Tsitaadid raamatust «Стихотворения»

Предчувствие Глухими тропами, среди густой травы,

Уйду бродить я голубыми вечерами;

Коснется ветер непокрытой головы,

И свежесть чувствовать я буду под ногами. Мне бесконечная любовь наполнит грудь.

Но буду я молчать и все слова забуду.

Я, как цыган, уйду - все дальше, дальше в путь!

И словно с женщиной, с Природой счастлив буду. Март 1870

Среди листвы зелёно-золотой,

Листвы, чей контур зыбок и где спящий

Скрыт поцелуй, — там быстрый и живой

Фавн, разорвавший вдруг узоры чащи,Мелькает, и видны глаза и рот,

Цветы грызёт он белыми зубами,

Сорвался смех с пурпурных губ, и вот

Слышны его раскаты за ветвями.Когда же фавн, как белка, убежал,

На листьях оставался смех дрожащий,

И, снегирём напуган, чуть дрожал

Зелёный поцелуй безмолвной чащи.

Искательницы вшейКогда на детский лоб, расчесанный до крови,

Нисходит облаком прозрачный рой теней,

Ребенок видит въявь склоненных наготове

Двух ласковых сестер с руками нежных фей.Вот, усадив его вблизи оконной рамы,

Где в синем воздухе купаются цветы,

Они бестрепетно в его колтун упрямый

Вонзают дивные и страшные персты.Он слышит, как поет тягуче и невнятно

Дыханья робкого невыразимый мед,

Как с легким присвистом вбирается обратно -

Слюна иль поцелуй? - в полуоткрытый рот...Пьянея, слышит он в безмолвии стоустом

Биенье их ресниц и тонких пальцев дрожь,

Едва испустит дух с чуть уловимым хрустом

Под ногтем царственным раздавленная вошь...В нем пробуждается вино чудесной лени,

Как вздох гармоники, как бреда благодать,

И в сердце, млеющем от сладких вожделений,

То гаснет, то горит желанье зарыдать.Перевод Б. Лившица

Богема

(Фантазия)Засунув кулаки в дырявые карманы,

Под небом брел я вдаль, был, Муза, твой вассал.

Какие - о-ля-ля! - в мечтах я рисовал

Великолепные любовные романы!В своих единственных, разодранных штанах

Я брел, в пути срывая рифмы и мечтая.

К Большой Медведице моя корчма пустая

Прижалась. Шорох звезд я слышал в небесах.В траву усевшись у обочины дорожной,

Сентябрьским вечером, ронявшим осторожно

Мне на лицо росу, я плел из рифм венки.И окруженный фантастичными тенями,

На обуви моей, израненной камнями,

Как струны лиры, я натягивал шнурки.Перевод М. Кудинова

От его лица и осанки исходило обещанье любви, разнообразной и сложной, и обещанье неизреченного, даже невыносимого счастья.

Жизнь — это фарс, который играют все.

Яд останется в нашей крови даже тогда, когда умолкнут фанфары и снова мы будем во власти былых дисгармоний.

Being BeauteousПеред снегом - Воплощение Красоты высокого роста. Посвист смерти и расходящиеся круги приглушенной музыки подхватывают, и расширяют, и заставляют дрожать, словно призрак, это страстно любимое тело; пунцовые и черные раны взрываются на великолепнейшей плоти. Чистые краски жизни высвобождаются и танцуют вокруг Виденья, которое еще создают. И разбуженный трепет рокочет, и неистовый привкус всех этих причин наполняется свистом смертельным и хриплою музыкой: это мир, оставшийся далеко позади, бросает их в нашу мать красоты - она отходит назад, она поднимается ввысь. О! Наши кости оделись в новое, влюбленное тело.

***

О пепельное лицо, эмблема волос, хрустальные руки! Жерло орудия, на которое должен я броситься - сквозь ветер и буйство деревьев.А. Рембо «Озарения»

Мне казалось, что мы с ним — двое детей, и никто не мешает гулять нам по этому Раю печали.

Мне следовало бы иметь свой ад для гнева, свой ад — для гордости и ад — для ласки; целый набор преисподних.