Tasuta

Сахар

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Ламповый вечер с диалогами, хохотом и лицезрением самой прекрасной девушку на свете продолжался, и это было самое важное.

Я рассказал немного забавных историй про Георгия, в особенности про его вожделенное влечение к Лизуну, и мы дружно посмеялись, глубоко уверовав, что рано или поздно они всё-таки будут вместе.

Также я поделился с Ингой своей схемой игры в тотализатор, и мы в режиме реального времени смогли поднять со ста рублей почти целую тысячу! Вы бы видели её лучистое от счастья лицо, когда очередная ставка заходила: она словно маленький ребёнок, который не мог до конца поверить, что деньги можно заработать вот так просто и быстро.

– Ага, абсолютно аналогично: одним моментом их можно и потерять. Тут уже приятного малого, – открыл очевидную вторую сторону тотализаторной медали я.

Время неумолимо близилось к полуночи, вторая бутылка вина почти повторила судьбу первой, и я всё-таки решил выйти покурить, чтобы смакануть момент этого великолепного вечера.

Я накинул на себя свою джинсовую ветровку и вышел на балкон, заставленный различными растениями, удочками и какими-то старыми вещами.

Приятное помутнение разума заставляло меня курить медленно и вдумчиво. Пары алкоголя постепенно всё-таки начали брать своё, с окна седьмого этажа открывался вид на тот самый двор с такой же одинокой скамейкой, где и произошло наше знакомство.

– Лёнь, что-то без тебя на кухне стало так одиноко, – с этими словами на балкон вошла поддатая Инга, на которую виноградный удар подействовал в раз два сильнее, чем на меня. – Дай тоже… Хочу покурить!

– Ты уверена? – не знаю, зачем, но на всякий случай спросил я.

– Да! Сегодня мне девятнадцать, и мне можно всё!

– Можно всё, что нельзя, – остроумничал я и любезно поделился сигаретой, дав ей прикурить.

–…кх-кх… Ужас какой… Зачем вообще… Люди курят? – какой же до боли знакомый кашель… – А? Лёнь?

– Эстетика. Да и расслабляет неплохо…

– Знаешь… Я пробовала курить лишь однажды… Где-то около полугода назад, – она указала пальцем на внутренний двор. – Прямо здесь во дворе… На вон той скамейке…

Она всё помнит. Всё-всё.

– Правда? И как тебе?

– Знаешь… Не хочу показаться грубой, но… Как выразился один мой случайный знакомый… Ну… Ты не знаешь… Полное дерьмо! – и тут бросила непотушенный бычок прямо в окно, недокурив и половину сигареты.

Затем снова последовал звонкий смех. Но мне от всего этого стало немного не по себе.

– Лёня, прости за личный вопрос, но… Я столько всего тебе рассказала о себе… В том числе, о дальнейших планах и жизненных приоритетах. Теперь ты всё-таки мне скажи. Если тебя тошнит от преподавания и математики в целом. Тогда… Вот в чём… Смысл? Твоего существования… Ради чего ты живёшь?

– Это… Сложно. У меня есть своя жизненная позиция, если её так можно назвать, конечно…

– Расскажи! Расскажи, – она довольно дерзко схватила меня за руку и сжала губки бантиком.

– Ну, знаешь… Правда, сложно…

– Говори, как чувствуешь… Как оно есть…

– Моя жизнь – сахар. Ну…

– Сахар? – удивленно насторожилась она.

– Я всегда стараюсь наслаждаться тем, что имею здесь и сейчас. Никогда не строю особых планов на своё будущее. Я здесь. И я сейчас. Для меня важно мимолётное удовольствие. Я получаю удовольствие от различного дерьма типа никотинового удара, кофеинового скачка, алкогольного расслабления. Я по-настоящему кайфую, когда имею право спать больше положенного времени и распоряжаться своим временем максимально безалаберно и глупо, когда имею возможность выиграть неплохую сумму денег, когда я вижу больше, чем могу понять и осознать. И это всё как раз наподобие…. Наподобие сыпучего сахара, всё такое лёгкое и доступное, сладкое и понятное, что заставляет ненадолго отвлечься от того, что происходит за окнами моего бренного тела. Сахар бьёт в голову моментом, заставляя тебя ненадолго думать, что всё не так уж и паршиво в этом мире. Но… Это временно, это наркотический ужасный эффект, который не заставит тебя взглянуть на жизнь под нужным углом до тех пор, пока в ней вновь не появится новая доза этого сахара… Но иногда тебе другого просто и не нужно, это не имеет смысл. О нет… Кажется, я просто слишком пьян. Ой…

Не знаю, что на меня нашло, но эту речь я произнёс буквально на одном дыхании, причём довольно чувственно и с расстановкой. Наверное… Может быть, даже этот монолог не был даже лишён всякого здравого смысла. Опять же: наверное…

– Жизнь как крупицы белоснежного сахара… Ты знаешь… Это… Это прекрасно… – неожиданно для меня ответила Инга.

Да, всё-таки моей подруге вино слишком хорошо ударило в голову.

– Правда? – задал очередной ненужный вопрос я.

– Правда, – удивительно трезво ответила Кемерова.

И тут наши взгляды соприкоснулись, причём на довольно длительный период времени. Я почувствовал её горячее дыхание, наполненное табачным дымом и вином, оно было таким желанным и манящим. Наверное, она почувствовала тоже самое. Я схватил руками её за талию, жадно прижал к себе и ещё очень долго продолжал смотреть ей в глаза. Сука, такие красивые бездонные глаза.

Я ждал, всматривался в правильный овал лица, созерцая до страшного безумия прекрасную девушку. Девушку сильную, независимую, которая прекрасно знает, чего хочет от жизни. Что может быть сексуальнее и притягательнее всего этого?

В мире перестало существовать всё: даже старые раритетные часы с кукушкой замедлили свой ход. Инга Кемерова, мнимые сантиметры между нашими губами и я, Лазарь-Леонид, тьфу, как там меня.

Мимолётом я словил ощущение, будто бы ещё никогда ни с кем не целовался, всё происходящее было в какой-то степени страшно неловким. И я сам прекрасно осознавал, что туплю, прямо здесь и сейчас, всё как я умею.

Моя голова сделала неуверенный, но важный рывок в её сторону, затем ещё и ещё, расстояние таяло так медленно, что я мой друг-неврастеник внутри меня сумел дёрнуться несколько раз.

Ещё и ещё. Закрываю глаза и падаю в бездну, будь что будет!

– Прости, я не могу пока это сделать… – иллюзия поцелуя обломалась, – ты мне нравишься, Лёнь, но… Я, правда, не могу… Если честно, то я всё ещё состою в отношениях… Но… Буквально на днях я узнала, что мой молодой человек обманывал меня…

Всё разрушилось, необходимо что-то сказать.

– Мешок дерьма, а не молодой человек у тебя. Ты потрясающая, как тебя можно обмануть?

– Я слишком наивна, к сожалению. Я всё ещё ребёнок из начальной школы, местами зажатый и неуверенный в себе. Сложно сказать, откуда это. Наверное, опять же из детства. А этот… Навешал лапши на уши и рад-счастлив.

– Нет ничего хуже вранья! – неистово подтвердил я. – Так что случилось? Расскажешь?

– Да ничего особенного и нового. Типичная для всего этого история.

– Знаешь, если не хочешь, то мы можем об этом не говорить, – предложил я.

– Да нет же! Представляешь, этот моральный урод был старше меня на семь лет… Мне ещё было только шестнадцать, училась себе спокойно в девятом классе, а он уже преподавал на кафедре моего деда, отличался особым умом и сообразительностью: был призёром многих международных олимпиад, участником различных конференций…

И тут меня осенило. Внезапно.

– Филипп Робертович?! – брезгливо предположил я.

– Да. Да… Филипп…

– Вот же ублюдок! Штопанный…

– Не надо так, Лёня… Успокойся, – кажется, я немного потерял контроль над ситуацией. – Он довольно умный молодой человек, к тому же, в твоей беспечности и кропотливости чем-то напоминает тебя…

– Да кто он такой? Почему я ни разу не застал этого умника?

– Что? Всё ещё не успел познакомиться? Это странно…

– Да чёрт с ним! Инга, – я схватил её двумя руками за плечи, – слышишь? Посмотри на меня. Я тебе никогда не стану врать. Ты мне нравишься. Очень. Обещаю быть всегда рядом и помогать справляться с любым происходящим дерьмом. Но перед этим обещанием, я обещаю ещё кое-что: убью этого ублюдка нахрен. В этом городе слишком тесно даже для двух людей моей типажа.

– Лёня… – открыла рот Кемерова, нежно поглаживая мою короткую стрижку.

Мои очки окончательно запотели от перепада температур. Последние миллиметры между нами убила искра вспышки между нами, наши губы жадно слились в долгожданном поцелуе.

Это был жадный, настоящий поцелуй, без единого намёка на приличие и моральные ценности. Я схватил двумя руками Ингу за упругую и в меру объёмную задницу, с большим удовольствием сжал её, наслаждаясь процессом.

Затем одной рукой стал пробираться выше по её телу, мысленно уже трогая за шикарную правую грудь второго размера, но…

Всё уничтожил один ужасный звук открывающейся входной двери.

– Добрый вечерок, молодёжь! Внученька… Ты дома? – по квартире донёсся знакомый сладкий голос и на кухню вошёл Герман Петрович.

Мы моментально отцепились друг от друга, и Кемерова пошла встречать родственника.

– Привет, дедуль, – Инга тепло обняла его. – Думаю, что тебе не стоит представлять нашего гостя, – в довольном тоне произнесла она.

А я сразу всё понял. Вот прям сразу. Ещё от этих разговоров про кафедру деда… Да даже раньше, когда постоянно наблюдал Ингу около кабинета Германа Петровича.

Это конец. Конец всему хорошему.

– Рад тебя видеть, товарищ Рекрутов! Вижу, Лазарь, вы с Ингой подружились… И это ведь так чудесно… Сейчас я переоденусь и… Давайте продолжим отмечать этот прекрасный вечер! Пять минут, товарищи! Пять минут, пять минут… – от счастья чуть ли не запел дедушка Инги.

Да это вообще конец всему.

Выражение лица Инги изменилось настолько сильно, что это трудно передать словами. Передо мной стояла уже совершенно другая девушка, поникшая и обманутая, расстроенная и готовая убивать. Она была также прекрасна и желанна, но её выжигающий взгляд свидетельствовал о всей той боли обмана, который она пережила и переживает до сих пор.

– ЧТО? Лазарь? – тихонько, чуть ли не шепотом спросила она.

 

– Инга, пожалуйста, давай без краткосрочных выводов… – я попытался взять ситуацию под свой контроль, жестикулируя дрожащей правой рукой.

– ЛАЗАРЬ!? – чуть громче повторила она.

– Я прошу тебя… – я снял свои очки и дважды моргнул, пытаясь вернуть зрению эластичность.

– ЛАЗАРЬ РЕКРУТОВ!?

– Инга! Инга, пожалуйста, выслушай меня…

– Точно… Лазарь. Это всё время был ты… Лазарь Рекрутов, – она говорила медленно.

– Инга, я могу объяснить весь этот клубок с бредом… Инга-Инга… Понимаешь, это всё глупая история… Изначально она была настолько простой, что автоматом превратилась в такую сложную…

– Да я слушать тебя не желаю… – ещё громче и чуть быстрее.

Моё сердце ушло в холодные пятки ног от того, что я заплёл такой клубок неоднозначных ситуаций. Мне было предельно стыдно и агонически противно, что я начал этот незатейливый сюжет с несуществующим хорошим парнем Леонидом.

– Да ты мне понравилась! Инга! Да может быть… Может быть, я полюбил тебя! – за эти слова и дальнейший ход речи я уже не отвечал. – Вот и всё. Поэтому я и наврал тебе, придумал всё из ничего. Дерьмо. Я просто-навсего хотел тебе понравиться, начать всё с неисписанного ежедневника. Как оно и бывает во всех хороших сериалах… Помнишь же…?

– Я… Ты… А не пойти бы тебе… Не пойти ли тебе… К чёрту? – вторичные слёзы дали старт новой главы нашего романа.

Она несколько раз похлопала накрашенными для такого торжественного случая ресницами, лёгким движением развернулась и уверенными краткими шагами двинулась к двери. Но я успел схватить её за руку.

– Не смей трогать меня! – тревожно завопила Кемерова.

– Да пойми ты! Послушай, – в ответ закричал я. – Я заврался… Я прощу прощения…

– Да ты всего лишь безвольный кусок лживого… Дерьма, – мощным рывком она вырвалась. – И вся твоя жизнь далеко не приторный сыпучий САХАР, а жидкое вонючее ДЕРЬМО.

– Да. Да, я согласен. Меня зовут Рекрутов Лазарь и я ….

– Ты? Да ты вылитый он, – и я понял, что речь снова идёт о месье Филиппе, – И ты также пытаешься прикрываться бронёй сарказма и своей однотипной серьёзной гримасой… Твоё бесцельное существование порочит даже этот дрянной сарайчик, – Инга моментом накинула на себя куртку, обула кроссовки и захлопнула входную дверь с такой силой, что ударная волна хлынула прямиком к моему раскалённому мозгу, закипевшему от двойного фиаско.

Наверняка, многие люди заслуживают второго шанса на искупление своего греха, но, видимо, я не входил в этот список счастливчиков.

Одинокая, родная мне свеча на кухне продолжала гореть, словно символизируя какой-то очередной очевидный постулат жизни. Да, грёбанный сахар бьёт в голову моментом, но последствия ужасны и необратимы ещё долгое время.

Минутное состояние балконной эйфории угасло так быстро, перерастая в жгучую боль одиночества молодого преподавателя.

Или… Безвольного ублюдка без маяка в жизни, предательски заказав мелодию эпитафии на виниле простого человеческого чувства.

От бессилия я присел прямо на пол, закрыл обеими руками своё горячее лицо, пытаясь одуматься и переосознать произошедшее в последнее время. Несколько ударов по жестянкам в голове, тяжёлая флейта тихонько засвистела под ноты всего происходящего, говорящий ветер бил прямо в глаза.

Самое страшное во всей ситуации был тот факт, что Инга Кемерова была во всём чертовски права. И я это заслужил максимально честно в отличие от остальных шести месяцев моей студенческой жизни.

А ещё была права моя мама, однажды в детстве произнеся: «Всё тайное всегда становится явным». Как ни крути.

Я скучал по ней, скучал по абьюзору-отцу, которые жили в соседнем районе, но дебильные разногласия, извечная проблема матерей-отцов и детей всё и всегда портила, лишая меня возможности иметь хотя бы какой-нибудь контакт с родителями.

На кухню вошёл Герман Петрович.

– Ох! Лазарь! Что такое?

– Это сложно объяснить, – и я привстал.

– Так что случилось, Лазарь? Я помешал вашему свиданию, ох, старый. Ох, молодёжь, но могли бы весточку дать какую. Ох-ох, – он ещё раз сотни раз охнул и медленно вернулся в холл и присел на коридорный пуфик, схватившись за сердце.

Дерьмо, я налил стакан воды на кухне и оперативно вручил его Герману Петровичу.

– Да нет же… Нет, всё хорошо, правда. Не переживайте, Герман Петрович. Попейте водички…

Он отпил, отдышался, схватился одной рукой за голову.

– Лазарь! – неожиданно вскрикнул он, чем напугал меня до мурашек. – Ты чего у меня дома делаешь? У тебя что-то случилось, мальчик мой? Ой… Кажется, в сердце… Что-то укололо. Ой…

Грёбанная болезнь Альцгеймера. Грёбанная жизнь. Грёбанная Инга Кемерова.

Я вызвал скорую помощь и вышел на балкон, где совсем недавно тонул в объятиях Инги. Дрожащими руками я хотел хоть как-то утихомирить душевную боль и закурить и моментом возненавидел весь мир, не увидев ни одной сигареты в этой грёбанной пачке.

Глава 7. Уроки английского

Май

Одиночество постепенно стало сжирать меня изнутри. Изгладывать мои последние нервные клетки, заставляя мозг погружаться в туман иллюзий и нескончаемого бреда.

И, несомненно, каждый из этих ублюдочных дней меня сгрызало неистовое желание принести хоть какие-то слова извинения перед Ингой, ведь действительно я настолько заврался, что самому было тошно от своей личности.

На каждой нашей паре мы совсем неловко на десятую долю секунды пересекались взглядами, моментально виновато убирая глаза.

Время летит совсем незаметно, когда есть конечная точка ожидания, которую ты ни под каким бы предлогом ни желал воплотить в явь. Ну её нахрен… Эту точку.

В общем, было больно, паршиво и дрябло. Эти симптомы я бессовестно лечил алкоголем и пребыванием в худшей компании самого себя. Я снова сбил грёбанный режим и мой майский распорядок дня был примерно таков: днём я отсыпался как свинья, а ближе к вечеру начинал заводить шарманку пьянства по новой.

Я включал альтернативный рок, зажигал пару свечей и размышлял о том, что возможно было бы лучше, если не было меня… Кабы-кабы-кабы…

Ближе к утру, где-то к часам 5-6, я безответственно отрубался. И по новой. В таком гнилом темпе я прогулял две своих лекции. А может быть, три или четыре.

В один из моих очередных прогулов в мою дверь раздался настырный стук, и я почти был уверен, что это не сон. Стук в дверь в такое раннее утро не мог предвещать ничего хорошего. А сны… А сны всегда снятся такие тёплые и приятные, что возвращаться в реальность вообще не хочется, ну её нафиг. Мне и во снах хорошо, а мозг человека совсем не отличает происходящее во сне от реальности. И смысл всего этого?

– Рекрутов, открывай, – это был знакомый низковатый женский голос, но я оказался хитрее этого.

– Рекрутова тут нет! – ответил я.

Бошка болела от вновь сбитого режима, а в районе шеи чувствовалось усталость от вечно неправильной позы сна.

– Лазарь, открывай, надо поговорить. Герман Петрович очень зол на тебя, но по состоянию здоровья не может дойти до тебя лично… Давай, студентик, открывай, не надо строить из себя принцессу, – Ольга Сергеевна говорила спокойно и уверенно, но всё равно я уловил нотки нервозности в её голосе.

Наверное, и правда, не очень приятно с кем-то вести диалог через закрытую дверь.

– Хорошо. Я передам ему! Спасибо! – вновь отозвался я.

– Хватит гримасничать! Открывай! – грозно приказала она.

И ведь не уйдёт же. Настырная. Пришлось с нечеловеческими усилиями скинуть с себя тоненькое одеяло и открыть дверь.

– Какой ужас, Лазарь, – произнесла Ольга Сергеевна и уверенно вошла в мою тёмную тесную комнатушку. – Ты что, все эти три дня бессовестно бухаешь?

– И вам доброго денёчка, Ольга Сергеевна, – я снова присел на кровать и укутался одеялом. – Да я последние полгода только и делаю, что бессовестно бухаю.

– Оно и видно. Отвратно выглядишь: лицо помятое, руки постоянно трясутся, одежда вся засранная…

– Иногда я стираю вещи, – контратаковал я.

– Гений. Просто гений, – и она присела на старенький деревянный стул у рабочего стола. – Что будем с тобой делать?

– Не знаю. Мне пофиг, если честно. Дверь я чисто из-за уважения к Вам открыл.

– Да что вы говорите? Что ты вообще делаешь со своей жизнью, парень? Когда я услышала, что к нам едет преподавать молодой талант, который буквально рвёт своими знаниями Западный Федеральный, я отнюдь не на вот это жалкое зрелище в грязных трусах думала увидеть, – и тут она стала изображать ложное отвращение к моей личности.

Уверен, это был блеф.

– Что Вы к трусам прицепились-то? Эти вообще-то свежие, им только второй день, – я привстал и отпил воды из пятилитровой бутылки. – Как там Герман Петрович?

– А ты как думаешь? Он в тебя больше всех верит, между прочим. Постоянно защищает тебя на собраниях, рассказывает, как ты умело ведёшь своим лекции. «Лазарь Рекрутов – негласный наследник манеры преподавания Кайховского. Большое будущее и перспективы парня пугают даже меня самого…», – голос Германа Петровича был спародирован почти на высшем уровне. – Что с тобой не так, Лазарь? – эта прекрасная женщина чем-то напоминала мою мать, также умело резала без ножа мои нервные клетки.

– Он славный дядька. Добродушный и честный.

– Дядька?

– Ну, не тётка же. Мне он очень импонирует.

– Действительно, – моя железная логика сработала наповал, и Ольга Сергеевна, приложив ладонь к лицу, согласилась.

От неё пахло приятной прохладой улицы и нотами цитрусовых, это было мне по душе.

– Он всё ещё в больнице, состояние стабильное, но… Очень переживает за свою внучку и, как ни странно… За тебя оболтуса. Чем ты его так зацепил?

– Без понятия. Инга… Как она, кстати?

Инга… Как я скучаю по нашим занятиям… И не только по ним.

– Да я тебе что, ходячие новости? – разозлилась она.

– А что? Очень даже удобно… Может, вам свой газеткой обзавестись?

– Я пришла к тебе не шутки шутить. Я пришла сделать тебе последнее замечание: либо завтра идёшь и преподаёшь свой материал, либо конец твоим университетским хождениям, – как можно более строго вынесла вердикт она. – У нас и так не хватает преподавателей по всем дисциплинам… А-а! Чёрт! Как меня всё это достало…

– Что же вы все так любите условия-то ставить, – и я вновь прилёг на кровать и отвернулся к стенке.

– Что? Что?! Условия? Что ты о себе вообще возомнил, Рекрутов?

– Вот именно, что ничего. Я – всего лишь ноль. И мне нахрен не сдались все эти баталии. Понимаете, это – не моя война. И я далеко не воин.

– Как же с тобой сложно.

– А с Вами просто. Мне, на самом деле, нравится, что Вы всё-таки пришли ко мне, хоть и потревожили чуткий сон.

– На дворе уже третий час, Рекрутов. Возьми себя в руки, хватит строить из себя великого страдальца. Хватит быть такой тряпкой.

Она в чём-то была права, что-то я слишком раскис. В комнате на пару минут воцарилось молчание.

– Хорошо. Что ты хочешь?

– В смысле? – не понял я.

– Рекрутов, давай прямо и без тормозов, – снова немного грозно произнесла Ольга Сергеевна.

– По жизни чего хочу? Или?

– Рекрутов!

– Да что Вам так нравится моя фамилия-то… Я уточняю…

И тут я подумал, что нахожусь весьма в выгодном положении. И, возможно, это хороший шанс, чтобы немного отвлечься от своих псевдострадний и немного вылезти из всего прочего мира грёз.

– Так, ну… Окей. Пойдёте со мной на свидание?

– Что? Не, ну… Ты весь мозг пропил что ли?

– Возможно, и так. Одно свидание, ик… Ой… – и я снова отпил.

– Какой же ты глупый, Рекрутов, – она привстала и направилась к двери.

– Вы завтра идёте со мной на свидание, а я возвращаюсь и нагоняю пропущенные лекции. Возможно, не очень-то и честно с моей стороны пользоваться ситуацией, но Вы сами спросили ведь. И с другой стороны, это максимально честно и открыто. Когнитивный диссонанс.

– Не совсем, если быть точной, но… Хорошо. Хочешь сыграть по своим правилам?

– Ага, ещё как хочу, – я решил идти до последнего.

– Завтра в три пятнадцать около университета, – и она закрыла входную дверь с небольшим хлопком.

Когда ненадолго выпадаешь из общей суеты жизни все вещи, которые раньше казались нереальными, оказываются очень и очень просты в воплощении. Удивительно.

И я сдержал своё обещание. Я ещё раз отпил из пятилитровки, принял конскую дозу снотворного, а утром уже вновь читал лекции в аудитории номер двести двадцать три.

%%%

– А дальше… Там мрак, конечно. Если сейчас что-то не можете уловить хотя бы примерно, то дальше… Не… Кровью и потом здесь не обойтись. Комплексный анализ, начала теории вероятности и уравнения математической физики. Смотрите, думайте, вникайте сейчас во всё происходящее, ребятушки! Я всё на пальцах стараюсь объяснять… Ну, да ладно. Кажется, мои лекционные страдания постепенно подходят к концу, – с глубоким вздохом констатировал я. – Ваши – только впереди. У нас осталось пара лекций. А так… В общем, требования к экзамену, который вас, всех смертных ждёт в конце семестра, я объявлю чуть позже. А пока: занятие окончено, все свободны! – ах, красиво сказал! – И да, дальше будут темы только хуже! И сложнее… Это всё – основа основ. Не забывайте!

 

Вся эта сумасбродь была сказана легко и спокойно, потому что старосты на этом занятии совсем не было видно. Сегодня пришли все, даже самые лютые отморозки и, возможно, даже бывалые зеки, но Инга решила проигнорировать даже этот потенциальный случай пересечься со мной.

Четыре лекции высшмата подряд – это вам не хухры-мухры!

Все резко зашевелились, задёргались, забренчали.

За окнами этой кладези знаний ещё не успело стемнеть. Я вручил пластиковый номерок гардеробщице бабе Нине, и она со второй попытки нашла мою куртку.

– Сынок, а у тебя другой куртки нету что ли? Холодрыга такая…

– Я не боюсь холода, – героически подмигнул я ей, и вышел из университета сразу же поймав лютый дубак.

Я целых сорок минут прождал Ольгу Сергеевну, но так и не дождался. Я вернулся домой, выпил немного пива, проиграл пару тысяч и уснул.

%%%

На следующий день я решил быть настырнее. Я прекрасно знал, где сейчас будет ближайшая пара английского и после своей пары отправился прямиком туда.

– Ольга Сергеевна, доброго дня, – поздоровался я.

– Вся во внимании, – закатив глаза, ответила она.

– И чего ты вчера не пришла?

– А, да. Извини, нужно было быть дома, – теперь закатила ещё сильнее.

– А чего не предупредила?

– Вот так получилось, – на удивление, спокойно и лаконично ответила она. – Я отправляла почтового голубя, видимо, не долетел до тебя.

Мы вышли из аудитории, чтобы немного пройтись и не привлекать особого внимания.

– Всё в порядке?

– Давай ты только не будешь делать вид, что тебе не всё равно. Окей, Лазарь, что ты хочешь от меня?

– Да что с тобой? Я всего-навсего…

– А я всего-навсего пришла к тебе в общагу и вернула твою полупьяную тушу к занятиям.

Хм, а она хамит примерно на моём уровне.

– Так, дамочка… Поделикатнее, пожалуйста. Я просто хочу, чтобы после этой встречи у нас потом, может, сложилось ещё пару таких же приятных встреч, а потом ещё пару… Там шаг за шагом: может, ипотека или у тебя там какие-то варианты с жильём есть? Разберёмся!

– … – матюгнулась она, весьма изящно протянув букву «я». – Знала я одного такого персонажа. Такого же придурка. Так. Хорошо, я обещаю выслушать тебя. Но, если ты закончишь нести свой нескончаемый поток ереси.

И мы остановились посреди коридора, немного отодвинувшись в сторону окошка.

– Да я не знаю, что тут ещё тебе рассказывать или объяснять? Очевидно, что мне просто необходима твоя компания, так как твоя красота не может никого оставить равнодушным. Мне интересно, узнать тебя немного получше. Или же просто: немного элементарного общения.

– Хорошо. Отбросим всю сентиментальность и пустословь на задний план. Чего ты хочешь?

– Одно свидание! По-прежнему… И всё! А потом ещё… тебе самой должно захотеться, – как-то слишком самоуверенно произнёс я.

– Полный бред, Рекрутов. Завтра в четыре вечера у корпуса. И всё, ничего не надо больше говорить. Всё, Лазарь. У меня сейчас пара начнётся…

Абсолютно согласен: слова больше не нужны! Нужно только железное терпение и… Поспать, может быть?

%%%

– А у тебя куртки потеплее нет что ли? – баба Нина снова выдала мою лёгкую куртку, а я лишь слегка пожал плечами.

Благо, на этот раз Ольга Сергеевна оказалась молодцом и ждала меня у выхода на пять минут раньше назначенного.

– Рекрутов, может быть, тебе куртку купить? Ходишь, как шалопай.

– Очень мило с Вашей стороны… Вернее, с твоей, кх-кх. Ольга, – чуть ли не по слогам произнёс я.

Наверное, мой внешний вид можно было описать как костюмерная недоработка. А мои попытки остроумничать с Заречной как жалкая пародия шуткам.

– Шикарно выглядишь, – я решил пойти с козырей.

– Спасибо. Я бы ответила взаимностью, но…

И тебе спасибо, ага.

Я хотел достать пачку сигарет и закурить от бессилия слов, но Ольга меня опередила.

– Зажигалка-то есть? – в этом вопросе было всё: и тонкая ирония, и небольшой проблеск в нашей льдине общения.

– Ты куришь? – какой умный вопрос с моей стороны.

Хорошо, что она на него ответила только острым взглядом. Мы закурили и почти что молча направились в сторону бару.

%%%

– Хочешь сказать, что это – лучшее место в городе? – с долей недоверия спросил я.

– Да, так и есть. Рекрутов, а что тебя смущает?

– Да мы бы в хабзайской столовке могли лучше посидеть… «Брусника» … Ещё и звучит как-то…

– Как-то как? – с ноткой презрения в голосе поинтересовалась Ольга.

– Пошло, – недолго думая ответил я. – Пошло и вульгарно. Будто какой-то сопливый подросток собирает компанию лучших друзей и отправляется смотреть на дешёвый стриптиз.

– Обычная ягода-брусника… Очень полезная, если не знал.

– Особенно с сахаром, – от чего-то буркнул я.

– Ничего не желаю слышать про сахар… – это ещё почему?

Заречная слегка ухмыльнулась от моей недоиронии и продолжила допрос.

– Хорошо, а как называются лучшие места у вас в городе?

– «Редиска» и «Голубика».

– Очень смешно, да, – кажется, я забыл, что всё ещё по-прежнему раздражаю Ольгу.

– Не, ну… Эй, какая, нахрен, брусника-то? – я по-прежнему продолжал ломать комедию с элементами нытья, что очень настораживало мою собеседницу, поэтому я тут же перевёл диалог в серьёзную степь. – У нас? Хм… Ну, «Картон», например. Очень солидное место с богатой историей…

– «Картон»? – наконец-то на её лице проскользнула хоть какая-то доля улыбки. – Сразу представляю какую-то дрянную коробку с шестью грязными столами, тупыми официантами и…

– Не продолжай, хах. В общем-то, ты примерно права. Всё почти так.

Бар «Брусника» находился на втором этаже одного небольшого торгового центра и внутри был полностью отделан под уже успевший надоесть и приесться стиль лофт. В некоторых местах голые стены, а кое-где полная облицовка деревом. И в таком вот стиле всё и чередовалось. В остальном, в помещении было много самых разных растений, от маленьких кактусов до двухметровых пальм. Лёгкий полумрак и довольно интересное точечное освещение.

За барной стойкой находилось уж очень знакомое лицо: это был тот самый быдланчик, который пытался назвать меня… эм… Вафелем? Или вафлэм? Как это склоняется-то?!

Ольга уверенно зашагала в его сторону, представив нас друг другу.

– Лазарь… кхм… Андреевич, добрый вечер, – сквозь зубы процедил этот высокий лысый гопник с овальным лицом, на котором прекрасно читалось, что он совсем не рад меня видеть.

– Илья… Прояви манеры. Познакомься, Лазарь, это – Илья, мой друг и по совместительству прекрасный бармен.

– Илья Иванов, – этот увалень даже протянул мне руку. – Старший бармен «Брусники» и по совместительству совладелец.

– Ну, знаете, товарищи… Если ты умеешь наливать сок прямо в стаканчик, не проливая при этом ни капельки, то это не делает из тебя…

Барменчик схмурил брови, перебирая возможные комбинации в своей голове для достойного ответа. Может быть, зря я так с ним? Он, по крайней мере, хотя бы пытается быть милым.

– Так. Я не уверена, знаешь ли ты значение слова «ультиматум», но либо: ты сейчас кончаешь валять дурака и включишь хотя бы каплю своей серьёзности, либо пошёл к чёрту, я сегодня буду пить одна, – мило сгладила назревающий конфликт Ольга.

Уж кто-кто, а я значение этого паршивого слова прям-таки прочувствовал на собственной шкуре.

– Ну, первый вариант как-то поприятнее… – ответил я. – Вроде как.

Мы выбрали самый дальний столик с удобным кожаным диванчиком и сели рядом друг с другом.

– Что-то я такого места не помню, – признался я, пытаясь восполнить пробел в моей памяти, связанный с этой самой «Брусникой». – Но здесь весьма-весьма.

– Откуда тебе помнить-то? Ты местный? – поинтересовалась она.

– Ага, – весьма развёрнуто ответил я.

Для вечера вторника здесь была отличная атмосфера выходного дня, сопровождающаяся живой музыкой и почти полной посадкой немаленького зала.

– Ну, это новое место. Можно сказать, что прям-таки абсолютно совсем новое, эти ребята открылись где-то пару месяцев назад.

– Амбициозные ребята, что тут сказать.

– Приятного отдыха, – Илья подкрался совсем незаметно, поставив пару бокалов, наполненных зеленоватой жижей.