпки. Я как маленький винтик, покрытый коррозией, который рад быть частью гигантской машины.
С чего же все началось? Что стало причиной катастрофы? Не помню. Кажется, это был 2156 год. Ученые из Мирового Университета Изучения Альтернативных Источников Энергии изобрели вещество, которое назвали «красный крыжовник». Он был дешевым и не требовал бережного хранения. Всего за несколько лет он вытеснили нефть, газ и электричество с мирового рынка. Все крупные страны быстро пристрастились к дешевому и, как они думали, безопасному красному крыжовнику. По началу все выглядело многообещающе. Мир стал идти вперед огромными шагами. Роботы, космические корабли, лекарства. Все стало лучше и дешевле. Но спустя время во всех странах, которые активно применяли красный крыжовник, начали происходить изменения почвы. Она краснела и становилось рыхлой. Какое-то время этому не придавали значения, пока дома, города, страны, а вместе с ними и люди не начали погружаться под землю. За несколько суток погибло около девяти миллиардов людей. Те немногие, кто смог добраться на скоростных поездах до Африки, Аляски или любых других стран, в которых почва все еще была стабильна, оставались в опасности. Красный крыжовник начал влиять на кислород. Дышать становилось все труднее. На такой случай на земной орбите было несколько космические станции для поддержания климата, но их время работы было ограничено. Поэтому остатки земного правительства приняли решение адаптировать программу по колонизации пригодных для жизни планет под текущую ситуацию. Как только удалось перепрограммировать один из кораблей, который находился недалеко от пригодной для жизни планеты, его вернули на Землю для переселения выживших. Это был корабль И-933. Несмотря на риски, я записался в первую группу колонистов. Ходили слухи, что корабль в ужасном состоянии и что он не предназначен для транспортировки людей, но мне на это было все равно. После тщательного анализа моих способностей, комиссия присвоила мне должность ответственного за вентиляционные системы. Меня уверяли, что внимательно изучили мой опыт и выбрали для меня самую подходящую работу. Но, откровенно говоря, я уверен, что дело в моем невысоком росте.
Процедура погрузки на космический корабль выглядела ненадежной и опасной. На Землю спустился трап. Колонистов начали строить в очереди. Наши скафандры крепили на металлические крепежи и вручали карты допуска. Затем, без церемоний, посоветовали не задерживаться и держаться за поручни эскалатора. Тысячи людей покидали планету, словно они едут в метро в обычный будний день. Во всех средствах связи транслировали, что полное переселение человечества будет проходить в несколько этапов. Как только наша колония обустроится, корабль вернется за остальными.
Спустя месяца полета корабль вышел из строя. Нас уверяли, что поломка не критическая и ее вот-вот устранят. В коридорах можно было увидеть напуганных людей, которые, прижав ухо к стенке, надеялись услышать привычный рев двигателей. Отношение людей друг к другу с каждым днем становилось хуже. Начались локальные бунты, воровство провизии, убийства. Некоторым мародерам удалось пробраться на первый этаж. Там они устраивали погромы и стычки с пассажирами первого класса. Это настолько напугало тех, что они вместе с командой управления полета спустились на нулевой этаж, заблокировали все двери и кабины лифта. Каждый этаж превратился в отдельное государство, объявившее независимость от корабля, со своей конституцией и законами. Я жил и работал на втором этаже, поэтому он стал моим домом и тюрьмой. Отсутствие контроля и осознание безнаказанности спровоцировали во многих жажду убийства. Это был хаос. Люди рвали друг друга на части без особой на то причины. Когда все улеглось, коридоры были переполнены трупами. Люди поделились на две группы: на тех, кто пытался выжить в одиночку, и оккультистов под предводительством того, кто называет себя Рим.
Падшие – ВИП-пассажиры, которые живут на нулевом этаже, – время от времени запускают лифт, чтобы один из них попал в руки оккультистов. Выглядит это как жертвоприношение. Бедолаг разрывают на части, как только двери лифта открываются. Одно меня радует: падшие ничего не чувствуют из-за вещества в их крови, из которого Филип создает пилюли мары. Филип – типичный ученый. Еще в первый день знакомства я понял, что он человек острых противоречий.
Его внешний вид создает впечатление посредственного старика без воли к жизни. Лысый, горбатый мужчина в очках с толстыми стеклами. Лицо морщинистое, с химическим ожогом от шеи до переносицы. Без всякой на то причины Филип помог мне спрятаться в его тайном бункере, которого не было ни на одной схеме вентиляционных труб, во время массовых казней, устраиваемых время от времени последователями Рима. Поначалу мы не особо ладили. Мои попытки завязать беседу всегда заканчивались провалом, пока однажды Филип не вышел из своей лаборатории с горстью пилюль в руке. Тогда-то он и рассказал, что посвятил всю свою жизнь созданию препарата, который позволит погрузить сознательное человека в его бессознательное без запутанных образов. Препарат, благодаря которому возможно почувствовать и пережить самую заветную мечту! Когда я спросил, на кого он работал, Филип в ответ лишь сухо предложил обменивать его изобретение на еду или технику. Первое время дела шли не очень. Но все изменилось, когда Фили соединил ДНК падших с пилюлями мары. Оказалось, многим гораздо приятней копаться в мечтах людей, у которых жизненный опыт богаче и ярче. С тех пор наше скромное предприятие обеспечивает некоторых одиночек на корабле мимолетными фантазиями, а нас всем необходимым.
Что-то я увлекся. Пора возвращаться! Подхватив походный рюкзак с земли, я направился к свисающей с потолка трубе. Не стоит задерживаться в гостях у собственных воспоминаний: некоторые из них слишком вежливые, чтобы попросить тебя уйти.
2
Трубы вентиляции на корабле внушительных размеров. Внутри полно пыли и металлической стружки. Передвигаться приходится медленно. Одно неверное движение – и я труп. Фанатики повсюд! Они контролируют весь коридор, продовольственные склады, медицинские отсеки. Эхом до меня доносятся крики их жертв. Голод, страх и слабость мешают ясно мыслить. Хочется плакать, а уже спустя несколько секунд казнить каждого, кто следует за Римом. На руках начинают копиться ссадины, рюкзак все тяжелее, случайный хлопок коленом о металлическую пластину вводит меня в оцепенение. Спустя двадцать минут я выдыхаю с облегчением и продолжаю двигаться вперед. Пронесло. На этот раз!
Перед тем как вернуться в бункер, я должен какое-то время бродить по коридору, ширину которого можно сравнить с футбольным стадионом. Это одно из сотен правил Филипа. Никто не должен узнать, где мы прячемся. Мой маршрут проходит через старые, дугообразной формы кабинеты бригадиров. Сделав несколько петель в маршруте, возвращаюсь в коридор. Ничего подозрительного, за исключением одного сомнительного звука. Будто кто-то скрипит зубами прямо под моими ногами. Опустив голову, я начал вслушиваться. Под решетчатым настилом определенно кто-то был!
Без резких движений я достал из рюкзака две трубы с резьбой на концах и самодельный нож. Ловко соединил трубы и вставил рукоять ножа в отверстие. Получившаяся конструкция напоминает копье. Раздался звон падающих на землю шурупов. Небольшой участок настила рухнул вниз, и из образовавшегося отверстия выбрались трое подростков лет пятнадцати. Грязные и босые.
Я смотрел на каждого по очереди. Два парня и одна девчонка. Все трое еле живые. В синих комбинезонах на голое тело и с разбитыми лицами. Каждый демонстрировала истощение по-своему. Один из парней, самый высокий, не переставая дергал плечом и все время плевал в пол. У второго не было левого глаза. Он скрипел зубами, время от времени высовывая язык. Девчонка громко дышала и, кажется, хотела что-то сказать, но никак не могла собраться с силами. Их тощие руки тянулись к земле, синяки под глазами намекали на бессонницу.
– М(вздох)а!
Ее голос был слабый и неразборчивый, однако было несложно догадаться, что им было нужно. У Рима свой подход к обучению курсантов. Их морят голодом и ежедневно избивают. Некоторым, особо стойким, поручают кое-какую работу.
– У меня их нет.
Одноглазый после моих слов потерял сознание. Двое других попытались поднять его на ноги, но стоило им согнуться, как их колени стали шататься из стороны в сторону, пока и они не оказались на земле. Я вспомнил о яблоке, которое обменял на пилюлю мары. Внутренний голос стал просить отдать его несчастным детям.
Опустив нож острием вниз, я наклонился ко всем троим и протянул яблоко. Самой быстрой оказалась девочка. Она взяла подгнивший фрукт трясущимися руками и прижала его к груди.
3
Чтобы попасть в бункер, необходимо запереть люк и спуститься по шаткой лестнице вниз. Эта процедура всегда вызывает у меня массу негативных эмоций. Чувствую себя обезьяной, которая балансирует на канате! Оказавшись на земле, мне всегда требуется несколько секунд, чтобы отдышаться, осмыслить накопившуюся усталость и позволить себе перестать озираться по сторонам. Пройдя по длинному коридору с тусклым освещением, я попадаю в центральную комнату нашего убежища, по форме напоминающую купол планетария. Стены, пол и потолок покрыты серой узорчатой тканью, которая на ощупь мягкая, но устойчива к высоким температурам. Вокруг много свободного пространства, не обремененного мебелью. Лишь алюминиевый стол и несколько стульев с мягкими спинками рядом. Есть две отдельные комнаты. Спальня и лаборатория. Рядом с комнатами расположена душевая кабина. Она-то мне и нужна! После душа я обтираюсь шерстяным свитером, который небрежно валяется рядом с ботинками, и надеваю его на голое тело. Вываливаю часть содержимого рюкзака на стол и устраиваюсь поудобнее на стуле. Пол мерзкий, холодный и грязный! Опираясь стопами о край стула, укутываю ноги по икры в свитер. Так лучше!
Филип разбудил меня тычком указательного пальца в лоб:
– Это все?
Он хотел знать, удалось ли мне собрать части тел падших для создания новой партии пилюль мары. Вытянув все свои конечности из шерстяного кокона, вздыхая и похрустывая суставами, я подхватываю рюкзак и вытаскиваю из него липкий силиконовый пакет. Внутри маринуются кусок ляжки и рука по локоть. Филип берет пакет и начинает изучать его содержимое, сжимая пленку обеими ладонями и оценивая количество крови.
За все то время, которое я собираю остатки падших, мне ни разу не было стыдно за то, что я не пытаюсь помешать фанатикам убивать падших. Но эта безопасная мысль рухнула несколько дней назад. Складывая части тела по пакетам, я встретился взглядом с девочкой, которой не было и двенадцати. Ее руки и ноги валялись рядом с ней. Нижняя челюсть вырвана. Нос откушен, уши отрезаны. Она понимала, что умирает, но не могла объяснить себе, почему я ворую ее органы. Мы смотрели друг на друга до тех пор, пока жизнь не покинула ее. В тот момент я чувствовал себя вампиром. Нечестью, которая питается остатками невинных! Мне хотелось прощения, хоть я и понимал, что не заслуживаю его. Приблизившись ползком к трупу девочки, я обнял ее и со всей силы прижал к себе, надеясь, что она почувствует мою скорбь и сожаление. На ее шее была золотая цепочка с кулоном в виде аиста. Я нежно снял его и положил в карман штанов. Не потому, что аист был символом моей родины и мог спровоцировать приятные воспоминания, а для того, чтобы на моей груды всегда был груз ответственности за бездействие!
– Были проблемы?
Кулон становится тяжелее. В глазах начинают копиться слезы. Хочется дать волю чувствам, но вместо этого я растираю лицо ладонями, чтобы избежать разочарованного взгляда Филипа.
– Фанатиков все больше.
– Хмм… Не удивительно.
Филип поправил стул и сел напротив. Опершись локтями о стол, он сложил пальцы рук в один большой кулак и начал внимательно разглядывать мое лицо. К подобным выходкам я уже привык, хоть мне и неловко из-за такого прямолинейного внимания. Белый халат Филипа покрыт жирными пятнами и красной пыльцой. Майка мятая, розового цвета. В эту игру могут играть двое, приятель! Я складываю руки вместе и откидываюсь на спинке стула, копируя позу Филипа. Мы сидим друг напротив друга не двигаясь, словно статуи из глины. Спустя несколько минут Филип встает и заявляет, что улучшил формулу пилюль мары и хочет ее протестировать. Я одобрительно киваю и иду в спальню. Внутри пахнет кровью и мятой. Свет тусклый, фиолетового оттенка. Сухие цветы в горшках вдоль стены и две кровати из ортопедического желеобразного материала. Моя – та, что слева (напоминаю себе, пока снимаю свитер). Устраиваюсь поудобней и наслаждаюсь погружением в слизь, которая обездвиживает все тело на период сна, чтобы исключить искривления позвоночника. Филип вошел в комнату, бурно дискутируя о чем-то. Он размахивал руками, морщил лоб и тыкал пальцем в воображаемого собеседника. Дебаты продолжались до тех пор, пока одна из пилюль не выскользнула из кулака Филипа. Я увожу взгляд на потолок и терпеливо жду. Не хочу сверлить его взглядом, пока он ползает по полу в поисках мары. Со стороны это выглядит унизительно.
Фантазия I
Стук моих каблуков о мраморный пол разносится эхом повсюду. На мне прекрасное платье цвета бургунди «Соловей Куала-Лумпура», созданное дизайнером Faiyzali Abdullah. Все оно усыпано бриллиантами лучшего качества! В центре комнаты стоит диванчик ручной работы из красного дерева. Поместив на него свою упругую попку, нахожу в своей ладони бокал с шампанским, оказавшийся там как по волшебству. Понадобилось задействовать все свое обаяние, чтобы капитан уступил мне свои апартаменты.
С комнатой прилагалось множество предметов роскоши. Великолепный камин, статуи римских богов и, конечно же, прислуга. О, как мне нравится их пресмыкание! Меня обслуживает сотня лизоблюдов. Одна жалкая сотня. Вытянув руку над собой, не отводя взгляда от огня в камине, я щелкаю большим и средним пальцами, чтобы подать сигнал поварам. В этот момент на кухне сразу же начинается суета, и звучат нервные выкрики. Они знают, если блюдо не будет подано до того, как мой бокал опустеет, – их накажут! Именно поэтому я начинаю делать большие глотки. Да, я врединка!
Раздался грохот, ворота распахнулись. Из арки, опустив головы вниз, вышло шесть тощих мужчин во фраках. Перед собой они катят обеденный стол, на котором копошится мой ужин, накрытый белой простыней. Когда столик оказывается напротив меня, мой живот начинает урчать. Я чувствую, как блюдо боится. Оно мычит, плачет, не верит в то, что я это сделаю! Двое слуг сбрасывают скатерть. Связанный помощник капитана в ужасе встречается со мной взглядом. Совершенно голый, вымоченный в чесночном соусе, с ожогами по всему телу! Выглядит очень аппетитно! Этот человек неоднократно подчеркивал мое низкое положение среди других пассажиров первого класса. Он говорил: «Вы, милочка, хоть и хороши собой, но совершенно бесполезны». Я ничего не забыла! Его усмешки, дерзость и как он презрительно цокал в мою сторону в присутствии капитана.
Заметив в моей руке нож, связанное тело начало дергаться и визжать от страха. Оно пытается взывать к моей человечности своим жалким видом. Дурачок! Во мне нет сострадания, жалости, сочувствия. Лишь голод! Нежно поводив ножом по заклеенным прозрачным скотчем губам помощника, я приступила к трапезе. Медленно отрезая кусочек за кусочком со щек, я пережевываю его плоть не спеша, как подобает леди. Он стонет, дергается от боли, бьется головой о стол. Делает все, что в его силах, чтобы я остановилась. Но разве я могу?! Что подумает шеф-повар, если блюдо останется нетронутым. Затем перехожу к шейке. Эта часть тела моя любимая: мясо просто тает во рту! Многие так называемые каннибалы сравнивают человеческую плоть то с курятиной, то со свининой. Болтуны! Оно напоминает оленину! Когда помощник видит, как я кладу в рот его латеральный хрящ носа, он теряет сознание. Очень жаль, страх придает мясу эмоциональную остринку. Его спокойный вид отбивает у меня аппетит.
Положив столовые приборы на тарелку параллельно друг другу, жестом руки я требую у прислуги пилу для костей. Получив инструмент, начинаю резать. Из моего рта вырываются смешки, кровь брызжет из стороны в сторону, трение пилы о кости звучит, словно сладкая мелодия. Признаюсь, это возбуждает!
Лицо помощника обглодано. Уцелели только губы, благодаря скотчу. Оно больше не вызывает у меня страха. Всего лишь кусок мяса, считавший себя особенным. Закончив, я беру голову в одну руку, свечу со стола – в другую, и иду в особый уголок комнаты, в котором стоит сервант с головами всех моих обидчиков. Они оскорбляли меня, унижали, не показывали уважения! Поставив свечу на пол и встав на цыпочки, я открываю стеклянную дверцу и кладу голову помощника на почетное центральное место на полке.
Фантазия II
Мне кажется, что еще только вчера мы были нищими. Маме приходилось днем работать сборщиком мусора, а вечером торговать своим телом. Папа сутками работал в крематории. Они сейчас не гаснут из-за перенаселения. Говорят, что нищета закаляет, но это ложь. В районе, в котором мы жили, все зарабатывали мало, но мамина вторая работа сделала из нас изгоев. Я понимала, что это было ради меня, но люди слишком жаждут найти того, по сравнению с кем они будут выглядеть достойно. Особенно мне помнится унижение одного мальчишки. Он был старше меня на несколько лет и постоянно твердил, что его папа будет любить мою маму этой ночью. Я слишком хрупкая, чтобы дать ему сдачи, и поэтому все время убегала в слезах в наш дом, который разваливался на глазах.
Всего этого будто не было! Теперь мы живем в хорошем доме, соседи нас обожают, и вокруг ни соринки. Отец открыл свою фирму по утилизации отходов и сделал маму его помощником. Наш дом находится у озера, у которого я люблю читать новые книги. Все так быстро наладилось, и теперь мне кажется, что все наши мучения были не напрасны. Я хожу в школу с добрыми ребятами, меня часто хвалит учитель за мои красивые наряды и хорошие оценки. Все хотят дружить со мной, но меня расстраивает, что это иногда становится поводом для ссор. Задира, который обижал меня раньше, переехал со своей семьей в наш старый дом, и теперь его семья ходит в ужасной одежде и ест только несколько раз в неделю. Меня же мама уже зовет к столу. Сегодня у нас будет большой праздничный ужин по поводу моего дня рождения. Придет много друзей, и мама будет петь мне мою любимую песню «С днем рождения тебя, котенок».
4
Открыв глаза, я сразу же начал размышлять об увиденном. Новая формула не была похожа на предыдущие образцы! Я чувствовал жар камина, вкус человечины, наслаждение от роскошных предметов интерьера. Даже будучи запертой на корабле, этой женщине хотелось владеть предметами роскоши. Это так глупо! Раньше я не задумывался об этом, но теперь мне кажется, что это является неотъемлемой частью нашего формирования. Вещи до сих пор являются самой устойчивой религией, смыслом существования! Маленькой девочке не досталось хорошей одежды, чистого дома и заботливых родителей, вот она и решила, что из всего перечисленного самое доступное и желанное – это уют. В этот раз Филип превзошел самого себя! Мне захотелось поделиться с ним своими рассуждениями, но его в комнате не было. «Наверное, очнулся и пошел работать», – подумал я тоскливо. Что ж, значит у меня есть время на сон. На сон без чужого влияния.
Меня разбудил звон бьющейся посуды. Протерев глаза, я встал с кровати и выбежал из спальни совершенно голый. Осмотревшись по сторонам, я окликнул Филипа. В ответ из лаборатории раздались стоны. Мне было запрещено заходить в это помещение, но после очередных криков я ворвался в запретную комнату и начал осматривать все вокруг.
Лаборатория напоминала логово людоеда. Куски обескровленного мяса валялись повсюду! На потолке горела одинокая красная лампочка. На полу лежали разбитые склянки. Столы ломились от научных приборов, которые вертелись и трещали. Пластмассовые сосуды, ящики на металлических стеллажах, холодильник с множеством секций, в которых хранилась кровь для создания мары, и несколько урн для отходов, рядом с которыми выли вентиляторы. Все помещение заставлено под завязку, из-за чего пришлось передвигаться боком. Сделав несколько шагов, я ощутил покалывание в правой ноге. Крохотный кусочек стекла впился в мою стопу. Оперевшись о металлический стол, я нагнулся, чтобы достать его. Из раны хлынула кровь. В этот момент мне захотелось надавить на место пореза как можно сильнее. Не знаю, зачем. Необъяснимый, спонтанный импульс.
Из угла комнаты раздался хрип. Сгорбившись, я обнаружил неподвижное тело в костюме химзащиты и противогазе, придавленное стеллажами. Увидев Филипа в таком состоянии, я бросился к нему на помощь, словно бешеный бегемот, тараня все на своем пути. Весь его костюм был измазан в зеленой жидкости. Я взял Филипа под руку и потащил к выходу. Переступив порог лаборатории, положил моего друга на пол и попытался снять его противогаз, чтобы ему было легче дышать. Филип начал качать головой и толкать меня ладонью в грудь. Сквозь кашель и хрипы он просил его не трогать. Я повиновался. Филип снял толстые резиновые перчатки и обхватил края противогаза большими пальцами. После нескольких неудачных попыток его руки упали на собственные колени. У него совершенно не осталось сил. Тогда я обхватил резинку противогаза рядом с его кадыком и грубым движением освободил голову Филипа.
– Почему ты голый? – После каждого слова Филипу требовалось несколько вдохов. – Надень костюм химзащиты. Жидкость протри тряпкой и положи в пакет с отходами. Отдельно, в тот же пакет, осколки. Как закончишь, сходи в душ!
Напоследок Филип попросил отнести его в спальню. Я взял его на руки и уложил в кровать, снял с него душный костюм и поцеловал в лоб. Температуры нет. Надеюсь, это хороший знак. Раньше я не задумывался, с какими химикатами мы имеем дело да и вообще из чего состоят пилюли мары. Видимо, именно поэтому мне было запрещено заглядывать в лабораторию. Чужие мечты, словно экспериментальные лекарства, – если не знать их состав, то продавать куда проще.
Я сделал все, что мне было велено. Уцелевшие приборы и колбы сложил в черные пакеты для отходов. Отмыл пол, расставил столы. Когда я осматривал лабораторию перед уходом, мне на глаза попались бумаги, напоминающие фильтры респираторов. Осмотрев их и убедившись в том, что они не испорчены, я не нашел ничего лучше, чем положить их в стеклянный шкаф. В шкафу мое внимание привлекла деревянная шкатулка. Она была в потрескавшейся краске мутно-желтого цвета. Внутри барахтались шесть пилюль и записка. Из-за тусклого света прочитать ее было невозможно. Пилюли напоминали мару, но без зеленых капсул внутри. Положив фильтры в шкаф, я вышел из лаборатории, прихватив с собой загадочную коробочку.
После уборки лаборатории, следуя инструкциям Филипа, я направился в душ. Оперевшись спиной о стену, я неподвижно наслаждался слабым напором горячей воды. Словно капризная река, смочив мне волосы, она хаотично растекалась по моему тощему телу самостоятельным маршрутом. Стопы зудели и чесались. Порезы на ногах кровоточили. Наблюдая за ручейком крови, который начинался у моих ног, и тянулся до смыва, я вспоминал зверства, которые главенствуют в коридоре этажа. Образы жертв – последователей Рима – словно скрывались в моей голове от жестокости, которая на них обрушилась и преследовала даже после смерти. Фанатики не просто убивали всех, кто им перечил или отказывался на них работать. Они глумились над своими жертвами! Вспарывали брюхо еще живым людям, вырывали органы и растирали их по своим доспехам. Жуткое зрелище!
Меня отвлек треск из громкоговорителя. Такие были установлены практически в каждой комнате. До аварии время от времени из них играла спокойная музыка. Классика вперемешку с техно. Теперь же из них доносились проповеди Рима, наполненные наставлениями и угрозами! Мы с Фили пытались вырвать громкоговорители, но они были намертво забетонированы в стену. Треск в динамиках сменился тяжелым дыханием – это значит, что вот-вот Рим заговорит. Вступление всегда начиналось с отрывка из инструкции, которая вручалась всем пассажирам:
Из брошюры
«Советы безопасного поведения на корабле»
Совет № 47
Если дверь в вашу комнату заблокирована, не пытайтесь открыть ее самостоятельно. Пожалуйста, обратитесь к дежурному вашего этажа. Он с радостью поможет вам ее открыть или вызовет соответствующего специалиста для устранения неполадок.
Растерянность – вот главная угроза нашего положения. Люди, которые писали данные строки, были слабы и напуганы. Но мы с вами не такие! Мы смогли преодолеть свои собственные страхи! Не нужно одиноко смотреть на закрытые двери, друзья мои! Теперь я с вами. Мы не будем ждать помощь! Не будем дрожать перед закрытыми дверями! Мы снесем любое препятствие, которое окажется на нашем пути! Потому что мы способны на это! Уверяю вас, наши жертвы окупятся. Наши страдания будут компенсированы, и тогда мы снова сможем ходить по твердой почве! Да, мы вынуждены дрейфовать в космосе, потому что инженеры на корабле не знают, как устранить поломку, но мы справимся! Прямо сейчас мы создаем новое общество! Общество, способное выжить даже на груде металлолома. И как только об этом узнают на Земле, уверяю вас, они приползут на коленях за нашей мудростью, но откроем ли мы им двери? Решать вам, мои верные последователи! И перед тем, как закончить, я хочу обратиться к тем, кто сомневается в нас. Хватит скрываться, примите правду! Вступите в наши ряды и станьте частью будущего. Или же умрите в тени нашего величия! Помните, все дороги ведут к нам!
Когда динамики замолкли, я нашел себя лежащим на полу в позе зародыша. Каждый раз, когда Рим проповедует, я теряю сознание. Возможно, дело в его голосе. То мягким, то грозным тоном он проникает в твой разум и селится там на короткий миг, заставляя тебя вслушиваться в каждое его слово. Это состояние напоминает действия пилюль мары, но без химического вмешательства в твой организм. Выйдя из душа, я направился в спальню, чтобы посмотреть, как дела у Филипа. Он все еще спал, издавая писклявый свист при каждом вдохе. Нужны лекарства! На корабле должен быть m-спрей. Один вдох этого препарата исцеляет любую болезнь. Он должен помочь, но все медицинские препараты давно прибрали к рукам фанатики.
Tasuta katkend on lõppenud.